1. У вас, американцы, на все события есть праздники, но выходной на выборы это для вас перебор.
2. Канадцы, с которыми я работал на нефтяном месторождении в США, были потрясены телевизионной рекламой лекарств. Рецептурных лекарств. Я тоже не понимаю, зачем рекламировать то, что можно купить только по рецепту.
3. Не включают налог в цену. Поэтому заранее никогда точно не знаешь, во сколько обойдется покупка. И нельзя ходить в магазин, если денег впритык.
4. Чаевые. Очень много чаевых. Их хотят буквально все. Даже при оплате товара на кассе самообслуживания нужно на дисплее выбрать, сколько ты хочешь оставить чаевых. Кому? Этой кассе? А кнопку «оплатить без чаевых» еще нужно поискать, она спрятана далеко.
5. Как сложно передвигаться, если у тебя нет машины. Не везде, но есть места, где жить без машины просто невозможно. Тут нет пешеходных дорожек, велосипедных дорожек, приличного общественного транспорта.
6. Я никогда не забуду, как одноклассник из Китая спросил меня: «Правда ли, что у вас есть праздник, когда дети наряжаются, ходят по соседним домам и просят конфеты?» Я никогда раньше об этом не думал, и все, что я мог сказать, это: «Да, думаю, есть такой». Потом до меня дошло, что он имел в виду Хэллоуин.
7. Отсутствие прав у работника. Короткие отпуск, больничные и тому подобное. Недавно я услышал от кого-то, что если ты заболел во время отпуска, тебе не повезло. Я у себя в стране могу пойти к врачу и получить справку, подтверждающую, что я заболел, и мне добавят дни болезни к отпуску, потому что болезнь это не отдых.
8. Написание дат в формате ММ-ДД-ГГГГ. А в некоторых технических документах принято писать в формате ДД-ММ-ГГГГ. Это часто приводит к путанице.
9. Бездомные и нищие ветераны. Это для меня вообще за гранью понимания. Не так уж много людей данной категории. Почему общество не может позаботиться о них?
10. Здравоохранение и медицинские страховки очень дорогие. В большинстве случаев смерть — более дешевый вариант.
11. Однажды один американец сказал, что мне нужно попробовать «настоящий» сыр гауда, который продается в США, потому что все остальное во всем мире подделка. Я голландец, и живу недалеко от Гауды. Я не стал ему говорить, что подделка как раз их американский сыр.
12. Детские конкурсы красоты. Просто прекратите это. Вы же позиционируете себя, как христианская страна.
13. Никогда не мог понять американскую привычку носить дома уличную обувь. По мне так это отвратительно.
14. Ожидается, что молодые родители, особенно отцы, придут на работу через несколько дней после рождения ребенка. У нас в Европе мать может сидеть с ребенком минимум до года, и за ней сохраняется рабочее место.
18. Одержимость оружием. Был в Анкоридже. Там в реальности у каждого второго при себе ствол.
19. Сенаторы не имеют ограничения по срокам полномочий. И вы потом громче всех кричите про необходимость сменяемости власти.
20. Заявлять, что вы «немец», «итальянец» или «ирландец», хотя лишь ваш пра-пра-пра-пра-прадед был оттуда, а вы никогда не посещали эту страну, не говорите на ее языке и не найдете ее на карте.
1. Существует расстройство, называемое фатальной семейной бессонницей. Если вы заболели им, вы не можете заснуть и просто бодрствуете, пока не умрете. Лекарства нет.
2. Если вы смотрите на старую викторианскую фотографию, и один из людей на ней менее размыт, чем остальные, это означает, что он был мертв, когда делали фотографию. В те времена недавно умерших членов семьи иногда подсаживали для группового фото, чтобы сделать с ними последний (или, может быть, единственный) портрет. Поскольку в то время фотографии требовали длительного периода неподвижности, то мертвый человек сидел совершенно неподвижно в течение всего времени экспозиции и выглядел намного четче, чем остальные.
3. Каждый год ты переживаешь будущую годовщину своей смерти. И ты не знаешь, какой это день. Просто забавная мысль!
4. Способность человека чувствовать запах петрикора (запах влажной земли после дождя) в 200 000 раз превосходит способность акулы чувствовать запах крови в воде.
5. Зажигалки были изобретены раньше спичек. Это кажется странным, но если подумать, то зажигалка просто физически высекает искру, что люди умеют делать уже давно. На спички нужно наносить химическую смесь, которая воспламеняется при трении, а это гораздо сложнее.
6. Червовый король — единственный король в колоде карт без усов. Изначально они у него были, но почему-то их не нарисовали при создании оригинального дизайна. А еще он держит в руках меч, а не топор.
7. Геликоптер (вертолет) — это не гели + коптер, а гелико (спираль) + птер (крыло).
8. Изобретатель банки Pringles был похоронен в банке Pringles. Да, его кремировали, и часть праха была захоронена в банке из-под чипсов.
9. Nintendo была основана в 1889 году. Они делали игральные карты. Впервые кока-колу начали продавать в 1886 году. Книга «Дракула» была опубликована в 1897 году, и ее действие происходило в то же время. Следовательно, вполне могла быть ситуация, в которой Дракула пьет колу и играет в Nintendo, и это будет исторически точно.
10. У России площадь поверхности больше, чем у Плутона.
11. Роллс-Ройс Фантом изначально был настолько тихим, что водители не могли понять, запущен двигатель, или нет, поэтому конструкторам пришлось намеренно усилить звук, проникающий в салон автомобиля.
12. Настольная игра «Монополия» изначально была изобретена с целью рассказать игроку о негативных последствиях необузданного капитализма.
13. Земля единственная планета в солнечной системе, которая получила название не из греческой или римской мифологии.
14. Мед никогда не портится. Археологи нашли горшки с медом в древнеегипетских гробницах, которым более 3000 лет, и этот мед до сих пор вполне съедобен.
15. Большая часть кислорода, которым мы дышим, поступает вовсе не от деревьев. По данным National Geographic только около 28% кислорода на Земле генерируется лесами. Большая его часть — где-то от 50% до 85% — поступает от морских растений, таких как водоросли и фитопланктон.
1. Догкоин, само собой. Мои 7 тысяч долларов, которые я заработал на их продаже, очень даже реальные деньги. Когда монета только появилась, я ради прикола занимался ее майнингом. Потом забросил, а через 7 лет Догкоин взлетел. Я запаниковал, что не мог сразу найти свой кошелек. Потом нашел и все продал. В итоге вышло, что продал их по цене около 50% от максимума, который монета достигла, но это нормально.
2. В 2011 году Обама прилюдно высмеивал президентские амбиции Трампа. Он говорил, стань Трамп президентом, он Белый Дом превратит в казино. Трамп все это слушал, но тогда промолчал. Когда же Трамп на самом деле стал президентом, он в одном интервью сказал, что после Барака пришлось неделю проветривать Овальный кабинет, потому что там разило шмалью.
3. В 1975 году по телевизору в юмористической передаче стали показывать фейковую рекламу бритвы с тремя лезвиями. Тогда выпускали станки только с одним лезвием, а три лезвия считались абсурдом. Но компания Жиллет в реальности наладила выпуск таких бритвенных станков, и скоро они завоевали популярность. А еще через полтора года в продаже появились станки с пятью лезвиями.
4. Би Муви. Джерри Сайнфелд в шутку предложил идею малобюджетной картины о пчелах, но Спилбергу так понравилась эта идея, что ее одобрили.
5. Привычка без иронии использовать молодежный сленг. Сначала я использую такие словечки просто по приколу, чтобы поржать, а потом замечаю, что они становятся частью моего повседневного лексикона.
6. Сленг 4:20 символизирует травку. А все начиналось, что одна компания в это время собиралась в условленном месте покурить. Теперь это универсальное обозначение марихуаны.
7. Покемон Гоу. Все начиналось, как первоапрельская шутка от Гугл, а через несколько лет вышла полноценная игра.
8. Сначала NFT было приколом, потом превратилось во что-то реальное, потом снова стало приколом. Мне так никто и не смог объяснить, почему люди платят за эту хрень огромные бабки.
9. Кто-то ради прикола на странице Википедии, посвященной Принглс, написал, что маскота Принглс зовут Джулиус. Этот прикол так быстро расфорсился по сети, что компания Келлогс согласилась с этим на официальном уровне и запатентовала это имя.
10. Чипсы. Миллиардер Корнелиус Вандербилт вернул на кухню свою порцию жареного картофеля, потому что решил, что его очень толсто нарезали. Повар решил приколоться и нарезал картофель максимально тонко, после чего обжарил. Вандербилту и его друзьям блюдо понравилось.
11. Сеть Волмарт пообещала артисту Питбулю организовать его концерт на Аляске в одном из своих магазинов, но с условием, что он будет выступать в магазине, который выиграет интернет голосование. В дело вмешался владелец одного юмористического журнала, который написал, что было бы здорово отправить Питбуля в какую-нибудь дыру. Он предложил читателям голосовать за магазин Волмарт на острове Кадьяк. Остров расположен в 50 милях от побережья Аляски, там только пьяные рыбаки и медведи. Этот магазин выиграл голосование, и Питбуль дал там концерт.
1. Когда в ресторанах постоянно доливают напитки. Твой стакан всегда будет полным. И еще. У нас не принято сидеть в ресторанах часами, как это делают в большинстве стран. После того как официант принес десерт, основное блюдо и напитки, у тебя есть 40 минут, максимум час, чтобы все съесть и уйти. Нет, тебя не выгонят, если будешь сидеть дольше. Просто это у нас не принято.
2. Бесплатные туалеты в общественных местах. В Париже на вокзале перед туалетами стоит турникет, и надо кинуть в него еврик, чтобы пройти. Еще рядом служащий угрюмого вида в униформе. Ему только винтовки не хватает. В самом туалете грязно и убого. Французы, если вы за это берете деньги, так хоть иногда запускайте туда специально обученного человека, чтобы помахал тряпкой.
3. Обилие сахара в десертах. Да и вообще вся еда просто перенасыщена сахаром. Я приехал в Америку и питался, как обычно, но за месяц поправился на 3 кг. А уж фруктозный сироп добавляют практически во все.
4. Американцы всегда снимают обувь при досмотре перед посадкой в самолет, даже если их об этом не просят. События 11 сентября наложили свой отпечаток.
5. Размеры порций. Я в старшей школе ездил по обмену в Британию, и там порции казались просто микроскопическими. Приходилось просить добавку. Кстати, в Канаде противоположная ситуация. Если попросишь большую порцию газировки, то тебе принесут стакан размером с ведро.
6. Только американец может пойти в магазин, в чем проснулся. Я была в Голландии, и меня удивляло, что в супермаркетах люди нарядные. Если вы встретите меня в нашем Волмарте, наверняка я буду в старой пижаме, мятой футболке, в шлепанцах и без носков. На голове тоже будет бардак.
7. Я был очень поражен, что на севере Европы не принято разговаривать с незнакомыми людьми. В Америке считается в порядке вещей завести с незнакомцем непринужденную беседу, если стоишь в очереди или едешь в общественном транспорте.
8. Дружелюбие. Я заселился в хостел, зашел в общую зону отдыха и со всеми поздоровался. Меня спросили, не американец ли я? «А как вы догадались?» «Знаешь, только американец может зайти в комнату, полную незнакомых людей, и каждому представиться».
9. При любой покупке американский кассир все положит в пластиковый или бумажный пакет. У нас в Германии такого нет. Любо ты приносишь пакет с собой, либо можешь положить купленное в свою сумку или рюкзак.
10. В США просто очень широкие дороги. Наши дороги в Ирландии по сравнению с ними кажутся тропинками. С другой стороны, в США и места больше, чем в Ирландии.
11. Расстояния в городах измеряют в кварталах. А живу в трех кварталах от продуктового магазина. Чтобы дойти до ресторана, надо пройти два квартала прямо, потом три налево. И в таком духе. Когда я приехал в Лондон и спросил, в скольких кварталах находится библиотека, на меня посмотрели, как на придурка. Потом до меня дошло, что в Лондоне нет привычных нам кварталов, да и вообще, здесь это не принято. А вот в Техасе расстояния измеряются временем. До аэропорта ехать 10 минут, до Икеа час. Сколько миль? Да без понятия. Просто в Техасе в большинстве городов тоже нет кварталов.
12. Мы действительно слишком шумные. Я стараюсь себя вести тихо, но по сравнению с европейцами я очень громкий.
13. Поездки на машине. Мы можем сесть в машину всей семьей и без особого плана ехать по случайному маршруту несколько часов, чтобы любоваться окрестностями или искать место для пикника. Мои родственники живут в Швейцарии. Для них поездка на 50 км целое путешествие, они могут к ней готовиться весь предыдущий день.
14. Давление воды в трубах. В Европе в душе тебя будто поливают из лейки. Мы же привыкли, чтобы на нас лило, как из брандспойта. Чтобы под напором воды грязь сходила сама.
1. Я еду в машине домой и сам с собой разговариваю о проблемах, которые есть в нашей семье. Для меня это что-то вроде психотерапии. Я вставляю в ухо один наушник, чтобы другие водители, которые случайно увидят, как открывается мой рот, решили, что я разговариваю по телефону.
2. У меня есть целый альбом с ее неудачными фотографиями. Она про него не знает. Думает, что все эти снимки я удалил. Но я часто просматриваю его. На этих фотках она такая тупая и красивая, особенно, когда пьяная.
3. У моего мужа непереносимость глютена, и ему нельзя пиццу. Иногда я говорю, что собираюсь на пробежку, а сама бегу в пиццерию есть пиццу и пить пиво. Потом возвращаюсь обратно, приношу ему несколько банок пива. Говорю, что на обратном пути забежала в магазин.
4. Я пишу рассказы. Жена думает, что я что-то пишу по работе. На самом деле это рассказы. Сейчас их уже 56 штук, большинство короткие.
5. Я засиживаюсь допоздна. Жду, когда в доме все засыпают. Потом спускаюсь в столовую, пью пиво и наслаждаюсь тишиной. Ближе к утру иду в свой кабинет и ложусь там спать на диване. Жене говорю, что работал почти до утра и не хотел ее будить.
6. Раньше примерно раз в месяц я втайне от жены брал на работе отгул. Утром типа собирался на работу, на самом деле ехал тусить к друзьям, которые поступали так же. Мы общались, пили пиво, а вечером разъезжались по домам, как будто возвращались с работы.
7. Вечером возвращаюсь с работы, а жена лежит на кровати и притворяется спящей. Она любит, когда я бужу ее поцелуем. Так продолжалось год, потом я шепнул ей на ухо, что, если хочет пообниматься, достаточно сказать об этом. Она спросила, как я догадался, что она не спит. Я не стал говорить правду, что во сне она постоянно храпит и пускает слюни, а по вечерам такого нет. Ответил, что интуиция.
8. Возвращаюсь с работы поздно ночью. Иногда жена просит зайти по пути в магазин и купить, что она забыла. В такие дни я всегда покупаю себе бутылку содовой за 70 центов. Это напоминание о моем отце. Я мелким помогал ему на стройке, и он всегда покупал мне такую бутылку.
9. Иногда по дороге домой покупаю фаст-фуд, сажусь на скамейку в парке, включаю на мобиле какой-нибудь фильм и отдыхаю, пока меня не отпустит весь тот негатив, который накопился за день в больнице. Когда полностью успокаиваюсь, иду домой. Жена не знает, она думает, что в это время я на работе.
10. Когда нет никого дома, я включаю музыку и начинаю танцевать. Иногда залезаю на стол и танцую на нем, представляя, что я в баре. В компании я всегда говорю, что не умею танцевать. Мне кажется, я при этом со сторону выгляжу, как дура. Но, когда никто не видит, я отрываюсь.
11. Он не знает, что мое хобби стоит гораздо дороже, чем я говорю.
12. Когда его нет дома, я надеваю его рубашку или свитер, хожу в них и наслаждаюсь его запахом. Такого раньше не было, это возникло недавно.
13. У моей жены иногда бывают командировки на 2-3 дня. На это время я беру на работе отгулы, затариваюсь бухлом и фастфудом и тупо играю на компьютере. Перед ее приездом делаю уборку. Так продолжается 12 лет, она ни о чем не догадывается.
14. У мужа избыточный вес, и ему нельзя сладкое. Я люблю конфеты, но я стала замечать, что иногда он срывается и съедает все мои запасы. Тогда я оборудовала в доме тайник, где храню конфеты, а мужу сказала, что отказалась от сладкого, чтобы поддержать его, хотя очень от этого страдаю.
15. Моя жена помешана на здоровом питании. Если мы едим курицу, то только грудки. Но я очень скучаю по темному куриному мясу. Когда у меня раз в месяц среди недели выпадает выходной, а жена в этот день работает, я заказываю домой две курицы гриль и сжираю их целиком, как пещерный человек. Остается к ее приходу избавиться от всех улик.
1. Подъязычная кость это единственная крупная кость, которая не соединена с другими костями, и служит лишь для фиксации языка.
2. Наш мозг весит примерно 2% от массы тела, но потребляет 20% энергии, расходуемой организмом в обычных условиях.
3. Каждую минуту с нашего тела отшелушивается около 30 тысяч клеток кожи.
4. У человека на теле примерно столько же волос, как у шимпанзе, просто человеческие волосы короче и тоньше. По этой причине мы не выглядим полностью волосатыми.
5. Когда в процессе операции извлекают из организма некоторые органы, их не обязательно очень точно укладывать на место. Человеческое тело сделает это само, пока будет заживать операционный шов.
6. Ногти на ногах очень медленно растут. Когда только забеременела, ушибла большой палец правой ноги. Ноготь не сошел, но почернел примерно до половины. Я родила, а часть ногтя все еще оставалась черной.
7. В женском организме во время беременности увеличивается количество крови. Ее может стать в полтора раза больше. После родов объем крови постепенно приходит в норму.
8. Причина, по которой так легко сломать ключицу, заключается в том, что она и предназначена, чтобы легко ломаться. Ключица работает как автоматический выключатель в электрическом щитке. Она ломается, чтобы ослабить ударную волну, идущую в сторону позвоночника. Для человека лучше сломать ключицу, чем позвоночник. Ключица хотя бы срастается. Аналогично с носовыми пазухами. Это аварийная предохранительная зона мозга и черепа.
9. Люди полосатые, просто чаще всего мы не видим эти полосы. Они называются линиями Блашко. Спереди имеют U-образную форму, сзади V-образную, на голове и лице волнистую, на руках и ногах прямую. Но различия в пигментации так малы, что мы их обычно не замечаем. Но есть условия, при которых полосатость становится более очевидной. Линии Блашко лучше различимы в ультрафиолете при определенной яркости лампы.
10. Силу мышц регулирует мозг. Если бы мышцы ног сокращались в полную силу, они бы сломали бедренные кости. Именно поэтому в чрезвычайных ситуациях под воздействием адреналина человек может поднять автомобиль или бетонную плиту, чтобы вытащить своего ребенка. Тело способно выдерживать очень большие нагрузки, но они могут стать причиной серьезных травм. Поэтому мозг сохраняет нас вялыми и мягкими.
11. Желудок опоясывает около 500 миллионов нейронов. Это энтеральная нервная система, которая контролирует пищеварение, работает автономно, имеет свою память, управляет собственными рефлексами. Она возникла, потому что от желудка до головного мозга далеко. До спинного мозга ближе, но тоже далеко. Благодаря этой системе после приема психотропов мы чувствуем приход не только в голове, но и в желудке.
12. Площадь поверхности легких примерно как площадь теннисного корта.
13. Если нажать пальцем между глазами, после чего надавить языком на верхнее небо, можно ощутить, как слегка сдвигается кость. Если это сделать, когда заложен нос, через пару минут начнет вытекать слизь, и носовые пути очистятся.
14. Люди, которые поколениями живут в необычных условиях, адаптируются к ним. У жителей высокогорья более крупные легкие и немного отличается состав крови. У народа баджау, живущего на побережье и проводящего много времени в воде, селезенка в полтора раза больше, чтобы вмещать больше крови.
1. Брат, который младше меня на 17 лет, заявил, что уделает меня в Мортал Комбат. Он не знал, что я играл в эту игру еще до его рождения. Мелкий получил по заслугам.
2. Я взял метровую линейку и в шутку предложил учителю по философии пофехтовать. Он своей указкой выбил у меня линейку через пару секунд. Я не знал, что когда он учился в Оксфорде, то ходил на занятия по фехтованию, и одно время даже был чемпионом.
3. На втором свидании мы поехали поиграть в боулинг. Она всю дорогу говорила, что занимается этим с пяти лет, и не оставит мне шанса. Но когда на парковке я вытащил из багажника свой шар и специальную обувь, она сказала, что, вероятно, зря хвасталась своим мастерством. Конечно зря. Я ей не оставил ни малейшего шанса.
4. В колледже я много бухал, и у меня выработался своеобразный иммунитет к спиртному, я почти не пьянел. Но дома никогда не пил, и родители думали, что мне просто не нравится бухло. Я же просто не хотел напиваться при родителях. Я был дома на каникулах, и к нам в гости приехали братья отца. Они решили побухать. Один из них позвал меня, но отец сказал, что я вообще не пью. Но в этот раз я решил выпить. Мы достаточно быстро выпили по пять стопок. Их уже сильно развезло, а я ни в одном глазу. Отец смотрел на меня и офигевал, но при этом гордился.
5. К нам с подругами стал подкатывать какой-то пикапер. Он предложил посоревноваться, кто дольше продержится на механическом быке. Но он не знал, что я выросла на ферме и привыкла к брыкающимся животным, а еще я хорошо держусь в седле. Он продержался на быке ровно 10 секунд, я больше двух минут, и то, оператор под конец увеличил сложность, и мне реально было тяжело держаться. Этот пикапер все понял и свалил из бара, оставив нас с подругами в покое.
6. Случайный чел подошел ко мне на вечеринке и стал читать лекцию на кое-какую тему. Он цитировал одну работу и в конце сказал, что хотел этой работой доказать автор. Я ответил, что автор имел в виду совсем не это. Чел назвал меня ослом, не разбирающимся в теме. Я спросил, кто написал эту работу, на которую он ссылался. Он не знал. Я предложил загуглить, после чего показал ему свое водительское удостоверение. К его удивлению эту работу написал я. Он цитировал мне мои слова и пытался объяснить, что именно я думал в своем исследовании. Я дал ему свою визитку и сказал, что если он хочет перестать быть невеждой, то может мне позвонить в любой момент.
7. Всякие зеленые иногда пытаются мне доказать, до чего опасна ядерная энергетика. А когда я говорю, что уголь в процессе горения сильнее загрязняет атмосферу, чем ядерное топливо, меня считают не объективным. Они даже не подозревают, что я инженер в области ядерной энергетики, и мне всяко виднее. Многие же из зеленых активистов даже школу не смогли закончить.
8. Я 10 лет занимался музыкой, играл на трубе в городском оркестре. Но я не стал профессиональным музыкантом, а мой друг, который играл на скрипке, стал. Как-то я пошел к нему на концерт, а потом мы встретились за кулисами. Я сказал, что в их оркестре подводят духовые инструменты. Это услышала какая-то девушка. Видимо, она была новенькая, потому что я впервые видел ее. Она нагло так спросила: «Кто ты такой, чтобы рассуждать об уровне исполнения?». Я ответил, что 5 лет был здесь главным трубачом. Она смутилась и спросила, почему я ушел. Я ответил, что из-за таких, как ты.
9. Я служил в морской пехоте, и у нас много времени уделяли рукопашному бою. У меня обычное телосложение, и я не выгляжу как угрожающий боец. Ко мне часто подходили перекачанные амбалы и предлагали спарринг. Но они не знали, что до армии я 5 лет занимался джиу-джитсу. Я всегда легко раскатывал этих громил.
10. Занимаюсь в спортзале на тренажерах. Рядом на беговой дорожке бежит какой-то мужик средних лет. В другом конце зала чем-то занимаются девчонки. И еще один чел ходит по залу и пристает ко всем с расспросами. Сам не занимается, но другим мешает. Подошел он к бегуну и спрашивает: «К чему-то готовишься?» Тот отвечает, что к ультрамарафону. Этот чел похихикал: «Что, наверное, рассчитываешь победить?» Мужик ответил, что, вероятно, так и будет, потому что три предыдущих раза он побеждал.
11. В прошлом году меня пригласили на рождественскую вечеринку. Устроили конкурс на самый лучший десерт. Я победила единогласно. Они не знали, что я учусь в кулинарном колледже. Меня сразу же пригласили на следующую рождественскую вечеринку с намерением взять реванш. Попробуйте.
12. В колледже я занимался плаванием, но потом сосредоточился на учебе и забросил спорт. Я быстро потерял внешнюю форму и никак не был похож на пловца, но техника всегда оставалась со мной. Мы отдыхали с женой в Пуэрто-Рико, в тот вечер сидели у бассейна. Я иногда нырял и проплывал из конца в конец. Конечно, я не выкладывался. Ко мне подошел парень из местных. Он сказал, что я неплохо плаваю, и предложил посоревноваться на 50 метров. Он не знал, что я раньше был профессиональным спринтером. Я доплыл до финиша, обогнав его на 20 метров. Было видно, как тот парень смутился. Он угостил меня выпивкой и ушел.
13. На первом курсе универа познакомилась с парнем. Мы пошли гулять в городской парк. Был прекрасный осенний день. В парке был тир, и он предложил зайти. Купил пулек, стал стрелять. Мазал безбожно. Сказал, что у винтовки сбит прицел, и невозможно куда-то попасть. Отдал оставшиеся пульки мне. Я сделала один пристрелочный. Да, прицел был сбит, и на это пришлось делать поправку. А дальше укладывала одну мишень за другой, ни разу не промазала. Конечно, он офигел. Я сказала ему, что нет никакой магии, просто в школе я ходила в военно-спортивную секцию, и один год даже заняла 12 место по стране в соревнованиях по стрельбе из винтовки.
14. Я был новеньким в этой языковой школе. На первом же уроке учительница испанского поставила мне трояк, сказав, что у меня жуткое произношение. Откуда ей было знать, что жуткое произношение было как раз у нее, а мой папа работал водителем в посольстве в Мадриде. Я родился там и прожил первые 15 лет своей жизни.
Прозвучало два выстрела. Я сделал вдох – в грудь будто ножом ткнули – и открыл глаза. В кабине всё стало белым и мягким. Почти рай, если не считать искорёженного металла и кровавых пятен. В воздухе витал кисловатый запах – моча и пороховой дым. Ноги полыхали огнём. Я пошевелил пальцами, сморгнул кровь. Судя по всему, ушиб рёбер; однако мне удалось выпрямиться, и я мог нормально дышать. Конечности не пострадали. Голова была влажной, но это оказалась лишь поверхностная рана.
Синь нависла надо мной, покрытая белым порошком из лопнувших подушек безопасности. Симпатичный призрак средних лет, вооружённый «Desert Eagle». В боку грузовика зияла огромная дыра. Джинсы, банки с газировкой, туфли на высоких каблуках – всё валялось вокруг в беспорядке, словно в Эшвилл Молл наступило время рождественских распродаж – впрочем, не скажу, что его посещение было мне по карману. Не хватало только юаней и ненависти к себе. Снаружи на нас глядели трое мертвецов в выцветших оранжевых спортивных костюмах, явно предвкушавших трапезу, но Синь их мигом прикончила.
– Ты цел? – бросила она.
– Всё в шоколаде. Что с С.П.?
– Он наверху, – она ткнула пальцем в крышу. – Похоже, нас закидали камнями.
Я отстегнул ремни безопасности и, пошатываясь, встал. Едва не упал, но успел ухватиться за водительское сидение.
– У парня есть пушка? – спросил я, пытаясь нашарить рукой кобуру.
– У него винтовка.
– Так почему он не стреляет?
Синь закусила губу. Я снял «Кольт» с предохранителя, и мы пробирались через кузов, отпихивая в сторону коробки с дизайнерской обувью, пока, наконец, не оказались снаружи. По-видимому, Синь перебила оставшихся мертвецов в оранжевых костюмах: нас встретили только лёгкий ветерок и ослепительное послеполуденное солнце. Грузовик застрял между двумя массивными деревьями; мы не укатились на самое дно, возможно, вообще перевернулись недалеко от шоссе, а значит, по-прежнему находились на крутом склоне.
А ещё С.П. на крыше отсутствовал.
Я сорвал с пояса портативный радиопередатчик. Мысленно взмолился: пожалуйста, работай.
– Где ты, чёрт возьми? – прошипел я.
Долгое время ответа не было. Я уже начал гадать, что сделает со мной Коронер, если я потерял мальчишку. Потерял деньги.
– Чуть ниже по склону холма, – наконец ответил С.П. Его голос искажали помехи. – Восточнее от места аварии. Возможно, вам ещё удастся меня разглядеть.
И действительно, вон он, за деревьями. Крошечная тёмная точка.
– Я уже подала сигнал бедствия, – сообщила Синь, наклоняясь к моему передатчику. – Представители компании в пути. Будут минут через тридцать. Нам лишь нужно оставаться здесь и ждать.
С.П. возразил:
– Мой старик уже близко. Я успею отыскать его.
– Дождись спасателей здесь, – увещевала его Синь. – Мы отправимся на поиски все вместе.
Он грустно хохотнул:
– Компания не станет отправлять поисковую группу. Вам это известно. Им есть дело лишь до груза и того, что удастся извлечь из грузовика. Мой отец абсолютно ничего не значит ни для кого, кроме меня.
Что ж, порывался заметить я, он мёртв. Но вместо этого окинул взглядом спуск.
– Погоди, – сказал я. – Я пойду с тобой.
– Что? – опешила Синь.
Я снял большой палец с передатчика.
– Парень не должен погибнуть, – заметил я, прикидывая, могу ли себе позволить такую откровенность.
– Точнее, тебе нужны деньги.
Я ухватился за низко свисавшую ветку свободной рукой. Продвинулся вперёд, опёрся о другое дерево, одновременно пытаясь не поскользнуться на листве, устилавшей корни.
– Господи боже, Эз, – Синь раскраснелась и выглядела взволнованной. Она сделала шаг в мою сторону – не столько, чтобы пойти следом, сколько чтобы я её услышал. – Всем нам нужны деньги. Но от них никакого проку, если ты мёртв.
– А вот и нет. Парень должен мне целую кучу денег, если я погибну.
– Да ладно? А если твоё тело сожрут?
– Тогда будет сложнее. Придётся нанять бухгалтера.
– Я спасаю тебе жизнь, а ты собираешься бросить меня одну. Мы столько ездили вместе, а ты меня бросаешь.
Я усилием воли заставил себя продолжить движение, вперив сосредоточенный взгляд в паренька.
– Ты же знаешь, Синь, меня не заставить чувствовать себя виноватым. Запрись в тайнике. Налей себе пару стаканчиков, выпей за наше здоровье и не позволяй спасателям уехать без нас.
Я перешагнул через очередной труп в оранжевом тренировочном костюме – бледный, истощённый, исцарапанный ветками; лицо – череп, туго обтянутый кожей. Это отчаявшиеся мертвецы, давние и озверевшие от голода. Те, что посвежее и покрепче, предпочитали действовать ночью, когда солнце не разлагает мышцы, отделяя их от костей.
– Эз, – окликнула меня Синь. – Парень врёт.
Я замер.
– Понятия не имею, что ложь, а что правда, – продолжила она, – но я встречала его прежде. Ещё дома, в «Нью Фрэнч». Он рубился в карты и чуть что хватался за пушку.
Она понизила голос, зашипев скороговоркой:
– Все эти ужимки в стиле «Нет, мэм, я так не считаю» – дерьмо собачье, и я готова поручиться, что он провёл в Эшвилле больше одной ночи. Не знаю, какую игру он ведёт, но я не готова сдохнуть ради лжи. Просто забей. Если парень погибнет, что ж, мы потеряем немного денег. Завтра получим новое задание.
Говорила ли она правду? Или пыталась помешать мне убиться? Не имело значения, пока есть шанс, что Коронер объявится у меня на пороге.
– Завтра будет слишком поздно, – парировал я.
Она покачала головой и отступила. Процедила сквозь зубы:
– Тупой ублюдок.
Я аккуратно спустился вниз.
***
С.П. ждал меня в небольшой лощине, где земля уже выравнивалась. Неподалёку журчал незримый ручей. С.П. вымученно улыбнулся, баюкая М-16 на сгибе руки. Его пропитавшаяся потом одежда провисала под тяжестью запасных обойм. Воздух ощущался иначе – свежий, не забитый смогом. Казалось, бог только что его изобрёл и по-прежнему считал, что стало хорошо.
– Ты в этом деле не новичок, – заметил я.
Он пожал одним плечом, затем отвернулся и вскинул винтовку на другое. Перескочил скалистый уступ и двинулся в сторону текущей воды.
– Я же вам говорил. Я находился снаружи, сколько себя помню. Нам стоит помалкивать.
В обычной ситуации я бы с благодарностью прислушался к предупреждению. Но в том, как он каждый раз спускал, или почти спускал, курок, или даже просто размышлял об этом, ощущалось какое-то беспечное веселье жизнерадостного туриста. Сейчас молчание казалось нелепым, и мне не понравилось, что парень хотел меня заткнуть.
– Мы здесь единственная добыча, парень. Каждый труп на мили вокруг уже знает, где мы находимся.
Он в очередной раз пожал одним плечом.
Ручей оказался достаточно мелким, чтобы не пришлось идти в обход. Головастики сновали вокруг наших ботинок. Оказавшись на другом берегу, мы вновь начали взбираться вверх по склону. Здесь листва уже пестрела багрянцем, словно мы угодили в позднюю осень.
– Ты чертовски примерный сын, – сказал я. – Парни в твоём возрасте, как правило, хотят своих папаш разве что придушить.
Он оглянулся:
– Ты своего придушил?
– Никогда его не знал. Но хотел бы… – Я замолчал. – Удавить.
Он какое-то время переваривал услышанное:
– Где вы выросли?
– В Ричмонде.
– Никогда о таком не слышал.
– Потому что его больше нет.
Над головой прошелестели крылья. На птиц можно было положиться. Если они умирали, то больше не двигались. Под ногами трещали мелкие веточки. Склон холма стал более отвесным.
– Должен вам признаться… – начал он.
– Валяй.
– Порой мне кажется, что я недостаточно хороший человек.
– А я точно знаю, что я не такой.
– Я имею в виду, чтобы говорить на языке. Языке ангелов.
– Ты ангел?
– Нет.
– Ну вот и ответ.
С.П. поджал губы, словно собирался что-то ответить. Но вместо этого указал рукой вверх. Я проследил за его указательным пальцем, увидел лиловеющее впереди небо и проступающий на его фоне силуэт старой пожарной каланчи. Когда клиентам приспичивало поохотиться, я отводил их к подобным башням. Высоким, древним, крепким. Мёртвые медленно лазают.
– Он там, – заявил парнишка. – Должен вас предупредить…
Я поднял вверх ладонь, обрывая его на полуслове. Прислушался.
– Слышишь? – прошептал я.
Самый убедительный аргумент против разговоров, когда находишься снаружи – твой голос заглушает важные предупреждающие знаки. Такие, к примеру, как звук бегущих по земле ног.
Мы бросились вверх по склону холма. С.П. обшаривал взглядом лес, и дуло винтовки неотступно ходило следом, а я то и дело озирался через плечо. Мои лёгкие словно надули, помочились сверху, а затем пришпилили степлером к грудной клетке, но я продолжал восхождение, с трудом передвигая ноги. Мой передатчик нагрелся, транслируя «Я жив, я ещё жив, я выплачу долги», и сквозь страх пробился стыд, ведь моя жизнь имела ценность исключительно потому, что я ещё не умер, а значит, мог зарабатывать и задолжать деньги. Мы преодолели полпути до каланчи прежде, чем я разглядел наших преследователей и осознал, что ошибался по поводу источника звука.
По раскисшей почке шлёпали не только ноги.
Там были ещё и лапы.
Волки – потрёпанные, напоминающие скелеты существа, с проступающими из-под серого с проседью меха рёбрами. Они петляли среди деревьев подобно стальным иглам. Следом тащились мужчина и женщина в изодранной зелёной униформе. Я выстрелил в ближайшего зверя. Промахнулся.
– Сзади, – просипел я.
С.П. развернулся на бегу, прицелился, отстрелил передние лапы волку, в которого я не попал. Я не мог разобрать, сколько их ещё осталось – они то появлялись в поле зрения, то исчезали, напоминая серо-зелёные размытые пятна, лики леса. Один из них появился на расстоянии вытянутой руки от С.П., слева; я вышиб ему мозги, чуть не запнувшись о тело, когда волк рухнул на землю. Выровнялся и пальнул в мужчину в зелёном.
Мёртвые не дышали, не рычали, не шипели, не стонали. Они наблюдали, бросались вперёд, щёлкая зубами, совершенно беззвучно. Впереди полыхнули глаза. Нас окружали со всех сторон с безжалостной грацией, подбираясь всё ближе, и меня вдруг накрыло дурацкое озарение из тех, что кажутся настоящим откровением, когда мысли путаются от прилива адреналина и тебя вот-вот сожрут: они будто танцуют. Каждый бросок, каждый укус в унисон. Мы умрём из-за того, что мертвецы танцуют.
Парень остановился.
Я бежал слишком быстро, не соблюдая дистанцию. Мы рухнули в грязь. Кто-то вскрикнул, но я не различил слов. Я почуял вонь гнилого мяса. Попытался подняться, но мои ноги оказались опутаны; кто-то продолжал кричать. У меня пульсировали плечи. Каждый вдох ощущался как удар под дых. Я схватился за «Кольт», подобравшись в ожидании укуса, но кто-то всё кричал. Я поднял взгляд.
Мертвецы не отрываясь глядели на мужчину в чёрном.
Он был высоким, бледным. Тёмная с проседью щетина покрывала его лицо, а глаза скрывались в тени широкополой шляпы. Его голос звучал хрипло, но повелительно, как само чувство голода – каждый произносимый им слог на тарабарском казался пощёчиной, ударом хлыста, громом – сплошные острые углы. Мертвецы обмякли, пока он вещал, то ли струсив, то ли покорившись, то ли впав в экстаз. Волки нерешительно переминались с лапы на лапу, слюна капала из пастей – они не сводили глаз с проповедника. Джозеф снял шляпу и опустил суровый взгляд синих глаз на сына, а затем обратился к нему на английском вместо небесной белиберды.
– Давай, кончай их, – велел он. – У меня чертовски саднит горло.
***
Когда я впервые прибыл в Эшвилл, то полгода прожил с поэтессой, бывшей последовательницей Церкви Пятидесятников из горных общин к югу от Блэксберга. Однажды, после ночи курева, утех и блэкджека, она, едва ворочая языком, учила меня глоссолалии [прим.: речь, состоящая из бессмысленных слов и словосочетаний, имеющая некоторые признаки осмысленной речи], хихикая, пока мы повторяли бессмысленные наборы слов. Она утверждала, что в этом бессвязном бормотании присутствовала своя логика. Повторяющиеся, зацикленные звуки. Едва уловимые смены интонаций. Язык Небес был поэзией без смысла, пустыми словами, что обретали форму.
Это было в своём роде искусство.
Я безмолвно проговаривал слова, которые проповедовал Джозеф. Nalumasakala, sayamawath, и прочая хрень. Детский лепет, но они приручали мертвецов. Мужчина достучался до них через этот язык и управлял ими. Я пытался запомнить ритмику и сами слова, что не являлись словами. Я мысленно умолял его не завершать проповедь.
Джозеф не потерялся. Он не заблудился, не ждал спасения. Он был дома, в своей стихии.
У подножия каланчи располагалось укреплённое сталью стойло – внутри пофыркивала лошадь. После того, как мы перебили оставшихся мертвецов, Джозеф закурил и указал на верёвочную лестницу. Пригласил нас подняться наверх, выпить кофе.
– Я мало что могу предложить, – признался он. – Разве что сварить немного фасоли.
С.П. не двигался.
– Ты должен пойти с нами, – обратился он к отцу, тихо, но твёрдо. – Скоро прибудет помощь, но мы должны встретить их на другом берегу ручья.
– Я уже сказал. Я никуда не пойду.
С.П. сжал покрепче винтовку:
– Отец. Ты не можешь здесь жить.
Джозеф фыркнул:
– И мне тебя не хватало, Кристофер. Как тебе город? Не хочешь представить меня своему другу?
– Он проводник. Он здесь, чтобы помочь. Ты болен. Мы хотим тебе помочь.
Кристофер. Парень зыркнул на меня, нахмурился.
– Меня зовут Эзекиль, – представился я. Протянул руку. Он окинул меня цепким взглядом, затем ответил на рукопожатие.
– Ты местный? – уточнил он.
– Нет, сэр. Я из Ричмонда.
Он поморщился, выдыхая дым:
– Твои родные были там?
Та самая шутка о моей семье.
– Да.
– Я как-то забредал в те края. Через несколько месяцев после того, как ушёл Кристофер. – он стряхнул пепел на землю. – Увидишь это место однажды, и потом не знаешь, как смотреть Господу в глаза.
Я не нашёлся, что ответить, кроме:
– Да, сэр.
– Отец, – с нажимом повторил Кристофер. – Ты должен сейчас же пойти с нами.
Джозеф покачал головой:
– Рад тебя видеть, сынок. Я с удовольствием выпью с тобой чашечку кофе, и ты расскажешь мне, чего на самом деле хочешь. Грейс Баптист Чёрч начали сбор пожертвований месяц назад – если нужны деньги, можем это обсудить. Но ради тебя я за стены не вернусь, – он развернулся и двинулся к лестнице.
И С.П. – Кристофер – ударил его по голове прикладом.
Проповедник осел на землю.
Я инстинктивно потянулся за «Кольтом», однако в последний момент сжал руку в кулак и замер, не двигаясь. Кристофер склонился над телом отца и обшарил карманы куртки, извлёк связку ключей.
– Он больше не хочет покидать пустоши, – пояснил он. – У него старческое слабоумие. Его нужно спасти. Если хотите ему помочь, давайте вместе закинем его на лошадь.
От каждого слова разило брехнёй. Я наблюдал, как он перебирает отцовские ключи, и вспомнил рассказ Синь о «Нью Фрэнч». Что куратор велел мне вернуть старика, и меня охватило дурное предчувствие. Я бы покачал головой в невольном восхищении, но никто не сказал мне ни слова, а потому я просто почесал чип в затылке. Осязая тепло передатчика, постоянный жар долга и необходимости вернуться. Коронер втянул меня в историю, и теперь я оказался в ловушке, без возможности выбирать. Почему он поручил это мне? Потому, что я надёжный человек? Или потому, что считал меня идиотом, от которого не жалко избавиться?
Выполнишь задание, и всё будет путём.
– Ладно, – медленно протянул я. – Я возьму его под руку, и мы вместе его поднимем.
Мы поставили его отца на ноги, закинули его руки себе на плечи и отволокли в стойло. Кристофер отпер стальную дверь, и мы затащили Джозефа внутрь. Загон оказался совсем небольшим; здесь стоял густой навозный дух. Косые лучи солнца проникали сквозь решётки, а землю устилало сено. Лошадь фыркнула, отшатнулась. Она выглядела измождённой, с чёрной, как одеяние Джозефа, шкурой. Я не мог припомнить, когда в последний раз видел такое крупное животное живым. Грызуны, как правило, умирали окончательно, однако большинство млекопитающих крупнее кошек чаще всего восставали. Поэтому в городах их водилось не так уж много.
Лошадь вела себя спокойно; она безропотно позволила нам взвалить на неё Джозефа. Мы расположили его ноги таким образом, что он практически ровно сидел в седле, свесив голову. Кристофер забрался следом, кивнул мне:
– Спасибо, – поблагодарил он.
А затем выстрелил мне в грудь.
***
Удар сшиб меня с ног. Даже несмотря на броню, скрытую под плащом, мне словно вмазали по грудине кувалдой, выбив весь воздух, и я судорожно хватал его ртом. Лошадь Кристофера помчалась в лес, и на прекрасное, заряженное адреналином мгновение я перестал тревожиться о деньгах, последствиях, Коронере. Я поднял «Кольт» и выстрелил.
В первый раз промахнулся. Вторая пуля угодила в цель, и парень рухнул с лошади. Животное запаниковало, встав на дыбы, и сбросило проповедника – тот упал на бок и откатился в сторону.
Я, морщась, поднялся. Пошатываясь, вышел наружу – как раз вовремя, чтобы заметить, как паренёк нырнул за дерево, тяжело дышащий, но пока живой, с М-16 наперевес. Я вновь спустил курок – кора брызнула в стороны – и укрылся за поваленным стволом.
Похоже, Коронер прикупил калифорнийскую броню и для него тоже.
– Значит, – крикнул я, – хочешь продать своего старика?
Кристофер закашлялся. Лишь чуть позже до меня дошло, что он смеялся.
– Вот почему ты в меня стрелял? Потому что я плохой сын? – пуля мазнула по коре, опалила мох, просвистев у меня над головой. – Или сам планируешь его продать?
– И в мыслях не было, – ответил я. Прокрался вдоль ствола, прислушиваясь – нет ли звука шагов. – Просто привык стрелять в ответ, если в меня палят из пушки.
Он молчал.
– Хочу прояснить, некоторые вещи, – крикнул я. Мысленно подстёгивал его двигаться, пока я говорю, выглянуть и попытаться меня отыскать. – Тебя это достало, так? Проповеди. Пустоши. Тебя это достало, и ты, как разумный человек, хотел жить среди живых, поэтому сбежал в город, подсел на азартные игры и алкоголь. Пока что всё верно?
Лишь ветер поёт в листве. Раздался щелчок перезаряжаемой обоймы. Я сосредоточился на этом звуке, приподнял «Кольт» над бревном.
– Когда долго играешь в «Нью Фрэнч», в конечном счёте торчишь деньги всему городу. А значит, и Коронеру. Готов поручиться, что вскоре он объявился, а ты начал задумываться о том, что можешь ему предложить, чтобы он отстал. И тогда ты вспомнил о папаше, и всё…
Он прервал меня автоматной очередью. Я дважды выстрелил вслепую.
«Кольт» издал сухой щелчок – кончились патроны.
Кристофер, определённо, услышал. Он кашлял и стрелял в погибшее дерево, разнося в клочья мох, кору и древесину, словно прорубая их мачете, постепенно приближаясь, снова кашлял, раздирая воздух очередями…
А затем всё стихло.
Раздался хруст, и на лес опустилась тишина.
Я выглянул из-за бревна.
Она сжимала его в объятиях, словно возлюбленного. Его голова безвольно повисла под неправильным углом. Её предплечье обглодали, рот был вымазан кровью. Порошок из лопнувшей подушки безопасности всё ещё не осыпался с тела. Три мертвеца из группы спасателей в камуфляже и броне появились из чащи у неё за спиной.
И тогда я принял неизбежное.
Эти доспехи, такие громоздкие и бесполезные. Синь Сунь с окровавленным ртом. Все умерли. Никто за мной не придёт. А даже если я отыщу путь домой, Коронер будет ждать меня там.
Синь впилась губами в горло мёртвого парнишки. Поначалу это напоминало поцелуй. А потом уже нет. Она вскрыла артерию, вырвала мышцу. Её взгляд сместился вбок и остановился на мне; казалось, она не знает, что выбрать – закончить трапезу или двинуться ко мне. Кровь парнишки струилась по её рубашке. Ноги спасателей искривлялись под болезненными на вид углами – возможно, команда попала в аварию – но они продолжали ковылять в нашу сторону, дюйм за дюймом.
– Ты оказалась права, – едва слышно произнёс я. – Я тупой ублюдок.
Она наблюдала за мной, переступая с ноги на ногу. Когда смотришь в глаза мертвецов, видишь в них осуждение.
– Я не могу вернуться в город. Не знаю, зачем мне вообще туда возвращаться. Нет у меня никакой семьи, никакой дочери в Калифорнии. Всё, что осталось – арендодатель да неоплаченные похороны.
Спасатели подошли уже совсем близко. Я разжал пальцы, выронив «Кольт».
– Не хочу быть чьей-то собственностью, – признался я. – Больше не хочу никому быть должным. Слишком долго я жил в западне.
Она молчала. Я попытался расслабиться. Не вслушиваться в пульсацию крови в груди и затылке. Воздух даже на вкус ощущался приятно – я был рад умереть снаружи. На большее я и не смел надеяться – оказаться в месте, где есть птицы. Это приносило некое облегчение, дарило лёгкость. Так вот как всё произойдёт. Ноги шаркали по грязи, шаг за шагом.
– Ну же, Синь, – подбодрил её я.
Она дёрнулась назад с влажным звуком.
Синь и Кристофер рухнули, спутавшись в клубок. Они ещё даже не коснулись земли, а головы спасателей уже разлетелись облаками костей и крови. Я развернулся, проследив взглядом траекторию выстрелов – оружие было с глушителем. Возле каланчи стоял проповедник, держа по пистолету в каждой руке – стволы смотрели на меня и мертвецов; его лицо ничего не выражало – пустое, как покинутый город.
***
Мы молча сожгли трупы. Джозеф стоял слишком уж близко к погребальному костру Кристофера, склонив голову и беззвучно шевеля губами. Солнце почти село. Я вооружился одним из его пистолетов и поглядывал на лес. Насколько я мог судить, проповедник не подозревал о намерениях сына. Я не собирался посвящать его в детали. Мне больше нечего было сказать Синь, и меня снедало чувство вины. И всё же я стоял возле её погребального костра, безмолвно цепляясь за единственного друга на этой одинокой вечеринке.
Когда проповедник окончил молитву, мы поднялись на каланчу и смотрели, как угасает пламя. Он сварил горький кофе, который мы медленно потягивали, пока в небе зажигались звёзды – гуще и ярче, чем я видел за долгие годы. Когда Джозеф заговорил, его голос прозвучал хрипло и невыразительно:
– Всё ещё хочешь попробовать отвести меня в город?
Я прикинул, что мог бы так поступить. Притащить его Коронеру. Возможно, мой долг не будет уплачен сполна, но босс на какое-то время оставит меня в покое. Он получит нечто бесценное, что не в состоянии купить ни криминальный авторитет, ни корпорация, ни даже горстка избранных, что могли перелететь океан: слова, способные сдерживать мертвецов. Джозеф, возможно, отказался бы сотрудничать, но Коронер знал, как развязать человеку язык. Он бы заучил цикличные фразы, их ритмику, нанял бы поэтов в попытках препарировать язык Небес. Он бы постарался выяснить, чего ещё можно добиться этими словами от мертвецов.
Я глотнул кофе:
– Нет, сэр.
Старик кивнул, затем достал нож.
– Ты её благословлял, – заметил он.
Я смотрел на острие ножа, пытаясь подобрать правильные слова. Моё молчание он истолковал как недоумение.
– Её звали Синь Сунь, – ответил я. – Она была мне почти как семья.
Я поднял взгляд и встретился с ним глазами, мысленно заклиная мне поверить.
– Я не знаю, как спасать души, но хотел бы спасти её.
В душе Синь не было ничего, что нуждалось в спасении. Я надеялся, что она простила бы эту ложь. Джозеф облокотился на поручень, поигрывая ножом – на клинке блестел лунный свет. У меня вспотели ладони, в горле встал ком из незаданных вопросов. Я не привык хотеть чего-то подобного. Хотеть скитаться по пустошам, за пределами стен. Ездить верхом по дорогам и лесам, вдали от компаний и преступников, свободным от Коронера и всех долговых обязательств. Я никогда не верил, что такая жизнь возможна, а теперь мечта меня опьянила.
– Если хочешь, чтобы я тебя учил, – наконец сказал Джозеф, – Придётся вырезать твой передатчик.
Я коснулся тёплой выпуклости на затылке и подавил улыбку.
Метка Дьявола.
Я уже осязал всё. Пощипывание спирта. Металл, касающийся кожи; кончик ножа, холодный, подобно ночному ветерку. Одна капля, затем – ручеёк. Разрез, прощальное гудение передатчика с моим порядковым номером.
А затем – свобода, когда он поведает миру, что я умер.
Эрик Грегори, на данный момент уже, наверное, полноправный магистр изящных
искусств, погружает нас в атмосферу зомби-апокалипсиса с религиозным подтекстом.
Есть ли душа у зомби?
У пацана не было передатчика. Он оглянулся и почесал затылок – и я заметил, что на его шее ничего нет. В городе трудно отыскать человека без передатчика. Я сразу же понял, что он принёс мне неприятности.
– Мне нужен Эз, – сказал он. Я ответил, что он по адресу.
Паренёк, казалось, испытал облегчение и заговорил тише:
– И вы проводник?
Я вытер руки, вымазанные машинным маслом, о джинсы, закрыл капот «Форраннера» и жестом велел парню следовать за мной. Он всё понял и кивнул с абсурдной в этой ситуации признательностью. Я провёл его вдоль ряда старых грузовиков, ожидавших демонтажа. В противоположном конце мастерской кто-то взводил пилу.
– Кто дал тебе моё имя? – спросил я.
– Парень, что зовёт себя Коронером.
– Не следует тебе заговаривать с ним вновь.
Парень одарил меня печальной улыбкой:
– Да уж.
Он не походил на тех громил, что обычно являлись сюда в поисках проводника. Возраст подходящий – лет семнадцать-восемнадцать. Однако выглядел мальчонка уж больно обычно и прилизанно. Худой, гладко выбритый, в слаксах на подтяжках и белой рубашке, пропитавшейся потом. Я не знал, что о нём думать, и мне эта неопределённость не нравилась.
– Ты местный? – уточнил я.
Он покачал головой:
– Нет, сэр. Я из Линчбурга.
– Славный городишко, – солгал я. Сборище фанатиков. – И давно ты здесь?
– Меньше суток.
– И уже хочешь наружу, – ухмыльнулся я. – Господи-боже.
В офисе было ненамного прохладнее, но зато здесь можно выпить пивка и посидеть в тени. Парнишка устроился на моём потрёпанном диване с цветочной обивкой, а я вскрыл две бутылки «Янцзиня», рассудив, что он привык к напиткам поприличнее. Я по-прежнему не мог его считать, но одевался он как богатенький. Он сложил руки на груди и закинул ногу на ногу, изучая старые вывески с бензоколонок, украшавшие стену.
– Как мне к тебе обращаться? – поинтересовался я.
Он насупился, уставившись на пивную бутылку:
– С.П.
– Ладно, С.П. Не желаешь рассказать, с чего тебе вдруг жить надоело?
Он покачал головой:
– Не надоело. Просто хочу вновь повидаться со своим стариком.
Настал мой черёд хмуриться:
– Твоим стариком.
– Так точно. Он снаружи.
Я покатал бутылку по столешнице из одной руки в другую.
– Насколько далеко снаружи?
– Северные Чероки. Между этим городом и Джонсон Сити.
– Через лес. Неблизкий путь.
Он пожал плечами.
Некоторые проводники не любят совать нос в чужие дела. Берись за работу, не задавай лишних вопросов. Такие нелюбопытные проводники заканчивают весьма погано.
– Если хочешь, чтобы я тебе помог, – начал я, – придётся объяснить, что он там забыл.
Если его прислал Коронер, выбора у меня особенно не было, но, возможно, парень об этом не знал. Он кивнул и ответил без колебаний.
– Мы освобождали души.
Господи, подумал я. Затем – ну разумеется – С.П. сын проповедника. Следовало раньше догадаться. Я допил «Янцзинь», затем открыл холодильник и достал бутылку виски. Слышал я прежде об освободителях, но никогда лично не встречал.
– Ты был с ним, – заметил я.
– Так точно.
– Он проповедует, ты стреляешь. Так это работает?
Парень, казалось, смутился:
– Я пока не научился благословлять.
– И вы разделились?
Он понурился:
– Нас застала врасплох стая волков. Мы бежали, и мой отец, – он осёкся. – Упал. С обрыва. Я видел, как он катится кубарём вниз, слышал, как звал меня, но склон становился всё отвеснее и… Я не понял, где он оказался. Я искал до заката. Я люблю отца, но… – он поджал губы. – Но я не идиот.
– Ты поступил правильно, – я наклонился вперёд. – Но ты должен понимать, что он мёртв.
Парень промолчал.
– Я не намерен внушать тебе ложную надежду. Твоего папаши больше нет. Я возьму у тебя деньги, проведу тебя туда и помогу отправить все необходимые ритуалы. Но я хочу, чтобы мы оба осознавали, что здесь происходит. Мне не нужно, чтобы между нами возникло недопонимание. Ты должен показать мне, что готов к тому, что мы не найдём его радостно улыбающимся.
– Я должен его отыскать, – упорствовал он. – Я осознаю риски.
Я не был так в этом уверен.
– Мои услуги стоят недёшево. И я тоже не идиот.
Я назвал сумму аванса.
– Сначала я хочу увидеть на своём счёте сумму кредитов, равную трём авансам, и чтобы этот счёт был подключён к моему передатчику. В случае моей смерти тройной оклад автоматически переведут родным.
Про семью я пошутил.
– Справедливо, – согласился он. – А если умру я?
– Мы подсоединим твой передатчик к моему счёту. Аванс вернут.
Он покачал головой:
– У меня нет передатчика.
А я и забыл. Метка Дьявола. Я улыбнулся назло шевельнувшейся внутри зависти. Крошечный металлический шарик в шее позволяет мне работать в городе, тратить и получать кредиты. Но чаще всего мне казалось, что это – тёплое зёрнышко долга, постоянно покалывающего под кожей, ожидающего, когда я умру или сброшусь до заводских настроек. Долга, будто постоянно грозящего увеличиться в размерах.
– Мы можем обратиться в моё кредитное агентство и установить таймер на снятие денег со счёта, – предложил я. – Если ты не явишься в течение трёх дней, чтобы его сбросить, аванс переведут на счёт по твоему выбору.
Он кивнул:
– Меня это устраивает.
– Полагаю, мы друг друга поняли, С.П.
Я достал из ящика «Кольт» и выложил на стол. Старая, полустёртая наклейка на рукоятке гласила «Сохраним природу Эшвилла».
– Если у тебя есть юани, моя пушка к твоим услугам.
И вот так мы приступили к делу.
***
В Эшвилле никто не проворачивал тёмные делишки, не задолжав денег Коронеру. Он объявлялся, когда ты оказывался на мели, отчаявшийся и безземельный. Кормил тебя, оплачивал аренду жилья. Если ты изъявлял желание стать проводником, он упрощал процедуру: пристраивал тебя механиком в компанию, задействовал нужные бюрократические рычаги влияния, чтобы записать тебя в ряды дальнобойщиков и разнообразить маршруты доставки. В прошлое Рождество он купил мне комплект брони, прилегающей как вторая кожа, прямиком из Купертино. Порой нелегко было разобраться, где заканчивалась власть компаний и начиналось влияние Коронера, но сомнений насчёт того, кто держал твои яйца в кулаке, никогда не возникало.
Коронер так часто ставил меня в одну смену с Синь Сунь, что вскоре я мог запросто рассказать о любимом исполнителе её дедушки (Джонни Кэше) и городе, где родилась её мать (Роли). Невысокого роста, жилистая, на вид лет сорока, с цепочкой потускневших сердечек, набитых вокруг запястья. Её корыто было настоящим чудищем, жутким гибридом «Хамви» и старенького грузовичка для перевозки мебели. Я занял место в кабине за старой автоматической винтовкой, установленной на капот. С.П. скрючился в тайничке с партией алкоголя.
Синь перехватила мой взгляд, выруливая к воротам:
– Ты плохой человек, Эз.
– Да ну?
– Его отец умер, – веско заметила она. – Парню на это смотреть незачем.
– Я его предупреждал. Он волен сам принимать решения.
Она покачала головой, почесала в затылке:
– Он же ещё салага. Это ясно как божий день. Тебе ли не знать.
– Он уложил немало мертвяков. Ему не нужна мамочка, Синь.
Она уставилась прямо перед собой, стиснув руками руль.
Засранец, безмолвно резюмировала она.
Светофор переключился, и Синь снова продвинулась вперёд. Нас окружили синие плащи, вооруженные винтовками и планшетами. Передатчик нагрелся, я почти осязал их пальцы на моей шее, перебирающие лицензии и разрешения, список работодателей и внушительные долги. Капитан синеплащников пролистывал манифест, а его мордовороты инспектировали груз. Синь делала вид, что меня не существует, а я изо всех сил сдерживался, чтобы не хвататься за пушку, не хрустеть костяшками и любым другим способом не выдать, что напуган до усрачки. Я вслушивался в перестук шагов у нас за спиной и гадал, о чём думает паренёк, спрятанный среди бутылок алкоголя.
Шаги стихли. Хлопнула дверца, и капитан махнул рукой, пропуская нас дальше. Я приложил руку к полям воображаемой шляпы, а Синь пожелала ему удачного дня.
Ворота открылись, и мы выехали наружу.
Есть что-то в моменте, когда покидаешь город, отчего хочется напиться и кричать. Ты уезжаешь в пустоту фронтира и ощущаешь тяжесть топлива, сжигаемого с каждой милей. Долги, торговые центры, манифесты – вся эта мишура спадает, пока не остаёшься лишь ты, тишина и облака, обвивающие иссечённые дорогами горные массивы. Пока мы выезжали, я разглядывал деревья – листву едва тронула рыжина. Впереди расстилалось шоссе, петлявшее между могучих валов Голубого хребта – сплошь отвесные склоны и обрывы. Стоит удалиться на пятнадцать миль от Эшвилла, и уже трудно поверить, что кто-нибудь вообще когда-то жил в горах. Даже биллборды попадались лишь изредка, и те заросли кудзу [прим.: растение семейства бобовых, способное образовывать непроходимые заросли].
– Не хочешь его выпустить? – осведомилась Синь.
– Боюсь, придётся.
Я покинул место стрелка, перебрался с помощью крюка-кошки в грузовой отсек и просочился между тесными рядами паллетов с маркировками на португальском, итальянском и китайском. Всё добро мира, упакованное в ящики. Аварийное освещение едва теплилось, к тому же, хоть я не первый раз лазил по колымаге Синь, груз каждый раз лежал немного иначе. Я сдвинул коробку с консервированным супом с дверцы тайника, постучал трижды, подождал, постучал снова. Я услышал шорох щеколды изнутри и откинул люк. С.П., окружённый слегка раскачивающимися винными бутылками, таращился на меня, сложив руки на груди, как покойник. Его лицо покраснело, мокрые от пота волосы облепили лоб.
– Спасибо, – выдохнул он.
Я подал ему руку:
– Ты живой?
Он моргнул:
– Мы снаружи.
– Так точно.
Я помог ему выбраться, протащил в кабину.
– Присядь-ка, – обратился я к нему, указывая на место стрелка.
Синь бросила взгляд через плечо и улыбнулась пареньку.
– Надеюсь, ты не прикладывался к виски, – заметила она мягко, явно поддразнивая. – Не хотелось бы мне, чтобы Коронер пришёл разбираться.
Он вспыхнул:
– Нет, мэм. Я не пью.
Я пытался отбросить образ Коронера, стоящего на пороге моего дома.
Синь рассмеялась:
– Вот как? Ты либо умный, либо чокнутый. Не уверена, которое из двух.
– Полагаю, здесь, – с нервной улыбкой выдавил С.П., – это и к лучшему.
– Тут ты, быть может, и прав.
По обочинам маячили пустые указатели. Буквы давно облупились. Одинокая мёртвая женщина, однорукая, тощая, как скелет, хромала вдоль шоссе. Она то и дело натыкалась на ограждение, норовя в любой момент перевалиться через край и сгинуть в лощине. Синь и С.П. замолчали, а я высматривал птиц в небе.
Я так и не понял, что Коронер хотел мне сказать, отправляя на это задание. Когда я позвонил, чтобы согласовать поездку, то спросил о парне, но куратор лишь ответил, что босс считал эту операцию важной. «Позаботься, чтобы парень и его папаша вернулись с тобой, – сказал он. – Выполнишь задание, и всё будет путём».
Коронер не был идиотом – он должен понимать, что проповедник давно мёртв. Он что, хотел кинуть пацана на деньги? Чушь – для него эта сумма сущие копейки. Он требовал выполнения задания, но я не в толк не мог взять, почему. Ставки были мне неизвестны, я не представлял, что могу потерять.
Синь резко затормозила, вырвав меня из размышлений.
Я едва успел сгруппироваться, чтобы не влететь головой в лобовое стекло. Впереди на дороге лежал восемнадцатиколёсный грузовик. Кабина уткнулась в разделительную полосу, а задняя часть заблокировала половину шоссе – машина распласталась по полотну, как спящий кот. Задняя орудийная башенка превратилась в металлолом, скотосбрасыватель [прим.: щит из железных прутьев, листовой или литой стали, предназначенный для откидывания с железнодорожного пути препятствий (скота, снега, брёвен, автомобилей и т.п.)] искорёжило, выкрутив до полной потери функциональности. Вокруг кабины сгрудилась стайка красных медведей – судя по их виду, мёртвых – обрывавших обшивку. Медведи дружно отвлеклись от своего занятия.
Некоторые говорят, что глаза мертвецов пусты, но я так никогда не считал. Ты смотришь в них и видишь осуждение.
Когда проводники и дальнобойщики собираются вместе выпить, можно услышать разговоры о придорожных церквушках, где поклоняются красным медведям. Мы народ не слишком религиозный, но я верю слухам. Порой приходится молиться тому, что тебя пугает. А если тебя не пугает двенадцатифутовое чудище весом в три сотни фунтов [прим.: около 3,66 метра и 136 кг, соответственно], выведенное, чтобы пожрать максимально возможное количество плоти, считай, ты уже покойник. Компании вывели красных медведей, чтобы очистить леса от мертвецов, и на бумаге это выглядело замечательно – хищные боевые киборги, падальщики со скелетами, усиленными титаном. Предполагалось, что их невозможно инфицировать – настоящая ходячая крепость.
Загвоздка в том, что они всё равно заразились.
Я схватил С.П. за плечо, попытался вытащить его из кресла, но он сбросил мою руку. Четверо зверей отделились от группы, вразвалочку направились к нам. Синь вцепилась в руль, переходя на заднюю передачу. Приближающиеся мертвецы разбились на пары, огибая нас с флангов; те, что остались на месте, вырвали дверцу кабины у поваленного грузовика…
Хрусь.
Ближайший к нам медведь качнулся вправо, из его головы брызнула кровь. С.П. невозмутимо развернул винтовку в сторону следующего зверя, затем слегка нахмурился, заметив, что первый медведь ещё двигался – челюсть держалась на лоскутах, и его мотало из стороны в сторону. Синь, поглядывая в зеркало заднего вида, держала руль ровно, сдавая назад так быстро, как только могла. Но медведи двигались куда быстрее, даже не сбавляя шага, пока С.П. стрелял им в грудь и голову. Наконец тот, с отстреленной челюстью, запнулся и упал мордой вперёд, словно у него закружилась голова или он выдохся. Поначалу мне показалось, что это С.П. его измотал, но нет – подвели задние лапы.
Оставшиеся три медведя оказались настолько близко, что я различал волокна мяса у них в зубах. Я склонился к уху С.П., перекрикивая грохот стрельбы:
– Стреляй по лапам!
Он коротко кивнул и сконцентрировал огонь на пространстве перед зверями. Вокруг суставов, где предплечья переходили в лапы, мяса было поменьше; красный мех и мышцы расползались, обнажая поблёскивавшее на солнце переплетение костей и металла. С.П. ни разу не промазал, но вскоре нам придётся перезарядить винтовку. Самый крупный медведь пошатнулся и рухнул на тротуар, ссадив морду об асфальт.
Последний бросился вперёд и врезался нам в капот. Машину тряхнуло, но Синь удалось выровнять грузовик. Медведь обмяк, отцепился и неподвижно замер на дороге. Синь сбросила скорость, и мы наблюдали за оставшимися мертвецами издали. Там собралось не меньше семи или восьми особей. Они уже разобрали кабину поваленного грузовика и приступили к трапезе.
– Мы можем поехать кружным путём, – вполголоса предложила Синь. – Уйти с шоссе по последнему съезду, потом пару миль двигаться в обход шоссе.
Я подумал о ребятах в центре круга мертвецов. Других дальнобойщиках. Возможно, проводниках. Интересно, знаю ли я кого-то из них?
– Да, – согласился я. – Давай так и поступим.
– Надеюсь, они были христианами, – едва слышно произнёс С.П.
***
Мы поговорили о своих близких. У Синь осталась полоумная мать, доживавшая свои дни в доме престарелых в Шарлотт. О бывшем муже и сыновьях она не обмолвилась ни словом. Моя дочь, уже взрослая, жила в фермерской колонии Монсанто на тихоокеанском побережье, и каждые пару месяцев присылала письма с просьбой выслать денег. Синь слышала эту историю уже с дюжину раз – или, по крайней мере, достаточно, чтобы решить, что всё это хрень собачья – но она по-прежнему наблюдала за мной со смесью теплоты и горечи в глазах.
С.П. поведал нам о своём отце, Джозефе. Поначалу паренёк говорил неохотно, односложно отвечая на расспросы Синь, но в итоге разговорился, сам, казалось, удивившись тому, как приятно рассказывать свою историю.
Джозеф не всегда освобождал души в дикой местности. Будучи юношей из Линчбургского Дозора, он ходил вдоль стены, убивая мертвецов. Джозеф бормотал молитвы с мальчишеских лет, учитывая нравы, царившие в городе, но не обрёл истинной веры, пока однажды летом в их краях не объявился странствующий проповедник. Джозефу тогда исполнилось двадцать, он недавно стал отцом, и даруемая им смерть особенно его тяготила, пусть даже он отправлял в последний путь давно сгнившие тела. Священник поведал ему, что души мертвецов не покидали увядшую плоть, и, несмотря на снедающие их голод и разложение, они всегда могли принять либо отринуть любовь Христа. Он вещал, что жизнь после смерти – шанс, лимбо плоти, и долг каждого христианина – молиться за потерянные души и предлагать им избавление. Подобно Христу, сошедшему в преисподнюю, чтобы забрать души язычников, верующим следовало странствовать по пустошам и справлять ритуалы по мёртвым.
Джозеф нашёл своё призвание. Он три года путешествовал со священником, проповедуя в огороженных стенами городах, обращаясь к мертвецам за их пределами и периодически возвращаясь в Линчубрг, чтобы передать жене и сыну деньги, собранные в церквях по всему Югу. Когда С.П. исполнилось семь, Джозеф вернулся домой и обнаружил осиротевшего, перепуганного сына – супруга угасла от пневмонии. Почти на год Джозеф оставил свою миссию и воспитывал мальчика, работая на стене, как прежде, но теперь вопия о спасении, когда начинял пулями ползущие тела.
Именно на стене ему было Откровение. Когда он выстрелил из винтовки в группку мертвецов в армейском камуфляже, ангел Господень овладел его языком и произнёс им слова на языке Еноха, слова, звучавшие в Царствии Небесном. Мертвецы замерли, чтобы послушать его проповедь, и он увидел свет Христов в их глазах. Он тут же убил их всех ‑ прежде, чем они могли бы пошевелиться или испытать сомнение. Он впал в экстаз.
С новым рвением Джозеф вознамерился вернуться в пустоши, на этот раз вместе с сыном. С.П. уже неплохо стрелял, став младшим дозорным. Странствующий священник перемещался на армированном грузовике, декламируя проповеди через динамики, но теперь Джозеф осознал, что стекло и металл отделяли его от душ, что ему надлежало спасти; он купил пару лошадей и научил С.П. ездить верхом.
– Погоди, – прервал я его. – Вы ездили верхом? Снаружи?
С.П. пожал плечами:
– Они быстрые.
– Да ты гонишь.
– Нет, сэр.
Я скосил взгляд на Синь. Она внимательно следила за дорогой, петляя по крутым горным серпантинам Северных Чероки. Мы еле ползли, но С.П. сказал, что мы уже недалеко от места, где он в последний раз видел Джозефа.
– А как же уцелеть в стычке с кем-то вроде тех медведей?
Он вымученно улыбнулся:
– Прошлой ночью мне повезло. Но перед отцом мертвецы расступаются. Он проповедует из седла.
Они расступаются, подумал я. Ну, разумеется.
– А что случилось потом? – поинтересовалась Синь. – Он тебя обучил?
С.П., казалось, замялся:
– Больше рассказать нечего. Он научил меня ездить верхом, и мы путешествовали на лошадях. Мы довольно часто заезжали в церкви, чтобы не голодать, но у него душа не лежала к тому, чтобы проповедовать живым. Мы всё больше и больше времени проводили снаружи, отправили тысячи душ к Господу. Отец старался, как мог, обучить меня языку Небес, но мне не хватает… – он замолк, уставившись в окно. – Откровения, – вполголоса закончил он.
Шины взвизгнули, когда дорога замкнулась сама на себя, уходя в поворот под углом чуть ли не в триста шестьдесят градусов. Я скрипнул зубами, стараясь не смотреть на обрыв по левую сторону или на скалу по правую. С.П. наклонился вперёд, указал на граффити на камне:
– Я узнаю…
Что-то ударило в бок грузовика. Справа, и очень сильно.
Мы со скрежетом слетели на обочину, сминая ограждение.
– Какого чёрта… – крикнула Синь.
Я перемахнул за сидение С.П., вытянул ремни безопасности и свернулся калачиком. Раздался ещё один мощный, сопровождаемый грохотом металла удар, затем ещё, а потом мир вокруг покатился кубарём и утратил чёткость. Облачко затхлого воздуха сопровождало взрыв, с которым сработали подушки безопасности. Я будто завис в невесомости, а затем гравитация резко вернулась, отозвавшись жутким хрустом в коленях и локтях. Я закрыл голову руками, как мог, но она неожиданно оказалась горячей наощупь, и меня окутала тяжёлая темнота.
1. Если перед вами смерч, и вам кажется, будто он стоит, он движется прямо на вас.
2. В кегельбане не нужно приближаться к кеглям для фото или чего-либо. Некоторые конструкции устроены так, что можно легко провалиться вниз, и вас просто раздавит машиной, которая двигается и автоматически расставляет кегли.
3. Если нужно разбить автомобильное стекло, то следует бить не по центру, где оно наиболее толстое, а по краям.
4. Экстренный вызов по 911 можно сделать, даже если нет сети вашего сотового оператора. Этот сигнал отправляется через любую доступную сеть, которую найдет ваш телефон, даже частную.
5. Если находишься в чужой стране, и не знаешь номер экстренной службы, начни набирать 911, 112 или 999. Наверняка через один из них тебя соединят с экстренным оператором, даже если у него другой номер. В идеале, конечно, стоит знать номер экстренной службы страны пребывания.
6. Если за тобой увязался белый медведь, кинь ему что-нибудь из одежды. Белые медведи обделены вниманием, и прежде чем продолжить погоню за тобой, они обязательно изучат вещь, которую вы кинули.
7. В случае длительного воздействия холода. Если человек дрожит, у него трясутся руки и стучат зубы, это хорошо, его нужно отогревать в теплом месте. Если человек начинает засыпать, это плохо, организм перестает бороться с холодом. Если человек начинает скидывать с себя одежду, это очень плохо. Это значит, что холодом поражены нервные окончания, и ему кажется, что очень жарко.
8. Если у вас сердечный приступ, возьмите таблетку аспирина и жуйте ее. Аспирин не рассасывает уже образовавшиеся тромбы, но хорошо защищает от образования новых.
9. Если отбойное течение начинает уносить тебя от берега, не борись с ним, не плыви к берегу, плыви вдоль берега, пока не выйдешь из зоны этого течения.
10. Если попали на необитаемый остров, не пейте молоко коричневых кокосов, в нем много масел, и оно приводит к еще большему обезвоживанию. Надо пить молоко зеленых кокосов. Зато скорлупа коричневых кокосов хорошо горит, а ее дым отпугивает комаров.
11. При встрече с горным львом не поворачивайтесь к нему спиной. Пока вы смотрите в его глаза, и он видит ваше лицо, меньше вероятность, что нападет. Местные племена рисуют сзади на своей одежде глаза, чтобы обмануть льва, и это работает. В Индии таким способом пробовали защищаться от тигров, но эти кошки оказались умнее.
12. В некоторых странах три выстрела с интервалом 5 секунд являются сигналом бедствия.
13. Если вы находитесь в зоне действия электрического тока (упал высоковольтный провод, ударила рядом молния), то передвигайтесь от источника тока прыжками, одновременно отталкиваясь прижатыми друг к другу ногами, чтобы между ногами не возникла разность потенциалов, и вас не убило.
14. Если человек всем своим видом демонстрирует, что намерен ввязаться с вами в драку, скорее всего, он пугает вас. Но если он медленно идет на вас, и на его лице нет эмоций, драки не избежать.
15. Выбираясь из горящего здания, держите голову ближе к полу, там более чистый воздух и меньше дыма. Прежде чем открыть дверь, нужно проверить, не горит ли за ней. Прислонись к ручке тыльной стороной ладони. Да, можно получить ожог, но если вы обожжете внутреннюю сторону ладони, то уже не сможете брать в руки предметы. Аналогично, внешней стороной ладони проверяют, не находится ли предмет под напряжением. Если находится, то мышцы могут рефлекторно сократиться, и если проверять внутренней стороной ладони, то вы схватите предмет под током и не сможете отпустить.
16. Если в помещении запах, напоминающий рыбу, срочно обесточьте его и проверьте всю электрическую сеть. Скорее всего, где-то короткое замыкание, а нагретый пластик издает запах, напоминающий рыбный.
17. Мой отец работает охотоведом в горной местности. Он учил меня, что если на дорогу выскочил олень, и столкновения не избежать, смело тарань его. Но если выскочил лось, лучше убирайся с дороги в кювет, так больше шансов выжить.
18. Если вы по какой-то причине были вынуждены несколько дней обходиться без еды и воды, не налегайте на них при первой возможности. Такая перегрузка может оказаться смертельной для организма.
19. Если ты отдыхаешь на пляже, и видишь, что море вдруг начинает отступать, беги на самое высокое место поблизости. Это признак приближающегося цунами.
20. Правило трех. Ты можешь пережить 3 минуты сильного кровотечения, 3 минуты пробыть без воздуха, продержаться 3 минуты в ледяной воде. Можно пережить 3 часа экстремальной жары или холода. Можно прожить 3 дня без воды и 3 недели без еды. Это относится к среднестатистическому неподготовленному человеку.
21. Если вы чувствуете запах жареного миндаля, хотя рядом никто не жарит его, срочно уходите оттуда, стараясь задержать дыхание. Это запах цианистого водорода, он смертельно опасен.
22. Если вас проткнули твердым предметом (нож, стекло, осколок), не надо его вынимать, так вы вызовите обильное кровотечение, которое может оказаться фатальным. Лучше сначала добраться до безопасного места, где вам смогут оказать медицинскую помощь.
23. При звонке в экстренные службы сначала называйте адрес, а потом причину вызова.
24. После долгого нахождения на жаре нельзя обливать голову холодной водой. Это может привести к спазму сосудов головного мозга и инсульту. Лучше смочите полотенце водой комнатной температуры и оберните им голову.
25. Не переходите железную дорогу вблизи стрелки, даже если не видите, что приближается поезд. Стрелки обычно переводятся заранее, и вашу ногу может зажать рельсом.
26. Если вы вошли в квартиру и почувствовали запах газа, не включайте свет. Малейшая искра внутри выключателя, а она обязательно будет, способна вызвать детонацию. Постарайтесь открыть окна и выйти из квартиры, звоните в газовую службу.
27. При разгерметизации салона самолета сначала наденьте кислородную маску на себя, а потом уже помогайте жене и детям. Если вы без маски потеряете сознание, им никто сразу не поможет.
28. Если нужно спрыгнуть с высоты, сведите ноги, чтобы колени и щиколотки оказались прижаты друг к другу. Так и приземляйтесь, не разводя ноги. В момент приземления пружиньте ногами. Постарайтесь отвести правую руку в сторону, упасть на бок и перекатиться. Если чувствуете, что падаете на спину, прижмите подбородок к груди, так меньше шансов ударится о землю затылком. Такую технику применяют при десантировании, она существенно снижает травматизм.
1. Что Клеопатра обладала неземной красотой. Древние историки сходились во мнении, что она была очень умна и умела манипулировать людьми, но о красоте они не говорили ни слова. Это качество ей стали приписывать спустя столетия. Даже Плутарх говорил, что красота Клеопатры не была какой-то несравненной, чтобы поражать всех, кто ее видел.
2. Что НАСА потратили миллионы долларов на разработку ручки, которая будет писать в невесомости, в то время как русские использовали карандаш. Дело в том, что карандаш не самая хорошая идея, и русские тоже это понимали. При письме образуется большое количество графитовой пыли, а она токопроводна, и вполне способна вызвать короткое замыкание в электронике. Что касается НАСА, то они не изобретали эту ручку. Ее разработал Пол Фишер на собственные средства, после чего продал НАСА. У русских, кстати, тоже была подобная ручка. Уж не знаю, сами разработали или купили у того же Фишера.
3. Что Мария Антуанетта говорила: «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные». На самом деле первое упоминание об этом появляется в коротком анекдоте в автобиографии Марии Антуанетты, написанной Жан-Жаком Руссо. Считается, что это обычное проявление пропаганды того времени. Марию не любили во Франции и старались по-всякому очернить.
4. Что викинги назвали Исландию именно так (в переводе Ледяная Земля), чтобы у колонистов не возникало желания плыть на этот остров. На самом деле остров был открыт зимой, и в это время там действительно много снега и льда, вот и назвали, как увидели.
5. Что Эйнштейн в школе получал плохие оценки по математике. Это не так. Дело в том, что тогда 1 считалась высшим баллом. Позже систему поменяли, и высшим баллом стала 5. Эйнштейн отлично знал математику, и в школе получал высшие баллы, 1 по той системе.
6. Что Наполеон был маленького роста. Его рост был 168 см, это средний рост в то время. Очернению Наполеона во многом способствовала английская пропаганда. Британские газеты того времени часто писали, что Францией правит коротышка.
7. Что Япония капитулировала после ядерных бомбардировок. На самом деле она капитулировала из-за полного разгрома русскими квантунской армии. Бомбардировки Хиросимы и Нагасаки были во многом выгодны самому императору Японии, чтобы оправдать капитуляцию, дескать, против супероружия не попрешь. На самом деле даже обычные бомбардировки Токио принесли больше жертв и разрушений.
8. Что неандертальцы не владели речью и могли только мычать. Изучение черепов показало, что у неандертальцев диапазон восприятия звуков почти не отличался от современного человека, и она могли произносить все звуки, привычные для современной человеческой речи. Так что членораздельной речью раньше владели все, а не только гомо сапиенсы, как многие думают сейчас. Более того, у неандертальцев были развиты обряды, они хоронили своих соплеменников, умели рисовать.
9. Что Моцарта отравил Сальери. Сейчас историки сходятся во мнении, что Моцарт умер от обычной стрептококковой инфекции, которую в те времена не могли вылечить. А Сальери был талантливым музыкантом, но его обвинили в зависти к великому мастеру, а позже и в отравлении.
10. Что Иван Грозный был сумасшедшим. Эту идею активно распространяли в Европе представители Ливонского ордена, чтобы европейские правители остерегались вести дела с Россией. Реформы, которые проводил Грозный, были во многом инновационными и необычными для того времени. Они опережали время, как сказали бы сейчас. Поэтому и представителям династии Романовых позднее было выгодно поддерживать этот миф.
1. Если вам надо нарисовать прямую линию без линейки, нарисуйте две точки и поставьте в одну из них карандаш. Теперь смотрите только на другую точку и ведите линию. Ваш мозг будет так управлять рукой, что линия получится прямая. Этому в детстве научил меня папа, который работал чертежником еще до эры компьютеров.
2. Если вы примите перед сном теплый душ, то в кровати ваше тело будет постепенно остывать, потому что нагрелось в душе. Снижение температуры мозг воспримет как первую стадию засыпания, и вы действительно уснете быстрее. Я страдаю бессонницей, большинство лекарств мне не помогают, но этот способ неизменно работает.
3. Если у вас сбилось дыхание, и при вдохе ощущается боль в груди, это синдром прекардиального ущемления. Ничего страшного. Достаточно начать дышать неглубоко и прерывисто, и все пройдет. Выдыхайте, будто только что отодрали с тела пластырь.
4. Если вы порезали палец, и вам достаточно больно, ущипните себя в другом месте. Мозг решит, что щипок более болезненный, и рана не станет так беспокоить. Это не работает в случае сильных ранений, но при большинстве бытовых травм отлично помогает.
5. Если у вас часто, но не очень сильно болит голова, попробуйте больше пить воды. Такого рода боли часто возникают из-за обезвоживания организма.
6. У моего отца была замена коленного сустава. Он отказывался пить обезболивающие таблетки, но в какой-то момент боль стала такой сильной, что он не мог ее терпеть. Он принял несколько таблеток, но пока они подействовали, стонал от боли. И тогда я стал расспрашивать его о студенческой квартире, в которой он когда-то жил. Какой ковер лежал на полу, какого цвета были занавески, какая посуда стояла в полках на кухне? Это позволило ему отвлечься от боли. Он предался воспоминаниям, и о боли позабыл. А потом подействовало лекарство.
7. Пару лет назад, когда моему отцу стало плохо, и к нам приехала бригада врачей, мои сестры так разнервничались, что у них началась истерика. Один из врачей отвел их в сторону, стал спрашивать, какие уроки сегодня были в школе, что задали на дом, куда они ходили гулять. Сестры успокоились и больше не мешали врачам делать свое дело.
8. Вы можете быстро научиться находить небольшие отличия между похожими картинками, немного потренировавшись. Попробуйте свести глаза таким образом, чтобы обе картинки слились, а затем сфокусируйте их воедино. Одинаковые места полностью совпадут, а разные будут расплывчатыми. Я таким образом сравнивал целые страницы документов и быстро находил пропущенную точку в одном из них или лишнюю запятую. И это работает, даже если все написано на иностранном языке.
9. Не любите или не можете бегать? Замените бег на быструю ходьбу частыми и короткими шагами. Раньше я с трудом пробегал 3 км, сейчас легко преодолеваю 8. При таком способе перемещения меньше нагрузка на коленные суставы.
10. Свело ногу? Возьмите большой палец этой ноги и потяните его вперед. Не знаю, может это и плацебо, но в моем случае судорога сразу прекращается.
11. Когда люди едят с маленькой тарелки, им кажется, что они съедают больше, чем на самом деле. Это доказано исследованиями, и это хорошая помощь при похудении.
12. Если не можете быстро заснуть, думайте о привычных вещах, но в необычных цветах и формах. Я думаю о фиолетовой траве. Когда хорошо ее себе представляю, добавляю красное небо. Потом зеленую корову, которая ест фиолетовую траву под красным небом. Главное, чтобы в вашем представлении картинка была цельной. Потом добавляйте другие предметы. Так мозг быстро устает, и вам легче уснуть. В моем случае работает всегда.
1. Что вы увидели первым? И теперь что бы хотели увидеть первым?
Сейчас я бы хотел сначала увидеть лица родных, но они стояли в стороне, чтобы не мешать доктору.
2. Лица ваших родных соответствовали вашим представлениям о том, как они должны выглядеть?
Мои родители позволяли мне трогать их лица, поэтому у меня были представления, как они должны выглядеть. Но в реальности они оказались совершенно другими, как и все остальное.
3. Какими были ваши первые впечатления после операции?
Я все воспринял очень эмоционально, долго плакал. Это была лазерная операция по удалению аномальных кровеносных сосудов в сетчатке.
4. Каково это впервые увидеть себя в зеркале?
Это было странно. Люди описывали, как я выгляжу, и я сам себя ощупывал. Мне казалось, что я пухлый, и у меня большие руки и ноги. Но оказалось, что я очень даже симпатичный парень. Я не ожидал, что так выгляжу.
5. Что такое полная слепота?
Это очень трудно описать и невозможно понять, если не испытал сам. Может быть для людей, которые когда-то были зрячими, а потом потеряли зрение, слепота это темнота. Но если ты слеп с рождения, то это просто ничто. Вы ничего не видите, даже темноту. Я не знаю, как это объяснить.
6. Вы научились читать? Перешли от шрифта Брайля к английскому алфавиту?
У меня частный учитель, который все еще занимается со мной, учит английскому языку. Для меня это оказалось не сложно, я быстро выучился читать и писать. Сейчас шрифт Брайля для меня даже сложнее.
7. Что больше всего хотелось сделать, когда был слепым? Сейчас сделал это?
Выйти одному из дома без сопровождения и куда-нибудь поехать. Для меня это очень важно.
8. У тебя были отношения с женщинами?
Пока не было. Когда я был слепой, я редко выходил из дома. Все время проводил в кругу семьи, был на домашнем обучении. Мне просто негде было познакомиться и завести отношения. Да и не думаю, что кто-то захотел бы встречаться со слепым. Но считаю, что сейчас я встречу девушку, и у меня будут отношения.
9. Ты раньше видел сны? А сейчас? Сны изменились?
Я раньше видел сны, будто читал что-то по шрифту Брайля или разговаривал с кем-то по телефону. Теперь у меня сны, как и всех зрячих людей. Первый такой сон был о больнице, где мне делали операцию.
10. Как ты раньше представлял цвета?
Мне было трудно понять, что такое цвет. Это практически невозможно объяснить незрячему с рождения человеку. Объект можно описать, а цвет нет. В основном я ассоциировал цвета с чувствами и запахами. Солнце теплое, греет, и я знал, что оно желтое. Мне объясняли, что ночной воздух темно-синий, елка зеленая, а моя собака поводырь коричневая. Все это я мог представить в своей голове, а вот цвет нет. Сейчас мой любимый цвет красный.
11. Сейчас ты стараешься увидеть мир, везде побывать?
Мир намного больше, чем я себе представлял, и в нем очень много интересного, что я хочу увидеть. Когда меня выписали из больницы, я шел и крутил головой по сторонам, потому что на улице было так много всего интересного.
12. Как считаешь, восприятие прекрасного является врожденным или приобретенным?
Восприятие прекрасного является врожденным. Его можно тренировать и развивать, но немного.
13. Изменилось ли твое отношение к уродливым вещам теперь, когда ты их можешь видеть?
Раньше для меня не существовало такого понятия, как уродство. Были текстуры, неприятные наощупь, но я не находил их уродливыми. Теперь есть некоторые вещи, неприятные для глаза.
14. У вас есть проблемы с обработкой того, что видите, или для вас все естественно и понятно?
Сначала было тяжело. Приходилось прикасаться к вещам, чтобы узнать, как они называются. У меня было название вещи и представление о ней, но мне надо было потрогать вещь, чтобы понять, что это она. Когда мама принесла цветы в мою комнату, я смотрел на них и думал, что же это такое? Потом дотронулся и сразу понял, что это цветы.
15. Насколько хорошее зрение у вас сейчас? Вы занимаетесь спортом? Стараетесь одеваться модно? Как выбирали одежду раньше?
У меня нет 100% зрения, этого невозможно добиться. Мне говорили, что успех операции 50%. Я ношу очки. Сейчас я заново открываю для себя мир. Хочу найти работу, жить отдельно от родителей, путешествовать. Спортом я занимался и раньше. Мне нравится бег, тяжелая атлетика, плавание. Мой друг тренер по фитнесу, и он помогает в этом. Раньше я не выбирал себе одежду, этим занималась мать, я доверял ее вкусу. Сейчас покупаю одежду сам. Я не слежу за модой, предпочитаю простую и удобную одежду.
16. Как вы решились на операцию? Было страшно?
Когда узнал, что такая операция возможна, вообще не колебался. Я всегда хотел видеть, а в случае неудачи просто оставался бы и дальше слепым, и все.
17. Что самое запоминающееся из всего, что вы видели?
Море. Оно такое синее и огромное. Я впервые увидел такое количество воды.
18. На что больше всего нравится смотреть?
Думаю, что на животных. Они такие забавные. Я смеялся до упаду, когда увидел в зоопарке моржа.
19. В каком возрасте вам сделали операцию?
21 год.
20. Что вам нравилось раньше, а сейчас уже не так сильно?
Сон. Раньше я рано ложился спать. Сейчас спать почти не хочу, мне нравится смотреть на этот мир.
Нико долго стоит в ожидании, потея под электрически-жёлтым куполом городского силового поля.
Они должны умереть.
К вербовочному пункту выкатили одного из пленных в клетке. Рептилию обвязали ремнями, распластав, словно лягушку на секционном столе. Солдаты сопровождения бесконечным потоком покидали строй и тыкали её сквозь решётку электрическим прутом под хор насмешек. Пленник был почти размером с человека и поразительно напоминал сложением мужчину, если не считать увенчанной гребнем головы ящера, щетинистого хвоста и блестящей ослепительно-зелёной чешуи. Чешуйки, почерневшие и обугленные в местах, где их касался прут, уже отслаивались. Поначалу рептилия ещё визжала, но сейчас сникла и ни на что не реагировала.
Нико отвернулся. Он хотел лишь, чтобы колонна продвинулась дальше, и он мог записаться, получить кредиты гражданина и свалить отсюда.
Враг должен умереть.
Явившись из межзвёздной тьмы, они методично и без видимых причин несли разрушение людям. Стёрли человечество с лица Марса и превратили лунные поселения землян в радиоактивные кратеры. Отбросили исследователей космоса к рубежам обороны вокруг Земли. А сейчас война пришла и в мирные города, большие и малые. Отныне силовые поля, поддерживаемые термоядерными установками глубокой закладки, покрывали, подобно волдырям, поверхность планеты. Нико почти уже забыл, каково это – смотреть вверх и видеть звёзды.
Но времена менялись. На фабриках под защитой куполов собирались корабли и оружие, чтобы отправиться воевать уже на территории ящеров. В обороне врага появились бреши. Всё, что теперь было необходимо – мужчины и женщины, готовые исполнить волю Земли.
Один из сержантов-вербовщиков двигался вдоль линии, раздавая охлаждённую воду и конфеты. Он останавливался перекинуться парой слов с будущими солдатами, обменивался рукопожатиями, похлопывал их по спине. Ветеран – тридцатая миссия на счету – дважды доходил аж до самой лунной орбиты. Он потерял руку, однако уже отрастала новая, распирая культю, словно наружу пытался протолкнуться ребёнок.
– Они и о вас позаботятся, – заверял он, протягивая бутылку воды.
– В чём подвох? – спросил Нико.
– Никакого подвоха, – ответил сержант. – Мы предоставляем вам гражданство и достаточно игрушек, чтобы разнести планету на кусочки. А затем вы отправляетесь в космос и убиваете столько этих чешуйчатых зелёных ублюдков, сколько можете.
– Это по мне, – кивнул Нико.
***
Наверху, на укреплённой Сторожевой Станции, всё было иначе. Технологии отличались от оборудования, которое Нико видел на вербовочном пункте или во время курсов базовой военной подготовки на Земле. Оно массивнее, более грозное, более смертоносное. И это бы обнадёживало, если бы также не вызывало беспокойство.
Земля располагала лучшими из когда-либо существовавших кораблями, оружием и бронёй – но и у рептилий дела обстояли не хуже.
Оказалось, что они не совсем ящеры. Не то чтобы Нико это сильно волновало. Хладнокровные или нет, они напали без повода.
***
Полгода муштры на орбите, на Сторожевой Станции, дались нелегко. Половина ребят отсеялась задолго до завершения обучения. Нико прошёл отбор – быть может, не лучший в своём отряде, но близко к тому. Он ловко управлялся с силовой бронёй и тактическим оружием. Он был готов увидеть палубу корабля.
Всё оказалось не совсем так, как он ожидал.
Корабль – длинная, обтекаемая махина тёмно-серого цвета, напоминавшая хищными контурами акулу, двигалась быстрее скорости света.
– Разумеется, это совершенно секретная информация, – напомнил инструктор. – Мы использовали судно для межзвёздной разведки и добычи ресурсов.
– Как давно у нас эти корабли?
Инструктор ухмыльнулся:
– Они появились ещё до вашего рождения.
– Мне казалось, наши амбиции никогда не простирались дальше Марса, – заметил Нико.
– И что?
– Но рептилии напали без повода, так нам говорили. Если же мы уже заходили в дальний космос…
Его выволокли из морозильника только через пару дней. Ещё один такой вопрос, и его отправят домой, стерев большую часть воспоминаний.
Поэтому Нико пришёл к выводу, что это не его забота. У него есть пушка, броня, теперь ещё и транспорт. Какая разница, кто начал чёртову заварушку?
***
Сверхсветовое транспортное средство вошло в нормальное пространство в районе какой-то другой звезды, направляясь к синему газовому гиганту и аванпосту. Бывший спутник ощетинился сенсорами дальнего обнаружения и воинственными шипами противокорабельных рельсовых пушек. Это «бутылочное горлышко» должно было стать домом Нико на весь следующий год.
– Забудьте о сертификации брони и рейтинге оружия, – сообщила новый инструктор – по сути, человеческая голова, торчавшая из установленного вертикально чёрного цилиндра системы жизнеобеспечения. – Теперь всё будет по-настоящему.
Стена отъехала в сторону, открывая целый коридор, заполненный обезглавленными телами – бесконечные ряды трупов, погружённых в зелёную консервирующую жидкость.
– Там, куда вы отправитесь, тела вам не понадобятся – только мозги, – продолжила инструктор. – Вы сможете забрать их по дороге домой, когда завершите службу. Мы за ними присмотрим.
***
Так что Нико разобрали на запчасти, оставив лишь голову и нервную систему, и подключили к крошечному, но очень проворному боевому истребителю. Линии фронта теперь пролегали далеко за пределами стандартной скорости света. Война с рептилиями выигрывалась и проигрывалась в сети сообщавшихся червоточин в n-мерном пространстве.
Подсоединённый к истребителю, Нико чувствовал себя Богом, нёсшим в руках Армагеддон – впрочем, нельзя сказать, что у него были руки. Он больше не ощущал себя Нико. Безрадостно улыбался, глядя на новоприбывших, что, разинув рот, таращились на тела в резервуарах. Его старые воспоминания всё ещё оставались где-то там, погребённые под сияющей круговертью тактических программ.
И, откровенно говоря, он по ним не скучал.
Они больше не сражались с рептилиями. Ящеры оказались лишь органическими марионетками неумолимого машинного интеллекта. Кукловоды быстрее и умнее, их стратегические амбиции неясны. Но это не волнует существо, что некогда было Нико.
В конце концов, никто не говорил, что машины не могут умереть.
***
Стратегическое Командование отправило его ещё дальше в космос. Его перевели на управление искусственным конструктом, физически помещённым в сеть и дрейфующим в зоне относительной стабильности, подобно тёмному тромбу. Нико было уже плевать, где располагается станция относительно реального пространства.
Ни один человек не способен забраться так далеко – станцию обслуживали мозги в банках и искины. Вздрогнув, существо, что некогда было Нико, осознало, что не против их общества. По крайней мере, у них правильно расставлены приоритеты.
На станции существо выяснило, что развернулась новая линия фронта в борьбе с кукловодами, ещё дальше в сети. Туда сложнее добраться, так что его опять следовало переделать. Его живой разум наводнили крошечные механизмы, которые возвели строительные леса вокруг уязвимой конструкции органического мозга. Серебристые шипы и раздвижные опоры превратились в боевой истребитель размером с маслёнку.
Он почти не вспоминал о прежнем теле, оставшемся там, в «бутылочном горлышке» – больше нет.
***
Кукловоды – лишь отвлекающий манёвр. Тактический анализ ситуации позволил установить, что они попали в сеть червоточин из места, что можно описать лишь как «сопряжённое измерение».
Вектор атаки снова сменился. Теперь органическое вещество, составлявшее ядро кибернетического разума существа, что некогда было Нико, совершенно нецелесообразно. Он затруднялся точно определить момент, когда перестал думать органикой и начал думать с помощью машин; он даже не уверен, что это имеет значение. Будучи организмом, он застрял между страницами книги бытия, словно раздавленная моль. Став машиной, он мог переживать бесконечные абстракции, преодолеть семь симуляций и разрывы в реальности в виде закодированного импульса, готового убивать.
Это он – или, скорее, оно – и делает.
И какое-то время есть лишь смерть и слава.
***
Вверх, пронзая слои реальности, уровень за уровнем. Теперь это противостояние не просто машин, введённых в причудливые n-мерные пространства, а, скорее, призраков этих машин. Условия вступления в конфликт приобрели столь абстрактный характер – прямо скажем, высше-математический – что ныне война больше напоминает философский диалог, спор двух протагонистов, сходящихся во мнении по многим пунктам, кроме самых несущественных, мельчайших деталей.
И всё же противостояние должно продолжаться до смерти – процветание самодублирующегося, панпространственного класса сущностей по-прежнему обеспечивалось за счёт других, им подобных.
***
Когда всё началось? Где всё началось? Почему?
Подобные вопросы попросту нерелевантны, да и ответа на них уже не получить.
Всё, что имеет значение – есть враг, и врага следует уничтожить.
В конце концов – хотя само понятие течения времени уже стало неуместным – война приобрела ортогональный характер. Сама реальность превратилась в упрощённую модель чего-то большего, потому воевавшие сущности преодолевали выворачивающие разум наизнанку провалы в метапространственной структуре, и их сознание пребывало в постоянном, саморазвивающемся состоянии неопределённости – пока фундамент реальности под ними смещался и искажался.
И, наконец, форма врага обрела чёткие контуры.
Враг необъятен. Враг неумолимо медлителен. Когда удалось обозначить его границы, постепенно стало ясно, что враг относится к классу разумных существ, для распознания которого у машин едва хватало инструментария, что уж говорить о попытках его постичь.
Он органического происхождения.
Он имел множество форм и вариаций. Его не создавали искусственно. Он хаотичный и непредсказуемый, возник на поверхности некой структуры, объекта высшей математики. Он – лишь один из нескольких, что дрейфуют по геодезическим линиям сквозь то, что в общих чертах можно обозначить термином «пространство». Загадочные жидкости плещутся у поверхности этого объекта, и сам объект заключён в подобие газа. Вражеские технологии позволяли не только поддерживать собственное существование, но и вести боевые действия.
Торжество над органическим – космическая судьба, к которой машины стремились сквозь бесчисленные итерации. Но убить врага сейчас, не изучив его природу – решение примитивное и контрпродуктивное. Зря будут уничтожены машины, которые можно было бы сберечь, если бы удалось лучше изучить уязвимости противника. А есть ли более эффективный способ исследовать эти уязвимости, чем создать другой вид живых существ, армию марионеточных организмов, и отправить это войско в битву? Марионетки, быть может, не одержат победу, но вынудят противника рассредоточиться, обнажить ныне скрытые аспекты.
Итак, их отправили. Технически, добровольцев – пусть концепция «добровольца» подразумевала прямолинейный альтруизм, который было затруднительно привести в соответствие с механизмами машинных матриц для принятия решений, носивших многомерный характер. Плоть выращивалась в огромных ангарах, заставленных резервуарами с фосфоресцирующей зелёной жидкостью, затем ей придавалась форма – схожая, но не идентичная вражеской. В эти огромные, лишённые разума тела вливались сильно разбавленные, кашеобразные остатки компактифицированного машинного интеллекта. На самом деле он мало напоминал то, что машины квалифицировали бы как интеллект, но для решения задачи этого было достаточно.
Воспоминания пробудились скоротечной вспышкой, пока процессы компактификации фильтровали старые данные, к которым никто не прикасался условные тысячелетия, в поисках чего-либо, способного предоставить стратегическое преимущество. Среди преходящих ощущений, мелькающих видений, одна из машин вспомнила, как стояла в очереди под электрически-жёлтым небом, ожидая чего-то. Она слышала треск электрического прута, обоняла запах обожжённых органических тканей.
Машина мгновение колебалась, затем стёрла воспоминание. Её новая марионетка в зелёной чешуе была готова, и ей предстояла работа.
Ещё около 30 выпусков серии "Пограничный контроль" можно посмотреть в компиляции на ютубе, в телеграме или на ВК.
Мой старый монитор дышит на ладан и уже включается через три раза на четвёртый. Если хотите сугубо добровольно помочь мне с приобретением нового, можете подкинуть посильный донат. Если не хотите, тоже норм, со временем сам накоплю.
Том Кроссхилл (Tom Crosshill, ориг. Tom Kreicbergs) - латышский
писатель, взявший американский псевдоним, в прошлом - оператор АЭС,
литературный переводчик и даже рабочий цинковой шахты!
Мама,
Это Женя, твой сын. Сейчас я живу в замке с гномами! Когда ты сказала, что доктор Ольга заплатит много рублей за мальчика-помощника, я испугался, но не стал с тобой спорить. Я не хотел показаться эгоистом, ведь этими рублями ты смогла бы оплатить лечение в больнице, чтобы снова стать сильной. Теперь я счастлив, что поехал.
Доктор Ольга считает, что я должен писать обо всём, что происходит, в письмах, чтобы ты их читала и не волновалась. Мы не можем отправить фотографии, ведь у гномов нет фотокамер (глупые гномы), поэтому я просто всё подробно опишу.
Я заснул в большой комнате доктора Ольги, в красном здании университета, расположенном возле Ботанического сада. Мне на голову надели шлем, набитый проводами. Было много света и шума, как в той игре, что купил Диме его папа, а мне ты сказала, что мы не можем её себе позволить, ведь у нас нет папы и рублей. Затем свет исчез, а я оказался в замке.
Здесь всё совсем не похоже на Москву, за исключением, разве что, Красной площади. Каменные коридоры и симпатичные башенки с крышами, напоминающими грибные шляпки, большой зал со стеклянной крышей, через которую видно звёзды, когда темнеет.
Гномы живут в подвале. Они маленькие и зелёные, носят большие пушистые шапки с именами вроде «ГИП1», «ГИП2», «ГИП3». Они говорят, что это расшифровывается как «гномий пользовательский иннерфейс». Я попросил их принести еды, но они меня не поняли, только скакали вокруг, распевая песни. Мне кажется, Сулик умнее.
Ах да, Сулик тоже здесь! Доктор Ольга и ему шлем на голову надела. Поначалу он боялся гномов, но сейчас очень громко на них лает. Мы нашли место, где он может побегать – там есть трава и вода. Я рассказал доктору Ольге о липовом дереве за нашим зданием, где он предпочитает закапывать кости, и она посадила липовое дерево и на той лужайке. Ему это нравится.
Доктор Ольга не может сюда прийти, но она иногда с нами разговаривает. Её лицо появляется в стене, будто камень на самом деле мягкий и подвижный. Она ещё не объяснила, что я должен делать, но я обещаю, что буду стараться изо всех сил, мама!
Женя (твой сын)
***
Мама,
Это Женя, твой сын.
Мы хотим есть. У меня дела ничего, но Сулик скулит и ползает на брюхе по полу.
Доктор Ольга утверждает, что тут есть место с едой, и наша задача его найти, но у нас не получается, ведь дорога между этими местами постоянно меняется. Мы обходим весь замок по кругу и должны вернуться в ту точку, откуда начинали, но этого не происходит. Начинаем в месте для сна, приходим в место для прогулок. Начинаем в месте для прогулок, приходим в большой зал. Напоминает тот раз, когда я заблудился в Измайловском парке, и ты меня отругала, сказав, что я глупый мальчик, ведь любой может просто следовать указателям, только вот здесь их нет.
Доктор Ольга не помогает. Она отвечает, что если я обучу свой разум перебираться из места для сна в место с едой, а из места с едой – в место для сна, то тогда смогу отыскать и место с сокровищем. Я спрашиваю у неё, что это за место, но она не рассказывает. Надеюсь, она не считает меня глупым, как ты. Но, может быть, я действительно дурак. Возможно, Сулик голодный, потому что я недостаточно умный.
Женя (твой сын)
***
Мама,
Это Женя, твой сын.
Сулик отыскал место с едой! Мы находились в большом зале, и он убежал от меня, как на аттракционе с зеркалами – множество Суликов в разные стороны. Затем он тявкнул, прибежал обратно и потянул меня за штанину, множество Суликов в разные стороны. Затем он тявкнул, примчался обратно и снова потянул за штанину – на этот раз один. Когда я попытался последовать за ним, Суликов снова стало много, и я не знал, за которым идти. Затем он принёс мне банан, и я обрадовался, ведь вспомнил тот раз, когда мне достался банан на день рождения, но гномы отобрали его у меня прежде, чем я мог его съесть. Я побежал за ними, но гномы очень быстрые.
Я пожаловался доктору Ольге, а она заметила, что мне нужно быть более уступчивым. В конце концов, мне всего лишь восемь лет, проложенные мною маршруты совсем новые, и всё не так уж сложно, если даже у Сулика получается.
Доктор Ольга не знает Сулика. Он очень умный пёс. Я не могу переиграть его в прятки даже с открытыми глазами. Когда я вижу, как он убегает, повсюду так много Суликов, и это совсем не помогает. Но когда я его где-нибудь замечаю и пытаюсь поймать, то не могу угадать, куда он побежит и как быстро.
Гномы наблюдают, смеются и скандируют «гей-зен-берг! гей-зен-берг! гей-зен-берг!» Но я на них не сержусь. Мой Сулик умнее меня!
По-прежнему хочется есть.
Женя (твой сын)
P.S. Мама, ты поехала в больницу? Как ты себя чувствуешь?
***
Мама,
Это Женя, твой сын.
Мама, мне страшно. Гномы заставляют меня играть в игру, и бьют, если проигрываю. Это очень больно! Сулик пытается им помешать, но они и его бьют. А доктор Ольга не приходит, когда я её зову.
Это сложная игра. У гномов есть большой золотой ящик с двумя отсеками и бумажной стеной, но в этой стене нет двери. Они помещают меня в отсек у стены и оставляют там. На стене нарисован дракон, красно-чёрный. Гномы говорят, что я должен перебраться в другой отсек, иначе дракон меня съест.
Но дракон не прилетает. Позже гномы возвращаются и спрашивают, почему я всё ещё в этом отсеке? А потом бьют и заставляют попробовать снова.
Однажды я прорвал бумажную стену и перешёл в другой отсек, и они очень разозлились, ударили меня много раз и сказали, что так делать нельзя. Туннель, сказали они, воспользуйся туннелем, но пол такой твёрдый, а у меня нет даже лопаты.
Что мне делать, мама? Я знаю, что должен стараться ради тебя, но мне так больно!
Женя (твой сын, ожидающий письма от тебя)
***
Мама, дракониха прилетела. Она прилетела, и я так испугался, что прошёл сквозь стену, не повредив её. Только вот дракониха тоже пришла с другой стороны, и я не мог сбежать. Она меня обожгла! Она очень сильно меня обожгла, мама.
Прости, мама. Я уверен, что сделал что-то очень плохое, но не знаю, что. Пожалуйста, могу я вернуться? Я понимаю, что нам нужны рубли, но мне страшно. Мама, пожалуйста?
***
Мама,
Наверное, это Женя, твой сын. Я не уверен.
Здесь всё ненадёжно. Теперь я это понимаю. Всё существует и не существует. Дракониха помогла мне понять. Стена – не стена, если я повсюду.
Теперь я могу отыскать место с едой, если каждая часть меня отправляется на поиски. Не каждый находит место с едой, но одному всегда удаётся.
Не знаю, зачем я раньше находился целиком в одном месте. Думаю, все маленькие частички меня могли находиться в разных местах, но они отказывались. Они тянули в разные стороны, как в той истории с фургоном и лошадьми, поэтому оставались на месте. Теперь они все помирились, и я нахожусь повсюду, где хочу быть.
Ах да, доктор Ольга вернулась. Я злился из-за драконихи, но она успокоила меня, сказала, что всё в порядке, ведь скоро я смогу вернуться домой. Ты всегда велела мне держать рот на замке в присутствии незнакомых дядь и тёть, мама. Я очень стараюсь, но доктор Ольга мне уже не так нравится.
Она говорит, что мои маршруты поменялись. «Чудо табулы разы». Юный разум в состоянии научиться мыслить квантовиково в симуляции квантовикового пространства. Думаю, ей очень хотелось поговорить, ведь она рассказала и о том, как доказала реальность существования мозга какого-то Пенроза, но это глупо, ведь как может мозг быть ненастоящим. Затем её лицо стало очень странным, и она расплакалась. Я спросил, почему она плачет, а она ответила, что многие важные дяди и тёти очень обрадуются и поместят её имя в книжки, что, похоже, здорово, как попасть в книгу Рекордов Гиннеса за самый большой испечённый торт.
Но мне всё равно, мама. Я просто хочу вернуться домой.
Женя (возможно, твой сын)
***
Мама,
Мы – Женя, твой сын.
Все я нашли… Доктор Ольга просит меня писать яснее, ведь ты не сможешь понять. Поэтому ты мне не отвечаешь, мама? Прости. Я очень хочу получить от тебя письмо.
Я нашёл место с сокровищем. Оно на крыше, и звёзды прямо над головой. Сокровище – скрипучая металлическая штука размером с дом. Я понял, что это, как только увидел, ведь гномы стояли вокруг, держа шапки в руках и напевая «Сокровище, сокровище, сокровище!»
Не уверен, что это такое уж хорошее сокровище, если гномам приходится объяснять, что это такое. И Сулику оно не нравится. Я его подзывал, но он только лаял и не приближался.
В общем, мне сокровище показалось интересным. На нём столько ручек, за которые можно потянуть, оно напоминает огромного жёлтого ёжика с крутящимися бугристыми шестерёнками, которые каждый раз, как на них посмотришь, находятся в другом месте. Доктор Ольга призналась, что не понимает сокровище, ведь это квантовиковый мотор, требующий квантовикового мозга, но я могу его понять, ведь у меня именно такой.
Она права. Когда я повсюду одновременно, я сплетаюсь с сокровищем, и ручки становятся моими руками, будто я дирижирую оркестром, и я всё понимаю. Но когда это происходит, мне страшно, мама. В моих руках замок становится податливым, как пластилин, и я могу придавать ему форму.
Поначалу у меня выходило очень плохо, и я сломал место с едой. Отовсюду сыпались искры, и доктор Ольга сказала, что произошла перегрузка хэша, но я не знаю, почему, ведь я никогда не видел там картошки [прим.: hash – блюдо из рубленого мяса и картофеля с овощами]. Затем я научился растягивать замок так, чтобы у каждой тонкой стороны было уплотнение, и он не ломался. Я тянул и тянул до тех пор, пока через него не начинали просвечивать другие замки.
Мама, здесь много точно таких же замков, только каждый из них немного другой. Некоторые совсем другие. И когда я тяну ручки сильнее, то могу создавать проход в те, другие замки, дотягиваться до них и находиться во всех одновременно!
Доктор Ольга говорит, что я должен захватывать пространство и свет из других замков и приносить их сюда, чтобы дать нам больше энергии. Я это сделал, но мне кажется, в каждом из этих замков живут другие Жени и Сулики, и им это не понравилось, потому что раздался сильный шум и замок сильно сдвинулся, некоторые гномы закричали и выпали на землю. Теперь на их шапках зелёная кровь, и они больше не шевелятся.
Доктор Ольга попросила не волноваться, она говорит, что это всего лишь софтвирный глитч, и они всё равно неважны. Мне гномы не нравятся, но я считаю, что с её стороны это не очень вежливо. Сокровище причинило им боль, и всё по её вине.
Мне страшно, мама.
Женя (твой сын мы)
***
Мама,
Сегодня доктор Ольга велела мне использовать сокровище, чтобы выглянуть из замка в большую комнату, куда мы с Суликом отправились спать. Я подвигал ручками, чтобы растянуть воздух, и увидел нас, спящих на длинном столе – меня и Сулика. Вокруг работали тёти и дяди, а в центре комнаты стоял большой металлический ящик. Он гудел и сиял огоньками, когда я двигал ручками сокровища.
Мне кажется, что металлический ящик напоминает сокровище, только находится в Москве и не двигается. Когда я использовал сокровище и ящик начал издавать звуки, все тёти и дяди оживились и даже не испугались. Я думал, что я глупый, ведь мне было очень страшно.
Доктор Ольга велела мне использовать сокровище, чтобы открыть проходы в другие Москвы, как я открыл другие замки. Но когда я до предела растянул большую комнату, то увидел плохие, маленькие, быстрые штуки, которые вышли из металлического ящика. Они били Доктора Ольгу и всех остальных тёть и дядь, поэтому я остановился.
Тёти, дяди и доктор Ольга мне не поверили, потому что не видели плохие, маленькие, быстрые штуки. Доктор Ольга рассказала, что у них есть счётчики Гайгера и эонные камеры, и они ничего не обнаружили. Она сказала, что я должен использовать сокровище и получить энергию других Москв, потому что только у меня есть квантовиковый мозг, этого ждёт целый мир, и вообще Сулик тоже этого хотел.
Я ответил нет. Не думаю, что Сулик хочет, чтобы я сделал что-то плохое. Я его спросил, и он меня лизнул, а это неплохо. Он просто хочет спать рядом со мной под липовым деревом в солнечный день.
Когда я поделился этим с доктором Ольгой, она ответила, что не сможет дать мне рубли, если я не помогу с сокровищем.
Наверное, это важно, но некоторые мои я уже в этом не уверены. В некоторых Москвах она всегда даёт мне рубли. В других она всегда мне их не даёт. Обе ситуации происходят всегда. Ты всегда больна и здорова, мама. Некоторые из тебя, в некоторых Москвах.
Если оно так всегда, зачем мне помогать? Всё всегда где-то есть. Но плохие, маленькие, быстрые штуки плохие везде.
Женя (твой сын мы)
***
Мама,
Хорошо, завтра я помогу доктору Ольге с сокровищем. Хорошо, хорошо, я помогу.
Все мои я любят Сулика. Когда доктор Ольга сказала, что причинит Сулику боль, я подумал о множестве Суликов повсюду, что всем Суликам не сделать больно, мы будем в порядке. Но она забрала Сулика из замка, и когда я использовал сокровище, то увидел его, стоящего в одиночестве у стола с моим телом, снаружи, в Москве. Он казался очень грустным с побритой головой. Подошла доктор Ольга и увела его, и теперь я совсем его не вижу, но он очень громко лает, как будто ему больно, и трудно помнить, что есть другие Сулики в других Москвах.
Я не считаю доктора Ольгу хорошей. Возможно, она никогда не была хорошей. Возможно, когда она обещала нам рубли, то на самом деле говорила неправду.
Пожалуйста, попроси её вернуть Сулика. Я буду вести себя хорошо, обещаю. Я сделаю всё, что она хочет.
Женя.
***
Мама,
Женя, сын.
Я кладу это письмо тебе на стол. Не бойся. Не кричи.
Да, прячься под кроватью. Под кроватью безопасно. Не открывай окна. Не выходи на улицу. В Москве небезопасно. Голодный дым плохой.
Я тебя защищу.
Прости, что мало пишу. Пальцы появляются, только если как следует подумать.
Женя
***
Мама,
Это снова Женя. Теперь у меня больше времени, и я могу писать лучше.
Пожалуйста, вылезай из-под кровати. Не смотри так. Разве ты не рада, что я вернулся? Я знаю, что выгляжу страшно, но, по крайней мере, у меня достаточно сил, чтобы сохранить глаза и пальцы. Я не могу говорить, но могу писать тебе письма.
Я видел, что ты получила все письма, что я тебе отправил. Наверное, ты была очень занята в больнице, раз не могла ответить. Ничего. Я рад, что доктор Ольга всё-таки отдала тебе рубли. Ты выглядишь так, будто набралась сил.
Вскоре и я наберусь сил, мама. У меня будут руки – много, много рук, и я обниму тебя, и мы будем вместе. Разве это не чудесно, мама? Ты всегда обо мне заботилась, даже когда я был глупым и плохим, а теперь я о тебе позабочусь, и никогда, никогда, никогда тебя не отпущу. Разве не здорово?
Но Сулика с нами не будет. Он умер, мама. Когда я запустил сокровище, металлический ящик в комнате доктора Ольги зарычал, и Сулик с лаем выбежал из чулана. Затем воздух растянулся и треснул, и наружу вышли все плохие, маленькие, быстрые штуки. Они сгустились и стали голодным дымом, и принялись летать, бжж-бжж-бжж, как рои чёрных пчёл.
Я остановил сокровище, но было слишком поздно. Голодный дым, жужжа, окутал Сулика, а он лаял и лаял, а затем голодный дым съел его голову, и я ничего не мог поделать.
Я подумал, что, возможно, всё обойдётся, ведь в других Москвах живут другие Сулики, но не чувствовал, что всё в порядке. Мне было совсем нехорошо, мама.
Затем дым залаял, как Сулик, громко и печально. Он много лаял, пока ел всех тёть, дядь и доктора Ольгу тоже. Доктор Ольга очень долго кричала, и я подумал, что она, должно быть, идёт ещё на один рекорд Гиннеса, но она замолчала, а дым и её голову съел.
После этого дым перестал лаять и начал тихо нашёптывать всякое голосом доктора Ольги: «Отбери, отбери, отбери у нас! Укради у нас! Нет, мальчик, нет. Нет-нет-нет!». Последним он съел мою голову, потому что я лежал на столе и не мог убежать. Когда я услышал его приближение – «Мальчик! Мальчик! Мальчик!» – я побежал в замок, но в замке потемнело, поэтому я вернулся. Я здорово перепугался и сильно выкрутил сокровище, и металлический ящик взревел, а я прорвал дыру в воздухе между замком и Москвой, и прошёл насквозь, все частички меня повсюду.
Я пытался снова воспользоваться своим телом, но ничего не вышло. Всё-таки голодный дым съел мою голову. Даже не было больно, ведь я находился повсюду одновременно.
Не беспокойся обо мне, мама. Всё хорошо.
Прости за Москву. Я не смог помочь всем тётям и дядям, мальчикам и девочкам, бабушкам и дедушкам. Прости за кровь и крики. Мне хочется плакать, но у меня нет слёз. И я не думаю, что слёзы помогут.
Я не смог защитить всех, но, по крайне мере, защитил тебя. Не волнуйся, мама, дым не проникнет в квартиру. Мне кажется, он очень зол, потому что мы попытались украсть у его Москвы, и он умнеет, когда ест головы, как когда я читаю книжки, но у тебя есть я, и я тоже умный, и я везде.
Мне пора ловить голодный дым. Надеюсь, мне удастся использовать металлический ящик-сокровище доктора Ольги, растянуть воздух и отправить его весь домой. Затем я вернусь за тобой. Только держись.
Женя
***
Мама,
Я поймал много голодного дыма и отправил его домой. Я пообещал, что мы не будем больше красть у других Москв, но он лишь кричал: «Скользи по кривой! Взорви мальчика! Искажённая метрика!». Он звучал голосами дядь, тёть, дедушек, бабушек и даже детей – радостно, грустно, сердито, спокойно. Думаю, ему не пошло на пользу есть столько голов. Возможно, он запутался.
Мама, я дома. Я сижу рядом с тобой прямо сейчас, здесь, на диване. Ты чувствуешь мои пальцы у себя на спине? Видишь, как двигаются занавески? Это я, мама.
Улыбнись, мама. Пожалуйста, ну почему ты не улыбаешься? Когда я поймаю остатки дыма, мы навсегда будем вместе. Мы сможем даже отправиться в Париж, как ты всегда хотела. Не думаю, что дым добрался до Парижа.
Но перед этим не могла бы ты мне помочь? Выгляни за дверь. Я оставил там Сулика. Его шерсть липкая, и у него нет головы. Ты его вымоешь, мама? Ты похоронишь его в саду, под липовым деревом?
Когда все умерли, мне казалось, что я грущу, но я не был уверен. Существуют много Москв, и это лишь одна Москва, так почему это важно?
Но потом я вспомнил Сулика. В итоге лишь один Сулик имел значение. А значит, всегда будет только один Сулик. Я буду помнить о нём, все мои я, наверняка.
Сулик научил меня этому. Даже будучи квантовиковым, я по-прежнему могу знать что-то наверняка.
Произведение американской писательницы нигерийского происхождения, лауреатки многочисленных литературных премий. Она сочиняет фантастику как для взрослых, так и для детей, вплетая в свои произведения африканскую мифологию и социальные проблемы. Здесь обыгрывается классический сюжет с взаимоотношениями человека и ИИ. Чем же закончится "гениальный" проект, профинансированный крупнейшими нефтедобывающими компаниями? Узнаем.
Источник изображения: https://bryte-eyed-athena.tumblr.com/post/650022672152035328/nnedi-okorafor-and-africanfuturism
Зомби не ходят, если им не прикажут!
Зомби!
Зомби!
Зомби не остановятся, если им не прикажут!
Зомби не повернут, если им не прикажут!
Зомби!
Зомби не думают, если им не прикажут!
Отрывок из песни «Зомби» Фелы Кути, нигерийской исполнительницы и самопровозглашённой вестницы безгласных.
Мой муж меня бил. Так я и очутилась в тот вечер за нашим домом, в паре шагов от кустарника, продравшись сквозь высокую траву к нефтепроводу. Наш маленький домик находился на самой окраине деревни, считай в лесу. Так что никто не видел и не слышал, как он меня колотил.
Выбраться туда – лучшее, что я могла сделать, чтобы оказаться подальше от мужа, не распалив его ярость ещё сильнее. Когда я уходила за дом, он знал, где я нахожусь, и что я одна. Но он был слишком самовлюблённым, чтобы догадаться, что я подумывала о самоубийстве.
Мой муж пил, как и подавляющее большинство членов Народного движения дельты реки Нигер. Алкоголь помогал им держать в узде собственные гнев и беспомощность. Рыба, креветки и речные раки, обитавшие в ручьях, вымирали. От питьевой воды женская утроба увядала, а мужчины, в конце концов, начинали мочиться кровью.
Был один родник, откуда я набирала воду. Неподалёку возвели контрольно-измерительную станцию, и теперь источник загрязнился, приобрёл дурной запах, а маслянистая плёнка на поверхности воды переливалась радужными сполохами. Фермы, где выращивались маниока и ямс, с каждым годом давали всё меньше урожая. От самого воздуха кожа покрывалась слоем грязи и пропитывалась вонью чего-то, словно находившегося на последнем издыхании. В некоторых местах всегда царил день из-за шумных газовых факелов.
Моя деревня была полным дерьмом.
Будто этого мало, членов Народного движения давили как мух. Убийства совершались походя, всё чаще и в открытую. Членов Народного движения расстреливали на улицах, переезжали на автомобилях, утаскивали в болота. Больше их никто не видел.
Я пыталась подарить мужу хоть толику счастья. Но после трёх лет в браке моё тело по-прежнему отказывалось вынашивать его детей. Понять причину его растерянности и печали легко… Но боль остаётся болью. И её он причинял мне регулярно.
Единственным и важнейшим из того, что принадлежало лично мне, была отцовская гитара. Корпус выполнен из отличной полированной древесины абура, пикгард – из чудесного черепахового панциря. Потрясающая ручная работа. Отец говорил, что древесина, использовавшаяся для изготовления гитары, происходила от последнего лиственного дерева в дельте. Если поднести инструмент к носу, в это легко верилось. Гитара прожила десятки лет, но всё ещё источала аромат свежесрубленного дерева, словно хотела поведать тебе свою историю, ведь никто другой этого не сумел бы.
Без отцовской гитары не существовало бы и меня. В молодости он проводил вечера у бараков, играя для всех желающих. Люди танцевали, хлопали в ладоши, закрывали глаза и слушали. Звонили мобильные, но на них никто не обращал внимания. Однажды его остановилась послушать моя мама.
Я во все глаза смотрела на быстрые, длинные пальцы отца, пока он играл. О, эти гармонии. Он мог создать что угодно через свою музыку – радуги, рассветы, паутинки, поблёскивающие утренней росой. Мои старшие братья не проявляли интереса к тому, чтобы научиться играть. Но я – да, и отец показал мне всё, что знал сам. И теперь уже мои длинные пальцы ласкали струны. Я всегда обладала музыкальным слухом, а пальцы мои двигались даже ловчее, чем отцовские. Я была хороша. По-настоящему хороша.
Но вышла замуж за глупца. Эндрю. Поэтому играла на гитаре только за домом. Подальше от него. Гитара стала моим утешением.
В тот судьбоносный вечер я сидела на земле прямо напротив нефтепровода. Он проходил через задние дворы всех жителей. Моя деревня построена на нефтяном месторождении, как и деревня, где я выросла. Моя мама жила в похожем поселении до замужества, как и её мать. Мы – Люди Нефтепровода.
Моя бабушка по материнской линии стала известна тем, что частенько лежала на нефтепроводе, проходившем через родную деревню. Она оставалась в этом положении часами, слушая и гадая, что за чудесные жидкости текут по массивным, бесконечным стальным трубам. Это было до появления Зомби, разумеется. Я рассмеялась. Попробуй она полежать на нефтепроводе сейчас, пала бы жертвой жестокого убийства.
Так или иначе, когда мне становилось особенно тоскливо, я брала гитару и выходила сюда, чтобы устроиться прямо напротив трубы. Я понимала, что заигрываю со смертью, находясь так близко, но в таком настроении мне было всё равно. На самом деле я даже приветствовала возможность лишиться жизни. Просто чудо, что мой муж не разнёс гитару в щепки в приступе пьяной ярости. Тогда бы я наверняка улеглась на нефтепровод. Возможно, поэтому он предпочитал лишний раз расквасить мне нос, но не трогал инструмент.
В тот день он лишь влепил мне сильную пощёчину. Понятия не имею, за что. Он просто зашёл в дом, увидел меня на кухне и – шлёп! Может, неудачный день на работе – он усердно трудился в местном ресторане. Или одна из любовниц его отвергла. Возможно, я что-то сделала не так. Не знаю. Мне было плевать. Кровотечение из носа только начало останавливаться, и звёзд перед глазами сверкало уже поменьше.
Мои ноги находились в считанных дюймах от нефтепровода. В ту ночь я рисковала сильнее обычного. Погода стояла более тёплая и влажная, чем я привыкла. А может, всё дело в моём горящем, как от жала пчелы, лице. Даже комары особо не раздражали. Вдалеке я увидела Ннеку, женщину, что практически со мной не разговаривала – она купала младших сыновей в большом тазу. Какие-то мужчины играли в карты за столом в нескольких домах от нас вниз по улице. Ночь стояла тёмная, меня окружали крошечные деревца и кустарники, и даже ближайшие соседи жили в отдалении, потому я была скрыта от посторонних глаз.
Я вздохнула и положила руки на струны гитары. Я принялась выводить мелодию, которую исполнял отец. Вздохнула вновь и закрыла глаза. Я всегда буду скучать по отцу. Ощущение вибрирующих под подушечками пальцев струн дарило неповторимое наслаждение.
Я полностью погрузилась в музыку, сплетая ноты в мелодию, а затем воспарила к величественному закату, что освещал верхушки пальм и…
Клац!
Я замерла. Пальцы так и остались на струнах, но вибрация в них уже угасала. Я не осмеливалась пошевелиться. Я не открывала глаз. Щека пульсировала от боли.
Клац! На этот раз звук раздался ближе. Клац! Ещё ближе. Клац! И ещё.
Сердце ухало в груди как барабан, меня мутило от страха. Несмотря на рискованные вылазки, я знала, что не так хочу расстаться с жизнью. Кому бы понравилось, если бы его растерзали в клочья Зомби? Я вполголоса прокляла нигерийское правительство, как это неоднократно в течение дня делали все жители моей деревни.
Хрусь!
Мой средний палец, зажимавший гитарную струну, прервал её вибрацию. У меня начали дрожать руки, но я по-прежнему не поднимала век. Что-то прохладное и острое приподняло мой палец. Мне хотелось кричать. Струну снова дёрнули.
Трунь!
Звук стал глубже и полнее, ведь мой палец больше не заглушал вибрацию струны. Я медленно открыла глаза. Сердце пропустило удар. Существо было ростом около трёх футов, и потому мы находились на одном уровне. Я никогда не видела их вблизи. Немногие переживали подобный опыт. Эти твари постоянно носятся по нефтепроводу, словно стадо очень быстрых быков, и им всегда есть чем заняться.
Я отважилась присмотреться внимательнее. У него действительно оказалось восемь лап. Даже во мраке эти конечности сияли, улавливая крохи самого тусклого света. Будь хоть немного светлее, и я бы сумела разглядеть в них собственное безупречное отражение. Я слышала, что они сами себя чинили и полировали. Теперь эти слухи казались куда более логичными, ведь у кого другого найдётся время, чтобы поддерживать их в столь идеальном состоянии?
Идея создать Зомби принадлежала правительству, и «Шелл», «Шеврон», а также несколько других нефтедобывающих компаний (находившихся на грани отчаяния) предоставили финансирование, чтобы покрыть все расходы. Зомби изготовили для борьбы с незаконными врезками в нефтепровод и терроризмом. Смех, да и только. Правительство и нефтяники уничтожили нашу страну, вскопали нашу нефть, а затем изготовили роботов, чтобы не дать нам воспользоваться собственными богатствами.
Официально их называли Ананси-дроидами-419, но мы говорили об «изобретениях овибо» и, чаще всего, «Зомби» – так же мы прозвали и солдат, которые изводили нас каждый раз, когда им моча ударяла в голову.
Считается, что Зомби способны думать. Это называют искусственным интеллектом. У меня есть какое-никакое образование, годик-два университета, но не по научной специальности. С образованием или без, но как только я вышла замуж и оказалась в этом проклятом месте, то стала такой же, как и все местные женщины – простой селянкой, живущей в районе речной дельты, где Зомби убивают любого, кто прикасается к нефтепроводу, и чей муж то и дело её поколачивает. Что я могла знать об интеллекте Зомби?
Он напоминал гигантского, блестящего металлического паука. И перемещался по-паучьи. Плавно двигавшиеся сочленения и лапы. Он подполз ближе и наклонился, чтобы внимательнее рассмотреть гитарные струны. Когда он это сделал, две из его задних лап простучали по металлу нефтепровода. Клац! Клац! Клац!
Он вновь прижал мой большой палец к струнам и дважды дёрнул, извлекая приглушённый звук! Он взглянул на меня множеством сияющих круглых глаз синего цвета. Вблизи стало ясно, что это не огоньки. Они представляли собой шары, наполненные мерцающей жидкостью цвета синий металлик, напоминающей наэлектризованную ртуть. Я заворожённо в них уставилась. Никто больше в нашей деревне не мог этого знать. Никто не подходил достаточно близко. Глаза из фосфоресцирующего ярко-синего жидкого металла, подумала я. Na wa.
Он сильнее надавил на руку, и я жадно втянула воздух ртом, часто заморгав, отвела взгляд от его гипнотизирующих окуляров. И тогда до меня дошло.
– Ты… Ты хочешь, чтобы я сыграла?
Оно уселось в ожидании, с тихим стуком поместив одну из лап на корпус гитары. Давненько меня никто не просил сыграть для него. Я исполнила свою любимую хайлайф песню, «Love Dey See Road» Оливера де Кока. Я играла так, словно от этого зависела моя жизнь.
Зомби не шевелился, его лапа по-прежнему прижималась к гитаре. Неужели он слушал? Я в этом не сомневалась. Минут двадцать спустя, когда я, наконец, закончила играть, обливаясь потом, он коснулся кончиков моих ноющих от напряжения пальцев. Это было очень нежное прикосновение.
***
По некоторым из труб течёт дизельное топливо, по другим – неочищенная нефть. Миллионы литров в день. Четверть топливных резервов США обеспечивает Нигерия. А взамен мы не получаем буквально ничего. Только смерть от нападений Зомби. У каждого из нас найдётся парочка таких историй.
Когда выпустили первую партию Зомби, об их существовании никто даже не подозревал. До людей лишь доходили слухи о растерзанных в клочья телах возле нефтепроводов, о гигантских белых пауках в ночи, или о мощных взрывах на магистралях, после которых оставались лишь обугленные трупы. Однако в тех местах, где находили мертвецов, всё выглядело нетронутым.
Люди по-прежнему делали нелегальные врезки в нефтепровод, и мой муж в том числе. Я подозревала, что он приторговывает топливом и нефтью на чёрном рынке; но он приносил немного нефти и домой. Оставишь её на пару дней в ведре, и получится нечто, напоминающее керосин. Я использовала этот состав для приготовления пищи. Так что мне ли жаловаться? И всё же незаконные врезки – дело весьма и весьма опасное.
Существовали способы пробить отверстие в нефтепроводе, не вызывая немедленного гнева Зомби на свою голову. Мой муж и его приятели использовали какой-то мощный лазерный резак, украденный из больницы. Однако приходилось соблюдать максимально возможную тишину при резке металла. Хватало одного стука, малейшей вибрации, и Зомби примчались бы за минуту. Многих товарищей моего мужа убили из-за того, что кто-то чиркнул обручальным кольцом или стукнул кончиком резака по трубе.
Пару лет назад стайка мальчишек играла слишком близко от нефтепровода. Двое подрались и упали на трубу. За считанные секунды явились Зомби. Одному из драчунов удалось отползти в сторону. Но второго схватили за руку и швырнули в кусты. Он заработал перелом руки и обеих ног. Чиновники заявили, что Зомби запрограммированы причинять как можно меньше вреда, но… Я в это не поверила, na lie.
Это были жуткие создания. Приближаться к трубе – рисковать погибнуть страшной смертью. И всё же чёртовые штуки проходили аккурат через наши задние дворы.
Но мне не было до этого никакого дела. Муж в те месяцы бил меня смертным боем. Не представляю, за что. Работы он не лишился. Я знала, что он встречается с другими женщинами. Жили мы бедно, но не голодали. Возможно дело в том, что я не могла родить ему детей. Понимаю, это моя вина, но что я могла с этим поделать?
Я всё чаще оказывалась на заднем дворе. И тот же самый Зомби каждый раз меня навещал. Мне нравилось для него играть. Он слушал. Его дивные глаза сияли от радости. Способен ли робот испытывать радость? Я была убеждена, что разумные модели вроде него могли. Неоднократно в течение дня я наблюдала толпу Зомби, снующих вверх и вниз по нефтепроводу с целью что-то подлатать или сделать обход, или чем они там ещё занимались. Я не смогла бы различить своего Зомби среди них.
Где-то на десятый по счёту его визит я совершила нечто крайне странное. Муж заявился домой, так благоухая алкоголем, что, казалось, хватило бы единственной искры, чтобы он взорвался. Пиво, пальмовое вино. И духи. Весь день я пребывала в глубоких раздумьях. О своей жизни. Я зашла в тупик. Я хотела завести ребёнка. Стремилась покинуть этот дом. Жаждала найти работу. Обрести друзей. Мне требовалась смелость. Я верила, что она у меня есть. Я ведь столько раз сталкивалась с Зомби.
Я собиралась расспросить мужа о должности учителя в начальной школе. Я слышала, что они ищут преподавателей. Войдя, он поприветствовал меня неуклюжими объятиями и неловким поцелуем, а затем рухнул на диван. Он включил телевизор. Было уже поздно, но я подала ему ужин – перечный суп, щедро сдобренный козлятиной, курицей и крупными креветками. На этот раз он пребывал в добром расположении духа, несмотря на опьянение. Но пока я стояла в комнате, наблюдая за тем, как он ест, смелость меня покинула. Вся потребность в изменениях растаяла и трусливо забилась в самые дальние уголки сознания.
– Хочешь чего-нибудь ещё? – спросила я.
Он поднял на меня взгляд и искренне улыбнулся:
– Сегодня суп очень вкусный.
Я улыбнулась в ответ, но что-то внутри меня заставило ещё сильнее вжать голову в плечи.
– Я рада, – ответила я и взяла в руки гитару. – Пойду на задний двор. Там такая славная погода.
– Не подходи слишком близко к нефтепроводу, – предупредил он. Но при этом даже не оторвал взгляда от экрана, вгрызаясь в большой кусок козлятины.
Я ускользнула в темноту, пробираясь через кустарник и травы к нефтепроводу. Устроилась на привычном месте. В футе от трубы. Я мягко провела рукой по струнам, взяв несколько аккордов. Это была печальная мелодия, отражавшая то, что давило на сердце. Куда я могла уйти отсюда? И вот такой была моя жизнь? Я вздохнула. Уже месяц не посещала церковь.
Когда он явился, пощёлкивая лапами по трубе, я воспряла духом. Его жидкие синие глаза сегодня сияли особенно ярко. Как-то я купила рулон синей ткани у одной женщины. Материал обладал насыщенным оттенком, напомнившим мне об открытой воде в солнечный день. Женщина назвала этот цвет «лазоревым». В ту ночь глаза моего Зомби переливались именно этим оттенком.
Он замер подле меня. Ожидая. Я знала, что этой мой Зомби, ведь месяц назад он позволил мне наклеить стикер в виде синей бабочки на одну из его лап.
– Добрый вечер, – поприветствовала я его.
Он не пошевелился.
– Сегодня я грущу, – продолжила я.
Он сошёл с нефтепровода, пощёлкивая металлическими лапами по металлу, а когда оказался на земле, зашелестел. Он устроился рядом, как всегда поступал. И принялся ждать.
Я взяла парочку пробных аккордов, а затем исполнила его любимую песню, «No Woman No Cry» Боба Марли. Пока я играла, его туловище начало медленно вращаться – как я поняла, таким образом он показывал, что ему нравится. Я улыбнулась. Когда я закончила, он вновь обратил свой взгляд на меня. Я вздохнула, взяла ля-минор и откинулась назад.
– Моя жизнь – дерьмо, – призналась я.
Вдруг он с тихим жужжанием поднялся на все свои восемь лап. Потянулся, распрямляя их, пока не приподнялся ещё на фут в высоту. Снизу, из центральной части его корпуса показалось что-то беловатое, с металлическим отблеском. Я охнула, схватившись за гитару. Разум призывал меня отодвинуться. Причём быстро. Я подружилась с этим искусственно созданным существом. Я его знала. Или так мне казалось. Но что я на самом деле понимала в том, почему он делал то, что делал? Или зачем навещал меня?
Металлическое вещество выделялось всё быстрее, образовывая лужу в траве прямо под роботом. Я прищурилась. Это оказались провода. Прямо у меня на глазах Зомби извлёк собственную проводку наружу и принялся совершать некие манипуляции пятью конечностями, поддерживая вертикальное положение на остальных трёх. Лапы сновали туда-сюда, трудясь над блестящими проводами. Они двигались слишком быстро, чтобы я могла понять, что именно они создавали. Трава летела во все стороны, а тихое жужжание становилось всё громче.
Затем они замерли. Какое-то время я слышала лишь трескотню сверчков и пение лягушек, да ветер, шелестящий в пальмах и кронах мангровых деревьев. Я чувствовала запах нагретого масла – кто-то неподалёку жарил бананы или ямс.
Я вгляделась в предмет, изготовленный Зомби. Улыбнулась. Ухмылка становилась всё шире.
– Что это? – прошептала я.
Он поднял предмет двумя передними лапами, а задней дважды притопнул по земле, как поступал всегда, стремясь привлечь моё внимание к чему-то важному. Чему-то, мне, как правило, непонятному.
Он вытянул вперёд три своих конечности и принялся исполнять то, что поначалу напоминало попурри из моих любимых песен, от Боба Марли и Санни Аде до Карлоса Сантаны. Затем музыка перетекла в нечто столь сложное и прекрасное, что я расплакалась от радости, благоговейного трепета и восторга. Люди наверняка услышали эту музыку, может, даже выглядывали в окна или открывали двери. Но нас укрывала темнота, трава, деревья. А я всё плакала, не в силах остановиться. Не знаю почему, но слёзы так и лились. Интересно, понравилась ли ему моя реакция. Думаю, да.
Весь последующий час я разучивала мелодию, которую он для меня сыграл.
***
Десятью днями позже группа Зомби атаковала каких-то нефтяников или солдат в глубинах дельты. Десяток мужчин разорвали на куски, кровавые ошмётки разбросало по всей болотистой местности. Те, кому удалось сбежать, заявили репортёрам, что Зомби было не остановить. Один из солдат даже бросил в робота гранату, но существо закрылось от снаряда тем же силовым полем, что ему надлежало задействовать при взрывах нефтепровода. Солдат сообщил, что силовое поле напоминало потрескивающий пузырь из молний.
– Wahala! Беда! – встревоженно кричал солдат телерепортёрам. Его лицо лоснилось от пота, уголки глаз подёргивались. – Злые, злые твари! Я с самого начала так считал! Взгляните, у меня есть граната, но какой от неё прок? Ye ye! Я ничего не мог сделать!
Нефтепровод, закладку которого рабочие едва начали, оказался полностью достроен. Ремонт входил в число возможностей зомби – ремонт, но не полный монтаж. Это было странно. В газетных подборках утверждалось, что Зомби становятся слишком умными, вот только используют свой ум во благо только самим себе. Что они готовят восстание. Что-то определённо менялось.
– Возможно, это вопрос времени, и вскоре чёртовы штуки поубивают нас всех, – заявил мой муж, не выпуская из рук бутылку пива, пока читал об инциденте в газете.
Я решила больше не приближаться к своему Зомби. Они непредсказуемы и, возможно, неуправляемы.
***
Наступила полночь, и я вновь оказалась в привычном месте.
Мой муж уже несколько недель не поднимал на меня руку. Полагаю, он ощущал перемены во мне. А я действительно стала другой. Теперь он чаще слышал, как я играю. Даже в доме. По утрам. После того, как я заканчивала готовить ему ужин. В спальне, когда в гости заглядывали его друзья. И он слышал песни, которые, я не сомневалась, дарили ему незабываемые впечатления. Словно каждый аккорд, каждый звук досконально исследовали учёные и отобрали вручную, чтобы пробудить сильнейшее чувство счастья.
Мой Зомби помог решить проблемы с нашим браком. По крайней мере, худшие из них. Муж не мог меня бить, когда дивная музыка уносила его в прекрасные, цветущие места. Во мне проснулась надежда. Надежда зачать ребёнка. Вера, что однажды я оставлю этот дом и свои обязанности примерной жены, чтобы преподавать музыку в начальной школе. Что моя деревня однажды пожнёт плоды нефтедобычи. И я грезила об объятиях жидкого, тёмно-синего металла, паутинах проводки и музыке.
В ту ночь я пробудилась от одного из этих причудливых снов. Я открыла глаза с улыбкой на губах. Скоро всё точно наладится. Мой муж крепко спал рядом. В тусклом лунном свете он казался таким безмятежным. Его кожа больше не источала запах алкоголя. Я наклонилась к нему и поцеловала в губы. Он не проснулся. Я выскользнула из постели, натянула штаны и кофту с длинным рукавом. Сейчас снаружи полно комаров. Я прихватила с собой гитару.
Я назвала Зомби Удиде Окванка. На моём родном языке это означает «паук ‑ Великий Мастер». Согласно легенде, Удиде Окванка была Величайшим Художником. Она жила под землёй, где собирала фрагменты предметов и превращала их в нечто иное. Она даже могла плести духов из соломы. Мне казалось, что это подходящее имя для моего Зомби. Я гадала, как называл меня Удиде. Я была уверена, что он придумал для меня какое-то прозвище, но сомневалась, что поведал обо мне другим. Не думаю, что ему позволили бы дальше со мной встречаться.
Удиде ждал меня, будто чувствовал, что я выйду в ту ночь. Я широко улыбнулась, на сердце потеплело. Я уселась на землю, а он сошёл с нефтепровода и подполз ко мне. Он нёс свой инструмент на голове. Нечто вроде звезды, сплетённой из проводов. За минувшие недели он добавил ещё больше шнуров потоньше и потолще. Мне было любопытно, куда он убирал эту штуку, когда бегал с остальными, ведь такой крупный инструмент внутри корпуса не спрячешь.
Удиде держал его на вытянутых конечностях. Передней лапой он вывел простенький приятный мотив, от которого по моим щекам заструились слёзы радости. Он пробуждал в памяти образы отца и матери, совсем юных и полных надежд, когда я и мои братья были ещё слишком малы, чтобы жениться и съехать. До того, как выходки солдат, убивавших без разбору, вынудили моего старшего брата перебраться в Америку, а среднего брата погнали на север… Когда колоссальный потенциал ещё не иссяк.
Я рассмеялась, утёрла слезы и принялась наигрывать аккорды, аккомпанируя его мелодии. И в этот миг мы приблизились к чему-то столь тонкому, всеобъемлющему, сплетавшемуся воедино… Chei! У меня создалось впечатление, что я разговариваю с Богом. Нет-нет, это были машина и я. Вы и представить себе не можете.
– Эме!
Наша мелодия мигом распалась.
– Эме! – снова окликнул меня муж.
Я застыла, глядя на Удиде, который тоже не шевелился.
– Прошу, – прошептала я. – Не обижай его.
– Мне написал Сэмюэль! – воскликнул муж, по-прежнему не отрываясь от экрана телефона, пока пробирался ко мне из высокой травы. – В нефтепроводе возле школы есть протечка! И пока ни одного Зомби вокруг! Брось свою гитару, женщина! Пошли, и прихвати…
Он поднял глаза. Его лицо исказила гримаса ужаса.
Время, кажется, остановилось. Мой муж остановился у самой кромки травы. Удиде замер возле нефтепровода, держа инструмент перед собой подобно церемониальному щиту. И я между ними, слишком напуганная, чтобы пошевелиться. Я обратилась к мужу:
– Эндрю, – осторожно начала я. – Позволь объяснить…
Он медленно повернулся ко мне и посмотрел так, будто видел впервые в жизни.
– Моя собственная жена! – прошептал он.
– Я…
Удиде поднял две передних лапы. На мгновение у меня возникло ощущение, что он о чём-то умоляет. Или, быть может, хочет меня обнять. Затем он так резко сомкнул конечности, что высек крупную красную искру и поднял оглушительный звон!
Мы с мужем зажали уши руками. В воздухе запахло только что зажжёнными спичками. Даже сквозь заслон из ладоней я различала отклики, доносившиеся со всех концов нефтепровода. Щелчков раздавалось так много, что они казались перестуком мелкой гальки, бившей по трубам. По телу Удиде прошла дрожь, он отполз обратно и забрался на трубу, ожидая. Они явились огромной толпой. Около двадцати штук. Первое, что я заметила – их глаза. Они горели свирепым ярко-красным огнём.
Они сгрудились вокруг Удиде, выстукивая лапами по трубам сложные ритмы. Я не видела глаз Удиде. Затем все они с ошеломительной скоростью рванули на восток.
Я повернулась к мужу. Он уже ушёл.
***
Слухи разнеслись подобно чуме, ведь сотовые имелись практически у всех. Вскоре каждый щёлкал клавишами, распространяя сообщения вроде «Прорыв трубы, возле школы! Зомби не видно!» и «Спешите к школе, захватите вёдра!». Мне муж так и не позволил обзавестись телефоном. Мы не могли его себе позволить, да ему и в голову не пришло, что он мне нужен. Но я и так знала, где находится здание начальной школы.
Теперь люди считали, что все Зомби взбунтовались, отринув навязанную людьми работу, чтобы поселиться в болотах дельты и заниматься своими делами. Обычно, если воры делали врезку в нефтяной трубе, даже издавая минимум шума, Зомби об этом узнавали в течение часа и за то же время устраняли неисправность. Но прошло уже два часа, а труба продолжала истекать топливом. Именно тогда кто-то решил бросить клич.
Но я-то всё понимала. От Зомби у них было лишь название. Они – разумные создания. Умные твари. Их безумие было последовательным. И большинству из них люди не нравились.
Творящуюся суматоху освещали фары нескольких машин и грузовиков. В этом месте нефтепровод приподнимался над землёй, устремляясь к югу. Этим воспользовались и сняли целую секцию трубы. Розовое дизельное топливо изливалось с обеих концов подобно гигантскому фонтану. Люди столпились под потоком, будто мучимые жаждой слоны, наполняя канистры, бутылки, миски, вёдра. Один мужчина даже держал мешок для мусора, пока топливо не разъело дно, расплескавшись по его груди и ногам.
Большая тёмно-розовая лужа стремительно расширялась в сторону здания начальной школы, топливо скапливалось на игровой площадке. Я унюхала пары ещё до того, как увидела саму школу. У меня начали слезиться глаза, потекло из носа. Я закрыла нос и рот кофтой. Легче не стало.
Люди прибывали на автомобилях, мотоциклах, автобусах, пешком. Все непрерывно печатали сообщения, распространяя весть ещё дальше. Давненько уже люди, не занимавшиеся кражей нефти, не получали доступ к бесплатному топливу.
Кругом сновали дети. Они носились туда-сюда – кто-то с поручениями от родителей, а иные просто не хотели пропустить самое интересное. Вероятно, они никогда прежде не видели, чтобы люди подходили к нефтепроводу и оставались живы. Из салонов машин и микроавтобусов лился хип-хоп и хайлайф. Вибрации от басов душили не меньше испарений. Я не сомневалась – Зомби понимали, что происходит.
Я заметила своего мужа. Он направлялся к фонтану топлива с большим красным ведром. Пятеро мужчин затеяли перепалку между собой. Двое принялись толкаться и пихаться, едва не падая в фонтан.
– Эндрю, – позвала я, силясь перекричать шум.
Он обернулся. Увидев меня, недобро сощурился.
– Пожалуйста! – воскликнула я. – Мне… Мне жаль.
Он сплюнул и пошёл прочь.
– Ты должен убираться отсюда! – крикнула я. – Они придут!
Он резко развернулся и размашистыми шагами приблизился ко мне.
– Откуда, чёрт возьми, тебе знать? Или ты сама их привела?
Словно в ответ на его вопрос, люди вдруг закричали и побежали. Я выругалась. Зомби шли со стороны улицы, вынуждая людей отступать к луже топлива. Я снова ругнулась. Мой муж буравил меня взглядом. Он ткнул мне пальцем в лицо, морщась от отвращения. Из-за царящего вокруг шума и гама я не слышала, что он говорил. Он повернулся и убежал.
Я пыталась отыскать Удиде в толпе Зомби. Но у всех глаза по-прежнему полыхали красным. Был ли вообще Удиде в их рядах? Я уставилась на лапы, высматривая наклейку с бабочкой. Вот она. Ближайший слева от меня.
– Удиде! – окликнула я.
Едва имя сорвалось с моих губ, как двое Зомби, находившиеся в центре группы, подняли две передние лапы. Улыбка сползла с моих губ, я в ужасе разинула рот. И бросилась на землю, закрыв голову руками. Люди всё ещё шлёпали по луже топлива в попытках укрыться в здании школы. Их автомобили продолжали греметь хип-хопом и хайлайфом, фары горели, освещая творящееся безумие.
Зомби сомкнули лапы, высекая две крупных искры. Дзинь!
ФШШ!
***
Я помню свет, жар, запах горящей плоти и волос, крики, переходившие в утробное бульканье. Все звуки доносились словно издалека. Вонь стояла ужасная. Вжавшись лбом в колени, я надолго, очень надолго зависла в этом адском лимбе.
***
Я никогда не буду преподавать музыку в начальной школе. Её здание обратилось в пепел, как и многие посещавшие её дети. Мой муж тоже погиб. Он умер, считая меня шпионкой, братавшейся с врагом… Или кем-то в этом роде. Все погибли. Кроме меня. Незадолго до взрыва примчался Удиде. Он заслонил меня своим силовым полем.
И я выжила.
Уцелел и зреющий внутри меня ребёнок. Ребёнок, которому моё тело позволило сформироваться благодаря чудесной, целительной музыке Удиде. Удиде говорит, что это девочка. Откуда роботу такое знать? Мы с Удиде играем для неё каждый день. Я не могу точно знать, нравится ли ей наша музыка, лишь смутно догадываться. Но в какой мир я её приведу? В мир, где только её мать и Удиде не дают разыграться полномасштабной войне между Зомби и людьми, что их создали?
Я молюсь о том, чтобы нам с Удиде удалось убедить людей и роботов заключить мир, иначе дельта так и будет купаться в крови, металле и пламени. И знаете, что? Вам тоже следовало бы молиться – что, если Зомби приделают себе какие-нибудь плавники, чтобы пересечь океан?
