Божечки. Как было приятно поставить тысячный минус этой помойке

Предыдущая часть- http://pikabu.ru/story/spasenie_zverka_chast_1_4342196

Пока ждал друга пытался снять на телефон морду(?) зверя. Вот что из этого вышло

Он выбрался из канавы и начал что то искать на земле, Я решил что он ищет свой лаз. И когда друг пришёл то он выдвинул предположение что это..... Землеройка! (А так как в интернет залезть не мог пришлось поверить на слово.

Возле того места где мы наблюдали за землеройкой (пока буду называть так) находился маленький продуктовый магазинчик к которому вела небольшая лестница. И вот на этой лестнице курила продавщица которая видела что мы ходим за землеройкой. Продавщица начала расспрашивать что это за зверь, друг ответил что это землеройка (Правда дошло до неё что это что-то вроде крота а не грызун, лишь с 3 раза) Начали переживать за землеройку ведь рядом была оживлённая трасса и ещё была вероятность что кто-то из собак или котов захочет разнообразить своё меню мясом этого зверя. Поэтому начали искать в земле разрытые места. Их оказалось несколько штук. Посадили ( Брал его на руки только мой друг. Пытался выскользнуть из рук) в яму

Начал закапываться и когда полностью скрылся под землёй прокопал около 40см. и..... прокопал путь обратно наверх. Пытались в другие ямы его посадить но результат оставался тот же. Было решено найти ямы в Парке Поколений . Нашли, посадили, (он сразу же начал рыть лаз) дождались пока он полностью не скроется + ещё 30 секунд на всякий случай Наелись там же в Парке абрикос и пошли говорить продавщице что зверь находится под землёй. Вот и всё и на последок оставшаяся последняя фотография.

З,Ы. На фото мой друг.

Спасибо всем кто дочитал

Всем

Забыл рассказать о том кто же это такой. Перед тем как делать пост посмотрел в Яндекс Картинках как выглядят: крот, землеройка и другие Подземные жители и выяснилось что это на самом деле - СЛЕПЫШ

Спасибо всем кто дочитал

Всем СЛЕПЫШЕЙ

Извиняюсь за качество

Не бойся чужих глаз, смотрящих прямо на тебя. Не бойся улыбки в отражении, хотя ты готов поклясться чем угодно, что ни один мускул на твоем лице не шевелится. Не бойся слез красивого цвета багрового вина, стекающих по твоей щеке.

Раньше и я этого боялась. Была в ужасе от гримас отражения, которое не могла контролировать. Особенно когда ночью стояла в тусклом свете перед зеркалом в ванной. А потом я услышала стук, будто кто-то искал вход. Или выход. И все превратилось в кошмар.

Я была совершенно ошеломлена и потеряна, поэтому отвернулась от зеркала, облокотившись о раковину, пытаясь не обращать внимания на скрежет и постукивания, которых просто не могло существовать.

Но у меня никогда не было повода бояться. Оно не может увидеть тебя, пока ты не отвернешься. И я тому доказательство. За моей спиной на пол свалилась зубная щетка. Тело остолбенело от страха, никак не реагируя на голос в голове, вопящий “беги!”, – да я и не смогла бы. Ледяное колючее прикосновение заморозило все мышцы, как анестезия. Грубые осколки сомкнулись вокруг моего лица в совсем не нежном объятии. И прежде чем я смогла хоть как-то воспротивиться, все было кончено.

Никакие стуки и мольбы не способны вызвать сочувствие у этой твари. Оно слишком долго пробыло замурованным по ту сторону, ожидая, пока кто-то ослабит бдительность. Отражение смеха, вечность ожидавшее своего шанса.

Не волнуйся, тебе не придется смотреть на все это. Просто повернись к зеркалу спиной.

Мои руки намного мягче, обещаю.

~

Оригинал (с) likeeyedid

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Фобия управляет нами. Фобия диктует, как реагировать на даже самые безобидные вещи. Фобия уничтожает нас. И может обернуться чем угодно, если мы попробуем контролировать ее.

⠀

Главы: 1 • 2 • 3 • 4 • 5

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

~

Должна признать, что по мере того, как мы приближаемся к моей очереди делиться, я чувствую, как внутри растет такое знакомое беспокойство. Фобия привела меня к нескольким ужасным поступкам, и мне будет не просто рассказать вам об этих событиях, вам, проявившим такую доброту и участие. Я поделилась некоторыми комментариями с Эди и она была так тронута потоком сострадания..

Остается только надеяться, что и мне достанется хотя бы толика, хотя я знаю, что совершенно не заслуживаю этого.

***

Теперь настала очередь Тиген, молодой женщины, истощенной и изможденной. Я дала бы ей около двадцати лет. Женщины, не выпускавшей из рук сигарету. Женщины с впалыми щеками, запавшими серыми глазами. Она выглядела так, будто за последний год ни разу нормально не поела. Вьющиеся светлые волосы, тусклые, блеклые и пожелтевшие от сигаретного дыма ногти только подкрепляли это предположение. Безразмерный свитер сидел на ней как мешок, спадал с костлявого плеча, леггинсы, заправленные в пару угг, плотно облегали узловатые колени.

– Я Тиген, – пробормотала она, прикуривая очередную сигарету в пламени дешевой зажигалки. – Прежде чем начну, я бы хотела кое-что прояснить. Уверена, вы все думаете, что поняли, что со мной: “Гляньте на эту костлявую задницу, у нее точно расстройство пищевого поведения, она, наверное, боится еды, бла-бла-бла…”

Она насмешливо протянула каждое слово, которое сейчас блуждало в моей голове, заставив мои щеки виновато вспыхнуть. А меня задаться вопросом: что думали остальные обо мне и моей обрубленной руке.

Вся группа смущенно молчала. Тиген цинично усмехнулась:

– Так и думала. Технически, эти предположения верны, в некой степени, по крайней мере, но я здесь не поэтому. У меня ангинофобия – боязнь задохнуться, – пояснила она, выпрямляясь на стуле.

Не могу себе представить, как ей удавалось так долго сидеть на практически голых костях.

– У меня и правда расстройство пищевого поведения, но с анорексией оно не связано. А связано со сном. – Тиген затянулась, прежде чем продолжить. – Я ем во сне. Навязчиво. Я не осознаю себя в этот момент, не знаю, что делаю, не знаю даже, что снова ела, просто на следующее утро просыпаюсь с хрипотой и ощущением застрявшего в горле куска. Учитывая, как стремительно проходят эти эпизоды – иногда даже меньше десяти минут – не удивлюсь, если я правда активно давлюсь в это время. Я вспоминаю, что произошло, только когда обнаруживаю кухню полностью разгромленной. Везде разбросаны кастрюли и сковородки, пустые коробки из-под закусок и сладостей. На полу лужи чего-то липкого, вперемешку с крошками. Остатки моего безумного пиршества, – выдохнула она, завитки дыма запутались между потрескавшимися бледными губами. – И я могу съесть самые странные вещи: проглотить бутылку сиропа, зачерпывать пригоршнями арахисовое масло и поглощать его в огромных количествах. Ем даже то, что никогда не подумала бы положить в рот в сознательном состоянии. Я веганка, но во сне съедала все запасы сливочного масла моей соседки, а однажды целую банку майонеза, – рассказывала она, давясь от одной мысли.

От ее слов даже у меня болезненно скрутило живот. Тиген снова затянулась, гипнотизируя нас тлеющим угольком на конце сигареты.

– Закончилось все тем, что мне пришлось съехать. Слишком сильно на меня давило отвращение из-за поедания продуктов животного происхождения и стыд, неизбежно накрывавший каждый раз, когда я пыталась как-то объяснить свою проблему… Я собрала вещи, мою любимую крысу Рекса…

Резкий выдох Томасин прервал рассказ. Вся группа обернулась в ее сторону, и девушка зарделась от смущения.

– Простите, – пискнула она. – Я просто не люблю крыс… эти хвосты… они выводят меня из себя.

Тиген свирепо зыркнула на нее:

– Крысы очень умные, добрые и социальные существа. Из них выходят отличные питомцы, – заметила она с ноткой разочарования. – Я слушала о твоем странном дерьме, а теперь ты послушай о моем.

Томасин застенчиво кивнула, вся пунцово-красная:

– Прости.

Тиген снова крепко затянулась, стараясь успокоиться.

– Продолжай, когда будешь готова, дорогая. Мы все внимание, – мягко проговорила Эди.

– Спасибо. – Томасин благодарно повернулась к ней, выпуская дым из уголка рта в противоположную от пожилой леди сторону. – Я переехала в собственную квартиру вскоре после начала “эпизодов”. Подобное расстройство довольно часто развивается в зрелом возрасте. Я пыталась как-то его контролировать… Делала все как надо: изучала тему сна, принимала лекарства, терапию, даже пробовала гребаный гипноз, – описала она с мрачным смешком, постукивая сигаретой по пепельнице. – Ничего не помогло. В конце концов я сдалась и просто решила, что, раз не могу контролировать себя, изменю то, что контролировать могу. Чтобы максимально смягчить урон. Я полностью расчистила кухню и проход к ней, заперла все ножи, чтобы как минимум быть в безопасности. И начала запирать любую еду, чтобы добраться до нее было сложнее… и знаете что? – решительно спросила Томасин, слегка округляя серые глаза с темными кругами под ними. – Это сработало. Больше никаких пробуждений среди руин кухни, никакого стыда, смущения или потери контроля. Больше вообще никаких эпизодов.

Она затушила окурок в пепельнице, бросила его внутрь и достала следующую сигарету. Нескончаемый цикл.

– Но я забыла самое главное, – пробормотала она еле внятно, сжимая губами сигарету.

Щелкнула зажигалка, выпуская хилое пламя. Пауза обострила наше любопытство.

– Что ты имеешь в виду? – не выдержал Вало.

Тиген несколько раз быстро затянулась, раскуривая сигарету, прежде чем ответить:

– Проблема была не в еде, а во мне. Однажды утром я проснулась со знакомым ощущением першения в горле, но кухня была чиста. Я сразу почувствовала облегчение. Отперла все ящики, чтобы приготовить завтрак и в кои-то веки почти наслаждалась ощущением утреннего голода. А потом пошла в свободную комнату, чтобы выпустить Рекса, но обнаружила, что клетка открыта, а он… пропал. Я забеспокоилась, и тут запах рвоты, кислый и едкий, ударил мне в ноздри. Я последовала за ним в угол комнаты и, ну… и нашла его.

Тиген оглядела комнату и серьезно предупредила:

– Если вам сложно слышать о страданиях животный, я все пойму… быть может, вам стоит выйти из комнаты на пару минут. – Она смотрела на нас в поисках любого движения или реакции, в подтверждение своих слов стряхивая столбик пепла.

Никто не подал ни звука. И она продолжила.

– Я нашла свою крысу мертвой в луже рвоты. Тельцо было целым на вид, но внутри… все крохотные косточки… они были раздавлены. – Тиген едва выдавила последние слова, задыхаясь.

– О, Тиген… – ласково проговорила Сесилия, стараясь утешить безудержно рыдающую теперь женщину. – Мне так жаль.

Тиген медленно покачала головой, стараясь собраться с силами и продолжить свой рассказ. Несколько дрожащих долгих затяжек успокоили ее.

– И тогда воспоминание о событиях ночи поразило меня так же как и раньше, с любым другим эпизодом. Сразу, как только доказательство безумия оказалось у меня перед глазами… Я вспомнила, как открыла клетку и вытащила визжащего зверька за хвост… Вспомнила, как он в ужасе царапал мне щеки и язык, пока его драгоценная маленькая головка не хрустнула под моими зубами… – Она снова плакала, быстро дыша. – Я глотала его целиком, как птица, пока дергающийся хвост не вызвал рвотный рефлекс, проскользнув мне в горло, – всхлипнула она, ненадолго остановившись, чтобы утереть глаза и снова прикурить.

– Вспомнила, как я начала задыхаться… слезы жгли глаза, я упала на колени, хрипя и паникуя, внезапная нехватка кислорода душила меня и лишала разума. Я запустила пальцы в горло, стараясь ухватиться за кончик хвоста… и потянула его из себя несколькими рывками… его мех щекотал мне горло, сломанные ребра, проткнувшие шкурку царапали гортань, пока наконец… пока наконец я не вытащила его. Я бросила тельце на пол, меня вырвало, а потом… Потом я просто вернулась в постель, даже не осознавая, что сотворила со своим драгоценным любимцем, – простонала Тиген в агонии. Нам всем было очевидно, как она любила его. – Проблема была не в еде, а во мне. Меня нужно было запирать.

Алек громко вздохнул, выказывая общее настроение группы. У меня к горлу подкатила тошнота, но я старалась сохранять самообладание из уважения. Одно дело, если бы Тиген сотворила такое сознательно, добровольно… но вид моего завтрака на полу явно не помог бы ей сейчас исцелиться.

Тиген раздавила окурок в пепельнице. И сразу начала говорить, не прикуривая, прервав свой печальный ритуал.

– С тех пор любая твердая пища вызывает у меня такую реакцию. Стоит ей попасть ко мне в рот, я начинаю задыхаться, подступает рвота… а вместе с ней и воспоминание о том, что я сделала. И страх перед тем, что могла бы сделать. – Она прерывисто вздохнула, сдерживая новый приступ слез. – Я полностью изолировалась. От друзей, от семьи. Не хочу, чтобы они видели, во что я превращаюсь, не хочу объяснять им, что сделало меня такой. Я курю, чтобы заглушить голод… Знаю, что все это скорее всего убьет меня, но… я заслуживаю смерти.

Каждую ночь я сплю в крохотной запертой комнате. Питаюсь только жидким. И настолько боюсь подавиться, что даже это питание пропускаю через сито. Потому что, если съем хоть что-то твердое, я не только подавлюсь в тот же момент… Я будто снова проснусь в ту ночь.

Чтобы снова вытащить раздавленное тельце Рекса из глотки.

~

Оригинал (с) hercreation

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны

Юмани / Патреон / Boosty / QIWI / PayPal

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я никогда не делал этого раньше. Понимал в теории, что могу отреагировать хуже, чем большинство, но черт… Даже предположить не мог, что буду настолько напуган полетом

⠀

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

~

А вы знали, что за прошлый год потерпело крушение 86 самолетов гражданской авиации?

Именно эту потрясающую статистику я прочитал в вестибюле аэропорта ровно перед тем, как сесть на свой самолет. Думаю, можно не описывать, насколько это меня подбодрило? Это был мой первый полет, и чтение об авиакатастрофах совсем не помогало.

***

Я остановился на мгновение, занеся дрожащую ногу над площадкой трапа. Стюардесса одарила меня белозубой улыбкой и попросила билет. Я подал его потной ладонью. Стюардесса, мельком глянув, повела рукой, приглашая меня в самолет. Я и так уже превратился из человека в комок нервов, а теснота салона только усугубила ситуацию. К счастью, мне досталось место у окна.

Я утер пот со лба, украдкой оглянувшись по сторонам с внезапным стыдом, убеждаясь, что никто меня не видел. Упал на свое место и глубоко вдохнул. И еще раз. Грудь равномерно поднималась и опускалась, но сердце билось все так же яростно, а глаза все так же заливал соленый пот.

Через несколько минут салон наполнился гулом двигателей. Скорость росла, а вместе с ней и камень, давящий мне на грудь. Все быстрее и быстрее. И вдруг, когда мы уже вот-вот должны были начать подниматься, нос самолета будто подпрыгнул на невидимой кочке и резко ухнул вниз с глухим ударом. Я испуганно вскрикнул. Где-то сзади рассмеялся ребенок. Черт, как же неловко. В результате я пришел к компромиссу с самим собой и просто крепко зажмурился. Самолет набирал высоту, а мою грудь все сильнее и сильнее сжимало давление. В какой-то момент я испугался, что еще чуть-чуть и меня раздавит…

Но нет. Спустя несколько тяжелых минут, все прекратило. Мы просто полетели вперед. Адреналин схлынул. Дрожащими руками я отстегнул ремень безопасности.

– Какие-то проблемы, сэр? – Та же стюардеса, что встретила меня в входа, подошла и предложила воды.

Я схватил бутылку, буркнув “нет”, и уставился на белые облака за окном. Но время шло, картина не менялась, и со временем скука сменила панику.

В конце концов я решил, что летать не так уж и плохо. Просмотрел список фильмов, не нашел ничего подходящего, зато выбрал пару игр и выпал из реальности на следующие полчаса.

Прошло совсем немного времени, и свет в салоне выключили, оставив лишь тусклую голубую подсветку. Пассажиры ворочались на своих сиденьях, пытаясь заснуть. Я решил последовать их примеру, просто чтобы скоротать время. И это было худшее мое решение.

Слабый шепот пронесся по салону, когда я уже почти провалился в сон, почти неуловимый расслабленным разумом. Я заснул.

***

Пару часов спустя я проснулся. Протер глаза. Огляделся.

Салон был пуст.

Я моргнул, снова протер глаза, но тускло освещенные сиденья остались пустыми. Как будто все пассажиры исчезли. В животе мгновенно разверзлась бездонная яма, во рту пересохло. Я поднялся с места и пошел по проходу, яростно крутя головой из стороны в сторону. Никого. Прошел в следующий салон, раздвинув занавески, но и там не было ни души. Проверил туалеты. Пустые.

Мой мозг, как мог, старался рационализировать ситуацию. Может быть, я проспал посадку? Иронично, насколько важной мы считаем рационализацию в стрессовых ситуациях. Буквально отдаем ей первый приоритет. Я подошел к окну и поднял пластиковую штору… Темное небо и слабые очертания облаков цвета виски. Черт. Ситуация понемногу складывалась, и от этого у меня внутри похолодело.

Я один в самолете на высоте 10 000 метров в воздухе.

И я сделал то, что первое пришло в голову. Побежал к кабине пилотов. Миновал один салон, другой, продираясь через занавески… А потом еще. И сколько бы я не бежал, по ту сторону чертовых штор открывался следующий салон. Пот тек ручьем. Сердце испуганным кроликом билось в груди. Сколько бы салонов я ни оставил позади, добраться до кабины пилотов не получалось. Только все то же небо и те же громады облаков за окнами. Только все та же голубоватая подсветка. Все тот же темно-синий ковер на полу.

Посреди тридцатого по счету салона я просто рухнул на пол в проходе, еле дыша. Вся одежда была мокрой от пота, в горле стоял комок. Черт! Нужно выбраться из проклятого самолета!

Внезапно низкий гул наполнил мои уши. Я напряг слух. В звуках читалась мелодия, ритм. Безмятежность и печаль. Я обернулся и увидел женщину в паре рядов позади меня. Точнее, ее затылок. С трудом поднявшись, я подошел к ней, отчаянно нуждаясь в помощи…

И остановился как вкопанный, осознав, что показывает экран перед ней. Меня. Меня, стоящего за ее спиной. Меня, под прицелом невидимой камеры. Женщина перестала напевать и медленно повернула голову.

И от вида ее лица у меня кровь застыла в жилах. Стюардесса, та самая, что встретила меня у входа, та, что принесла мне воду. Вот только глаза ее были налиты кровью, а веки срезаны. И губы изогнулись в улыбке, прорезающей лицо от уха до уха.

– Какие-то проблемы, сэр? – спросила она размеренным голосом.

Я отшатнулся от нее и чуть не упал, а потом побежал прочь не оглядываясь. Я бежал и бежал, пока не споткнулся и не рухнул на мягкий ковер. В панике оглянулся… и увидел бутылку с водой. Мою бутылку. Ту, что я взял у стюардессы перед тем, как  заснул.

Чего ей от меня надо? Впервые с начала безумного марафона я осмелился оглянуться за спину. Никого. К счастью. Я был совсем один. Что же теперь делать? Как выбраться, когда выхода нет? Занавеска впереди затрепетала, заставив у меня волосы на загривке встать дыбом. Стюардесса вошла в салон.

– Какие-то проблемы, сэр?

Я медленно попятился в шоке, спотыкаясь на ходу… врезался спиной во что-то твердое… повернулся…

И снова оказался с ней лицом к лицу.

– Какие-то проблемы, сэр?

В панике озираясь, как загнанное животное, я вдруг увидел, что все места теперь были заняты. Заняты женщинами с одинаковыми лицами. С лицами, как две капли воды похожими покореженную гримассу стюардессы.

– Какие-то проблемы, сэр?

Их голоса в унисон прогремели по салону. Их голоса потрясли меня до глубины души. Я вырвался и в панике бросился в соседний салон… И там были они. Везде. На каждом месте. И я снова побежал. И на этот раз к аварийному выходу.

Стюардессы следовали за мной. Стук их шагов раскаленными гвоздями впивался мне в мозг. Я повернул колесо… дверь поддалась. Черт, да я скорее прыгну, чем снова окажусь лицом к лицу с ними!

Дверь открылась, и меня затянуло в чернильное небо.

***

Холод. Лютый холод пробрал меня до самых костей. Проник в душу. Я падал в черно-синее небо, пронзая облака. Ждал ужасной смерти. Ждал момента, когда врежусь в землю на бешенной скорости. Переломаю все кости в хрупком теле. Проживу последние моменты в адской агонии боли.

И в голову мне само собой проскользнуло горькое воспоминание о том, что привело меня к этой минуте. Как я садился в самолет. Как заснул… Трудно это описать, но меня будто затянуло в последние проблески проваливающегося в сон разума….

Я очнулся в самолете на своем месте. Все еще ледяной после лютого холода заоблачных высот. Все еще чувствуя, как ветер свистит в волосах. Постепенно ощущение свободного падения прошло, тепло кабины и шершавая ткань сиденья снова тронули мою кожу. Я неведомым образом перенесся ровно в тот момент, когда вот-вот готов был заснуть. И больше не смыкал глаз.

***

Пара мучительно-страшных часов полета наконец миновала. Самолет приземлился. Боже, да я был безмерно счастлив снова почувствовать землю. Я думал, что все это было просто сном. Кошмаром, спровоцированным страхом полетов. Но то, что произошло, когда я сходил с самолета, заставляет меня в этом усомниться.

Все та же стюардесса прощалась с каждым из нас, стоя в дверях. А когда я проходил мимо…

– Какие-то проблемы, сэр?

До сих пор не могу вспомнить без дрожи. Пулей я слетел по трапу, расталкивая пассажиров. Благополучно добрался домой.

Но я не стал бы этого писать, если бы дело было лишь в страшном сне. Я публикую эту историю, потому что мне нужна помощь.

Я снова видел ее. Стюардессу. Сегодня. За моим окном.

Я не могу выйти из комнаты. Сколько бы раз я ни прошел через дверь, я все равно оказываюсь снова в своей спальне.

А она пристально смотрит на меня своими красными глазами без век, пока я пишу этот пост.

И боюсь, окно не сможет ее удержать.

~

Оригинал (с) not_neccesarily

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Главы: 1 • 2

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

~

Я рванула через всю комнату к задней двери.

– НАТАН! – крикнула я в темноту. – Натан!!!

– Он не мог уйти далеко. Мы отвлеклись всего на пару минут, – раздался голос Бена позади меня.

– Да что угодно могло произойти за пару минут!

Что-то мелькнуло у стены дома и привлекло мое внимание. Я посмотрела вниз. Рыжая кошка, жалобно мяукнув, скрылась за углом. Я побежала за ней.

И увидела Натана.

Он стоял во дворе совершенно неподвижно. Как загипнотизированный смотрел на улицу. Туда, где у обочины стоял помятый белый фургон. С антеной на крыше. И темно-синей надписью на боку: “13 канал”.

– Натан! – отчаянно выкрикнула я. – Натан, стой!

Он медленно обернулся:

– Он нашел зеленый грузовик, который я оставил в парке, – просто сказал Натан. – Мы можем забрать его, мамочка?

Я схватила сына за руку и подтянула к себе:

– Он лжет! У него нет твоего грузовика! Я же говорила никогда не разговаривать с незнакомцами!

Двигатель с ревом ожил. Белый фургон медленно тронулся с места. Побледневшая от страха, я стояла, уставившись на темный мужской силуэт на переднем сиденье.

Я увела сына в дом. Обняла его, рыдая. Бен и Мелинда заперли все двери. Рыжая кошка терлась об нас, тыкаясь носом в лицо Натана.

Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя. Боже, как же я была рада держать своего сына! Как рада, что он остался со мной, что не успел сесть в машину ведущего.

Что бы случилось, если бы он успел?

Увидела ли я бы его когда-нибудь снова?

Я не хотела об этом думать.

***

Я сидела на полу в комнате дочери Мелинды.

Уже час как мы уложили Натана спать. Он, похоже, так ничего и не понял. Натан казался вполне спокойным, даже нашел смешным то, как дочь Мелинды завесила всю свою комнату атрибутикой Hello Kitty. Меня это только радовало. Мы и завтра успеем объяснить ему, насколько все это было серьезно.

В коридоре послышались мягкие шаги. Дверь со скрипом открылась, впуская Бена.

– Мы можем поговорить? – прошептал он.

Натан беспокойно заворочался. Я встала, вышла из комнаты и притворила дверь. Села на пол. Бен сел рядом.

Тишина окутала нас. Я чувствовала, что вопрос повис в воздухе, но не могла набраться смелости задать его. Так все стало бы слишком реальным.

Бен начал первым.

– Надо поговорить.

Я повернулась к нему. Он смотрел прямо перед собой, избегая моего взгляда.

– Да, надо, – прошептала я. – Что он имел в виду? “Или нет”? Ты не был счастлив? Или… это была не случайность?

Он наконец посмотрел мне в глаза.

– Это была не случайность.

– Что это значит?

– Я хотел ребенка. Так что я… я проколол презерватив. Но какое это имеет значение сейчас? – заикаясь, произнес он.– Ты же любишь Натана, разве нет?

– Конечно, я люблю Натана. – Я не смогла справиться с дрожью в голосе.

– Значит, ты… ты должна радоваться, что это случилось.

– Что? – Я не могла поверить своим ушам.

– Я имел в виду, что ты любишь Натана, а если бы я не сделал этого, Натан бы не…

– Ты прав. Я рада, что это случилось, потому что люблю Натана и не представляю жизни без него. – Я посмотрела прямо ему в глаза. – Но это не меняет факта, что ты предал меня.

– Ребекка, прости, я…

А потом это случилось.

Экран моего телефона, лежащего на полу, вдруг зажегся. 13 канал. Включился гребаный 13 канал.

– Только не это, – прошептала я.

Я нажала кнопку выключения. Раз, другой… Ничего не помогало.

Подождите-ка, где это он?

На этот раз ведущий не сидел за столом. Он стоял в темноте, и его лицо заполняло весь экран. Яркий свет подсвечивал пластиковые черты лица. Макияж в нем выглядел еще более ужасно, волосы – еще более сальными.

А потом он заговорил:

– И вот и мы, в прямом эфире с места преступления, в самом разгаре событий.

У меня сердце упало. Место преступление, разгар событий? Что за…

Камера отъехала назад. И в темноте за сияющей физиономией стали проступать очертания. Коробки на полу. Одежда на плечиках…

И кое-что знакомое. Маленькая плюшевая игрушка прямо над его плечом.

Hello Kitty.

Я вскочила на ноги, распахнула дверь спальни и пулей влетела внутрь. Облегчение затопило меня от вида мирно спящего Натана.

– Хватай его, – крикнула я Бену…

Мы выбежали из комнаты ровно в тот момент, когда дверца шкафа начала открываться.

– Он здесь, Мелинда! Он в доме!

Она выскочила из кухни, на ходу хватая ключи от машины. Мы выбежали через парадную дверь. Запрыгнули в машину. И увидели, отъезжая, как голубое сияние рвалось из всех окон дома.

Тишина давила на нас, тревожных и напряженных, запертых в движущейся железной коробке.

– Мы будем в безопасности, как только покинем город. – Мелинда наконец нарушила молчание. – Как только выйдем из радиуса действия канала, он больше не сможет нас достать. Я точно знаю.

Я крепко прижала Натана к себе. Бен скептически взглянул на нее:

– Если это правда, почему ты до сих пор не уехала?

– Не знаю. Наверное, убедила себя, что если буду осторожна, то все будет в порядке. Понимаешь, это как когда смотришь ужасы по телевизору и думаешь: я сбежал бы на ее месте. Когда Джереми… когда нашли его тело, я должна была задуматься. Но я просто сказала себе, что со мной такого не случиться. Что я не буду так беспечна.

– Так, значит, его убил ведущий?

Мелинда взглянула на меня в зеркало заднего вида:

– Нет. Жена. Отравила его, после того, как узнала от ведущего, что у него был роман двадцать с лишним лет назад.

Мелинда свернула на шоссе, и мы помчались к границе города.

***

После этого случая мы уехали. Мелинда поступила так же – в конце концов решила, что оставаться в городе слишком рискованно.

Мы с Беном временно разъехались. Пока все сложно, но мы стараемся уладить проблемы. Не знаю, смогу ли когда-нибудь доверять ему после того, что он сделал, но мы все же попробуем. Ради Натана.

Однако в целом это никак не повлияло на сообщество. Большинство соседей остались на месте. Донна и другие соседи. Несколько месяцев спустя мы заехали в город, чтобы попытаться их предупредить. Джери, например. Но она заверила меня, что счастлива:

– Мне нравится здесь. Я люблю это место, свой дом и соседей. А ты смотрела местный телеканал?

Она широко улыбнулась.

– Это просто потрясающе! Тебе стоит как-нибудь посмотреть его вместе со мной!

~

Оригинал (с) RobertMort

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны

Юмани / Патреон / Boosty / QIWI / PayPal

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Солнце стояло низко. Все мы собрались вокруг сырой дыры в земле. Люди, одетые в черное, люди с сухими глазами. Больше не было слез. Никто все еще не мог поверить, что ты ушел. Так быстро. Секунду назад был с нами, а в следующую исчез.

Тебя убили. Забрали раньше времени. И самое ужасное, что мы даже не в силах привлечь убийцу к ответственности. Он ушел, исчез сразу, как сделал свое черное дело, и больше никто его не видел.

Помню, ты говорил мне, что тебя преследовал монстр. Создание ночи с горящими красными глазами и блестящими клыками, скржещущее зубами из темных углов. Ты говорил, что он идет за тобой по пятам, куда бы ты ни отправился. Всегда рядом. Маячит, видимый лишь краем глаза. Всегда ждет. И смотрит на тебя сверху вниз.

Ты рассказывал, как он преследовал тебя. Как он понял, что ты видишь его. Как он смеялся над тобой, зная, что никто тебе не поверит. Что люди назовут тебя сумасшедшим. Помню, как той ночью ты позвонил мне в бреду ужаса, а я ответил, что тебе просто нужно поспать. Я все еще слышу панику в твоем голосе.

– Он здесь. Он за моей дверью. Он зовет меня по имени и говорит впустить его. Я не могу. Не могу впустить ЭТО внутрь! Он убьет меня, если войдет.

– Эй, все нормально. Просто сделай глубокий вдох. Успокойся. Все будет хорошо. – Вот что я сказал. Ты звонил мне в горячечном бреду не первый раз. Не думал, что этот будет последним.

– Нет, мужик. Ты не понимаешь. Эта хрень где-то там. Он хочет убить меня. Он не остановится, пока не доберется до меня. Пожалуйста, я просто хочу, чтобы это закончилось! Хочу, чтобы кто-то сказал, что тоже видит его. Пожалуйста, приезжай, можешь? Пожалуйста… – Так отчаянно ты умолял меня.

И я сдался в конце концов. Поехал к тебе. Вошел в незапертую дверь твоего дома. Вошел, ожидая увидеть тебя испуганного, забившегося в дальний угол спальни. Но не того, что увидел.

Тебя на полу. На спине, рухнувшего плашмя. С пистолетом в руке. У стены, украшенной серо-алым пятном, авангардной картиной, написанной содержимым твоей головы. Вчерашний ужин подкатил к горлу, я попытался выбежать на ватных ногах, попятился назад, упал, снова поднялся… и в итоге меня вырвало на ковер в твоей гостиной. Прости. Не хотел устраивать беспорядок.

Сколько я просидел там, уставившись в стену, неспособный двигаться?.. Не знаю. Наконец я достал телефон и набрал 911. Сказал твой адрес. А на вопрос “что случилось?” ответил, что в тебя стреляли. Не мог заставить себя выговорить это. Не смог заставить себя сказать, что ты мертв.

Я вернулся в спальню, чтобы накрыть тебя. Чтобы не позволить миру увидеть тебя таким. Не позволить им догадаться, насколько ты был напуган. Стянул одеяло с кровати, укрыл им твое безжизненное тело. А потом заметил листок бумаги на простынях.

Джесси,

Мне безумно жаль. Я не знал, что еще делать. Он наконец добрался до меня. У меня не было выбора. Молю Бога, чтобы тебе никогда не пришлось с ним столкнуться. Пожалуйста, скажи маме и папе, что я сожалею. Скажи им, что я не хотел, чтобы это случилось.

Мне страшно, Джесс. Чертовски страшно. Я вижу его много лет, с тех пор, как был подростком. Он огромен. Похож на сгусток тьмы. На живую тень. Но эти красные глаза… Эти глаза впиваются в меня клещами, и я чувствую их взгляд, чувствую, что он наблюдает за мной, где бы я ни был. И улыбается оскалом острых клыков каждый раз, когда понимает, что я его вижу. Я безумно устал от погони. Я устал от беспомощности. Это единственный способ освободиться.

Прости, Джесс. Я люблю тебя.

Адам.

Я остался сидеть на кровати рядом с тобой, пока не приехала полиция. Пока мне не дали одеяло, пока не позвонили маме и папе. Мы через все проходили вместе. Ты был моим старшим братом, пусть и всего на десять минут, но я всегда смотрел на тебя снизу вверх. Не могу поверить, что тебя забрали у нас вот так.

Мама и папа все твердили, что это самоубийство. Говорили, что ты был в депрессии, что половину жизни провел в лечебнице. Я знаю это. А еще знаю, что не депрессия убила тебя. Мы мыслим одинаково. Я это чувствую. Я знаю, что ты не лгал о том, что видел.

Через несколько дней мы собрались, чтобы похоронить тебя. Стояли вокруг могилы, смотрели, как тебя опускают в холодную землю. Похороны только разозлили меня. Проповедник взошел на кафедру, чтобы напомнить всем, что ты был хорошим парнем, но проклял себя своей смертью. Чтобы сказать, что теперь ты в аду. Зачем Богу посылать жертву убийства в ад?..

***

Ты умер год назад. Я все еще прихожу на твою могилу каждые несколько дней. Надеясь, что ты придешь ко мне. Надеясь, что скажешь, что все в порядке. Что не винишь меня за то, что я опоздал.

Теперь на твоей могиле растут вольные полевые цветы. Мне нравится думать, что так ты показываешь, что все еще рядом. Думаешь о нас. Заботишься о нас. В конце концов, из нас двоих ты был самым свободным.

Я смотрел на цветы на твоей могиле, когда что-то мелькнуло на грани зрения. Там, на другой стороне кладбища, возвышаясь над надгробием. Твой убийца. Тень. Стоит, насмешливо уставившись на меня красными глазами. Провоцируя рассказать кому-нибудь. Ухмыляется мне, обнажая ряды бритвенно-острых клыков. Все, как ты говорил.

Он все смотрит на меня… а потом говорит. И у меня кровь застывает в жилах.

– ТЫ ОЧЕНЬ ПОХОЖ НА НЕГО.

Он преследует меня уже три дня. Везде, куда бы ни подался, я вижу его. Слышу, как он зовет меня, когда я пытаюсь заснуть. Адам. Клянусь. Я убью эту тварь. Я отомщу ему, даже если это убьет меня.

Люблю тебя, брат.

~

Оригинал (с) googlyeyes93

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Главы: 1

~

Город построен на крови и лжи,

Ожидания не принимает.

Ты не болтай и язык прикуси,

Ликитисплит ускользает.

***

Сон избегает меня. Никак не могу перестать думать о том несчастном случае, о том, как он изменил нас, что сделал со всеми нами. Я думаю о Блейк и ее матери, об этом огромном пустом доме. Думаю о Джейн, превратившей когда-то нашу троицу в четверку, о том, как сильно я хочу извиниться перед ней, как сильно хочу вернуть все назад. Думаю о почерневшей воде, о пятне крови на старых досках. О том, как ее зубы блестели под изогнутым бортом, словно рыболовные блесны…

Беспокойные мысли ворочаются внутри меня, старые тревоги, тяжелые воспоминания… и я делаю единственное что могу, чтобы хоть как-то взять голову под контроль: задерживаю дыхание. Задерживаю дыхание, пока легкие не начинает распирать, будто они вот-вот лопнут, пока давление внутри моего тела не сравняется с тяжестью груза бытия… И погибая в борьбе с режущей болью в груди, клянусь богом, я чувствую, как нечто снаружи тоже задерживает дыхание.

Как будто по ту сторону тонкой металлической стены что-то подражает мне, дышит в том же темпе, что и я. Иногда мне кажется, что я даже слышу его дыхание, чуть отстающее от моего собственного…

Я так и не позволяю себе вдохнуть, пока не засыпаю. Легкие горят и мне снится всякая грязь: разбитые бутылки, отрывки полузабытых песен…

Я рано просыпаюсь: в дешевом фургоне нет даже намека на звукоизоляцию, и звуки жизни трейлерного парка оглушают. Шипение генераторов, разговоры, шум воды в душе.

Смотрюсь в зеркало и понимаю, что это снова началось. Кровь. Во сне я невольно прикусил губу и теперь подбородок и подушка покрыты ржавой коркой. Пытаюсь сосредоточиться. Пытаюсь подумать о чем-нибудь успокаивающем. Подобного давно не происходило, но я твержу себе, что это не рецедив, что я не становлюсь тем, кем был раньше. Кровь сползает с лица под струями душа, превращаясь в красную лужицу у моих ног.

Решаю отправиться к Блейк как можно раньше – беспокойство от ее вчерашнего сообщения все еще не дает мне покоя. Иду, погруженный в свои мысли, пока чей-то голос не возвращает меня к реальности. Старик. Сидит на скамейке, сжимая трость двумя руками. Широко улыбается, демонстрируя сморщенные десны и недостающие зубы.

– Неплохой денек!

Я киваю и продолжаю идти, надеясь, что это сойдет за приветствие.

Он повторяет:

– Неплохой денек, учитывая все обстоятельства.

Я останавливаюсь на полпути. Вспоминаю пьяницу с прошлой ночи, утонувшего с разбитым бутылкой лицом. Думаю о темных полосах на земле, отметинах ногтей, говорящих, как отчаянно он пытался подняться, утопая в грязи. Старик вдруг кажется менее обаятельным, менее дружелюбным, будто…

Будто он знает.

И тогда я понимаю, что хотя на лице его и застыла улыбка, в глазах нет ни тени радости. Лишь спокойный, испытующий взгляд.

Какое-то время мы просто смотрим друг на друга. Я не знаю, стоит ли что-либо говорить, а он молчит и не отрывает от меня глаз. Руки, сжимающие трость слегка дрожат. А потом он встает, приподнимает кепку в прощальном жесте и уходит, напевая под нос, но достаточно громко, чтобы я слышал:

Осторожно, малыши,

Утро убывает.

Пока поем для вас стишки,

Ликетисплит ожидает.

Меня вдруг поражает мысль, что с Блейк что-то произошло, что она может быть в опасности. Пульс ускоряется. Я слышу как колотится мое сердце, так быстро… И снова задерживаю дыхание, прямо на ходу, пока легкие не начинает жечь, а перед глазами не расцветают пятна.

Возле ее дома я останавливаюсь. Воздуха!

Коротко жму на звонок и сразу отступаю. Это наверное нездоровое любопытство, но я снова смотрю на окна комнаты матери Блейк. С этого ракурса видно меньше, и на секунду кажется, что там никого, но пока я рассматриваю оконный проем, нервно постукивая ногой, она выплывает из темноты, смотрит на меня сверху вниз и все так же шепчет какие-то слова. Сегодня она выглядит еще более странно: сгорбленная, с озлобленным лицом и быстро двигающимися губами.

Я снова жму звонок. Пишу Блейк.

Ее мать впивается в меня глазами, и я срываюсь. Колочу в дверь, как безумный, тревожные образы заполняют мой мозг: Блейк мертвая лежащая на кухонном полу, свисающая со стропил, наполовину ушедшая под воду…

Я не могу оторвать глаз от ее матери. Губы старухи шевелятся как агонизирующие черви, и мне кажется, что-то выползает у нее изо рта… длинные бледные паучьи лапы…

Не паучьи лапы. Пальцы. Рука медленно появляется у нее изо рта, пальцы ложатся на впалые щеки и сжимаются, выволакивая паразита из глубины горла старухи.

Я отчаянно жму на звонок, колочу в дверь…

Дверь открывается.

На пороге Блейк в старой футболке и с чашкой чая в руках.

– Айзек? Я просто была наверху, слушала…

В панике я протискиваюсь мимо нее.

– Твоя мать, Блейк. Она стояла у окна, что-то бормотала, прямо как в прошлый раз, а теперь у нее еще какая-то хрень ползла изо рта, я уверен…

– Эй, эй, притормози.

Я помню этот тон. Она всегда так говорила, когда кто-то был расстроен или обижен.

– Успокойся. – Блейк кладет мне руку на плечо.

– Мы должны подняться наверх. Блейк. Твоя мать. Она наблюдала за мной из окна.

Ничего не слушая, я иду наверх. Блейк следует за мной, пытаясь успокоить, объясняет, что ее мать не встает с постели, что уже много лет она самостоятельно не ходит…

Перед самой дверью я останавливаюсь как вкопанный. Там в щели у пола четко видна чья-то тень. Будто некто стоит с той стороны. Черт. Подкатывает тошнота. Нос заполняет запах гнили и старого дерева… Блейк толкает дверь.

Ее мать совершенно неподвижно лежит в постели. Одеяла подоткнуты ровно так, как их застелили этим утром. Широко распахнутые глаза старухи смотрят в потолок.

– Счастлив?

Тут же я чувствую укол вины. Пытаюсь напомнить себе, что и правда видел ее шепчущей у окна. Это точно было, я уверен.

Теперь Блейк смотрит на меня не как на друга, а кк на незваного гостя, решившего посмеяться над ней. В ее хриплом, напряженном голосе пробивается боль.

– Айзек, мама не могла стоять у окна, она уже много лет прикована к постели. И за все эти годы она не произнесла ни единого гребаного слова, не говоря уже о целом предложении.

Я пытаюсь прервать ее, чтобы извиниться, но плотину прорвало, и она не может остановиться.

– Поэтому не смей врываться в мой дом в ебаную рань и рассказывать, что моя мама встала и разговаривает с тобой, с тобой, единственным из всех людей, хотя я здесь, рядом каждый божий день, в этом сраном городишке, и каждый божий день молюсь о том, чтобы ей стало лучше. А она даже не смотрит на меня!

Эти слова лишают ее последних крох самообладания. Блейк горбится, растеряв пыл, и не поднимает глаз.

– Эй… Прости, я не выспался и…

Она лишь качает головой: не парься. Напряженная тишина повисает в воздухе, и тут я замечаю что-то на подоконнике. Глубокие царапины на белой краске, обнажающие дерево полосы… И вдруг мы слышим…

Снизу.

Кое что, повторяющееся снова, снова и снова.

Голос, несколько голосов, сплетающихся в странном хоре, меняющихся:

ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ

Звук разносится по всему дому, поднимается по лестнице и обволакивает нас. Одно и то же слово, снова и снова. Я не хочу опять начинать разговор о матери Блейк, но клянусь, выражении ее лица меняется, в пустых коматозных глазах вдруг просыпается намерение, жизнь.

Блейк меняется в лице, сбегает вниз. Я бегу за ней по пятам в комнату, заваленную бумагами, в ее кабинет. На проигрывателе иглу заело на старой пластинке Ликетисплит. Было в этом что-то странное, каждый раз, когда игла снова и снова возвращалась на одно и то же место, голоса менялись, не повышались или растягивались, но менялись акценты, тембры, будто каждый новый возглас исходил от кого-то нового.

Она поднимает иглу.

Успокоившись, мы некоторое время беседуем. Я стараюсь проявить как можно больше понимания. Даю ей время изложить свои теории, рассказать об исследованиях, чтобы загладить вину за то, что так расстроил ее. А после и сам рассказываю о пьянице в трейлер-парке. О том, как он утонул в грязи, о песенках, которые преследовали меня весь день.

– Айзек, надеюсь это не покажется странным, но… В общем, Майкл звонил на днях. Я должна была сразу сказать, что он едет сюда, чтобы повидаться со мной. Помочь. Думаю… я имею в виду, что он наверное уже недалеко.

Ревность гнездится у меня между ребер, горчит под языком. Она показывает мне видео с ним. Майкл выглядит старше, но все еще красив в своих очках в прозрачной оправе. Он говорит, что рад ее видеть, и от его тона у меня желудок переворачивается. Упоминает и меня, говорит что будет здорово повидаться, учитывая все обстоятельства, и на мгновение я забываю о ревности. Вот он снова передо мной – мальчишка, смеющийся, запрокидывающий голову… Этот его громкий смех, такой заразительный, что невозможно удержаться, даже если пытаешься дуться…

Блейк предлагает нам вместе прогуляться по лесу, прочистить мозги. А еще она более ли менее точно определила места нескольких смертей и исчезновений.

– Имеет смысл их проверить.

Идея провести с ней весь день покоряет меня. И я так хочу загладить вину за то, что ворвался к ее матери утром. Я почти забываю о Ликетисплит, забываю о песне. И мимоходом упоминаю о странном старике.

Блейк замирает.

– Не хватает зубов? С маленькой шляпкой, и он ее носит примерно вот так, – взмахивает рукой, – примерно так высоко?

Киваю, да это он.

Она бледнеет. На мгновение замолкает и съеживается. Проводит рукой по спутанным волосам, ища успокоения.

– Это отец Джейн.

Он выглядит совсем не так, как в ту ночь. Образы наполняют мою голову: обрушение, попытка вытащить ее, хруст кости об металл, скрючившееся тело на траве, тяжелое дыхание. Помню, как Блейк держала ее, пока не приехала скорая, помню, как я ничего не мог сделать, только судорожно вдыхать, проваливаясь в панику, умирая от мысли, что не смогу дышать…

Мы собираем немного еды и воды в дорогу. Выходим из дома.

Это странно, но весь город как будто выходит посмотреть на нас, бредущих к лесу. Пожилые женщины и мужчины стоят у окон своих спален, провожая нас взглядами, дети выходят на дорогу, люди неподвижно смотрят на нас из своих машин.

Стайка детей гоняет потрепанный мяч по дороге впереди, взметая вихри сухих листьев и напевая:

Веди ты себя хорошо или, что ж,

Им до бешенства будет обидно.

Ему интересно, куда ты идешь,

Ликетисплит любопытно.

Телефон Блейк жужжит. Это Майкл. Звонит по видеосвязи.

Она берет трубку и включает громкую связь. С его стороны просто черный экран. Мы ждем некоторое время, может быть он поймет и все поправит, он безрезультатно. Она хочет прервать звонок…

– Подожди. Послушай.

И мы слушаем. Прижимаем динамик к ушам, и наконец слышим, как он говорит сам с собой. Слышим бешеный монолог. Слова льются из него, будто сами собой, но мы улавливаем только обрывки фраз.

…они ошибаются, они ошибаются, они ошибаются, они думают, что язык и жизнь, реальность различны, но это не так, это не так, не так, они всегда были одинаковы, мы не можем понять всего без языка, ты должен понять, язык текуч, он меняется, мертвые видят сны, а воры общаются на гаттере, и этот город, этот город, он поет, поет, поет…

Мы кричим в телефон, надеясь, что громкий звук из кармана привлечет его внимание, вырвет из морока. Что-то в том, как слова просто сыпятся из него безумным потоком сознания, выводит меня из себя. В этом просто нет смысла!

…город поет, он всегда пел, город, построенный кровавыми руками, построенный кровавыми руками…

Мы кричим еще громче, через бормотание прорывается шорох и возня. Майкл. Теперь мы видим его лицо. Черт, он вообще не похож на человека, которым был пару дней назад, человека с видео, которое показывала Блейк. Выглядит дерьмово. Фиолетовые синяки под глазами, сальные волосы, лицо блестит от пота. Он видит нас. Его глаза расширяются и тут же мечутся куда-то в сторону, – он что, за рулем? – и снова возвращаются.

– Вы звонили?

– Майкл, это ты нам позвонил. Карман набрал.

– Как давно?

– Не знаю, мы слушали твое бормотание, сколько? Пару минут.

Его лицо становится еще бледнее, если такое вообще возможно. Майкл прикусывает нижнюю губу.

– Я бормотал? Бессвязно? – Он съезжает на обочину. – О чем я говорил, Блейк? О чем?

– Я не знаю, о языке? О пении? Это был просто поток сознания.

Я наблюдаю, как паника расползается по его лицу, как погружаются в нее глаза, уголки рта…

– Господи. Блядь.

Раздаются звуки возни, как будто что-то рвут и режут, Майкл скрывается из кадра. Блейк смотрит на меня сморщившись.

А потом он снова садится. Нижнюю часть его лица пересекают две толстые полосы черной изоленты. Рот Майкла, который он полон решимости держать на замке, теперь намертво заклеен. Мы не можем найти слов, остается только смотреть, как он кивает нам. Лицо, исполненное паник белеет с экрана телефона. А потом он вешает трубку.

И пишет секундой позже:

11:23: объясню позже, привез книги.

А затем:

11:23: берегите себя.

***

Затянутое тучами небо тускло сияет над деревьями. Корни сливаются с землей, будто лес- один огромный организм. Мы бредем сквозь него по знакомой тропинке через Бекфордову падь, пока не доходим до места первой смерти. Ханна Блоттон. Теперь оно покрыто полевыми цветами, сиреневыми и бледно-голубыми каплями цвета на фоне серых камней.

Некоторое время мы просто стоим в тишине, не зная, с чего начать, что искать.

– Эй, – Блейк зовет меня.

Мне нравится как она сейчас говорит: приглушает голос, будто пытается отдать дань уважения лесу вокруг нас.

Блейк присаживается на корточки и показывает на что-то пальцем.

Там, посаженный как семечко, из лесной подстилке торчит зуб.

Молочно-белый.

Блейк поднимает его и опускает в карман, и в это момент мы замечаем пожилую пару, идущую по тропинке к городу. Они синхронно кивают.

А потом я слышу песню, которую они тихо напевают:

Новый год, новое семя,

Дерзкая белая косточка.

Не сходи с тропы все время,

Ликетисплит одиночка.

Внезапно отчаянное желание выбраться из леса захлестывает меня. Эта песня… она будто преследует меня, она будто описывает окружающий мир. И когда пение затихает, я кожей чувствую, как лес поворачивается ко мне спиной, как надвигаются деревья и углубляются тени.

– Надо уходить.

Блейк кивает.

И чем дальше мы идем, тем больше замечаем зубов, белеющих среди палой листвы, просвечивающих сквозь грязь. И мы понимаем, что вся земля усыпана ими, этими новыми семенами.

Ускоряемся. Звуки, несуразно преувеличенные, эхом бродят среди ветвей. Шелест, жужжание… Страх прокладывает путь вверх по позвоночнику, прямо к затылку.

Когда мы успели зайти так далеко?

Здесь есть что-то, кто-то. Оно наблюдает за нами, выглядывает из-под корней, из-за камней, прячется в прелой листве. Мы идем. Клянусь, я то и дело слышу шаги: треск мелких веток или сухой скрежет коры, по которой прошлась чья-то нога. Что-то идет позади нас.

Но, в конце концов, лес редеет. Мы выходим в город. И оба, я думаю, втайне выдыхаем с облегчением.Втайне потому, что не хотим признавать, насколько нам было страшно.

Вскоре мы уже снова дома у Блейк. Обедаем, обсуждаем ее записи и найденные зубы. Приходим к выводу, что нужно будет глубже изучить историю города. И говорим о том, что нужно порыться в местной библиотеке или в интернете, когда Блейк вдруг получает сообщение:

19:25: На Бекфорд-роуд.

Это должно быть Майкл.

А затем:

19:26: помогите

И теперь ее телефон жужжит не смолкая, принимая сообщение за сообщением – всего одно слово, повторяющееся снова и снова…

19:26: помогите

19:26: помогите

19:26: помогите

19:26: помогите

19:27: помогите

19:27: помогите

Бросив все, мы выбегаем из дома.

– Какой самый короткий путь?

Блейк морщится и нехотя отвечает, глядя мне прямо в глаза:

– Через лес.

Блядь.

И мы идем. И возвращаясь в лес снова видим их. Фигуры подходят к окнам, выглядывают из-за углов, бесконечная череда бледных лиц…

Они идут к нам и поют в унисон:

Слова ты слышал, знаешь правду,

Теперь все проясняется.

Он ждал терпеливо, теперь идет,

Ликетисплит сейчас явится.

~

Оригинал (с)Max-Voynich

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Огромное спасибо всем, кто помогает проекту, вы делаете жизнь нескольких людей чуть лучше!

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевели Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Главы: 1 • 2

~

Наш разум глубок, беда не забывается,

Рожденный главами стонет.

Не скроешься, хоть и стараешься,

Ликетисплит все помнит.

***

Идем к лесу. Ночь тяжелыми масляными пятнами липнет к нашей коже.

Мы все ближе. К лесу, к высоким черным деревьям-исполинам, к семенам, подмигивающим нам из земли бледной эмалью… Грудь сдавливает тревога, но я стараюсь взять себя в руки.

Но ничего не могу поделать. Джейн проползает в мою голову, в мою память. События проигрываются как в замедленной съемке…

…напившись дешевого сидра, мы запираем ее в сарае. Шумим и гремим, говорим, что нечто осталось там, в темноте, вместе с ней… Помню, как отчаянно она колотит в дверь, умоляет нас выпустить ее, а потом мы пытаемся сделать это, и ничего не выходит… Замок заклинило.

Она кричит, что это не смешно, что там что-то есть, она уверена. Что оно подходит все ближе, крадется в темноте… А мы кричим, что пытаемся, пытаемся, пытаемся! И на самом деле пытались. И все еще пытаемся. Но дверь заклинило и…

В лесу совсем другая темнота. Величественная. Как ни стараемся, мы не можем избавиться от ощущения, что мы не одиноки. Никаких птиц. Я хочу сказать что-нибудь Блейк, подбодрить ее, но молчу. Мы бредем по тропинке, освещенной ее фонариком, и медленно спускаемся с холма. Спешим как можем, но земля вся взрыта узловатыми корнями.

А вокруг сплошные зубы.

…она снова толкает дверь всем телом, и та распахивается, выпуская Джейн – девчонку на год или два младше нас. По инерции она все бежит вперед, заваливается вправо, поскальзывается на мокром берегу и падает в реку. Голова цепляется за край лодки. Короткий, резкий хруст…

А потом снова тишина. И лишь вода плещется о борта лодки, о берег…

Мы идем дальше. Блейк храбрится. То и дело начинает говорить, успокаивать себя, успокаивать меня, твердить, что уже недалеко, что мы все ближе, что она надеется, что с Майклом все в порядке… Я слышу, как дрожит ее голос: Блейк напугана не меньше моего.

Иногда я слышу, как позади хрустят ветки, осыпается земля. Что-то, кто-то следует за нами. Идет по пятам. Что бы это ни было, оно держится на расстоянии, наблюдает за нами, тяжело дыша.

…Блейк бежит к ней на помощь первой, чтобы попытаться схватить ее, но оступается, хватается за лодку, и та медленно начинает уплывать прочь. Блейк кричит. Мы с Майклом слишком пьяны, чтобы сразу отреагировать, но через секунду бросаемся к лодке и тащим ее на берег.

Блейк помогает, и на мгновение нам даже кажется, что мы все делаем верно…

Джейн появляется из воды, хватает ртом воздух, повалившись на мокрую гальку кромки берега. На лбу у нее огромная ссадина.

Уже ничего не исправить. Слишком поздно. Время будто замедлилось, столько всего происходит в невыносимо долгие секунды…

Лодка.

Нет никакого трения. Тонны металла и дерева запущены к берегу нашими руками.

Лодка не остановится. Медленно, но верно она приближается к прибрежным камням.

И единственное, что стоит у нее на пути, – голова Джейн…

Сквозь деревья пробивается свет уличных фонарей над дорогой: Бекфорд-роуд.

Блейк не выдерживает. Выкрикивает имя Майкла и несется вниз, спотыкаясь, чудом удерживаясь на ногах, цепляясь за стволы деревьев… Выбегает к дороге, и вот мы уже видим машину, дорогую черную машину Майкла и его самого, сложившегося пополам у капота, будто его тошнит.

…Лодка не остановится.

Тонны дерева и металла скользят по воде.

Голову Джейн накрывает волна. Вот она снова появляется на поверхности, поворачиваясь, прислоняясь затылком к камню…

Влажный хруст. Лодка настигает ее. Зубы, как попкорн, рассыпаются по берегу. Кровь и слизь потоками льются из того, что осталось от носа…

Больше я почти ничего не помню.

Помню, как пришел в себя, сидя на траве, и мерзкий привкус желчи во рту. Помню Блейк, раскачивающуюся с красным мокрым месивом на руках. Помню Майкла, расхаживающего взад-вперед, приговаривающего, как заведенный: “О черт, о черт, о черт, о черт, о черт”. Помню прибрежные камни, вымазанные чем-то темным. И белые зубы, разбросанные повсюду…

Майкла сотрясает рвотный позыв. Что-то вываливается у него изо рта и на мгновение повисает в воздухе. Рука. Ладонь с длинными цепкими пальцами медленно продолжает выбираться наружу. Вот мы уже видим запястье, предплечье… Майкл дрожит, смотрит в лес широко распахнутыми от ужаса глазами, но не видит нас. И не слышит, как бы громко мы ни кричали его имя.

Он пошатывается.

Падает и скрывается за капотом машины.

Мы больше не видим его. Лишь слышим влажный треск, будто гравий стучит по дверце машины. А когда подходим ближе, бледная сгорбленная фигура – сплошь кости и суставы – поднимается с той стороны и убегает в лес.

Майкл остается лежать позади машины. Глаза распахнуты в небо.

Мертвый.

Его горло лопнуло, как переспелый фрукт, нижняя челюсть расколота надвое. Он смотрит на нас остекленевшими глазами, будто хочет сказать: “Слишком поздно”. В этот раз все не так, как когда мы были подростками. Меня не рвет. Блейк не плачет. Мы стоим в тишине, собираясь с духом. Краска на машине местами содрана, четыре длинные царапины тянутся от двери к капоту. Внутри еще играет диск, который он слушал в поездке, тихо, так что мы слышим, лишь подойдя совсем близко. Его заедает и снова на повторе:

ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ

Блейк утирает набежавшие слезы рукавами рубашки и сгребает пачку писем и бумаг с переднего сиденья. Затем наклоняется и достает телефон из кармана Майкла. Пароль не нужен. Набирает 9-9-9 и сообщает о несчастном случае, а затем бросает телефон ему на колени, так и не прервав звонок.

– Уходим. Сейчас же.

Я пытаюсь протестовать, но она обрывает меня:

– У нас нет времени объяснять это. – Блейк смотрит на Майкла… на тело. – Что мы можем сказать? Как ты это объяснишь? – Она указывает на его искореженное лицо.

И мы уходим. Обратно в лес, в мрачном решительном молчании. Блейк говорит, что нужно добраться до библиотеки, укрыться там, прочитать заметки Майкла и попробовать понять, что происходит.

– Эта… тварь.

Я не хочу думать об этом, но тревога находит выход. Оно может быть где-то здесь, преследовать нас, идти по пятам…

– Оно убежало в другую сторону, Айзек. По крайней мере, я надеюсь, что это так.

Холодный пот. Я так сильно жую губу, что рот заполняет вкус железа. Сую руки в карманы, но они все еще дрожат. На ум приходит непрошенное сравнение с кроликом, поднятым на руки: испуганным, остолбеневшим, беспомощным. Я и сам как дрожащий кролик под прицелом чего-то огромного и непонятного.

Что бы это ни было, оно не идет за нами через лес.

Мы выходим в город. Бесшумно крадемся по улице. Вот она, библиотека, – старое здание, стопки книг высятся вдоль пыльных стен, облупленная дверь… Блейк дергает головой – следуй за мной. Мы перепрыгиваем через невысокий забор сбоку от здания. Задний двор. Несколько мусорных баков и лестница в подвал.

– Здесь вечно не заперто, – бросает Блейк.

У меня на лице написано смущение, так что она продолжает:

– Слушай, невозможно провести тут всю жизнь и не научиться паре трюков.

Справедливо.

Ловлю себя на мысли, что мы еще не успели осознать смерть Майкла. Тела работают на чистом адреналине.

Спускаемся по лестнице, толкаем дверь… она скрипит – прерывистый одинокий всхлип. В комнате царит запах старых книг, нафталина, сырого дерева. Блейк закрывает дверь, теперь только ее фонарик светит в темноте, разбрасывая длинные тени.

Она идет в угол, к единственному столу. Включает тусклую лампу.

– Садись здесь, начни с заметок Майкла. А я… – Она на секунду замолкает, собираясь с духом. – Я поднимусь наверх. Там есть пара книг, которые могут помочь. Сиди тихо. Не забывай, нас здесь быть не должно.

Блейк уходит. А я остаюсь один. В комнате, о размерах которой не имею ни малейшего представления. В полной темноте, если не считать мигающей лампы.

Начинаю читать. Пробираюсь через пачки научных работ, десятки листов рукописных заметок,оставленных, я думаю, Майклом, фотокопии старых книг, детских стишков, написанных на древнеанглийском, копии древних гравюр на дереве, ведьм и зверей с козлиными головами и мужскими телами вокруг костров, женщин с лошадиными ногами и повешенных мужчины, газетные вырезки…

Не знаю, с чего начать, просто пролистываю все это. Пытаюсь понять логику, уловить то, что очевидно для Блейк и Майкла. Я почти уверен, что они знают, понимают ту тайную ниточку, что связывает все происходящее.

Читаю о языке под названием “гаттер”. Языке воров и бродяг, о том, что слова в нем могут означать две вещи одновременно, что его используют для общения, но не только. На гаттере можно сказать о том, что не способен описать ни один другой язык.

Читаю старую статью какого-то объединения из 1800-х годов, которое называется “БЛИЖАЙШИЕ РОДСТВЕННИКИ”. Точнее, члена этого объединения – М.Т. Миллера, который предполагал, что мертвые говорят на своем языке, что они грезят, видят сны, и если мы могли бы каким-то образом использовать их сны, мы могли бы…

В этом нет никакого смысла. Бред сумасшедших.

Позади раздается слабый шум.

Шорох перелистнутой страницы.

Будто кто-то стоит за моей спиной, среди книжных рядов, наблюдает и небрежно, скучающе листает книгу. Я замираю. Дыхание становится поверхностным и быстрым. Кожей чувствую на себе его взгляд, и комната внезапно кажется такой огромной…

– Блейк?

Голос тихий и хриплый. Я слишком напуган, чтобы говорить нормально, и почти шепчу.

Шаги. Что-то, кто-то позади меня движется.

Резко оборачиваюсь, вглядываюсь в темноту, но лампа светит слишком скупо, и большинство книг окутаны тенью. На короткий миг нечто мелькает на грани зрения… фигура? Бледная. Человекоподобная. На четвереньках…

Пытаюсь взять себя в руки. Твержу, что мне это просто почудилось…

И снова оно.

Сердце заходится, и тут я слышу его. Голос, незнакомый голос, полудетский, странный, будто кто-то произносит слова неподходящим для этого ртом:

Запретный плод и ты вкуси,

Доверься, он освободит.

Останься здесь, не уходи,

Ликетисплит тебя видит.

И, не успев осознать, я бегу, сломя голову несусь туда, где вроде бы должна быть лестница. Просто бегу, не раздумывая, не боясь во что-то врезаться, желая только выбраться из этой тьмы, найти Блейк и больше не оставаться в одиночестве… И нечто бежит за мной, я слышу его неровные шаги и скрежет когтей.

Я все бегу, так быстро, как только могу, а книги не кончаются, комната вдруг выросла, будто в ней появились тысячи стеллажей, тянущихся бесконечно далеко… И я не сбавляю темп, оставляю позади десятки книжных полок, несусь прямо в густеющую темноту, едва могу видеть в просветах между шкафов, и в одном таком промежутке, минуя очередной стеллаж, в этом промежутке, я вижу, как что-то скачет за мной по соседнему ряду, бежит ноздря в ноздрю, насмехаясь…

Комната не может быть настолько большой.

Не может быть настолько длинной.

Хочу обернуться, чтобы посмотреть, где лампа, быть может, все так же тускло мерцает в паре метров от меня, хочу, но не могу. Должен продолжать бежать, бежать, чтобы оно, что бы это ни было, не смогло догнать меня.

Оно играет со мной. Я знаю это.

А потом оно больше не появляется в просветах, и на секунду мне кажется, что я оторвался, но тут же раздаются шаги, и я знаю, что оно теперь прямо позади, наступает мне на пятки…

Я врезаюсь в Блейк. Выбиваю книги у нее из рук, и они разлетаются повсюду. Впечатываю ее спиной в стену, вываливаюсь в дверь, скольжу, обдирая локти о ковер.

И остаюсь лежать.

– Какого хрена?

Она поднимается, светит фонариком на меня, не могу определить, злится она или нет… А потом Блейк видит мое лицо. И ужас, запечатленный на нем. Я сажусь, пытаюсь объясниться обрывками фраз. Никак не могу избавить от ощущения, что эта тварь хотела взять меня одного. А теперь ушла. На какое-то время, по крайней мере. Мы с фонариком осматриваем комнату.

Она крошечная. Не представляю, как я мог бежать так долго.

Проверяем каждый угол: пусто.

Блейк садится за стол и достает ручку.

– Эй, ты лучше вздремни пока. – Она указывает на ковер. Что ж, лучше, чем ничего.

Сон накрывает меня почти мгновенно. Я хочу бодрствовать, хочу наблюдать и следить, но веки такие тяжелые…

Я просыпаюсь от тряски. Блейк.

Наши глаза встречаются.

– Я знаю, что это, – выпаливает она. Откидывается назад, трясет головой, будто не может поверить. – Айзек, я знаю. что такое Ликетисплит.

Быстро она перебирает книги на столе, достает несколько листов и убирает в карман.

– И я знаю, как его остановить.

***

Им не сбежать, хоть тресни,

Истина ближе прочих.

Кровь, огонь, вина и песни,

Ликетисплит не закончил.

~

Оригинал (с)Max-Voynich

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Огромное спасибо всем, кто помогает проекту, вы делаете жизнь нескольких людей чуть лучше!

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевели Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Главы: 1

~

Я сжимаю руку Сейди мертвой хваткой. Спотыкаясь, мы пересекаем подъездную дорожку дома и выходим на улицы. Сейди больше не плачет и не кричит, только мелко, часто, судорожно дышит. Мне приходится буквально тащить ее за собой.

– Давай, – я фыркаю, – нужно отсюда выбираться.

– Куда мы идем?! – пронзительно спрашивает Сейди, задыхаясь в попытках вытолкнуть из себя слова.

Куда мы идем? Хороший вопрос.

Я думаю о полиции. Полицейские ведь для этого и существуют, правда? Свободной рукой достаю мобильный и кое-как, большим пальцем, набираю 911. И останавливаю сама себя.

А что, черт возьми, я им скажу?

«Добрый день, тут такое дело: моя мать и ее друг-насильник поклоняются дьяволу, поэтому хотят оплодотворить мою тринадцатилетнюю сестру».

«Здравствуйте, офицер, видите ли: оказалось, я бесплодна и не могу родить маме внуков, а она так на них рассчитывала, что теперь планирует мою смерть в своем фан-клубе Сатаны?»

«Да-да, все верно, мою младшую сестру хотел трахнуть лысеющий сатанист, и я пнула его по яйцам».

Кто мне вообще поверит? А хуже того, что если меня и Сейди разлучат? Что если выяснится, что полицейские с этим фан-клубом Сатаны заодно? Я брежу? Или просто проявляю разумную предосторожность? Или и то, и другое?..

Одно я знаю точно: нам нужно уйти как можно дальше отсюда. Мать активно участвовала в жизни района: не только состояла в Ассоциации родителей и учителей (а это та же секта), но и всегда помогала соседям. Я осматриваю чехол телефона: дебетовая карта по-прежнему на месте, еще есть пара смятых долларовых купюр. Не так плохо.

– Лори, стой! – задыхаясь, вскрикивает Сейди, и мы останавливаемся. Мы уже вышли к главной дороге, и, наверное, здесь безопаснее, но никакая внешняя безопасность не отменяет того, что мы остались одни – и мы уже в отчаянии. А на счету у нас примерно три доллара.

Я оглядываюсь на сестру, на ее личико, покрытое слезами. На взлохмаченные волосы, растрепавшийся конский хвост – почти все пряди выбились из-под резинки. Красными щеками и налитыми кровью глазами она напоминает мне мать в то время, когда та, запершись в комнате, рыдала из-за моего бесплодия…

– Слушай, – начинаю я, – все будет хорошо. Вот что мы сдела…

– Я не хочу ребенка, – перебивает она порывисто, – я не хочу ребенка!!! 

– И у тебя, блядь, его не будет, – шиплю я, – просто послушай меня. Мы сделаем вот что: идем через квартал, к магазину 7/11 и снимаем там столько денег, сколько получится. Карту оставим там. А потом сядем на любой автобус, лишь бы он ехал подальше. Потом найдем церковь.

– Церковь?.. – переспрашивает Сейди. Ее дыхание начинает выравниваться.

– Ага. – Я беру ее влажную ладонь в свою, и мы продолжаем идти. – Если кто-то и знает, как быть с… ну, с младенцами-демонами, так это священник, верно?

Ослепляющие огни магазина, контрастирующие с темнотой ночи, заставляют меня вздрогнуть. Едва зайдя внутрь, мы быстрым шагом подходим к банкомату, и я вставляю внутрь карту. Мою первую, слегка потертую карту, с идиотской картинкой пляжа на передней стороне. Я получила ее в пятнадцать, после того, как целое лето отработала в летнем лагере и прилично заработала, и тогда, в банке, мама была со мной. Она, кажется, по-настоящему мной гордилась. «Ты скоро станешь такой прекрасной молодой женщиной, Лореляй».

Когда я ввожу пинкод, Сейди вдруг яростно трясет головой.

– Лори, ты же не веришь взаправду во все это дерьмо?.. В смысле, мы же не одержимы дьяволом, мама просто сошла с ума.

– Понятия не имею, Сейди, но это единственное, о чем я сейчас могу думать.

Я отказываюсь верить, что мама действительно сошла с ума, – и одновременно отказываюсь верить, что она действительно поклоняется дьяволу. Пока банкомат выплевывает деньги, смотрю на людей в магазине, чтобы отвлечься. Вот молодой кассир со скучающим видом пялится в телефон. Вот два подростка ждут у автомата свою газировку. А вот пожилой джентльмен со съехавшими на кончик носа очками пробивает на кассе конфеты.

Наши взгляды встречаются, и я, мгновенно отвернувшись, смотрю в пол так, что в нем вот-вот должна появиться обугленная дыра. Может, взгляд ничего и не значит – люди постоянно друг на друга оглядываются случайно, – а может, и значит. Да, пожалуй, в случае чего я справлюсь с Карлом из мультика «Вверх», но проверять это как-то не хочется.

– Пора идти, Сейди. – Рявкнув, я хватаю ее за руку и вывожу из магазина, избегая смотреть на старика. Моя карта остается в мусорном ведре за упаковкой «Орбита».

Все хорошо, Лори, дыши глубоко, ты справишься.

Автобусная остановка отсюда всего в паре кварталов. Мы вполне успеем на следующий, если слегка прибавим шагу. Автобус. Церковь. Планирование семьи – мне нужно, чтобы Сейди принимала таблетки. Господи, заставлять сестру садиться на таблетки точно не входило в мои планы, но я же должна сделать хоть что-нибудь. Что-нибудь получше аборта вешалкой.

Пока я борюсь с тошнотой от этих мыслей, мы дожидаемся автобуса, заходим внутрь, пихаем водителю деньги за проезд и садимся в середине. В вечер четверга автобус почти переполнен – даже не знаю, хорошо это или плохо.

Автобус с рокотом двигателя оживает, и я слегка наклоняюсь вперед, погруженная в свои мысли. Сестра бросает на меня обеспокоенный взгляд. Она выглядит напуганной, и я ее не виню. Я сама чертовски напугана, а это ведь не на меня напали полчаса назад. Кладу левую руку ей на колено, рисую большим пальцем круги по ее джинсам. Я так делала еще в детстве, когда не могла заставить ее перестать плакать. Она немного успокаивается, и я улыбаюсь про себя – хотя прошло уже много времени, способ-то все еще работает.

– Все будет хорошо, – бормочу я. – Не высовываемся, и все будет окей. Выйдем на последней остановке, хорошо? «Они» нас тогда ни за что не найдут. – Запнувшись, я пытаюсь подобрать более ободряющие слова. – Эй, по крайней мере, тебе завтра не придется идти в школу, так? Пропустишь ту презентацию по английскому, из-за которой так ныла.

Сейди слабо улыбается, и мы больше ничего не говорим. В автобусе болтают люди, двигатель затихает на каждой остановке и снова ревет на старте, в чьих-то наушниках играет музыка. Впервые за последнее время я чувствую что-то, похожее на покой. Даже могу представить, что мы просто две обычные девушки, едем в церковь послушать проповедь вечером четверга.

В этот момент я замечаю отражение водителя в лобовом стекле. Мы сталкиваемся взглядами, прежде чем он отворачивается к дороге – но затем опять смотрит на меня. И снова на дорогу. И снова на меня. Его глаза странно блестят, но непонятно, почему. Чем-то он напоминает того старика из магазина, и мне это не нравится. Он задерживает взгляд на мне, затем поворачивается к Сейди, и я принимаю решение мгновенно.

– Мы выходим на следующей остановке.

Сейди тут же оборачивается на меня вопросительно.

– Почему?

– Потому что я, блядь, так сказала, и ты послушаешься, – говорю я резче, чем хотелось бы, и сестра, отшатнувшись, съеживается на сидении.

Ладно, Лори, новый план. Выйти из автобуса, отойти подальше от автобуса, найти ближайшую церковь.

Но автобус уже почему-то замедляет свой ход и останавливается на обочине пустынной улицы. Водитель заглушает двигатель, достает ключи. Пассажиры возмущенно ворчат, но я уже знаю, что автобус не сломался. И водитель только подтверждает мои мысли, когда встает в проходе и поднимает в воздух пистолет.

– Положить телефоны!!! – вопит он. – Увижу телефон в руках – получите пулю в башку.

Пассажиры кричат, и я вдруг понимаю, что Сейди кричит тоже. Водитель целеустремленно идет по проходу, и я порывисто поднимаюсь, поднимая Сэди вместе с собой.

Ствол пистолета смотрит прямо мне в лоб. Я никогда раньше не видела оружие, по крайней мере, в реальной жизни, и бурлящий страх, который я пытаюсь подавить, вырывается на поверхность. Но я не плачу, даже когда водитель подходит ближе. Только загораживаю Сейди.

Водитель выглядит совсем обычно. Он молод, ему на вид около тридцати пяти, стрижен под ежик, а глаза у него зеленые – я бы даже сказала, красивые, если бы он не собирался выстрелить мне в лицо. Люди вокруг уже не кричат, только тихо бормочут и сдавленно стонут. Краем глаза в двух рядах впереди я вижу девочку-подростка, примерно моего возраста. Она пытается достать мобильный из кармана рюкзака у себя на коленях.

Водитель тоже это замечает, и оглушительный звук выстрела чуть не разрывает мне барабанные перепонки. Кровь брызжет на подлокотник с тошнотворным звуком, густые красные потоки хлещут из дыры в голове девушки. Покрытая частицами мозгового вещества, она, как кукла, опадает на свое сидение и прислоняется к окну – разбившемуся, повсюду разбрасывая осколки.

Вокруг кричат, кого-то тошнит, но водитель по-прежнему смотрит только на меня. Я борюсь с тошнотой и воплем в глотке. Я должна выстоять, как скала, потому что, если я рухну, у Сейди не останется и шанса.

– Послушай, дорогая, – говорит водитель, – отдай девушку, и никто больше не пострадает.

– Отъебись, – шиплю я, хватая рыдающую сестру за руку.

– Я не побоюсь тебя пристрелить, – продолжает он. – Твое чрево для нас теперь ничего не значит. Нам нужна только она. – Он указывает глазами на Сейди. – Леди, пришло вам время послужить цели более великой.

Паника затапливает меня. Я не могу отпустить сестру, но меня загнали в угол, и…

Какая же ты дура, Лори. Нельзя было садиться на автобус.

– Решай уже. – Голос водителя стряхивает с меня мысли. Я вдруг слышу, как скрежещут его зубы. – Хватит тянуть время.

И я оживаю. Обвиваю рукой шею Сейди – та визжит – и быстро наклоняюсь за осколком, бывшим когда-то стеклом автобуса. Прижимаю острый край к шее сестры, а она дергается и беспомощно скулит.

– Я, блядь, убью ее, – шиплю я, – перережу ей глотку, прямо сейчас. Нет Сейди – нет ребенка.

Мужчина явно сомневается, но пистолет не опускает.

– Стой! – кричу я. – Положи пистолет, живо, иначе, клянусь, я перережу ей яремную вену.

– Лори, – визжит Сейди, заставляя меня на секунду задохнуться от чувства вины. Я сильнее сжимаю ее шею – под кожей бьется пульс. Быстро, хаотично. Ее сердце колотится.

Водитель размышляет, глядя то на меня, то на сестру. Кажется, в его голове буквально крутятся шестеренки.

– Живо, – повторяю я, вжимая осколок в кожу. Из ранки вытекает капля крови, яркая, вишневая. Упав на пол, она оставляет между нами и водителем крохотное пятно. Пистолет выпадает из рук мужчины, и он в ужасе вздрагивает, как олень в свете фар. Как ни странно, я чувствую себя почти всесильной. Впервые за долгие годы я контролирую ситуацию, пусть и ценой Сейди.

– Хорошо, – продолжаю я. – Мы, блядь, сейчас уйдем, и ты за нами не пойдешь, иначе – я тебе это гарантирую – я ее убью. Услышал?

Ответа я не дожидаюсь. Просто волочу Сейди по проходу на буксире.

Мы выходим из автобуса, и, едва мы останавливаемся, я почти разражаюсь слезами. Но нужно тащить Сейди дальше, и я тащу, прижимая ее к себе, как живой щит. В каком-то смысле, она и есть живой щит, и от этого мне особенно страшно. Она все еще рыдает.

– Извини, – запоздало бормочу я, – мне пришлось. Я… не имела в виду ничего такого. Никто к тебе не притронется.

Прибавив шагу, мы мчимся по жилому району и переходим на другую сторону главной дороги. Идем мимо величественных кирпичных домов, почтовых ящиков с отпечатками рук, собаки провожают нас лаем. На этот раз удача на моей стороне, и я ее не упущу. Мы выходим к храму Святой Давида. Не то чтобы это было важно – пусть там поклоняются хоть Летающему Макаронному Монстру, мне все равно.

Когда мы подходим к двери, я бросаюсь на нее всем телом. Тяжесть всего, что я натворила, берет верх, и я начинаю рыдать. Желчь подступает к горлу, я давлюсь, сопротивляясь желанию заблевать порог Божьего дома.  Бью кулаками по двери, кричу.

– Откройте дверь!!! – Громче и громче. – Откройте дверь сейчас же, ублюдки!

Когда я уже рыдаю в голос, в уши вонзается музыка. Тяжелая церковная дверь открывается, тепло за ней почти мгновенно поглощает меня на контрасте с холодом и страхом снаружи.,

По ту сторону стоит улыбающийся мужчина в рясе. Его глаза странно блестят, но я об этом не задумываюсь.

– Лорелай, Сейди. – Он тепло улыбается. – Мы вас заждались. Пожалуйста, входите.

~

Оригинал (с) calfred_

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Кристина Венидиктова специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Главы: 1 • 2

~

Мужчина помогает нам с Сейди войти в церковь, и двери позади нас громко хлопают. Пока мы идем за ним по проходу, я нервно оглядываюсь, не выпуская маленькую, влажную ладошку Сейди из своей.  Никогда раньше мы не были в настоящей церкви – конечно, видели их по телевизору, но наша семья не была религиозной, полагаю, по очевидным причинам.

В реальной жизни церковь выглядит немного иначе, чем я представляла. Свет все еще проникает внутрь через витражи, а потолок высокий, такой высокий… В голове вдруг вспыхивает боль, и я думаю о том, насколько же устала. Истощилась.

Мужчина – священник – (можно ли называть его мужчиной? Я не знаю) ведет нас по проходу мимо алтаря в маленькую комнату в задней части церкви, почти пустую, если не считать большого шкафа, пары стульев и шаткого деревянного стола в углу, едва балансирующего на тощих ножках.

– Садитесь, пожалуйста, – говорит священник, указывая на стулья. Нерешительно я сажусь, и Сейди следует моему примеру. Священник дает нам передохнуть. Неудивительно – наверняка мы выглядим так, словно марафон пробежали. Я до сих пор чувствую, как пот течет по лицу, застывает на волосах и проступает сквозь рубашку на спине. Сестра все еще плачет, уже тише, но тем не менее сердце у меня сжимается.

– Воды хотите? Съесть что-нибудь? – спрашивает священник.

– Что… – начинает Лори, но я перебиваю ее твердым:

– Нет, спасибо. – В животе у меня до сих пор колышется странное чувство подозрения. Как бы мне ни хотелось пить, я не могу заставить себя довериться этому человеку. – Все в порядке, – продолжаю я, виновато глядя на сестру, которая сжимается в кресле.

Священник смотрит на нас ласково.

– Пожалуйста, – говорит он, – воспользуйтесь хотя бы нашей аптечкой. Вашей сестре нужна помощь.

Я испуганно смотрю на Сейди. По шее у нее медленно стекает кровь, и я вздрагиваю, потому что это моя вина. Я это сделала. Со своей собственной сестрой. Я должна защищать ее. Чувство вины бурлит в желудке вместе с каким-то другим, неприятным чувством, от которого кишки скручиваются в узел. Меня тошнит. 

Сейди качает головой, прижимая рукав к ране.

– Все в порядке, – говорит она и зачем-то повторяет: – Лори, все в порядке.

И я понимаю, что меня трясет.

Это просто пиздец. Я едва защитила сестру. Я чуть не перерезала ей горло. А если бы тот мужик потянулся нажать на курок, что бы я сделала – реально перерезала бы ей горло? Что я, реально дитя Сатаны?

Священник прерывает мои мысли.

– Ладно. Меня зовут отец Винсент. Как я уже сказал, мы ждали вас.

– Кто «мы»? – тут же спрашиваю я. – Откуда вы знаете наши имена?

Отец Винсент вздыхает.

– Под «нами» я подразумеваю церковь. Мы давно полагали, что вы придете к кому-то из нас, поэтому ждали. А что касается ваших имен… вы довольно известны в наших кругах. – Он улыбается. – Почти знамениты, можно сказать.

– В каком это смысле? – продолжаю я, сузив глаза.

Отец Винсент продолжает. У меня на лбу опять проступает пот, и я вытираю его тыльной стороной ладони. Кожа горячая на ощупь.

– Вам, наверное, уже известно, что ваша семья очень давно поклоняется Сатане. И ваша мать – одна из самых… выдающихся последователей. Но кое-что еще отличает вашу семью от остальных.

– И что?

– А разве это не очевидно, Лорелай? – Священник и я встречаемся взглядами. – Где-то в вашей родословной воплощение дьявола переплелось кровью с вашей семьей… Ваш род проклят, отсюда и пророчество. Такие люди, как ваша мать, рассчитывают на второе пришествие. На Люцифера во плоти, который поведет их за собой.

Я с трудом удерживаюсь от насмешек.

– Значит… вы хотите сказать, что я связана с дьяволом? Как и Сейди?

Священник щурится.

– Я бы сказал иначе, но… да. Последователи Люцифера ждут, когда в семье родится женщина, которая предоставит Антихристу сосуд. И, к счастью или к сожалению, сосуд должен быть мужского пола. Вот почему ни одна из вас не соответствует требованиям, и ваша мать тоже.

– Окей, то есть теперь единственный способ родить Антихриста – это…

– Сейди, – прерывает отец Винсент. – Единственный способ родить Антихриста – это Сейди. Когда Бог послал болезнь тебе, Лорелай, он избавил тебя от опасности вынашивания этого ребенка. – Он переводит взгляд на сестру. – Сейди, с другой стороны, не так повезло. А теперь ваша мать и все остальные в панике. Они боятся, что Бог ударит по ним снова. Вот почему они отчаянно пытаются оплодотворить твою сестру прежде, чем это произойдет.

Сейди нервно всхлипывает и икает. Я кладу руку ей на колено. Голова болит все сильнее и сильнее. Болит и сердце. Это все – просто безумие.

Отец Винсент тепло улыбается.

– Я рад, что вы двое не похожи на свою мать. Вы нашли нас здесь, и мы сможем защитить вас, если позволите. На святой земле ваша мать не сможет причинить вам вред.

– Это безумие, – бормочу я, и отец Винсент медленно кивает. Глаза у него полны сочувствия.

Ладно, давайте просто на секунду предположим, что он говорит правду. Если Бог не собирается помогать Сейди, тогда должна помочь современная медицина.

– Хорошо, – говорю я. – Тогда мы должны сделать Сейди гистерэктомию.

– Что это? – визжит Сейди.

— Остынь, — говорю я ей. – Это просто операция по удалению матки. Нет матки, нет ребенка, нет Антихриста. Все просто. – Я смотрю на отца Винсента. – Это же поможет, верно?

В глазах отца Винсента снова тот взгляд, который я не могу понять. Голова словно набита ватой, я быстро встряхиваюсь, пытаясь прояснить зрение.

– Верно?

Отец Винсент медленно кивает.

– Да. Если Сейди стерилизовать, она не сможет родить ребенка. Поэтому второе пришествие не состоится.

– Окей, круто, – на секунду меня переполняет облегчение, – так что, мы можем пойти в больницу или что-то такое? Или вызвать врача сюда? У вас ведь должны быть врачи?

– Боюсь, все не так просто, – отвечает священник, и, вскинув голову, я встречаюсь с ним глазами. Острая боль пробегает по позвоночнику, я с трудом заставляю себя игнорировать ее. Сейди, вся мокрая, молча дрожит в кресле.

Отец Винсент встает со стула и подходит ко мне. Уперевшись длинным пальцем мне в подбородок, он поднимает мою голову так, что я смотрю ему в глаза. Он снова улыбается, и улыбка сбивает меня с толку окончательно. Он улыбается грустно, и отчасти мило, и сочувственно, но – злобно. Едва он убирает палец, пальцем, я бессильно роняю голову, и кашель сотрясает горло.

– Боюсь, если мы просто стерилизуем твою сестру, ненависть Сатаны проявится иначе. Боюсь, это уже происходит. Как ты себя чувствуешь, Лорелай?

Дерьмово. Голова словно плавает в формалине. Я пытаюсь сглотнуть, но не могу, потому что в горле просто пустыня.

Я кладу руки на колени и наклоняюсь вперед, капли пота капают на бедра. Сейди рядом со мной скулит, а я даже не могу повернуться, чтобы увидеть ее, потому что у меня чертовски затекла шея.

– Вот именно, – шепчет отец Винсент. – Хоть ты и не сосуд, на святой земле твоя дьявольская кровь кипит. Ты опасна. Вы воплощение зла, и я боюсь, что никакая гистерэктомия не спасет вас от этого, дорогие.

– Сейди, – выдавливаю я, – беги!

Отец Винсент усмехается.

– Не бойся. Мы не злые. Обещаю, мы только возьмем вашу кровь на анализ для... личных целей. После ваша смерть будет быстрой и безболезненной. Быть может, Господь вознаградит тебя за твои добрые дела, открыв Царство Небесное, или, по крайней мере, не проклянет тебя в аду, как всех остальных.

– Нет. – Я задыхаюсь.

Они не посмеют убить Сейди. Ей тринадцать. Она никогда не целовалась с мальчиком (или с девочкой, кто я такая, чтобы судить), не водила машину и не ходила на выпускной бал. Она не прожила своей жизни, и будь я проклята, если какой-нибудь религиозный хер убьет ее из-за красного парня с рогами.

При мысли о сестре тело сотрясает прилив энергии, и, порывисто поднявшись, я изо всех сил замахиваюсь на отца Винсента. Я стараюсь, но ни разу в жизни я никого не била, и замах получается слабым и неуклюжим. Я даже не прикасаюсь к нему – коленки подгибаются, и я падаю на пол со стоном.

– Лори! – визжит Сейди, приземляясь рядом со мной.

Отец Винсент становится на колени рядом с нами и нежной рукой заправляет мне за ухо клочок влажных прядей волос.

– Скоро у нас будут гости, – шепчет он, – и тогда все уладится. А сейчас будьте послушными, ладно?

Засунув руку в халат, он вытаскивает маленький пузырек и медленно отвинчивает крышку. Капнув немного жидкости на пальцы, он тянется к моему лицу. Я вздрагиваю, но безрезультатно, и он вытирает пот с моего лба. Когда его рука касается моего лица, я кричу, корчусь, вскидываю руки в воздух в попытке отодвинуть его, но мышцы не слушаются. Руки дергаются в разные стороны. Голова горит. Мозг как будто шипит, словно череп вот-вот расплавится.

И даже в чем-то, похожем на агонию, я ищу Сейди. Поворачиваюсь к ней и смотрю на нее – растрепанные каштановые волосы, искаженное лицо, отец Винсент гладит ее по лицу, а она молит о пощаде. Кожа у нее раскраснелась, как обожженная, и маленькой ладошкой она пытается оттолкнуть священника от себя. Но ей с ним не совладать. Ей тринадцать, тринадцать, и это моя работа – драться за нас, но я не могу.

Спаси ее. Спаси ее, Лори. Спаси свою сестру. Ты обещала, что с ней ничего не случится. Давай же, Лори, давай!

Но я не могу.

Знаете, я в жизни много ошибалась. Как-то раз, когда мне было четырнадцать, я выскользнула из окна и попыталась спуститься по стене комнаты, и все это было ради свидания с мальчиком, а закончилось падением с большой высоты и сломанной лодыжкой. На первом курсе старшей школы я сжульничала на контрольной по химии, меня поймали и наказали жирным нулем. Я распространяла слухи про Кэти, с которой мы вместе ходили на алгебру. Когда я была маленькой, я таскала сестру за волосы и прятала ее Барби по дому. Я кричала на отца в ночь перед его смертью за то, что он бросил мою маму.

Но никогда я не ошибалась так, как тогда, когда решила прийти в эту церковь. Вот об этом я думаю напоследок, прежде чем глаза закрываются.

И теряю сознание.

~

Оригинал (с) calfred_

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Кристина Венидиктова специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Главы: 1 • 2 • 3

~

Когда я прихожу в себя, в ушах стоит страшный звон. В горле суше, чем в пустыне. Пытаюсь сглотнуть. Язык шершавый, как наждак. Вдруг вспоминаю, как в детстве мы с Зои, моей подругой, однажды совершили набег на мамин винный шкаф и выпили по несколько глотков чего-то из вычурной бутылки. Конечно все закончилось жутким похмельем. Мама тогда так спокойно отреагировала:

– Дети есть дети, – смеялась она. – Но может быть вы все же начнете не с самбуки, а с каких-нибудь пивных коктейлей, пока не научитесь не так быстро расставаться с выпитым?

…Да, я чувствую себя ужасно. Но.

Я не мертва. Круто. Заебись. Сейди.

Сейди! Я приподнимаюсь и верчу головой. Ее здесь нет. Как и священника. Если Сейди куда-то увели, то мне нужно туда. Ведь я должна защитить ее. У меня это весьма херово получается, но, признаю, врезать Нэйтану по яйцам было довольно приятно.

Ладно, не время жалеть себя. Время найти Сейди и убраться отсюда нахуй. Пока мы еще живы.

Кое-как встаю и плетусь к двери. Волна головокружения догоняет, накрывает и я с трудом удерживаюсь на ногах, хватаясь за холодную дверную ручку. Трясу головой в тщетной попытке отогнать туман, наползающий на глаза. Несмотря на то, что я еле стою, разум работает в бешеном ритме.

Если я и правда от семя дьявола, значит ли это, что я – зло? Нет, понятно, что я не святая, но ведь я никогда не делала ничего такого уж плохого. Максимум списывала на контрольных и распустила пару слухов. В фильмах Антихрист вызывает бури, убивает щенков и творит подобное дерьмо. А я боюсь грома и рыдаю каждый раз, когда вижу рекламу приютов.

Это какая-то бессмыслица. Моя мама фанатично предана какой-то кучке психов, вот и все. Но почему тогда мне стало так плохо, стоило только переступить порог этой церкви? 

Забей. Сосредоточься на поиске Сейди. Я распахиваю дверь, и в лицо мне бьет ослепительный цвет. Щурясь, я рассматриваю см горящей люстры на витражные окна, в которые просачиваются солнечные лучи. Скольжу взглядом по скамьям и дальше по проходу, и я так боюсь, что опоздала. Что я потеряла ее, что уже слишком поздно…

– Лорелай… – голос такой тихий, но его ни с чем не спутаешь. Тот же голос, что умолял меня в автобусе, фыркал на мои макароны с сыром из коробки и с рыданием срывался, пока мы рука об руку бежали из дома.

Я поворачиваю голову и вижу его всего в паре метров. Церковный алтарь.

Высокий и горделивый. И весь залитый кровью.

Моя сестра стоит у его подножия, дрожащая, перемазанная кровью с ног до головы. Липкая коричнево-красная жижа перекрасила ее волосы, склеила пряди толстыми сосульками. Кровь течет по ней, по толстовке, до самых кроссовок и белые конверсы на глазах становятся красными. С трудом подавив рвоту, я бросаюсь к ней и крепко обнимаю.

– Сейди! – Я отстраняюсь и осматриваю сестру. Откуда столько крови? Я не могу разглядеть ран, да и не смогла бы, слишком много крови… Она будто сошла с экрана фильма ужасов, но под красными разводами все еще моя невинная, милая Сейди. И она не заслужила этого дерьма. – Ты ранена? Что случилось? Где он?

Сейди молчит. Только мелко дрожит. Легонько встряхиваю ее.

– Сейди, поговори со мной. Где Винсент? По сделал тебе больно? Чья это кровь?

Наконец она реагирует и поднимает дрожащий палец, указывая на алтарь. И я больше не могу сдерживаться – складываюсь пополам и блюю на пол. Я так давно не ела, что могу выдавить только немного желчи. За последние сутки я повидала немало дерьма, но к такому невозможно подготовиться.

Это отец Винсент, да. Вот только он разорван надвое. Его тело разделено прямо по талии: верхняя половина привалилась к алтарю, а нижняя впечатана в противоположную стену. Кровь не течет… скорее бежит ручьями из распотрошенных кишков и вен, и лужа становится все больше и больше. Он похож на вспоротую подушку, из которой вытащили набивку, разбросав тут и там. Бог знает какие органы валяются на полу, маринуясь в крови. Я вижу кость, торчащую у него из бедра. Его глаза широко распахнуты и налиты кровью, а на лице выражение шока и ужаса, какого я еще никогда не видела. И посреди всего этого хаоса блестит нож. Не окровавленный, только забрызганный месивом, оставшимся от отца Винсента.

Я в панике закрываю рот ладонями.

– Что случилось?!

Сейди молчит.

Я поворачиваюсь к ней и встряхиваю сестру еще раз, теперь сильнее.

– Сейди, скажи мне!

Она медленно поднимает на меня глаза, полные слез.

– Он… он хотел убить меня. Он прижал меня к алтарю. Он приставил мне нож к горлу. Прямо к горлу! – Она начинает всхлипывать и я прижимаю ее к себе, с отвращением отмечая как липкая кровь пропитывает мою футболку.

– Все хорошо, – нежно бормочу ей в затылок. – Ты в безопасности.

Я сама себе не верю. Мы больше никогда не будем в безопасности, думаю это известно нам обеим. Все вокруг будто хотят либо убить нас, либо обрюхатить мою сестру, а меня уничтожить.

Сейди все рыдает:

– Мне было так страшно! Я думала, что умру. И вдруг почцувствовала что-то странной в груди… Я закричала и не останавливалась, даже когда он закрыл мне рот рукой, а потом…

Она срывается на визг, и я укачиваю ее, прижимая к себе.

– А потом он взорвался! Я хотела, чтобы он остановился, мысленно умоляла его остановиться, и он взорвался! – Голос Сейди становился все выше и выше. – я взорвала его! Я убила его!

Я качаю головой.

– Сейди, это невозможно. Ты не могла убить его силой мысли… Он просто… умер…

Мой голос затихает на полуслове, потому что у меня нет никакого разумного объяснения произошедшему. Невозможно рационально обосновать тот пиздец, что нас окружает. Но страх и замешательство смешиваются с облегчением. Сейди жива, ее сердечко бьется так часто, в моих объятиях.

– Лори, – шепчет она. – Я хотела, чтобы он умер. Я хотела, чтобы он умер и это было… приятно. Я плохая, Лори!

– Сейди, перестань. Это была самооборона. Даже если ты и правда каким-то образом убила его, то ты просто защищалась. Он хотел убить нас. А ты нас спасла.

Я никак не могла понять… Как могла моя тринадцатилетняя сестра, полтора метра ростом, разорвать взрослого мужчину пополам да так, чтобы с ног до головы пропитаться его кровью? Еще и когда она была прижата к алтарю? Какая-то бессмыслица. Да Бога ради, она даже не может толком бросить мяч! Как? Как блядь она разорвала этого чувака пополам?

– Я УБИЛА ЕГО! – кричит Сейди.

Ее голос такой пронзительный, и голову снова прошивает боль. Нужно убираться отсюда, немедленно. Отец Винсент говорил, что придут другие. Кто они? Еще люди, которые спят и видят, как убьют нас?

– Заткнись! – Я начинаю рыдать, боль в голове все усиливается… Сейди замолкает, но ее рыдания не стихают, только становятся глубже и приглушеннее. – Мы уходим. Все будет хорошо. Я позвоню в 911. Они защитят нас, включат в программу защиты свидетелей или подобное дерьмо.

Сейди недоверчиво смотрит на меня

– Защита свидетелей? Лори, ВСЕ ХОТЯТ УБИТЬ НАС!

– Есть идея получше? – Липкими от крови руками я хватаюсь за телефон и на ходу набираю цифры, таща сестру за собой по проходу. Прочь из чертовой церкви.

– 911, что у вас случилось?

Хочу начать говорить, но не могу. Не знаю, что сказать.

– Слушайте на нас с сестрой… охотятся. Какая-то религиозная секта преследует нас. Пришлите полицейских.

Пара секунд молчания…

– Эм… секта?

Я вздыхаю.

– Да, секта. Они хотят обрюхатить мою сестру, чтобы она родила дьявола. Мы спрятались в церкви, но священник попытался убить нас. И, я не знаю как, но его разорвало пополам, и мы вообще не понимаем, что делать, поэтому, ПРИШЛИТЕ ПОЛИЦИЮ! – Хреновый способ просить о помощи, но я в таком отчаянии, что ничего лучше не могу придумать.

Оператор вздохнула. А потом заговорила усталым голосом:

– 911 – это не место для розыгрышей. Вы действительно попали в чрезвычайную ситуацию?

– ДА!

Я с трудом сдерживаюсь. Интуиция кричит, что вот-вот произойдет что-то ужасное. Надо убираться из церкви немедленно! С полицией или без, мы должны уходить, черт возьми. Ноги моей больше не будет в церкви. Пусть дети будут атеистами. Блядь. Я же не могу иметь детей. И не хочу.

Сосредоточься, Лорелай!

Отпускаю Сейди, зажимаю телефон между плечом и ухом, и двумя руками толкаю. тяжелые церковные двери. Утреннее солнце встречает нас. Такое жизнеутверждающе яркое. Дождь прошел. Прекрасное утро. Прекрасная пятница.

Пронзительный крик разрывает тишину, я хватаю Сейди и заслоняю ее собой. Женщина с мелкой собачкой на поводке в ужасе тычет в нас пальцем. Представляю себе это зрелище, мы же по уши в крови. Она идет к нам.

– Сейди, уходим.

Я хватаю сестру за руку и мы уходим прочь от церкви и той женщины. Шансы остаться незамеченными стремятся к нулю. Двое подростков, покрытые кровью выходят из церкви поутру, мда. На телефон приходит сообщение и только тогда я понимаю, что оператор 911 повесила трубку.

На экране неизвестный номер. И сообщение: “Карпентер-стрит, 17. Мы приютим вас. Люцифер больше не причинит вам вреда. Здесь безопасно”.

– Черт, – шепчу я. У нас слишком плохой опыт общения с организациями, чтобы просто так довериться. Бросаю взгляд на Сейди, стоически следующей за мной, глядя вперед в пустоту. Мне не защитить ее в одиночку. Нам некуда идти, но так мы рискуем попасться маме или дружкам отца Винсента.

Все так сложно, но я готова рискнуть.

Глубоко вздохнув, я открываю GPS-навигатор.

~

Оригинал (с) calfred_

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Главы: 1 • 2 • 3 • 4

~

Мы с Сейди прячемся в кустах за церковью, а я все не могу дождаться, когда наконец-то загрузится GPS. Нервно постукиваю пальцами по экрану, черт, в какое убожество превратился мой телефон – весь в грязи и запекшейся крови.

ПОИСК МАРШРУТА

Надпись горит на экране секунду, две… три, и когда я уже готова в ярости швырнуть телефон в стену, механический голос наконец говорит:

Маршрут построен до… Карпентер-стрит, 17. Через… сто… метров поверните направо на Хокинс-роуд.

Отлично. Одиннадцать минут ходьбы. Если мы немного ускоримся, то сможем быть на месте еще быстрее. Одна проблема: мы все покрыты кровью, а это не способствует теплому приему в уютных жилых кварталах. Я натягиваю капюшон Сейди на голову и затягиваю завязки, чтобы скрыть ее лицо. А потом наши пальцы переплетаются и мы идем. Так быстро, как только могут наши уставшие тела.

– Не поднимай голову. Иди быстро. И не звука.

Как же повезло, что еще настолько рано. Настолько… мучительно рано. Мало кто показывает нос на улицу в 5:08 утра, ну кроме той леди с собакой. Тем не менее, я не перестаю обшаривать глазами тротуары, в поисках угрозы. Точнее людей. Хотя это одно и то же.

Направо на Хокинс, налево на Прайд, через пешеходный переход и дальше по кольцу. У одного из домов собака наблюдает за нами из-за забора, но не гавкает, предпочитая лечь в тень и проводить нас глазами.

И наконец, по милости Бога, или Сатаны, кто знает, мы на месте.

Карпентер-стрит, 17. Цифра 17, прибитая сбоку от двери слегка сколота, но отчетливо белеет из сумрака. Черт, как же я рада ее видеть! Стучу в дверь, борясь с настойчивым дежавю – так же мы с Сейди пришли к церкви. И отцу Винсенту.

Но у меня нет времени на раздумья. Буквально через несколько секунд, дверь распахивается и чьи-то руки втаскивают нас внутрь.Дверь захлопывается за нашими спинами.

Передо мной женщина. Ненамного старше меня, светлые волосы заплетены в две косы, лицо усеяно веснушками.

– Ты добралась. – Она расплывается в улыбке. – Ребята, они сделали это! – Женщина оглядывает нас с ног до головы: – Не могу представить, через что вы прошли. Пожалуйста, позвольте помочь вам.

Я не должна доверять ей. Она может убить меня, убить Сейди… или сделать что-нибудь похуже.

Но я так устала. И интуиция молчит. Поэтому я позволяю ей увести нас в гостиную и усадить на диван. Сейди не сводит с меня глаз.

Оглядываюсь и понимаю, что мы в меньшинстве. Нас окружают пять человек, с одеялами и полотенцами в руках, протягивают нам воду и что-то похожее на макароны с сыром.

Сейди утыкается головой мне в плечо, когда один из мужчин предлагает ей стакан воды, и я в защитном жесте обнимаю ее.

– Ребята, не наседайте на них, – подает голос блондинка и остальные четверо быстро отступают.

– Лори, Сейди… добро пожаловать.

– Кто вы, блядь, такие? –  рявкаю я и тут же съеживаюсь от своего тона. Если бы мама узнала, что я так разговариваю с незнакомцами, она отругала бы меня. Но мама хочет моей смерти, так что она может засунуть свою мораль себе в задницу.

Мужчина, невероятно высокий и худощавый, стоящий рядом с блондинкой, скрещивает мускулистые руки на груди и начинает говорить.

– Мы не причиним вам вреда. И мы все объясним, если позволите.

Молодая женщина с тугими кудрями и смуглой кожей прочищает горло;

– Мы последователи Люцифера, но не из секты твоей матери.

Пожилой джентльмен с седеющими пучками волос, беспорядочно торчащими во все стороны, усмехается:

– Твоя мать – ебаная идиотка, – бормочет он.

– Эд! – вклинивается блондинка, – Не ругайся при детях.

И это выводит меня из себя.

– Я не ребенок, – усмехаюсь я. – И мы определенно видели и слышали кое-что похуже, чем слово “ебаная” за последние два дня.

Женщина краснеет, а старик одобрительно кивает и улыбается мне.

– В точку. Слушайте, я Эд. Высокомерная барби справа от меня… – Блондинка фыркает, но не перебивает. – …Мэдисон. Мистер Шварценеггер там… – Он указывает на мускулистого мужчину, – ...Зак.

Зак кивает, все еще скрестив руки на груди.

– Я Найла, – перебивает кудрявая женщина. – А это… – ее голос стихает.

В гостиной еще один мужчина, и он до сих пор не произнес ни слова. Мы встречаемся взглядами, и я вдруг вижу маленький шрам над его левой бровью и крупный рубец, спускающийся по щеке, выпуклый и красный. Рыжеволосый, взъерошенный, с большими зелеными глазами, пристально смотрящими в мои… Среднего роста, худощавый, лохматый. Напоминает мне образ стереотипного сатаниста.

Найла пожимает плечами:

– Мы не знаем его имени. И он ни разу не заговорил с нами. Зови его Рыжим. – Она закатывает глаза в ответ на хмурый взгляд Мэдисон. – В хорошем смысле, Мэдс. Короче говоря, он приготовил макароны с сыром средней паршивости, так что принимайтесь за дело.

Найла подает нам пару одноразовых тарелок, а Зак ставит на столик бутылки с водой.

– Сейди, не ешь это! – Слова вырываются у меня против воли. Она хнычет, но кладет вилку, так же как и я. Несмотря на то, что мой желудок мучительно скручивает от голода.

Эд качает головой, выхватывает вилку из рук Сейди, подхватывает макароны с тарелки и отправляет их в рот. А потом проделывает то же самое с моей порцией.

– Вот так-то, – бормочет он с набитым ртом. – Отравимся вместе, вместе и помрем.

Бросаю взгляд на Сейди и пожимаю плечами. А, в пизду. Не худший вариант. Мы набрасываемся на еду, а Эд продолжает:

– Итак, мамуля немножко выбесилась на любимую дочурку за то, что она бесплодна, и решила отыграться на малолетке, играющей в куклы на переменах.

– Эй, – отзывается Сейди, – мне вообще-то уже тринадцать. И я не играю в куклы.

Я открываю бутылку с водой и присасываюсь к горлышку. Черт, никогда еще в своей жизни я не пила такой вкусной воды! Три четверти бутылки исчезают в мановение ока.

Эд продолжает:

– В точку. В любом случае, вот какое дело. Такие люди, как твоя мать, мешают нашу репутацию с дерьмом. Мы не насилуем несовершеннолетних. Мы же не католики.

Найла качает головой.

– Какая мерзость. Мы следили за вашей мамой, но не думали, что она зайдет так далеко. Или что она настолько не в себе. Мы думали, что она подождет пока одна из вас выйдет замуж, и тогда уже огорошит “приятными” новостями об Антихристе. Ну или по крайней мере пока ты не поступишь в колледж.

– Значит… это правда? Обо мне, о Сейди. Мы… типа… дети дьявола?

Мэдисон потирает затылок.

– Вроде того. Какой-то листочек на вашем семейном древе прелюбодействовал с Люцифером, когда тот еще ходил по земле. Где-то тысячи лет назад. Мы не знаем, как или какой сосуд он использовал, но вступив в связь с одним из ваших предков, он обеспечил себе второе пришествие. Но, учитывая,что на протяжении минимум последних трех поколений в вашем роду рождаются только дочери, есть ощущение, что время пришло.

– Гребаный патриархат, – закатывает Найла глаза.

– Твоя мать, – вклинивается Зак, – запаниковала, потому что когда вскрылось твое бесплодие, все надежды рода сосредоточились на Сейди.

– Такие люди как твоя мать, – продолжил Эд, – уверены, что второе пришествие можно принудить к появлению, что им можно манипулировать. И она… думает, что обязана сделать это, несмотря на то, как это отразится на вас двоих.

Я крепко сжимаю обивку дивана.

– А во что верите вы?

Эд морщится.

– Что ж, мы считаем, что твоя мать – мешок дерьма, и если бы Люцифер хотел второго пришествия на Землю, он сам бы создал все условия. Которые не включали бы изнасилование детей и убийство подростков.

– Без обид, но разве вы не злые? Типа. – подает голос Сейди. – Ну, дьявол – это зло, Люцифер – это дьявол. И я не понимаю, почему вы хотите нам помочь.

– Распространенное заблуждение, – говорит Найла. – Дьявол – лишь выдумка. Страшилка, придуманная, чтобы люди не задавали вопросов. Люцифер был низложен за то, что усомнился в Боге. Мы верим в скептицизм. И нам не требуется угрозы вечным проклятием, чтобы отличать добро от зла.

– Просветление, – добавляет Мэдисон, – Люцифер ведет нас к просветлению, прогрессу, защите нашего мира, естественному развитию нашей собственной морали… а не ко злу.

– Ладно, – перебиваю я, доедая макароны с сыром. Рыжий убирает миску с моих колен и исчезает в другой комнате. – Мы поняли. Вы крутые, Люцифер еще круче, пофиг. Так как же тогда Сейди разорвала того мужика пополам? Откуда у вас мой номер телефона? Что, блядь, нам теперь делать?!

Повисает тишина. Пару секунд группа обдумывает мои слова. Мэдисон не поднимает глаз. Зак снова скрещивает руки на груди. Найла поджимает губы. Наконец Эд берет слово.

– Ну, у вас точно есть парочка мощных генов. Я бы сказал, что, когда

жизни Сейди угрожала опасность, сила решила проявиться и защитить ее от отца Дамера.

– Что до твоего телефона, – добавляет Мэдисон, – мы знаем его с тех пор, как тебе купили первый, три года назад. Ты что-то вроде Гарри Поттера в нашем мире.

– А насчет того, что нам делать, – в раздумии забормотал Зак, – мы еще не думали об этом, но…

So baby don’t worry, you are my only, no need to worry!

Even if the sky is falling down!

Сейди смеется первый раз за эти бесконечные дни.

– Лори, это что, твой рингтон?

– Заткнись, – бурчу я, вытаскивая телефон.

You’ll be my only, no need to worry!

Baby are you down, down, down, down…

– Это мама,– выдыхаю я, – Сейди, это мама.

Песня эхом разливается по гостиной. В абсолютной тишине.

– Ну, отвечай, – подгоняет Эд.

Мэдисон резко поворачивается к нему:

– Ты с ума сошел?

– Возможно. – Эд пожимает плечами. – Но я хочу послушать, что, черт возьми, она скажет.

Не надо, не надо, не надо! Она хочет убить тебя, не бери трубку…

– Мама? – бормочу я. Сейди шмыгает носом и поскуливает рядом со мной.

– Лорелай, – ее голос такой мягкий и нежный, и я чуть не плачу. Тот же голос ласкал меня, когда я была больна, утешал, когда она гладила меня по волосам, рыдающую после расставания с парнем, шептал мне истории о приключениях и романтике, когда я распрашивала об отце. И какой порочной она оказалась… И как же я хотела снова услышать ее голос.

– Мама, чего ты хочешь? – Я не могу сдержать слез.

Сейди теребит мой рукав:

– Что она говорит? Что она говорит?

– Милая Лори, – воркует мама. – Я просто хочу, чтобы вы вернулись домой. Вернулись ко мне.

– Мама! Ты понимаешь, что говоришь?  Что ты делаешь? Сейди не заслуживает такого! – Я рыдаю не сдерживаясь. Сейди продолжает теребить меня, вытягивает шею, пытаясь расслышать, что говорит мама. На мою спину опускается нежная рука, резко поворачиваюсь… Это Мэдисон плавно поглаживает меня, успокаивая.

– Милая, ты просто не понимаешь. Вы послужите великой цели, большей, чем вы сами. Даже ты еще можешь, хоть и бесплодна! Просто верни Сейди домой, милая. Мы все еще можем быть семьей. Все вместе. Ей не придется растить ребенка одной.

– Ты больная! – выплевываю я в трубку, вспомнив Нэйтана. – Ты больна и тебе нужна помощь!

Пауза. Мама снова заговаривает и в ее голосе лед.

– Ты такая же, как твой отец, Лорелай. И ты знаешь, чем для него это закончилось.

Мой отец? Мой отец погиб в аварии на производстве. Он работал на стройке. Кран рухнул. Он был внутри. Он умер. Вот и все. Все, что я узнала тогда в детстве.

– О чем ты говоришь? – Мой голос хриплый и прерывистый.

– Он доказал свою никчемность! – Ее голос звенит от гнева. – Он смог сделать только двух чертовых дочерей! Он провалился. Я ГОВОРИЛА ЕМУ, что нам нужно попробовать еще раз. А он ответил, что Я СВИХНУЛАСЬ!

– Мама, – медленно говорю я. – Что случилось с папой?

Она только вздыхает.

– МАМА! ЧТО ТЫ С НИМ СДЕЛАЛА?!

Ее ответ быстрый и острый, как лезвие бритвы.

– Наказала.

БАМ!

Позади нас окно разлетается вдребезги. Сейди кричит. Люди вокруг вскакивают на ноги. Выронив телефон я затравленно озираюсь. Сердце подпрыгивает в груди, в ушах звенит и на мгновение кажется, что я оглохла. А последним звуком в моей жизни стал шелковисто-мягкий голос матери, исполненный злобы и холода.

Что-то падает мне на колени… Мэдисон. Она разевает рот, как рыба выброшенная на сушу, хрипит, поливая кровью из шеи мои джинсы с каждым ударом сердца. Оцепеневшая от шока и ужаса я понимаю, что в нее стреляли. В нее стреляли! Прямо рядом со мной. И теперь я тоже кричу.

Удар мускулистого тела выбивает из меня дух, отправляя на землю, Зак с рыком стаскивает с дивана Мэдисон, и зажимает рану на ее шее, стараясь остановить кровь. Но она с хлюпаньем сочится между его пальцев.

– Блядь! – выдыхает Зак.– Как они нашли нас? Как они, блядь, нашли нас?!

Сейди лежит рядом со мной, свернувшись в клубок под кофейным столиком, обхватив голову руками. Еще несколько пуль свистят рядом, и вся компания бросается на пол. Эд вылетает из комнаты, но тут же возвращается. С дробовиком. Прячется за косяком и целится в окно.

– Чертовы ублюдки, – ворчит он поудобнее перехватывая оружие.

Из динамика моего телефона доносится смех, гортанный и низкий. Зак все сильнее давит на горло Мэдисон,но ее вздохи становятся все тише и прерывестее. И тогда он погружает четыре грязных пальца прямо в рану, игнорируя ее протестующее шипение.

– Мэдди, – шепчет он, – Мэдди, не смей.

БАХ!

Новые выстрелы. Я поднимаю голову и вижу, как Найла стреляет в ответ, едва удерживаясь на ногах от отдачи. Сильные руки затаскивают меня под кофейный столик к Сейди, обхватывают нас обеих, защищая от пуль. Зеленые глаза встречаются с моими. Рыжий.

Найла перекрикивает хаос:

– Эд, в твоей деревянной башке есть план Б?

Дробовик грохочет и Эд хрюкает от отдачи. Дымок вьется из дула перед его носом.

– Такой же как план А! Разъебем ад!

~

Оригинал (с) calfred_

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.