Он встретился
мне случайно. Или я ему.
Но, вообще-то
это он приехал в наш город. Он какой-то инженер был, по автомобилям. И на
заводе работал. А жил в гостинице.
И не встретились
бы мы никогда, но я работала охранником в этой гостинице. И в мои задачи
входило открывать всем ворота, входные двери. Но, однако, я не привратник, а
охранник: вот пульт, вот телевизоры, вот сейф с оружием. Нам не рекомендовали
по территории шляться с оружием. Сказали — тут половина проживающих — иностранцы,
чтоб избежать случайной стрельбы и дипломатического скандала, мы вам запрещаем.
А полицию вызывать можете, это пожалуйста. Хоть три раза. Главное — беречь эти
иностранные морды, чтоб не жаловались.
И вот бережём.
Открываем двери, закрываем, смотрим, чтоб драгоценных постояльцев никто не
подстерегал в коридорах. Ночью следим, как они в ресторане на первом этаже
барагозят, а потом в номера еле возвращаются. Они нас не видят, натурально, а
мы их видим — на мониторах. И каждую собаку в лицо знаем.
И вот в какой-из
таких развесёлых дней возвращается этот австриец домой, то есть в гостиницу,
поздно ночью.
Зашёл на
территорию. Хорошо, молодец. Ведём его дальше. А дальше ему надо обойти здание
вокруг, мимо дверей гаража и запасного выхода. Ему надо к парадному входу.
Парадный вход — аккурат с гостиничной автостоянки. А этот нетрезвый
инженер-иностранец вдруг стал ломиться в ближайшую дверь — дверь гаража. Я,
конечно, могу открыть ему и гаражную дверь, но не имею права. Поэтому просто
жду, что будет дальше.
А вокруг — зима,
ночь. Мороз, опять же, снег только утром почистят. А он нетрезвый и в
кроссовках.
И вот этот
австриец, видит, что ему не открывают, отчаливает и движется в сторону
автостоянки метрах в пятидесяти от здания. По щиколотку в снегу.
Вот дошёл до
автостоянки, хорошо. Наблюдаем дальше. А дальше этот клоун начинает копаться в
карманах, бродит между машин и оглядывается. Черт знает, что ему надо. Машину
свою ищет, допустим. Зачем? Собрался ехать? Да он же пьян как сволочь. Или
хочет в машине погреться?
Конечно, при
таких раскладах мой долг не допустить ни первого, ни второго: угорит ещё
страдалец.
Иду. Как сидела
в кабинете, так и пошла. Подхожу к нему поближе, трогаю за плечо. Австриец
приседает и оборачивается: глазки круглые от ужаса, губки дрожат. То ли не
ожидал вообще кого-то тут встретить, то ли не ожидал конкретно меня и конкретно
в таком виде: в футболке с короткими рукавами и тапочках на фоне февральской
метели. И с широкой интернациональной улыбкой на лице. Без признаков холода в
организме, да. Прямо чёрный ангел смерти на белом-белом покрывале февраля.
Подождала, когда
иностранец причешет свои растрёпанные чувства, и предлагаю, типа, гутен таг,
ком цу мир, гражданин, шнеллер, а то околеешь на пороге места временного
размещения. (Нет, хенде хох не сказала, хотя очень хотелось. Вот только подошла
к нему, так и тянуло рявкнуть: «Хенде Хох!». Но не рискнула: вдруг обидится и
нажалуется.)
Австриец ещё
подрожал губами и начал мне что-то объяснять. Даже потрогал пальцем мою голую
руку. Блекочет на своем каком-то языке, мне не понять. Я аккуратно взяла его за
локоток, повторила просьбу проследовать к месту временного проживания и
показала рукой в сторону гостиницы. Он неуверенно, но пошёл. И все эти метров
пятьдесят пытался что-то мне втолковать. Я кивала головой, но уверенно
подталкивала его к нужным дверям. Открыла входную дверь, довела до нужного
этажа, до нужного номера. И ушла к себе на рабочее место. Проследить, чтоб этот
малахольный снова не отправился гулять в ночи по морозу.
Не то чтобы я
особо переживала. Но международного скандала тоже не хочется, знаете ли.
Всё-таки тогда мы с ними дружили. И напрягать международную обстановку своими
непрофессиональным действиями я не рискнула.