Хотел попасть домой, а попал в фильм ужасов

Забавная нарезка видео, в которой домашние животные выглядят не такими уж дружелюбными. Некоторых из них хоть сейчас можно снимать в ужастике.
Бу! Испугался?, 2024
Основано на реальных событиях.


Забавная нарезка видео, в которой домашние животные выглядят не такими уж дружелюбными. Некоторых из них хоть сейчас можно снимать в ужастике.
Бу! Испугался?, 2024
Основано на реальных событиях.

Раскрою вам секрет. Все те книги в жанре "ужасы", которые вы прочитали, все те, якобы, страшные фильмы, которые вы посмотрели, ничего общего с настоящими ужасами не имеют. Это просто развлекушки для легкого щекотания наших нервов. А хотите послушать, посмотреть, прочитать по-настоящему страшную историю? По глазам вижу, хотите. Тогда приготовьтесь к реальному кошмару. Это история произошла со мной много лет назад. Но сих пор при воспоминаниях событий тех далеких дней меня охватывает ужас. Должен вас предупредить. Не ждите тут вампиров, чудовищ, призраков и прочих развлечений и приколов. Это будет не сказка, а по-настоящему страшная история!
© 2024 Константин Оборотов
=== Список всех глав
Глава 1. Начало страшной истории *
===

*** Глава 1. Начало страшной истории ***
Этот ужасный случай произошел со мной много лет назад между двумя событиями, описанными в историях "Дизентерия в полевых условиях" и "Веселая квартира".
Я тогда прослужил несколько месяцев в армии на срочной службе. По приказу командира нашей спортивной части я был отправлен в командировку в Самару. Цель была понятная и приятная: участие в соревнованиях по шахматам. Настроение было отличным. Игра шла хорошо, а самарские девушки радовали глаз своей неземной красотой.
Пользуясь удачной оказией, я навестил своих дальних родственников. Если бы не эта командировка, то не знаю, когда бы я еще собрался в Самару. Ну, а если подвернулась удачная возможность, то "паркуа па", как говорят французы.
Самарчане намного более гостеприимные люди, если их сравнивать с москвичами. Это объясняется не каким-то их особо добрым характером. Просто гости из других городов их посещают реже, не так сильно надоедают.
Поэтому мои троюродные сестры Света и Лена встретили меня радостно. Либо очень удачно изобразили эту радость. Света, старшая сестра, была уже замужем и у нее имелась трехлетняя дочь, шустрая не по годам Маринка.
Однажды, мы втроем, Лена, Маринка и я решили сходить прогуляться в местный торговый центр. Света и ее муж остались дома, чтобы насладиться законным общением "тет-а-тет" без любимой, но надоедливой дочки.
Я переоделся в какие-то шмотки мужа Лены, чтобы не светиться в военной форме, и мы отправились на прогулку.
Начало этой прогулки было исключительно приятным для всех участников.
Я любовался красотой своей троюродной сестры. Лене, которую обычно отправляли одну гулять с Мариной, явно радовал усиленный состав команды воспитателей. А Мариночка была очень довольна новому слушателю и болтала без умолку.
Сначала она поведала нам интимные тайны своих родителей, а затем, неожиданно, перешла на наши персоны.
- Ты, дядя Кости, вроде умный, - сделала мне неожиданный комплемент Мариночка, - тетя Леночка у нас прелесть какая дурочка. Так мама говорит. Еще она сказала, что вас надо поженить. Надоело маме, что Ленка все время у нас тусуется. Хвостом крутит перед папой. Интересно, если вы поженитесь и у вас будет сын, он будет умным и страшным как дядя Костя? Или красивым дурачком, как Леночка?
- Это зависит от того, какие гены окажутся сильнее, - нравоучительно заметил я, - вообще тут возможны разные комбинации. Вполне вероятно смешение стилей. Умный и красивый. Глупый и страшный. Тут уж как повезет! Заранее ничего непонятно.
- Мариночка, рано тебе еще о таких вещах рассуждать, - заявила покрасневшая Лена.
- У меня сестренки нет, - горестно сказала Марина, - у меня братишки нет. А мне так хочется кого-нибудь повоспитывать! Почему все меня воспитывают, а мне воспитывать некого? Несправедливо! Сделайте мне братика! А я уж научу его как сестру любить. Или купите мне хотя бы кукол.
- Нет, - твердо сказала Лена, - тебе уже десять кукол разных купили. И что? У всех головы оторваны. Разве так можно делать?
- Папа учит, что детей надо воспитывать строго, - парировала Марина, - иначе избалуются и сядут на голову.
- Строгость, конечно, нужна, - задумчиво сказал я, - но зачем же так сурово? Если куклы плохо себя ведут, оторви им ногу или руку. Но голову-то зачем отрывать? Это слишком жестоко. Мы категорически против таких методов.
Болтая таким образом мы пешком добрались до местного торгового центра. Побродили по окрестностям и зашли в один из павильонов. Там Лена изучала ткани. Я, попивая коктейль из местного бара, смотрел телевизор (там шла прямая трансляция футбольного матча). А Мариночка без особого интереса, но зато тихо, разглядывала какой-то лоток с игрушками.
На самом интересном месте игры, Лена вдруг как-то требовательно и резко дернула меня за руку.
- Подожди чуток, - сказал я ей с некоторым раздражением, - интересный угловой, пять минут до конца игры, надо сравнять счет.
- Где Мариночка? – с волнением спросила Лена, - куда она пошла? Ты же за ней должен был посмотреть.
- Я? Это ты за ней смотрела!
- Я тебе попросила за ней посмотреть, и ты сказал, "да".
- Погоди, погоди, давай, разберемся. Я ответил "да" на вопрос "будешь ли ты футбол смотреть".
Мы с изумлением посмотрели друг на друга. Тут до меня дошел весь скрытый ужас пословицы "у семи нянек дитя без глаза". Мы принялись бегать по павильону с криками "Мариночка, Мариночка". Ребенка нигде не было. В поисках нам помогали местные продавщицы и одна из покупательниц, женщина с рыжими волосами, примерно сорока лет. Я про себя ее сразу стал почему-то называть "Рыжая Ведьма".
- Похожий случай произошел год назад в Сызрани, - заявила Рыжая Ведьма через десять минут безуспешных поисков, - пропала девочка примерно лет пяти в точно таком же здании. Искали человек десять, не нашли. Оказалось, она накушалась таблеток из местной аптечки, подумала, что конфетки такие. И заснула в укромном месте.
- И чем же закончилась Ваша история? - спросил я с волнением. Меня охватило нехорошее предчувствие.
- Только через несколько дней нашли трупик несчастной девчушки, - грустно вздохнула Рыжая Ведьма.
- У нас тут нет аптечки с таблетками, - заявила одна из продавщиц, затем добавила с сомнением, - разве только девочка могла вытащить какие-то препараты из наших сумочек.
Все продавщицы проверили свои личные вещи. Никаких пропаж не обнаружили.
- А ваша девочка не любит играть в прятки? – поинтересовалась Рыжая Ведьма, - наверное, залезла в какой-то укромный уголок, заснула и задохнулась. В любом случае, надо срочно обыскать все укромные места. Но также возможно, что девочка вышла из этого павильона и отправилась гулять. А уж на улице с ней могло что угодно случиться.
В этом павильоне не было ни камер наблюдения, ни охранников у входа. Решили разделиться. Женщины продолжили поиски в павильоне, а я выбежал на улицу, исследуя территорию и другие павильоны. Вопросами типа "вы девочку не видели" я перепугал почти сто человек, включая покупателей, продавщиц и охранников в павильонах. Результаты моего поиска были нулевые. Также я с грустью зафиксировал, что охранники были почти во всех павильонах, кроме нашего.
Я вернулся на место пропажи Марины со слабой надеждой, что девочку нашли женщины. По грустному лицу Лены я сразу понял без вопросов, что надежда была напрасной.
Обратились в милицию. На помощь быстро пришла специальная поисковая группа в составе лейтенанта, сержанта и умной собаки с несолидным именем Шарик.
Лена дала Шарику понюхать свой носовой платок с соплями Мариночки. Шарик торжественно гавкнул и немедленно рванулся к выходу. За ним, держась за поводок, засеменил лейтенант. А уж за ними двинулись мы с Леной, сержант и Рыжая Ведьма. Продавщицы остались тащить службу на своих рабочих местах. Они нам пообещали продолжить, на всякий случай, поиски внутри павильона.
Шарик вел нашу группу по извилистой траектории, но довольно уверенно в итоге привел к стоянке для автотранспорта. Там Шарик принялся суетливо метаться от одной машины к другой, спугнул какую-то нервную кошку, мирно дремавшую под машиной. Затем пес принялся бегать около входа на стоянку. Наконец, уставший сел на корты и задрав морду к небу, отчаянно завыл по-волчьи.
- След потерян, - грустно констатировал лейтенант, - Шарику тут трудно работать. Слишком много посторонних следов и вони от выхлопных газов.
...
Первоисточник:
===
Источники, упомянутые в произведении:
"Дизентерия в полевых условиях"
"Веселая квартира"
участие в соревнованиях по шахматам.
Мы - чемпионы!
===
В чёрном небе загадочно мерцали звёзды. Мы с Марком стояли у ворот парка и мучительно пытались понять, какого чёрта мы сюда припёрлись? Это был старый парк аттракционов, он находился в двух кварталах от моего дома.
Я забыл представиться! Меня зовут Алекс Копперт, мне 19 лет. Марк мой друг и мы дружим ещё со школы. Все говорят, что мы абсолютно разные и удивляются этой дружбе. И, в принципе, это верно.
Я человек спокойный, уравновешенный, рассудительный. Сто раз подумаю, прежде чем что-нибудь сделать. Я предпочитаю всё решать мирным путём. Я низкорослый, худощавый, тщедушный, без малейшего намёка на мускулы; не дружу со спортом. Волосы у меня короткие, светлые, вечно топорщащиеся в разные стороны. Глаза голубые, кожа бледная, губы тонкие, обескровленные.
Марк же шумный и непоседливый. Он вечно ищет приключения и попадает в разные истории. Марк чуть что сразу лезет в драку. Парень он высокий, широкоплечий, мускулистый. У него чёрные, жёсткие волосы, прямые, чуть удлинённые, которые он зачёсывает назад, карие глаза, смуглая кожа, открытый, высокий лоб и полноватые губы.
Мы подружились, когда Марк в первом классе заступился за меня в драке. После школы мы поступили в разные ВУЗы, однако это не помешало нашей дружбе, хоть и общаться мы стали гораздо реже, чем раньше.
Но… вернёмся к странной ситуации, в которую мы сегодня попали. Мы, не сговариваясь, пришли этой ночью к воротам парка.
– Ты… как тут? – выдавил из себя Марк.
– Я не знаю… Я уже готовился ко сну, но вдруг мне стало как-то мучительно сжимать грудь. Я распахнул окно и вдохнул свежего воздуха. А потом внезапно сорвался с места, выбежал из квартиры и помчался сюда.
Выслушав меня, он сказал, что с ним произошло тоже самое! Он также почувствовал ком в груди, а потом выбежал из дома и… ноги привели его к парку.
Мы ещё не успели прийти в себя после первой странности, как нам уже была явлена новая. Мы увидели, что к нам направляются ещё двое молодых людей, парень и девушка, примерно нашего возраста. Поравнявшись с нами, они растерянно на нас посмотрели.
Парень был пухлый, невысокий, лишь немногим выше меня. У него были рыжие короткие волосы, веснушки, светлая кожа, синие глаза, губы бантиком.
Девушка была очень красива. У неё были оливкового цвета глаза, каштановые, волнистые волосы, собранные в конский хвост, длиною до середины спины, открытый лоб без чёлки. А кожа девушки была загорелая, чуть смуглая, оттенка кофе с молоком.
«Что может быть общего у такой красотки с этим парнем? Может, сестра? Но уж слишком они непохожи. Так ведь это может быть очень дальнее родство. Да, скорее всего...» – промелькнуло у меня в голове.
Я заметил, что Марк с интересом посмотрел на девушку. Меня же сейчас больше интересовало, почему мы все здесь собрались в такой час. Ведь не надо быть гением, чтобы догадаться, что они пришли сюда по той же причине, что и мы с Марком.
– Тоже не можете понять, что на вас нашло? – спросил я.
– Ага. – сказала девушка.
– Я Алекс. – сказал я.
– Марк. – представился Марк.
– Берта. А это мой двоюродный брат Томас. – улыбнулась девушка и тут же помрачнела.
– Что вы чувствовали? – спросил я.
Ребята переглянулись и со вздохом рассказали, что почувствовали сжимание в груди и после этого зачем-то рванули к воротам парка, и оказались здесь одновременно. Теперь нас было четверо. И никто из нас не знал, что такое с нами приключилось.
Однако томиться в недоумении нам пришлось недолго. Внезапно земля у ворот парка засветилась красным светом. Вокруг того места, где мы стояли, вырисовался красный круг. Мы оказались внутри этого круга. А в следующее мгновение земля в этом участке стала сотрясаться. Не успели мы опомниться, как в центре круга образовалась воронка, которая стремительно затянула нас в себя. С громким криком мы полетели вниз, под землю.
***
Очнувшись, я увидел перед собой сплошное серое пространство. Кругом были серые, каменные стены, сверху такой же потолок и лежал я на таком же полу. Оглядевшись, я понял, что нахожусь в узком коридоре с невысокими стенами. В середине на стене висел канделябр с тремя алыми свечами, горящими таким же алым огнём.
Рядом со мной на полу лежали без сознания Марк, Томас и Берта.
Случившееся молнией пронеслось у меня в голове.
Меня бросило в жар. Всё же не каждый день со мной случаются такие странные события. Мы упали в какой-то подвал, неизвестно откуда здесь взявшийся, и как отсюда выбираться, пока было не ясно. Позади меня была глухая стена, впереди – чернеющая неизвестность.
«Так, без паники, сначала нужно привести в чувство остальных!» – подумал я.
– Марк, очнись! – я принялся тормошить друга.
Приведя в чувство Марка, я бросился к Томасу и Берте.
Очнувшимся ребятам хватило пары секунд, чтобы всё вспомнить и осознать.
– Что за чёрт! – воскликнул Марк.
Он с ужасом смотрел на потолок над нами.
– Скажите, что мне это снится. – простонала Берта.
Я встал на цыпочки и поднял руки.
Кое-как дотянувшись до потолка (ох уж мой низкий рост!) я, едва прикоснувшись к нему, почувствовал сильный удар током и, громко вскрикнув, опустил руки.
– Чёрт! – воскликнул я. – Что вообще происходит?!
– Мы попали в какую-то хреновую историю. – невозмутимо сказал Марк.
– Я уже догадался. – проворчал я. – Как отсюда выбраться?
– Давайте посмотрим, что там? – сказала Берта, указав вперёд. – Это какой-то тоннель, быть может там есть выход.
– Да, пойдёмте быстрее. – поддержал её Томас.
Мы двинулись вперёд по коридору.
В каменном коридоре гулко отдавались наши шаги.
Вскоре мы уткнулись в тупик. Хода дальше не было. Впереди была сплошная стена, где прямо по центру мы увидели кровавую надпись «Лабиринт. Начало конца», сделанную готическим шрифтом.
– Что это, чёрт возьми, значит?! – воскликнул Марк.
– Вы в ловушке! – услышали мы хрипловатый мужской голос.
Обернувшись, мы увидели в двух шагах от нас мужчину средних лет.
Высокий, худосочный, лет 35-40, он выглядел очень колоритно.
Лицо как у крысы, маленький носик, худые губы, чёрные, хитрые глазки с тонкими бровями, чёрные волосы с большими залысинами у висков, собранные сзади в тонкий хвост, блестящие, будто намазанные ваксой, плотно прижатые уши.
Одет мужчина был в зелёный комбинезон, футболку чёрного цвета и чёрные лакированные туфли, которые никак не сочетались с его одеждой.
– Что?! – воскликнул я, ошарашено глядя на мужчину.
Мои спутники были поражены не меньше.
Мужчина усмехнулся.
– Мне, право, жаль. – сказал он.

Мне тогда было 12 лет. Мы с друзьями воодушевленно готовились к празднику в честь Хэллоуина. В то время дети могли еще относительно безопасно прочесывать окрестности в поисках конфет и угощений без присмотра родителей. Многое с тех пор изменилось, но несмотря на это, я не уверена, что позволю своим детям выходить в ночь Хэллоуина, после того инцидента.
***
Сидр-Милл-роуд была длинной улицей, по обеим сторонам которой торчало множество домов. Этот район считался жутким местом, главным образом потому, что в конце его стоял старый дом, о котором ходило множество историй о привидениях. В детстве я то и дело слышала о нем легенды. Много лет назад на том месте стоял яблоневый сад, в котором хозяева зверски убили целую кучу рабов. Или вот: прежний владелец повесился на верхней ступеньке лестницы. И таких слухов было не сосчитать. Но все городские дети были просто очарованы этим домом. Мы катались на велосипедах мимо него в надежде хоть одним глазком заглянуть в его историю. И все были уверены, что он наполнен всевозможными паранормальными явлениями.
Потратив несколько часов на выпрашивание конфет, мы почти дошли до конца Сидр-Милл-роуд. Одна из девчонок в компании тут же выдала гениальную идею – постучать в дверь и посмотреть, не откроет ли кто-нибудь. Мы знали, что там живет пожилая женщина по фамилии Мерфи. Ее почти никто не видел, но все знали: она унаследовала это поместье и прожила там, наверное, лет пятьдесят. Это был большой дом, особенно для одного человека. Я всегда думала, что, должно быть, одиноко остаться незамужней, без детей и жить в таком большом старом обветшалом доме. Мой отец называл это "ветхим дворянством", хотя я понятия не имела, что это значит.
Подъездная дорожка вела через фруктовый сад, раскинувшийся перед домом. За яблоками больше никто не ухаживал, и большая их часть гнила на земле, от которой к октябрю исходил скорее гнилостный запах, чем терпкий аромат.
– Эй, поднимись и позвони в дверь, – Джессика ткнула меня в плечо.
Я передернула плечами:
– Я не пойду одна.
– Ну возьми с собой Оливию.
Оливия помотала головой:
– Вот уж нет. Уже поздно. Мне пора домой.
Джессика схватила нас за руки.
– Трусихи. Пойдем вместе.
– Тут воняет, – заканючила Оливия. – Не хочу я туда…
И я была с ней согласна.
– Яблоки правда воняют. И если там живет старушка, она наверняка уже легла. Ей не до наших сладостей.
– Смотри, даже свет на крыльце не горит! Это же международный символ “оставьте меня в покое”.
– Ой, девчонки, ну какие же вы нудные! Давайте! Сегодня Хэллоуин! Просто постучим в дверь, а потом, в понедельник расскажем всем и будем самыми крутыми в школе.
К моему большому разочарованию, Джессика все же потащила нас по темной подъездной дорожке, посыпанной гравием, к полуразрушенному особняку на вершине холма. В практически кромешной темноте светились только неоновые браслетики у Оливии на руках. Мы ведь не брали с собой фонариков, а плотные облака не пропускали света полной луны. За всю ночь мы видели лишь пару проблесков лунного света.
Когда мы добрались до вершины холма, меня пробрал озноб. Я задрожала. Не знаю, из-за ночной прохлады или нервов, но у меня стучали зубы.
Мы втроем подошли к дому и поднялись на крыльцо. Джессика подтолкнула меня вперед и шепнула:
– Позвони в дверь.
– Не надо нам этого делать…
Она снова толкнула меня.
– Давай звони.
Я шагнула вперед. Глаза понемногу привыкали к темноте, и я увидела дверь с искусно сделанной стеклянной вставкой. Дрожащей рукой я потянулась к звонку. И нажала на него.
С хохотом, Джессика и Оливия тут же бросились прочь, оставив меня на крыльце в одиночестве. Внутри дома что-то зашумело. Я побежала от двери, вниз по ступеням, споткнулась о платье и грохнулась в траву. Ведерко в форме тыковки, выпало из рук, разбросав повсюду конфеты, но я была слишком напугана, чтобы обращать на это внимание. Все бросив, я побежала, стараясь разглядеть дорожку в полной темноте. Где-то впереди смеялись девчонки.
– Вот сучки, – пробормотала я себе под нос.
Ноги нащупали гравий дорожки. Сердце бешенно колотилось. Ну чего я так испугалась? Я же ушла от дома. А старуха так и не открыла, наверняка уже видела второй сон. Нечего бояться. Это все просто ребячество.
Я замедлила бег и, тяжело дыша, перешла на шаг. Вот уже можно было различить свет фар на Сидр-Милл… “Подружки” наверняка ждали меня где-то там, и я шептала под нос то, что скажу им при встрече:
– Черт бы вас побрал, идиотки!
Как вдруг, откуда ни возьмись, две руки схватили меня сзади. Что-то потянуло меня обратно к дому.
Я закричала.
Нечто сзади рычало, шипело и изо всех сил тянуло меня назад. Я боролась. Но все равно с каждым рывком оказывалась ближе к краю подъездной дорожки. В слабом свете луны вырисовывались очертания яблонь. Зловоние забивало мне нос.
Мне было всего 12 лет, но я сопротивлялась изо всех сил. И кричала:
– ПОМОГИТЕ!
Со всей решимостью я отрывала цепкие руки от себя, боролась за жизнь.
Но тварь не отпускала. Острые когти впились мне в грудь и все продолжали тянуть к яблоням.
– КТО ТЫ? ОТПУСТИ МЕНЯ!
В этот момент облака расступились и лунный свет залил сад. И тогда я ее увидела.
Старая истлевшая ведьма держала меня. Она выглядела скорее мертвой, чем живой. Кожа на ее лице уже разлагалась, но она все еще булькала и рычала.
Чудом, мне удалось вывернуться и броситься бежать. Когти полоснули меня по спине напоследок. Я неслась через сад, огибая деревья. Гнилые яблоки хлюпали и лопались под ногами, в какой-то момент я даже подскользнулась и упала в червивое месиво… Но все же добралась до гравийной дорожки и бежала, пока не оказалась на главной дороге.
Конечно девчонки стояли там, хихикая, и ждали, но смех стих в ту же минуту, как они меня увидели.
Не останавливаясь, я пробежала мимо. Каким-то образом добралась до ближайшего дома, забилась внутрь и попросила хозяина позвонить родителям. Мои друзья объяснили, как могли, что произошло.
После инцидента у меня остались царапины на груди и спине. Родители решили позвонить в полицию и написать заявление. Полицейские тут же сделали вывод, что это, вероятно, просто розыгрыш на Хэллоуин, возможно, какие-то подростки пытались напугать меня. И в итоге всей компании пришлось выслушать огромную лекцию от полицейского и наших родителей.
На следующий день было воскресенье. Я все еще пребывала в ужасе от произошедшего, и была твердо уверена, что это не просто розыгрыш. Я снова и снова повторяла своим родителям, что там было нечто другое. В конце концов мама сказала, что с нее хватит и что больше мы об этом говорить не будем.
Ближе к вечеру я, наконец, немного успокоилась. И тогда зазвонил телефон.
Папа снял трубку и после нескольких минут: "Да, я понимаю" и "Я понимаю", вошел в комнату, где я смотрела телевизор, а мама читала книгу в кресле. Она подняла на него глаза.
– Что случилось, Джордж?
Он удивленно посмотрел на нас обоих и сказал:
– Звонил помощник шерифа Ричардсон, которого мы видели прошлой ночью. Он отправился проверить состояние миссис Мерфи после того, как они не смогли связаться с ней прошлой ночью для допроса. Оказалось, что миссис Мерфи все это время лежала мертвая в своем доме… Коронер считает. что она умерла еще в августе. И… у них по-прежнему нет никаких признаков того, что прошлой ночью в доме был кто-то еще. Ни следов взлома, ничего такого. Единственное, что они нашли снаружи, – это твое ведерко и конфеты, разбросанные по земле. Как ты и говорила.
– Милая, погоди-ка…
Разве ты не говорила, что тебя схватила старуха?
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевел Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Этот случай произошел в 1998 году, когда мне было около 6-7 лет. Я жил в сельской местности в Варвикшире, Англия. Для такого маленького городка у нас водилось много сомнительных и изворотливых людей. Большинству детей не разрешалось выходить из дома после шести часов, даже летом.
Я жила в многоквартирном доме на 10-м этаже. Мама была матерью-одиночкой и много работала, поэтому я с ранних лет научилась быть очень самостоятельной. Мне было очень трудно заводить друзей, и я всегда была странным ребенком, который выделялся из толпы. Однажды мама взяла меня в местный парк, где обычно играло большинство детей моего возраста. Спускаясь с одной из горок, я заметила ребенка примерно моего возраста, который сидел на скамейке совершенно один. Очень странная картина.
Очень бледный,э, будто давно не спал, он был одет в шерстяную шапку, перчатки и большое пальто. Но самым заметным для семилетней девочки были его кроссовки с человеком-пауком. Скатившись, я подошла к нему и решила поинтересоваться.
– Мне нравится твои кроссовки, где ты их взял?
Он моргнул, потом поднял на меня глаза, пожал плечами.
– Мне их купил папа.
Голос мальчика был очень хриплым и усталым, почти простуженным.
– Почему ты один?
– Я пришел сюда один.
Я была очень озадачена, так как привыкла везде ходить с мамой.
– Хорошо... а как тебя зовут? - Я улыбнулась ему.
– Ронни, меня зовут Ронни.
– Хочешь поиграть со мной, Ронни?
Он встал, глаза слегка расширились.
– Хорошо.
В его голосе не было никаких эмоций, но меня это не смутило, ведь он придумал несколько суперкрутых игр, парочку из которых я помню до сих пор. Каждый раз, когда мама брала меня в парк, Ронни всегда сидел на той скамейке. И ждал меня. Он ни разу не опоздал, словно знал, когда я приду. Однажды, когда я играла с Ронни, он спросил:
– А у тебя есть мама?
Это был очень странный вопрос, но я не хотела терять своего единственного друга поэтому решила ответить.
– Я могу показать тебе ее.
Ронни шел рядом со мной, его длинные вьющиеся волосы подпрыгивали. Казалось, он нервничал, проходя мимо других детей. Я видела, как дрожат его руки. В итоге, он взял меня за руку и остановил.
– В чем дело, Ронни? - спросила я.
– Я хочу вернуться и поиграть. Пожалуйста.
Я услышала дрожь в его голосе и заметила, как он заметно нервничает, поэтому повела его обратно.
Однако однажды Ронни не дождался меня. Более того, его нигде не было видно. Тщательно обследовав парк, я решила попробовать пробраться за кусты и навестить дом Ронни. Он уже показывал, где живет. Убедившись, что мама не смотрит, я прокралась и отправилась искать друга. Его дом оказался очень старым и маленьким. Он выглядел грязным, с окнами забитыми фанерой, наверное чтобы никто не мог заглянуть внутрь. Волнуясь, я подошла к входной двери и постучала.
К моему удивлению, дверь открыл пожилой мужчина, очень пугающий мужчина. Как и Ронни, он выглядел сонным и невыразительным, но без смертельной синеватой бледности мальчика.
– Ронни здесь? - спросила я, заикаясь.
Он бросил на меня сердитый взгляд и захлопнул дверь перед моим носом. Разочарованная, я продиралась сквозь кусты обратно в парк. Мама звала меня по имени и судорожно искала. А когда увидела меня, пришла в ярость. Мы тут же уехали домой и сказала, что мне запрещается возвращаться в парк в течение целого месяца за то, что я так ее напугала.
Помню, как выглянула из окна своей спальни и увидела вдалеке парк. Ронни, наверное, по-прежнему ждал меня каждый день на той старой ржавой скамейке. Через некоторое время я забыла о парке, а вместе с ним и о Ронни. Когда мама снова начала водить меня туда, было уже слишком поздно. Я забыла Ронни, а он больше никогда не возвращался на ту скамейку.
Около недели назад мама устроила в своей квартире вечеринку по случаю дня рождения одного из членов семьи. В той самой квартире, где я жила маленькой девочкой. Вечеринка прошла довольно хорошо, я пообщалась с родственниками, которых не видела целую вечность. Пока я и некоторые другие члены семьи говорили о том, как мы были детьми, и о старых воспоминаниях, моя мама сказала что-то, что вызвало все эти воспоминания.
– Эй, помнишь, у Коники был воображаемый друг, Ронни? Ты целыми днями сидела в парке, разговаривая с воздухом, и даже придумывала игры. Это было восхитительно.
Все сказали, что помнят, как я говорила о Ронни и, видимо, как я разговаривала с пустотой.
Для меня это было очень странно, потому что Ронни был на 100% реальным. Я помню, как трогала его и играла с ним. После этого я стала искать материал о детской психологии и воображаемых друзьях. А вчера я искала информацию о районе, в котором жила, и наткнулась на статью о мальчике, которого задушил до смерти его ненормальный и жестокий отец в начале 80-х. Там была его зернистая фотография, сделанная в день смерти, когда его убил отец на рыбалке. Он выглядел таким улыбчивым и счастливым. Когда я прочитал еще кое-что, оказалось, что его отца арестовали только в 2001 году, и бедный ребенок добился справедливости только через 18 лет. Там была еще одна его фотография, все такая же зернистая, как и предыдущая. И тут я заметил нечто, от чего у меня сжался желудок.
На нем была пара ярко-красных с синим кроссовок с изображением человека-паука.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Следующие пять дней я наблюдал за смертью Рейчел.
Со стороны, просто сидя за монитором, казалось, что не происходит ничего отличного от того, что я наблюдал в течение последних трех лет. Рейчел спала, смотрела телевизор, читала и рисовала. Но были и признаки, если знать, что искать. Она выглядела усталой и напряженной, и стала больше спать. И изредка, время от времени, Рейчел поднимала взгляд на камеру – на меня. Тогда я видел страх и печаль в ее глазах.
Внутри... В общем, внутри я чувствовал себя как сгоревший дом, который заваливается сам в себя. Поначалу я отказывался смотреть, делать что-либо, чего от меня хотели. Соломон не сердился, просто пожимал плечами. Он сказал, что, хотя сотрудничество с ними желательно и может сделать мое пребывание у них более комфортным, оно не является обязательным.
– Если я прав, – с тонкой улыбкой сказал Соломон, – то все сложится так, как задумано, независимо от того, что ты хочешь или думаешь, что выберешь. В любом случае, – добавил он, – видео начнет воспроизводиться и не будет останавливаться ближайшие пять дней. Захочешь ли ты снова увидеть ее, зависит только от тебя.
Я старался не обращать внимания, но какая-то часть меня с самого начала знала, что я буду смотреть. Может быть, удастся найти какую-нибудь зацепку, убедиться, что они лгут о ее смерти. Или Рейчел даст мне совет или предупредит о том, что нужно делать дальше. Я не знал. Но что я знал точно, так это то, что не мог упустить шанс увидеть ее снова. И хотя в глубине души знал, что она мертва и все, что показано на видео, произошло давным-давно, я все равно чувствовал, что, смотря на это, я каким-то образом был с ней.
Ее лишили всего, что она знала, когда она едва вступила во взрослую жизнь, и годами держали в ловушке только потому, что она была особенной. Над ней ставили эксперименты. С ней обращались как с собственностью. Лишили возможности иметь друзей, семью или жизнь. И несмотря на все это, она оставалась прекрасной. Не только снаружи, но и внутри. Я годами наблюдал за ней, узнавал ее в тысяче мельчайших аспектов, которые так мало кому удается узнать по-настоящему. Я видел ее доброту и милосердие в ее поступках, даже когда она боролась с похитителями. Я видел ее силу, когда она день за днем просыпалась в своей тюрьме и не сдавалась. И я видел красоту ее души в картинах, полных клубящихся красок и... как бы это сказать... чуда. Она рисовала все, что видела, с такой заботой и любовью, несмотря на то что жила в мире, который полностью ее покинул.
Но я ее не бросил. Я бы посмотрел каждый кусочек видео, до которого смог дотянуться. Постарался бы сохранить в памяти каждый ее кадр. Не ради них и их дурацкого проекта. Но ради себя. И для нее. Возможно, мне осталось не так много сделать в своей жизни, прежде чем они запрут меня где-нибудь или убьют, но я мог сделать это напоследок.
Рейчел не умрет в одиночестве.
Я смотрел почти не отрываясь, останавливаясь только для того, чтобы быстро перекусить и сходить в туалет, первые два дня. Потом просил охранников поставить фильм на паузу, но они лишь качали головами и говорили, что Соломон сказал, что запись должна проигрываться без перерыва, пока не закончится. К четвертому дню я был в ступоре. В первые три дня я то и дело засыпал, а на четвертый вырубился на несколько часов. На кровати стояли два подноса с едой: завтрак и обед. Я в панике оглянулся на экран, опасаясь, что что-то пропустил, но Рейчел, похоже, тоже только просыпалась. Я заметил, как она приложила руку к животу, вставая с кровати, и почувствовал, как у меня самого скрутило живот. Ей было больно. Рейчел взглянула на камеру и попыталась улыбнуться, после чего перешла к подготовке нового холста для рисования.
Это была вторая из трех картин, которые она написала за последние дни. На первой был изображен интерьер старомодного кинотеатра с точки зрения человека, сидящего в последнем ряду. На экране было лишь изображение кувалды, упирающейся в кирпичную стену. Я не понимал, что это значит, и стал сканировать картинку в поисках какого-то послания или другой подсказки. В результате я нашел то, что могло быть таковой, хотя и этого не понял.
Рейчел, должно быть, поняла, что они знают, что она делает с картинами, и не хотят ее останавливать, потому что последние три она поставила гораздо ближе к камере. Я все еще щурился и внимательно изучал картину, когда понял, что на откинутых сиденьях в следующем ряду вдоль переднего края сидений были латунные номерные знаки. Хотя с точки зрения картины они были перевернуты, ракурс был достаточно удачным, чтобы, заметив их, я смог прочитать.
2...43...26...89
Я ничего не понял, но старался запомнить их, сосредоточив все свое внимание на картине, пока она наконец не забрала ее. Уже тогда я понял, что живопись отнимает у нее много сил, и, как и раньше, я стал разговаривать с ней, уговаривая ее отдохнуть, пока не вспомнил о ее теле в соседней комнате. Я почти остановился, но нет. Может, она не могла понять, что я с ней разговариваю, а может, могла. В любом случае, разговор с ней не повредит, и я чувствовал себя не так одиноко и грустно, наблюдая за ней.
Вторая картина, к которой она приступила после того, как я проснулся, была более странной, чем остальные. Она выглядела так, будто находилась в комнате с изогнутыми стенами, сделанными из корней деревьев, а в центре комнаты стоял маленький столик, сделанный из того же материала. Некоторые корни вокруг комнаты были насыщенного красного цвета, но другие части, включая стол, выглядели обгоревшими и черными. Я присмотрелся и увидел над столом тень человека – руки держали какой-то длинный сверток овальной формы.
Я долго рассматривал картину, снова и снова прокручивая в голове, после того как она забрала ее. Я не мог понять смысла. Ни в чем. Я был недостаточно умен, и подвел ее.
После той картины Рейчел долго спала. А на пятый день, последний, она встала и сразу же снова принялась за работу. На этот раз она рисовала быстрее, и хотя я видел, как она иногда морщилась, она никогда не теряла решимости, проводя кистью по холсту. Закончив работу, Рейчел подняла картину и повернула ее к камере, подарив мне маленькую усталую улыбку.
Вид на картину открывался с крыльца какого-то дома. Дом находился за городом, и утренний вид на двор и землю за его пределами был прекрасен, но вблизи картина изображала две руки. Крепко держась друг за друга, их сцепленные пальцы, казалось, светились красным и оранжевым в лучах восходящего солнца. Глядя на картину, я расплакался.
Отчасти потому, что я не знал, что это значит, и испытывал растущее чувство отчаяния при мысли, что последние работы Рейчел могут оказаться бессмысленными для меня. Отчасти потому, что знал, что прошло уже пять дней, и чувствовал, что близок к концу. К ее концу.
Но было и нечто большее, чем все это. Последняя картина... даже с учетом всего остального в моей голове и сердце... давала мне надежду. Надежду на что, я не знал. Но я начал думать, что, возможно, единственным посланием Рейчел на последней картине было то, что каким-то образом, где-то все будет хорошо.
За краем картины я заметил движение в комнате. Торопливо входили люди с каким-то медицинским оборудованием. А потом монитор стал черным.
***
–Ты хорошо справился, Томас. Очень, очень хорошо. За последние пять дней видеозаписи мы зафиксировали тысячу сорок семь микровариаций в поведении Рейчел, которые, по нашему мнению, могли соответствовать твоему поведению, реакциям и эмоциональным состояниям во время просмотра видео. Как и прежде, вы оба оставались синхронизированными, словно находились в одной комнате. Это действительно поразительно.
Я сидел, уставившись на Соломона. Слушал, что он говорит, но не влспринимал. Я просто хотел, чтобы все закончилось. Что бы это ни было, я просто хотел, чтобы это закончилось.
Прочистив горло, он продолжил.
– Вот почему мы решили перенести имплантат из тела Рейчел в твое собственное. Это одна из многих причин, по которым мы ее сохранили. Все это время инородное тело еще подавало признаки жизни, но едва-едва, и мы боялись пытаться его удалить. Мы надеемся, что, учитывая вашу связь с Рейчел, оно примет тебя. Возможно, оно даже будет процветать в тебе больше, чем в нашей девочке.
Я вскочил на ноги, и только поднятый пистолет Соломона удержал меня от нападения на него.
– Не смей, блядь, говорить о ней в таком тоне. Как будто кому-то из вас есть до нее дело. Я прикончу тебя на хрен.
Лицо Соломона слегка потемнело, а губы сжались.
–Нет, не прикончишь. Но если пустые угрозы помогают тебе чувствовать себя лучше, валяй. Это только усложнит ситуацию, а не облегчит.
Почувствовав укол страха, я сел обратно.
– Что это за штука, которую вы собираетесь в меня засунуть?
Мужчина несколько секунд смотрел на меня, прежде чем ответить.
– У меня есть соблазн не говорить ничего после твоей глупой и, честно говоря, обидной вспышки. Но я буду выше этого. – Вздохнув, он продолжил. – Томас, где-то есть дерево. Очень особенное дерево. Мы подозреваем, что это то самое дерево, которое Рейчел нарисовала для тебя, хотя не можем сказать наверняка, поскольку так и не смогли его найти. Оно либо очень хорошо спрятано, либо способно скрываться, если пожелает.
Я просто смотрел на него, пытаясь убить его одним лишь взглядом.
– В любом случае, у нас есть кое-что получше. Древний срез с дерева. Его добыли ценой больших жертв и потерь, и долгое время изучали без особого успеха. Однако в последние годы нам дали... совет, что этот срез можно вырастить в подходящей почве. Мы думали, что такой почвой была Рейчел, и хотя он развивался внутри нее, девушка умерла прежде, чем завершился необходимый рост. –
Наклонившись вперед, он улыбнулся мне. – Однако мы знаем, что ты можешь преуспеть там, где она потерпела неудачу.
Я сопротивлялся, когда они пришли, но это не имело значения. Очнувшись через некоторое время, я почувствовал тупую боль в груди и увидел небольшой, уже заживающий шрам на верхней части живота. Я не ощущал ничего особенного, кроме небольшой боли, но знал, что со временем все изменится. Может, у меня было больше времени, чем у Рейчел, а может, и меньше. Это не имело значения. Я просто...
Подождите, что это было?
Какой-то тихий голос... откуда? Он был не в комнате. Он звучал в моей голове. Я почувствовал волнение. Возможно, это был голос Рейчел. Возможно, она каким-то образом осталась в том дереве, которое они засунули в меня?
Но нет. Хотя я никогда не слышал голос Рейчел, я чувствовал, что это не он. Этот голос был слишком нежным, чтобы его можно было услышать или понять, и напоминал музыку, доносящуюся из далекой комнаты, которую ты чувствуешь в глубине своего сознания, не осознавая этого. Это была... мелодия, что-то вроде песни. Но это была не песня Рейчел. С содроганием я понял, что то была песня того, что находилось внутри меня.
Поначалу я испугался, но это длилось недолго. Оно не пыталось причинить мне боль. Оно было заперто здесь так же, как и я. Но оно начало петь: пришло время освободиться.
Я встал и подошел к двери, и в этот момент свет погас. Дверь передо мной щелкнула, и когда я протянул руку и повернул ручку в темноте, она легко открылась. Как такое возможно? И если оно могло это сделать, почему оно не помогло Рейчел выбраться? Ответа не было, но не было и времени. За углом уже слышался топот сапог, а в дальнем конце коридора зажглись фонарики.
Они затащили бы меня обратно. Заковали бы меня в цепи или вытащили эту штуку, прежде чем мы смогли бы уйти. Если я и мог выбраться, то только сейчас. Голос снова запел, побуждая меня идти дальше в темноту, бежать, пока мы не окажемся в безопасности.
Я послушался и побежал.
Каждая дверь открывалась для меня, каждый поворот скрывал меня из виду. Люди, искавшие меня, отдавали приказы по рации, спрашивали у кого-то, почему задерживается включение генератора. Каким бы ни был ответ, коридоры оставались темными, и я плыл по ним, слепой, но не падающий, потерянный, но не найденный.
Когда я добрался до последней двери, то распахнул ее в яркий полдень. Легкие загорелись от первого глотка свежего, не переработанного воздуха. Я ждал, что голос скажет мне, куда идти, но он замолчал. Так что я закрыл дверь. Паника начала подниматься в моей груди. Неужели меня поймают из-за того, что я не знаю, куда идти? Я оказался возле неприметного коричневого здания в глуши. Справа тянулась дорога, а слева был...
Лес Рейчел, с ее первого рисунка.
Я сразу понял, что это тот самый лес, и не только потому, что он так идеально совпадал с картиной. У меня было какое-то странное чувство, похожее на магнетизм, словно у птицы, что знает, в какую сторону лететь. Оглядевшись по сторонам, я почувствовал, что меня словно тянет, к лесу. Это было правильно. Каким-то образом я знал, что это тот путь, по которому мне нужно идти.
И я побежал.
***
Дойдя до края леса, я услышал шум людей, выбегающих из здания. Я подумал о том, чтобы спрятаться, но понял, что это плохая идея. Они просто поймают меня… я почувствовал непреодолимое желание зайти глубже в лес. И бросился вперед, почти с невероятной скоростью, но ни разу не споткнувшись и не оступившись. Время от времени я слышал шум за спиной – охранники рассредоточивались для поисков, но звуки становились все слабее по мере того, как я убегал. Я успел подумать, что они потеряли меня окончательно, как вдруг услышал слева от себя короткий кашель. Кто-то подобрался совсем близко, и я это пропустил.
В панике я стал искать место, где можно спрятаться. Вокруг были только кусты, деревья и... вон там. Колодец. Не просто колодец, а колодец с рисунка Рейчел, с такими же изношенными стенами из серого камня, закрытый обветренной деревянной крышкой. На мгновение я почувствовал радость узнавания, но это чувство быстро улетучилось. Чем это поможет? Они проверят колодец, если найдут его, а у меня не было никакого способа спуститься в него, не поранившись и не застряв. И тут меня осенила идея.
Пригнувшись и держась за кисть, я подошел к колодцу и осторожно надавил на крышку. Сначала она сопротивлялась, но когда я надавил чуть сильнее, деревянный круг отошел в сторону настолько, что стало ясно, что его кто-то сдвинул. Оглядевшись по сторонам, я отступил в кусты, и тут же услышал приближающиеся мягкие шаги.
– Надо проверить.
– Думаешь, он спустился в колодец? Будем надеяться, что нет. Если он это сделал, то, скорее всего, сломал себе шею, и тогда нам крышка.
Я увидел, что двое мужчин приближаются. Оба в темных бронежилетах и с автоматами. Старший из них пожал плечами.
– Лучше так, чем если бы он прятался там, а мы не проверили.
Выглядя раздраженным, младший кивнул.
– Я посмотрю. – Он подошел к колодцу и сдвинул деревянную крышку в сторону, свалив ее на землю. Нажал кнопку на винтовке, и на стволе зажегся фонарик. Он начал светить в колодец, второй в это время оглядывался по сторонам. Я боялся, что он увидит меня, если пошевелюсь, но не мог ждать. Я просто должен был сохранять спокойствие. Думать наперед и двигаться быстро.
Я все ждал, что услышу их крик или почувствую, как что-то или кто-то ударит меня в спину, но ничего не происходило. Когда послеполуденный свет начал тускнеть, я увидел, что деревья впереди редеют. Я приближался к дороге. Она выглядела как обычная общественная дорога: несколько машин проехали в одну сторону, пока я выходил из леса и поднимался на холм к шоссе.
Мысль о том, чтобы ехать автостопом, особенно так близко к месту, где меня держали, пугала, но я не видел выбора. На мне были треники, футболка, которую они мне дали, и собственная обувь, но не было ни денег, ни документов, ни телефона. Единственным шансом было уйти достаточно далеко, чтобы попытаться найти помощь.
Я слегка подпрыгнул от шипения гидравлических тормозов, когда рядом со мной остановился большой грузовик. Пассажирское окно опустилось, и пожилой мужчина с седыми волосами и седеющими усами наклонился и посмотрел на меня сверху вниз.
– Заблудился, сынок? Тебя подвезти?
Я посмотрел на дверь грузовика. На ней красовался логотип: "Martinez and Sons Construction and Hauling". Ниже был изображен мультяшный человек, бьющий кувалдой по стене. Подняв голову, я улыбнулся ему.
– Да, сэр, спасибо.
Я проснулся через пять часов, когда мы остановились на стоянке для грузовиков где-то в Неваде. Я планировал бодрствовать всю дорогу, но всего через несколько минут усталость взяла свое Я взглянул на Оливера Мартинеса, и он одарил меня белозубой ухмылкой.
– Я устал, но ты так спал. Мне нужно заправиться, принять душ и перекусить. После этого я отправлюсь в Калифорнию. Если хочешь ехать дальше, возвращайся сюда через час. Устраивает?
Я кивнул и, выйдя из машины, еще раз поблагодарил его за поездку. Я чувствовал себя разбитым от недостатка сна, но в остальном был в порядке. Мне нужно было решить, стоит ли просить помощи в этом месте или лучше ехать с Мартинесом дальше. Он казался очень милым парнем и наверняка постарался бы помочь, если бы мог, но я не хотел подвергать опасности других людей, если это возможно. Оглядевшись по сторонам, я увидел, что мы находимся в довольно милом городишке. Я решил, что стоит осмотреться несколько минут, а потом уже решать, что делать.
Я прошел всего три квартала по улице, когда увидел вдалеке мерцающие огни. Кинотеатр. Подойдя ближе, я почувствовал, как у меня защемило в груди. Это был тот самый кинотеатр с картины Рейчел.
– Привет. Добро пожаловать в "Феникс".
Парень, стоявший у прилавка со сладостями, выглядел немного моложе меня, и хотя казался достаточно дружелюбным, выглядел слегка обеспокоенным.
– Если вы пришли на двойной сеанс фильмов ужасов, то, к сожалению, второй фильм идет уже минут тридцать. Я могу дать вам скидку в полцены, если захотите посмотреть.
Я покачал головой, стараясь не выглядеть настолько странным и сумасшедшим, насколько себя чувствовал.
– Нет, все в порядке. Я... узнал это место по картине, которую нарисовала моя подруга. Поэтому я решил спросить, не знаете ли вы что-нибудь о ней.
Он поднял брови и пожал плечами. – Ну это довольно странно. – Он улыбнулся и добавил: – Странно, но интересно. Кто она?
Сглотнув, я ответил.
– Ее зовут... ну, Рэйчел Донован.
Я ожидал, что он будет выглядеть удивленным, взволнованным или рассерженным, но сразу же понял, что это имя ничего для него не значит. Покачав головой, кассир снова пожал плечами.
– Простите, такой не помню. Я бы сказал, что вы можете спросить у владельца, но на этой неделе он в отпуске.
Кивнув, я задумался, что еще можно спросить, как сделать так, чтобы это место имело значение, как другие ее картины.
–Может, в этом месте есть что-то уникальное? Его история или что-то еще?
Парень усмехнулся.
– Дружище, ты явно не местный. Здесь очень скучно. Не только кинотеатр, но и весь город. – Нахмурившись в раздумье, он добавил. – Единственное, что я знаю об истории этого места, так это то, что здесь когда-то был дом, который сгорел. Это случилось в 1920-х или 30-х годах, тогда тут ещё и городом не было. Я больше ничего не знаю, но все равно готов поспорить, что это самое интересное, что здесь когда-либо происходило.
Я разочарованно вздохнул.
– Окей. Что ж, спасибо.
Я повернулся, чтобы уйти, когда парень снова окликнул меня.
– Эй, парень, извини, что не смог помочь больше. Если вернешься, я дам тебе скидку на фильм. Вдвое дешевле. Если меня не будет, передай им, что Маршалл разрешил.
Я помахал рукой и попытался улыбнуться, направляясь к двери с тяжелым сердцем. Зачем ты привела меня сюда, Рейчел? Что здесь может помочь?
Я снова вышел на улицу, остановившись посмотреть на яркие мигающие вывески театра, словно они собирались подать мне какой-то тайный сигнал, когда краем глаза заметил движение. Вдоль театра проходила аллея, которая уходила за него к... чему-то. Что бы там ни было, свет далекого охранного фонаря отбрасывал тени вдоль стены переулка, и эти тени двигались.
Вместо страха я почувствовал волнение. Рейчел привела меня сюда, и мне оставалось только верить, что это неспроста. Нужно искать…
Тени плясали из-за листьев, колышущихся на ветру, которого я не чувствовал. Дойдя до дальнего конца аллеи, я увидел, что за театром есть небольшой задний двор, обнесенный забором из цепей, а по другую сторону забора стоит дерево с картины Рейчел, с его темно-красной извилистой корой и пеной зеленых листьев, покачивающихся в ночном воздухе.
Я почувствовал прилив тепла в груди, и снова зазвучало далекое пение. Это было то самое место. Особое дерево, которое невозможно найти, если только оно само не захочет, быть найденным. Оно стояло на краю небольшого заросшего участка, окруженного со всех сторон зданиями и дворами, о которых почему-то забыли, когда делили эту землю, и, несмотря на его расположение, у меня было отчетливое впечатление, что я первый, кто увидел его за очень долгое время.
Я полез через забор. Колючая проволока впилась в ногу и разорвала штанину, когда я перевалился через верх. Выступило немного крови, но я почти не замечал этого. Теперь я чувствовал запах дерева, и это был насыщенный, приятный аромат, не похожий ни на один из тех, что я чувствовал раньше. Потянувшись к нему, я почувствовал, что пение становится громче, когда я прикасаюсь к нему. Я почувствовал себя сильнее и меньше боялся, а когда увидел свет, открывающийся у его корней, не задрожал, а улыбнулся.
Под деревом обнаружился скрытый туннель. Туннель, наполненный сладким воздухом, похожим на запах дерева, но в то же время отличающимся от него. И в туннеле не было темно – нет, совсем не было. Он светился своим собственным золотистым светом, который звал меня, побуждал идти вперед. Пока я оглядывал темный участок, начался дождь. У меня мелькнула мысль, что я покидаю этот мир.
И оказалось, что я совсем не против этого.
***
Туннель продолжал расширяться, полого спускаясь вниз, и был достаточно высоким, чтобы я мог пройти в него, не наклоняясь. Корни дерева уходили все дальше и дальше, пронизывая грунтовые стены по мере того, как я шел дальше и дальше. Оглянувшись, я увидел, что туннель за мной закрылся, но меня это не удивило. Единственный путь, который имел значение, был путь вперёд.
Я шел, наверное, несколько часов, но не чувствовал ни усталости, ни голода. И не беспокоился, что заблудился, хотя не имел ни малейшего представления о том, где нахожусь и куда иду. И все же я почувствовал прилив счастья и волнения, когда свернул за угол и увидел что-то в туннеле впереди. Подойдя ближе, я понял, что это кирпичная стена, но как только я начал думать, что нашел тупик, стена исчезла, открыв темную комнату.
Я остановился на краю туннеля, глядя на пол того, что выглядело как подвал. Он был пуст, но в свете дерева я смог различить что-то нацарапанное на полу. Это была цифра два. Вспомнив картину Рейчел с театральными креслами, я почувствовал, как участился пульс, а затем вышел в комнату.
Это был пустой подвал дома, и, поднявшись по лестнице и открыв дверь, я увидел, что остальная часть дома тоже пуста. В доме не горел свет, но яркие солнечные лучи лились через все окна, а вдалеке слышался шум волн, разбивающихся о берег. Мне хотелось выйти и посмотреть, где я нахожусь, но я заставил себя сначала проверить дом на наличие людей или подсказок. Но их не было. В доме не было никаких признаков присутствия людей, кроме номера, выцарапанного на полу внизу.
Когда я вышел на улицу, в носу у меня защипало от соленого воздуха. Дом находился недалеко от пляжа на небольшом необитаемом острове, и я с удивлением поняла, что узнаю его на картине Рейчел. Сойдя с крыльца, я не увидел никаких признаков присутствия людей, но я был не совсем один. Ведь на некотором расстоянии от дома стояло дерево.
Я знал, что это не может быть то же самое дерево, что и на заброшенном участке, но в то же время четко знал, что это оно. Или, по крайней мере, другая часть того же дерева, которое прокладывало туннели и появлялось в моем мире и в этом.
Ведь эта мысль пришла мне в голову, как только я вышел из дома. Я не думал, что это мой мир. Не совсем. Вдалеке виднелся остров побольше, и на нем могли быть люди. Отели, машины и самолеты. А может, и нет, может здесь этих вещей не существует. В любом случае, моя новообретенная интуиция становилась все сильнее, и я мог сказать, что... как это называется? Кон... нет, текстура вещей как-то отличается, хотя бы немного. Не плохо и не страшно, просто все в ней по-другому.
Тем не менее, после пары часов исследования острова и осмотра дома я начал чувствовать себя ужасно одиноким, даже рядом с деревом. Я решил вернуться в туннель и продолжить путь. Стена подвала исчезла, когда я подошел к ней, и я снова вошел в туннель.
Спустя некоторое время я обнаружил вторую версию дома. Как и в первом случае, стена исчезала, превращаясь в подвал, но этот был далеко не пустым. Это была какая-то мастерская, полная незнакомых мне инструментов. Я опустил взгляд и увидел на полу нацарапанное "43". Кто это делал? И почему?
Я собирался исследовать дом, на этот раз более осторожно, поскольку, похоже, здесь были люди, но тут я замер. У кирпичной стены, рядом с небольшим штабелем досок, лежала кувалда. Стараясь не шуметь, я подкрался и поднял ее, после чего направился обратно в туннель.
До того как папа умер, он любил охотиться. Я был тогда ребенком, никогда не ходил с ним и не помню почти ничего из того, на кого он охотился, но знаю, что у него была старая гончая, которая жила у него еще до моего рождения. Собака любила только его – ну, его и то, что он выслеживал что-то. Когда Рокер (его звали Рокерфеллер) улавливал запах, он словно впадал в транс. Он шел и шел, то в одну сторону, то в другую, и, глядя на него, казалось, что пес в припадке – потерян и уверен одновременно. Но что бы Рокер ни знал или не знал, он всегда находил то, что искал.
Сейчас я чувствовал себя Рокером. Я двигался все быстрее и быстрее, проходя то один, то другой поворот. Мне казалось, что я иду по следу чего-то или путешествую по воспоминаниям, которых у меня не было. Крепко сжимая кувалду, я слышал нарастающий гул далекой музыки в своей голове, когда повернул за последний угол, а потом все стихло.
Там была еще одна кирпичная стена, и по мере моего приближения она рассыпалась.
Это была еще одна подвальная комната, но гораздо меньше. В ней стояли стол, комод для одежды и старая металлическая кровать, разобранная на части. У дальней стены женщина долбила металлической ножкой кровати по старому кирпичу. Я почувствовал, что у меня начинает плыть голова. Она повернулась и посмотрела на меня расширенными от удивления и страха глазами… кувалда выскользнула из моей руки, я едва мог дышать, но смог вымолвить лишь одно слово.
– Рейчел?
Женщина смотрела на меня, уже не так испуганно, но все еще настороженным. Ножка кровати была частично приподнята в знак предупреждения.
– Да? Я тебя знаю?
Это была она, но не такая в то же время. Эта Рейчел была на несколько лет старше, и хотя в данный момент она выглядела напряженной и растерянной, в ее глазах не было той тихой грусти, которую я привык распознавать, наблюдая за ней в монитор. И все же я не знал, как ответить на ее вопрос, чтобы не показаться жутким или сумасшедшим. Я секунду смотрел на нее, не понимая, что происходит, когда она задала другой вопрос.
– Ты ведь вышел из туннеля под деревом, верно?
Я кивнул, благодарный за то, что на этот вопрос могу легко ответить.
Изучая меня, она продолжила.
– А откуда ты пришел? До туннеля, я имею в виду.
Я покраснел, пытаясь подобрать нужные слова.
– Ну, я родом из Техаса. То есть изначально.
Она на секунду усмехнулась, но быстро взяла себя в руки и попыталась снова выглядеть серьезной.
– Да, хорошо. Но... ты знаешь, как устроено дерево? Как ты узнал о туннеле? Как ты сюда попал?
Вздохнув, я потёр лоб и просто начал рассказывать.
– Послушай, я знаю, что это прозвучит безумно, но у меня была работа – наблюдать за женщиной, запертой в комнате, и этой женщиной была ты или другая версия тебя, и она попросила меня о помощи, а я не смог ей помочь, и тогда они забрали меня, и я узнал, что она давно мертва, но может видеть меня в будущем, а потом они поместили в меня что-то из дерева, которое было в ней и убило ее, а потом я сбежал, а потом я понял, куда идти, чтобы найти дерево с помощью вещей, которые она нарисовала, и я каким-то образом знал, как идти в туннелях, чтобы найти разные места, и я почти уверен, что туннели ведут в разные миры, и я раздобыл эту кувалду, а потом я...
– Подождите. Черт возьми. Сделай вдох. Ты сейчас потеряешь сознание. – Она снова улыбалась, и на этот раз не пыталась это скрыть. Она оглядела то, что осталось от кровати, затем посмотрела на кувалду, лежащую на полу. – И ты говоришь, кувалда?
***
БАМ
– Так что да, я тебе верю.
БАМ
– Я тоже была в тех туннелях. Мой бывший парень обманом заставил меня переехать сюда, и привязал меня к дереву.
БАМ
– Ну, не в буквальном смысле. Занять его место в качестве... чего? Друга дерева или что-то в этом роде? Я не знаю. Все это довольно хреново, и я не понимаю всего этого.
БАМ
– Но что я точно понимаю, так это то, что этот ублюдок замуровал меня здесь. Сначала я думала, что со временем смогу выковырять несколько кирпичей, но нет. На этот раз он обложил меня снаружи слоем бетона. Старый добрый Фил. Или Джастин. Или как его там. Сейчас я думаю о нем в основном как о мудаке.
БАМ
–Это длится целую вечность.
Я подошел и протянул руку к кувалде.
– Давай я. Мы можем работать по очереди.
Мы разобрали большую дыру, но на бетонной стене только начали появляться небольшие трещины. Мне хотелось просто продолжать смотреть на нее, хотелось, чтобы она говорила со мной, но я знал, что она устала. Она неохотно кивнула и отпустила кувалду. Прежде чем замахнуться, я снова посмотрел на нее.
– Как долго ты здесь находишься в таком состоянии?
БАМ
Рейчел нахмурилась.
– Трудно сказать точно, но, думаю, около восьми месяцев.
Я снова опустил кувалду, пораженный.
– Как ты выжила столько времени?
Она нахмурилась еще сильнее.
– Это дерево. Оно не дает мне умереть. Я просто каждый день ненадолго спускаюсь в туннель, и мне больше не хочется есть или пить.
Тут мне пришла в голову мысль.
– А почему ты просто не сбежала через туннели?
Она быстро покачала головой.
– Нет, спасибо. Я уже достаточно насмотрелась на другие миры. Некоторые из них не слишком приятные. И я не хочу быть еще больше привязанной к дереву, чем сейчас. Я просто хочу выбраться отсюда, попасть в свой собственный мир, и тогда я смогу попытаться понять, как навсегда избавиться от связи с деревом. – Рейчел пожала плечами. – В конце концов, я бы сделала это с помощью дурацкой кровати, но кто знает, сколько бы времени это заняло? – Она снова улыбнулась. – Я очень рада, что ты пришел помочь и принес кувалду.
Вернув ей улыбку, я кивнул, снова поднимая кувалду.
– Я тоже.
БАМ
Мы оба обливались потом, но все же проделали дыру, достаточную, чтобы пролезть. Рейчел сказала что, по ее мнению, ее бывший парень уже давно ушел, но она не могла быть уверена, поэтому мы должны были быть осторожны. Прихватив кувалду из комнаты, мы направились к лестнице.
Дом был обставленным, но абсолютно тихим, и, подойдя к входной двери, открыв ее, мы никого не увидели. Снаружи забрезжил новый день. Мы вышли на крыльцо, Я вздрогнул, когда Рейчел взяла меня за руку. Я посмотрел на нее.
Я не смог помочь другой Рейчел, но, возможно, в этом и не было смысла. Ведь теперь я думал, что она способна видеть не только другие места или будущее. Она могла заглянуть в другие миры.
Например, в этот, где другая ее версия оказалась в ловушке и нуждалась в помощи. Место, где на меня не будут охотиться, а она сможет освободиться. В конце концов, даже зная, что умирает, Рейчел была полна решимости помочь нам быть вместе и счастливыми.
Утреннее солнце окрасило лицо Рейчел в красивые цвета, и, заглянув в ее глаза, я увидел, как сильно она похожа на ту женщину, за которой я наблюдал, о которой заботился и которую пытался спасти. Женщину, которая в конце концов спасла меня. Мне хотелось рассказать Рейчел так много всего, задать ей так много вопросов, но все это можно было сделать позже. Сжав ее руку в ответ, я пошел с ней прочь от дома.
На данный момент этого было достаточно.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевел Дмитрий Березин специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
У меня пересохло во рту, сердце бешено колотилось… на почте появилось сообщение от старшего менеджера. Ужасное сочетание слов, которое ни я, ни кто-либо из моих коллег не пожелал бы увидеть и в страшном сне:
“Вы претендуете на звание сотрудника года”.
Отправить нечто настолько ужасное вот так, по электронной почте…
Я пробежался глазами по полотну текста в письме. Не было нужды вчитываться в подробности – я достаточно часто чистил стены и потолок звукоизолированной комнаты отдыха от останков предыдущих победителей, чтобы точно знать, что подразумевалось под “наградой”.
После того, как первоначальный приступ глубокого страха прошел, его место заняло отрицание.
Я не просто выполнял свою норму продаж, я делал все, что в моих силах, ежедневно продавая товары из самого дорогого сегмента. И никогда не забывал наклеивать свой штрих-код на товары! Стоило моим клиентам провести картой по терминалу, как продажи автоматически привязывались к моему идентификатору сотрудника.
Мы не получаем комиссионных – есть другие, кхм… “стимулы” для поддержания уровня продаж. Я не следил за цифрами, потому что знал, что продаю товары направо и налево – мне бы и в голову не пришло, что я в группе риска.
Это наверняка просто сбой в нашей системе. Что-то с компьютерами. Уверен, что так и есть. И что проблему решат в кратчайшие сроки.
Обретя, наконец, вновь контроль над собственными ногами, я, пошатываясь, добрался до кабинета менеджера.
Он был уверен, что ошибки нет. В самом низу рейтинга стоял мой идентификатор.
– Штрих-коды никогда не лгут, Грэм. – Он даже не потрудился посмотреть мне в глаза.
У меня просто голову снесло, фигурально выражаясь, а если бы я не взял себя в руки, то и в буквальном, очень-очень скоро.
Я умолял его просмотреть видеозаписи с камер – знал, что он увидит, как я совершаю все эти продажи, но он лишь выдал натянутую улыбку, в которой не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего счастье.
– Не волнуйся. Так или иначе, мы все чем-то жертвуем ради блага нашей компании.
Полагаю, к тому времени он уже давно перестал прислушиваться к мольбам отчаявшихся.
Выходя из его кабинета, я убеждал себя, что это не смертный приговор.
Еще нет.
У меня был еще месяц до пересчета итоговых данных, до того, как все будет кончено. Прежде чем я получу вялое рукопожатие и пустое: "Спасибо за вашу преданность компании", прежде чем меня проведут по коридору. Прежде чем я познакомлюсь с тем, что живет за дверью в темном углу комнаты отдыха, обычно запертой на висячий замок.
И прежде чем узнаю, что на самом деле значит пожертвовать собой ради блага компании.
Слухи быстро распространились по офису.
Кевин одарил меня самодовольной ухмылкой – может быть, решил, что без меня у него наконец-то появится шанс с Элизой.
Элиза… Я просто отчаянно надеялся, что впоследствии не ее выберут, чтобы смыть то, что от меня осталось, с пола в комнате отдыха в грязную ржавую канализацию.
Как и требовалось, я начал парковаться на новом специально отведенном для меня месте в дальнем конце стоянки для сотрудников – выцветшая табличка с надписью "Зарезервировано для сотрудника года" почти скрывалась за разросшимися деревьями. Это добавило мне лишних десять минут ходьбы до магазина, и я страдал, бредя по раскаленным Техасским улицам. Рациональная часть меня понимала, что скоро это станет неважно.
Так или иначе, через месяц у меня уже не будет этого парковочного места. А если повезет, и я доживу до следующего лета, то увижу, как там паркуется другой бедолага.
Те, кто еще не слышал новости, поняли все, увидев мою машину. Они знали, что это значит: не слишком к нему привязывайтесь.
Все начали избегать меня, как чумы. Я их не виню.
Не было секретом, что будет дальше, если мои продажи не улучшатся – каждый раз происходило одно и то же:
Мы собирались на обязательный тим-билдинг в ночь закрытия финансового года, и все пялились на жалкого сукина сына, который "выиграл" в этот раз, – в комнате было так тихо, что отчетливо слышались рыдания счастливчика. Главный менеджер пожимал ему руку и с отсутствующим видом бормотал слова благодарности за преданность компании.
А затем провожал лучшего сотрудника в комнату отдыха на "корпоративную встречу". Никто не пытался убежать – не после того, что произошло в 2019 году. Вместо этого победитель всегда оборачивался и бросал на нас отчаянный, прощальный взгляд – взгляд, умоляющий кого-нибудь, кого угодно, вмешаться. И, конечно, никто этого не делал.
Как только за ним закрывалась дверь и звуконепроницаемая комната поглощала последние рыдания и мольбы, все было кончено. Остальных отправляли по домам, и мы уходили, борясь с тошнотворным чувством облегчения от того, что кого-то другого отправили на смерть. Не меня.
Кэл – самый приятный парень, которого я когда–либо встречал, – два года назад оказался на последнем месте.
Он так сильно заболел, что чуть не зачах и в конце концов больше не смог работать. Должно быть, он думал, что это аннулирует контракт: если он уйдет и никогда не вернется на работу, все будет в порядке.
Должно быть, он не прочитал мелкий шрифт.
Хотя, честно говоря, если бы кто-нибудь из нас прочитал его, нас бы здесь не было.
Кэл стал предупреждением для всех нас: с этой работы нельзя уволиться. Неужели вы не предпочтете умереть с достоинством (и с компенсацией для родственников от компании), а не брыкаться, рыдать и вопить во всю глотку, когда они найдут вас, – а они найдут, – вытащат из постели посреди ночи и уволокут в офис?
Джина стала сотрудником года в 2023 году. Джина с доброй улыбкой, на которую Кевин запал еще до Элизы, и, которая как и Элиза, не захотела иметь с ним ничего общего.
Я до сих пор помню тот день, когда опубликовали окончательные цифры. У Джины от изумления отвисла челюсть.
Когда ей, наконец, удалось снова заговорить, она тоже настаивала на том, что, должно быть, произошла какая-то ошибка. Мы все поручились за нее перед руководством – я лично видел, как она совершила очень много продаж.
Но менеджер просто напомнил нам, что штрих-коды никогда не лгут.
На следующее утро меня пригласили отдежурить в комнате отдыха, чтобы забрать то, что осталось от ее улыбки и простого золотого обручального кольца, и вернуть ее семье. До конца той рабочей недели они получили коробку с тем, что не пролезло в канализацию и чеком.
Как только цифры согласованы, как только штрих-код сотрудника нанесен на безобидный на вид розовый бланк, ваша судьба решена.
Кевин за все годы работы в компании ни разу не парковался на дальней стороне стоянки. Он даже близко не приблизился к тому, чтобы стать сотрудником года, хотя не смог бы продать бутылку воды умирающему от жажды. Он – воплощение подлости, не наделенный даже зачатками харизмы, способными скрыть это.
Я никогда не понимал, как он так преуспел, но не мог позволить себе думать об этом.
Мне нужно было беспокоиться о себе и о сбое в системе. Каждый раз, когда я оказывался в комнате отдыха, эта древняя деревянная дверь становилась неприятным напоминанием о предстоящем путешествии в один конец, которое мне было уготовано.
Я полностью сконцентрировался на продажах, надрывался работая в две смены… А когда приблизился конец месяца, просмотрел цифры и не мог поверить своим глазам.
Я все еще был последним в списке.
И вот что странно: бывали дни, когда на мой номер сотрудника записывалось менее половины совершенных продаж.
Я ничего не понимал.
Ждал удобного случая, чтобы прокрасться в кабинет менеджера и самому просмотреть отснятый материал. Я бы доказал боссу, что что-то пошло не так с расчетами, что система была сломана…
И вот, наконец-то у меня появился шанс. Сначала я с триумфом наблюдал, как совершаю продажу за продажей – гораздо больше, чем оказалось зачислено на мой счет. Впервые за месяц я почувствовал облегчение. У меня были доказательства, а это чего-то да стоило.
Я переключил на трансляцию с камеры, расположенной ближе к кассам, чтобы убедиться, что коды сканируются. Просмотрел несколько успешно отсканированных кодов, потянулся, чтобы выключить запись… И тут увидел это.
Увидел его.
Кевина.
Я даже не сразу понял, пока не распознал закономерность. И даже тогда пришлось перемотать назад и посмотреть еще раз, чтобы убедиться.
В тот день это произошло почти с половиной моих продаж. Я видел, как он перехватывал клиентов до того, как они успевали оформить заказ – до того, как я продажа записывалась мне. А пока беседовал с ними, незаметно наклеивал свой штрих-код поверх моего.
В тот вечер я столкнулся с ним лицом к лицу. Я был в ярости. Он же просто самодовольно улыбнулся и выдал фразу о том, что штрих-коды никогда не врут.
Ему было насрать, что он приговаривал кого-то другого к смертной казни.
Черт, возможно, ему это даже нравилось.
Кевин присвоил себе заслуги Джины в продажах и бог знает кого еще.
Чертов. Кевин.
В тот день, когда должны были окончательно объявить победителя, он имел наглость приклеить свой штрих-код поверх моего на особо крупной продаже, буквально только что сделанной мной. Даже не пытаясь скрыть это. Прямо у меня на глазах. Ухмыляясь.
Я подбежал к клиентам до того, как они успели выйти из магазина, и они любезно позволили мне забрать наклейку. Я сунул ее в карман, чтобы показать менеджеру.
Я собрал видео и ворвался к нему в кабинет, отказываясь уходить, пока он не посмотрит. Я пристально наблюдал за ним, лениво скользящим взглядом по экрану, но если он и был расстроен или шокирован, то никак этого не показывал.
Наконец, он поднял на меня глаза, и, увидев в них боль, я впервые почувствовал облегчение.
Пока не осознал, почему он выглядел таким несчастным. Пока он не прошептал:
– Прости, Грэм. Кто-то должен завтра получить эту награду. Это не в моей власти.
Я молча протянул ему ту чертову наклейку со штрих-кодом Кевина. Он долго изучал ее, прежде чем вернуть мне со словами:
– Почему бы тебе не придержать это?
***
За обедом я рассказала Элизе о том, что произошло, и, как бы я ни ценил ее возмущение, ощущение, что все потеряно, оно не смягчило. В основном я хотел предупредить ее, потому что не мог избавиться от дурного предчувствия, что Кевин достанет ее следующей.
Я бы солгал, если бы сказал, что не был опустошен, когда в тот вечер главный менеджер вызвал меня к себе в кабинет и сообщил, что результат объявлен. Да, я знал, что так и будет, но, думаю, такова природа человека – цепляться за отрицание и надежду до самого конца.
Целую вечность, как мне показалось, мы молча смотрели друг на друга. Розовый листок бумаги, лежащий на столе между нами, говорил сам за себя.
Наконец, мой взгляд опустился на бланк.
Он уже поставил свою подпись, но место, где должен был находиться мой штрих–код – серия вертикальных линий, приговаривающая меня к смерти – было пустым.
Я не знал, что происходит на этом этапе за закрытыми дверями. Никто из тех, кто когда-либо заполнял эту форму, не успел рассказать об этом остальным.
– Мне нужно, чтобы ты наклеил сюда штрих-код, прежде чем я отправлю форму в корпорацию, – сказал он, наконец.
Я открыл рот для последней, страстной просьбы сохранить мне жизнь, но он перебил меня, произнося каждое слово медленно и мягко.
– Я сейчас выйду из комнаты. Мне нужно, чтобы ты наклеил сюда штрих-код, прежде чем я отправлю форму в корпорацию
Он долго смотрел на меня, пока я едва заметно не кивнул в знак согласия, а потом покинул офис.
***
Документы были оформлены и на следующий день объявили сотрудника года.
Да, я правда почувствовал укол вины, когда увидел, как исчезла самодовольная улыбка, как кровь отхлынула от лица Кевина, как он в шоке уставился на протянутую руку менеджера, благодарящего его за преданность компании.
Вина никуда не делась и когда его уводили, а он все кричал и молил меня о пощаде под монотонный бубнеж главного менеджера, повторяющего одну и ту же фразу, как мантру.
Штрих-коды никогда не лгут.
Но я вспомнил Джину, подумал о бесчисленном множестве других, и к тому времени, как за мерзавцем захлопнулась дверь, чувство вины растворилось. На смену ему пришло облегчение от осознания того, что все мы в безопасности.
Ну, по крайней мере, до следующего года.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Знаю, звучит нетипично. Но поверьте, я пробовала традиционные методы – ни для кого это ничем хорошим не закончилось. Мне нужна определенная непредубежденность, которую, я надеюсь, я смогу найти здесь, но, что более важно, мне нужно, чтобы мой будущий муж знал правила. Романтические знакомства – это прекрасно, но они не гарантируют, что партнер сможет следовать базовым инструкциям. Мне достаточно одной ошибки.
Поэтому, прошу прощения за прямолинейность, но я собираюсь четко сформулировать свои требования. Пожалуйста, прочтите внимательно – если какие-то из них вам не подходят, нет смысла продолжать.
№1: Ты должен хотеть детей. По крайней мере одного ребенка. Я готова рассмотреть варианты с большим количеством, но один – это абсолютная необходимость.
№2: Ты должен хотеть долгосрочных отношений. Пока нашему ребенку не исполнится восемнадцать, если быть точной. Я понимаю, что такой уровень самоотдачи – пугающая перспектива, особенно когда мы даже не знакомы. Но. После рождения ребенка можешь не обращать на меня внимания, если хочешь, или получать удовольствие в другом месте, хотя, предупреждаю сразу, это может стать непростой задачей. Но ты будешь жить под моей крышей, пока ребенок не повзрослеет.
№3: Я предпочитаю домоседов. Это облегчит тебе следующие два десятилетия.
№4: Ты должен обладать безупречными манерами. Я предоставлю руководство с описанием необходимого этикета, но для начала ты должен продемонстрировать хотя бы элементарную вежливость. Распускающим язык и неутруждающим себя пожеланием доброго утра соседям, просьба не беспокоить. Серьезно.
Где-то здесь мне пора рассказать о себе, но давай посмотрим правде в глаза. Это все далеко от романтики. Я требую от тебя искреннего желания взять на себя обязательства и сдержать слово, и нет никакой гарантии, что при встрече мы действительно понравимся друг другу. А если понравимся? Прекрасно! Это поможет годам пролететь незаметно. Но даже если и нет, ты все равно получишь главный приз – десятилетия бесплатного проживания в отеле "Олд Оак".
В том или ином виде святилище стояло на этом месте еще до появления силовых линий. За время своего существования оно было затоплено, предано огню и стерто в пыль бессчетное количество раз. Снова и снова его переосмысливали и перестраивали. Большая часть нынешнего здания относится ко времени правления королевы Виктории, а самые старые его части были построены в 13 веке. В самом конце сада, врезанного в окружающие холмы, ты найдешь пещеру с отпечатками ладоней, впитавшимися в скалы пятнами красной охры.
Эдвардсы всегда управляли отелем, хотя, конечно, не всегда пользовались этим именем. Можно подумать, что семья, настолько привязанная к одному месту, неплохо справляется с ведением записей, но никто не уверен в нашем происхождении. Возможно, это была космическая сделка, а может, просто удача – хорошо это или плохо, я так и не смогла решить. В любом случае, наше присутствие необходимо. На протяжении всего нашего непростого прошлого то тут, то там появлялись истории о том, как кто-то из Эдвардсов покидал свой пост до срока, и это всегда совпадало с особенно жестоким периодом истории.
Я унаследовала эту должность пять лет назад. В полночь в день моего восемнадцатилетия родители подхватили уже собранные чемоданы и уехали. Я не виню их за то, что они бросили меня. Более того, намерена однажды поступить так же с моим – или, надеюсь, с нашим – ребенком.
Время от времени они присылают открытки с фотографиями, улыбаются мне с залитых солнцем пляжей. Деньги их не волнуют. Это часть таинственной сделки, заключенной нашими предками: если смотритель уходит с хорошей репутацией, он больше ни в чем не будет нуждаться. Они могли бы путешествовать по миру до конца своих дней, всегда спать на самых мягких простынях, обедать в лучших ресторанах и никогда не обнаружить, что их карманы опустели.
Предлагаю запомнить этот факт, потому что, если ты сможешь соответствовать моим требованиям, то разделишь и мою удачу.
Итак, а что же нужно для этого сделать? Я почти слышу, как ты задаешь этот вопрос. Не так уж много. Присутствие Эдвардсов гарантирует, что гости не смогут покинуть территорию. Большинство из них постоянно проживают в отеле, хотя время от времени кто-то гостит проездом. Откуда они берутся, я не знаю, потому что большинство людей, случайно забредающих в этот уединенный уголок мира, нас не видят. Я пришла к выводу, что отель сам решает показать себя, когда ему не хватает развлечений или требуется закрыть потребности.
Джимми, мой первый муж, был одним из таких постояльцев.
По большей части, гости безобидны. Время от времени они могут немного попугать: выскочить из стены или превратить воду в ванной в кровь, но мне трудно злиться на них. За двадцать три года, прожитых в отеле, я чуть не умерла со скуки, не могу представить, каково это – провести здесь пятьсот.
Однако, есть несколько исключений, о которых тебе следует знать:
№1: Эрик. Наш местный серийный убийца. Он утверждает, что был Джеком Потрошителем при жизни, но думаю, что это преувеличение. Он знает, что лучше не причинять вреда Эдвардсам, но, боюсь, их супруги – это другое дело. Много лет назад бабушке удалось запереть Эрика на четвертом этаже, так что ты будешь в полной безопасности до тех пор, пока не ступишь туда. Иногда лифт останавливается на этом этаже, даже если не нажимать кнопку. Не выходи. Даже если кажется, что лифт горит или начинает наполняться мутной водой. Подожди, пока двери снова закроются, затем поднимись на другой этаж. Это займет всего несколько часов.
№2: Тварь в Подвале. Я не знаю, что это такое, и никто никогда не знал. Мы в курсе только, что оно питается крысами и его нужно кормить один раз в день. Если я вдруг заболею или стану нетрудоспособной, это задание ляжет на тебя. Вытащи крыс из ловушек в саду, затем встань у двери в подвал и сбрось их с лестницы. Не спускайся по лестнице и не пропускай время кормежки. Ты же не хочешь быть первым, кто увидит Его лицо.
№3: Миссис Джонс. Старомодна и придерживается хороших манер, именно из-за нее я ищу мужа, а не бойфренда. Она не потерпит, чтобы под одной крышей с ней жила пара, погрязшая в грехе. На самом деле, она милая старушка. Она рассказывает много историй о войне и всегда готова помочь, если мне не дается какой-нибудь рецепт. Я вовсе не виню ее за то, что случилось с Джимми. Я его предупреждала.
Помимо гостей, есть и другие правила, которым необходимо следовать, чтобы обеспечить безопасное и удовлетворительное пребывание в отеле "Олд Оак". Они перечислены в книге, много раз переиздававшейся на протяжении веков. Если решишь воспользоваться этой возможностью, я буду настаивать на том, чтобы ты читал ее до тех пор, пока слова намертво не впечатаются в мозг.
Однако есть некоторые правила, которые настолько важны для выживания, что я чувствую себя обязанной перечислить их отдельно:
№1: За исключением четвертого этажа, ты можешь бродить по отелю и его территории, как заблагорассудится. Но ты никогда не должен выходить за границу – по крайней мере, до тех пор, пока наш ребенок не станет достаточно взрослым, чтобы выполнять свои обязанности. Если такое вытворю я, мир сойдет с ума: чума, катастрофы, войны – возможно даже очередная мировая. Ты, боюсь, не сыграешь настолько важной роли, но личная катастрофа обеспечена.
№2: Никогда не смотрись в зеркала в комнате 33.
№3: Я уже касалась этого вопроса, но стоит повторить: никогда не груби миссис Джонс.
Несоблюдение последнего правила – вот что погубило Джимми.
Она души в нем не чаяла. Думаю, он напоминал ей о давно умершем сыне, потому что миссис Джонс баловала Джимми, как родного. Каждое утро она готовила для него завтрак еще до того, как я открывала глаза, и у нее вошло в привычку ходить за ним по пятам, восхищаясь бесчисленными талантами, когда мой муж смазывал ржавые петли или поправлял покосившуюся картину.
Поначалу Джимми наслаждался таким всеобъемлющим вниманием. Но к концу второго месяца ему наскучили миссис Джонс, я и сам отель. Мы гордимся нашими удобствами. Если хочешь больше активности, чем прогулка по саду, у нас есть прекрасный крытый бассейн – он правда время от времени замерзает, но большую часть времени им прекрасно можно пользоваться. Наша библиотека не имеет равных. Несмотря на то, что комната тесновата, в ней есть все книги, какие только можно вообразить – просто подумай о нужном названии, и книга появится на одной из полок. А теперь, когда я вытащила нас, брыкающихся и вопящих, в 21-й век, здесь есть широкий спектр потоковых сервисов.
Джимми этого было недостаточно. Он хотел пойти куда–нибудь: поесть в ресторане, посмотреть фильм в кинотеатре, увидеть какие-нибудь лица, кроме тех, что окружали его каждый день. Он начал выпивать каждый вечер. Один напиток превратился в несколько, и через несколько недель бар стал его постоянным местом обитания с заката до полуночи.
Он был не единственным, кому стало скучно. Я была в таком восторге, когда Джимми впервые вошел в нашу дверь… и в еще большем, когда он согласился остаться. Как чудесно чувствовать под пальцами настоящую плоть после пяти лет общения только с мертвецами. Какое облегчение – получить помощь в решении многих задач, необходимых для поддержания нормальной работы отеля.
Но чем больше он пил, тем менее был склонен помогать мне. Или даже проводить время в моей компании. Он больше не приходил ко мне в постель, выбрав для себя комнату в противоположном конце этажа. Когда наши пути все-таки пересекались, он в лучшем случае игнорировал меня. В худшем – огрызался или откровенно ругал меня, обвиняя в том, что удерживаю его как пленника.
Тем не менее, я старалась быть рядом, когда он напивался. Какой бы милой ни была миссис Джонс, она слегка… придирчива. До и после своей смерти она была почти трезвенницей, соглашалась выпить всего одну рюмку хереса на Рождество, а употребление алкоголя за исключением особых случаев было для нее чем-то вроде кошмара.
– Подумай о своем здоровье, дорогой, – резко выговаривала она Джимми. – Тебе будет не хватать его, и уже очень скоро.
Или:
– Как насчет того, чтобы перейти на хороший яблочный сок? На один вечер с тебя вполне достаточно.
В большинстве случаев Джимми удавалось взять себя в руки настолько, чтобы одарить ее очаровательной улыбкой и отвлечь комплиментом по поводу последнего блюда. Но я заметила, что нетрезвый, он с трудом сдерживался, стискивая зубы.
Короче говоря, мне следовало присутствовать. Изображая заботливую жену, я настояла на том, чтобы наливать ему напитки, незаметно разбавляя их водой. Когда ворчание миссис Джонс становилось невыносимым, я всегда могла отвлечь ее игрой в джин-рамми.
В его последний день я ничего не успевала. Гуль со второго этажа – обычно наименее требовательный из наших гостей – слег с какой-то ужасной болезнью или же решил, что хочет доставить мне неудобства. В любом случае, в то утро я проснулась от самого отвратительного запаха в мире. Пришлось проследовать за бедолагой в его комнату, где все поверхности оказались покрыты гнилостной зеленоватой жижей – по консистенции чем-то средним между слизью и рвотой.
Весь день я убирала, делая лишь краткие перерывы, чтобы выйти высунуться на воздух и не упасть там же в лужу инфернальной блевотины. К тому времени, как я привела комнату в приемлемый вид и до отказа набила грязными тряпками несколько мешков для мусора, опустилась глубокая ночь. Понимая, что не успеваю, я лишь на минуту забежала в ванную, чтобы смыть с лица и рук грязь, и тут же помчалась в бар.
И прибыла как раз вовремя. Ровно к последним словам Джимми. После того, как он выплюнул их в миссис Джонс, она целую вечность молча смотрела на него, с застывшей на губах материнской улыбкой, появлявшейся каждый раз, когда она была им недовольна.
Затем ее лицо начало смазываться, как расплавленный воск.
Я крикнула Джимми бежать, но он не нуждался в указаниях. Прежде чем слова слетели с моих губ, он вскочил со своего табурета и выбежал за дверь. Миссис Джонс последовала за ним секундой позже. Ее губы раздвинулись, обнажая ряды длинных, зловеще острых клыков, а из-под кружевных манжет торчали когти.
Я бросилась за ними, но Джимми подгонял страх, а миссис Джонс – некая сила, держащая среди живых всех подобных миссис Джонс всего мира. Я сбежала за ними в вестибюль на звуки ее визга. И, запыхавшись, увидела, что Джимми был всего в нескольких шагах от выхода, когда миссис Джонс схватила его.
Вцепившись когтями ему в горло, она подняла бьющееся тело в воздух. Челюсти ее разверзлись, нижняя опустилась почти до уровня груди…
Это зрелище лишило меня всякого здравого смысла. Забыв обо всех правилах, которые когда-либо вдалбливали мне родители, я бросилась на нее.
Она отшвырнула меня, как назойливую муху.
Я врезалась в стойку администратора, удар выбил из меня дух. Казалось, я умираю, никакие усилия не могли наполнить опустевшие легкие. Наконец, когда зрение начало затуманиваться, мне удалось сделать небольшой глоток, затем еще один, и еще, пока я не смогла взять себя в руки настолько, чтобы подняться на ноги.
К тому времени миссис Джонс почти закончила ужинать. Грудная клетка Джимми была распорота, мышцы и раздробленные ребра торчали во все стороны, и она доедала последние кусочки его сердца.
Его голова была повернута ко мне. Свет в глазах погас, но они по–прежнему хранили отпечаток последнего мгновения ужаса. И обвинение, которое, я совершенно уверена, было адресовано мне. Хотела бы я сказать, что почувствовала только ужас, но… сложно было сдержать раздражение. Сколько раз я говорила ему следить за языком?!
Миссис Джонс сглотнула, звук получился хриплый и влажный, и уронила то, что осталось от Джимми, на пол.
Затем повернулась ко мне.
Вот еще одно правило, которым, я надеюсь, тебе никогда не придется воспользоваться: никогда не вмешивайся в убийство.
Миссис Джонс, которая целовала мои исцарапанные коленки, которая спорила с моей матерью за право читать мне сказки на ночь, исчезла. Никакие мольбы или доводы не могли ее переубедить.
Я могла только бежать.
И побежала. Развернулась на пятках, перепрыгнула через стойку администратора и помчалась к офису. Если бы Джимми не обезумел от страха и выпивки, он, возможно, вспомнил бы о правилах и выжил. Офис – одна из нескольких комнат только для персонала в отеле, защищенная от нежелательных гостей.
От письменного стола до двери насчитывалось всего десять шагов, но это было самое долгое путешествие в моей жизни. Дыхание, с таким трудом восстановленное, обжигало горло, сердце стучало в ушах, заглушая все остальные звуки, кроме тяжелых, гулких шагов миссис Джонс.
Я схватилась за ручку, и горячее, с привкусом меди дыхание пожилой дамы коснулось моей шеи. По коже пробежал огонь – она вспорола когтями мне спину. Еще чуть-чуть и я не справилась бы, такой сильной была боль. Но мне удалось забежать в кабинет и захлопнуть за собой дверь.
Перед тем как потерять сознание, я услышал, как она ворчит и визжит снаружи, разъяренная тем, что не может войти.
Три дня я провела в офисе, выходя только для того, чтобы покормить Тварь в Подвале, прежде чем юркнуть обратно в укрытие. Всякий раз, уходя, я старалась не смотреть на изуродованную груду, которая раньше была Джимми. Хотя от запаха никуда было не деться.
С немалым трудом, выпотрошив всю аптечку, я смогла обработать и перевязать раны на спине. В течение всего первого дня они слабо кровоточили, но, к счастью, не гноились.
Утром четвертого дня раздался осторожный стук в дверь, за которым последовали быстро удаляющиеся шаги. Я подождала, пока они не затихли в коридоре, прежде чем приоткрыть дверь. На полу лежал свежеиспеченный бисквит "Виктория" и записка с извинениями, написанная витиеватым почерком.
Мне потребовалось собрать в кулак все мужество, но в тот вечер я заставила себя пойти в столовую. Миссис Джонс ждала меня с покрасневшими глазами, а на столе стоял дымящийся домашний пирог. Я постаралась не вздрогнуть, когда она взяла меня за руку, повторяя те же извинения, что уже принесла в письменном виде.
На следующее утро она помогла мне привести Джимми в порядок.
Какое-то время мы относились друг к другу с опаской, но в конце концов снова стали играть в джин-рамми. Когда шрамы на спине начинают болеть, а это иногда случается, она втирает в них успокаивающую мазь. Я не раз говорила ей, что в этом нет необходимости, а она все извиняется и продолжает.
***
Итак. Ты услышал мою историю и знаешь мое предложение. Если ты считаешь, что смог бы соотвествовать моим требованиям, пожалуйста, приезжай в гости.
Тебе нужно будет выпить чашку бараньей крови (щепотка мускатного ореха сделает напиток более терпимым) и зажечь черную свечу перед сном. Пробудившись, ты окажешься у наших ворот. С точки зрения организации поездки, это вряд ли можно сравнить с Восточным экспрессом, но все же дешевле билетов на самолет.
Если ты прочитал это, не дрогнув, если ты сможешь перенести путешествие, чтобы добраться сюда, если ты подойдешь к моей двери и наберешься смелости открыть ее, у меня есть для тебя еще одно наставление.
Как только войдешь, посмотри направо. Там темно-коричневое пятно на ковре в холле. Я скребла и скребла, но оно никак не выводится. Возможно, это и к лучшему. Это хорошее напоминание о том, что с будет, если ты назовешь миссис Джонс “любопытной старой перечницей”.
А когда столкнешься с Джимми – а ты обязательно с ним столкнешься, потому что он по–прежнему любит околачиваться по вечерам в баре, весь в рваных ранах и укусах, серебрящихся так, словно их только что нанесли, – не позволяй ему убедить себя, что он тут жертва.
Он знал правила.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
7 мая 2001 года Гласса должны были казнить в третий раз – через повешение, по крайней мере, так говорили – в каком-то правительственном бункере, вдали от любопытных глаз.
И ровно ко времени, мы с Тафтом распили скотч в его кабинете, по официальной версии, чтобы отпраздновать, но на самом деле, потому что не могли отмахнуться от страха. Тафт всегда казался мне молодым, несмотря на свои годы, но то был первый раз, когда начальник тюрьмы выглядел по-настоящему старым. Он смотрел на двор внизу, потягивая напиток.
– Я когда-нибудь рассказывал тебе, почему выбрал эту работу, Мендес?
Я покачал головой, и он вздохнул.
– В далеком 63-м году на заднем сиденье сгоревшей машины в каком-то государственном парке неподалеку от моего района нашли тело женщины. Проститутку. Один из ее клиентов… ну он изрубил ее на куски. Сжег все улики. И знаешь, что меня поразило, Мендес? Всем было плевать. Никто не удосужился провести расследование. Кто заметит, что на углу Пятой авеню стало на одну проститутку меньше, верно? Это... не понравилось мне. Я полагаю, Мендес, что каждая жизнь имеет значение. Даже те, которые мы пытаемся изменить, а потом отвергаем. У каждого есть люди, которые его любили, детские воспоминания и все такое. Каждый заслуживает справедливости. Неважно, кем он был. – Он поставил свой стакан и посмотрел мне в глаза. – И я поступил на службу в полицию. Добился возобновления дела. Нашел этого парня. И наблюдал, как он поджаривался. И мне нравится представлять, что она стояла рядом и тоже смотрела, как он дергался.
Последовало напряженное молчание. Затем раздался смешок.
– Конечно, после того, как в 71-м году я получил пулю в бедро, я больше не мог ходить в патрули. Но был счастлив и здесь. Наблюдать, как свершается правосудие… это заставляет меня чувствовать, что в мире существует какой-то кармический порядок. Хорошие и плохие поступки вознаграждаются по достоинству.
Было ясно, что за его словами что-то скрывается, какой-то невысказанный тезис. В конце концов, не отрывая от меня старых, усталых глаз под морщинистыми веками, он произнес:
– Я много думал, и... если Гласс не умрет сегодня вечером, я точно уйду на пенсию, Мендес. После того, что он сделал с теми девочками, что это за… какой порядок может быть в мире, где такой монстр, как этот, просто... за гранью возмездия?
Я был потрясен. Начальник тюрьмы Тафт всегда казался мне непоколебимой скалой. Как мы без него?
– Он умрет, сэр, – пообещал я. – На этот раз все получится. Все случится, как должно.
Но мои слова его не убедили.
Сделав последний судорожный глоток, Тафт наклонился вперед.
– Его глаза. – Он пристально следил за выражением моего лица, словно отчаянно желая, чтобы я понял, надеясь, что я и сам об этом знаю. – Эти твари… в его глазах. Разве ты их не видел?
И в этот момент Тафта рывком подняло со стула.
Это было так неожиданно, так необъяснимо, что я едва осознавал, чему стал свидетелем. Какая-то невидимая сила подняла его на два или три фута над землей, и подвесила там. Он задыхался, кашлял и отплевывался, отчаянно пытаясь глотнуть воздуха, более ему недоступного, и цеплялся скрюченными пальцами за что-то у себя на шее. Что-то, чего я не видел. Его вздернули. Повесили. И с широко раскрытыми от ужаса глазами – такими же, как у Билли, – он безмолвно молил меня о помощи.
Я вскочил со стула и обхватил руками его болтающиеся ноги. Сначала попытался повалить Тафта на пол, но понял, что это только затягивает невидимую петлю у него на шее. Тогда я попытался поднять его как можно выше, что принесло Тафту некоторое облегчение. Слезы катились по его лицу, оно распухло и посинело, и хотя я не мог видеть петлю, я все же видел синюю полосу в том месте, где она сдавила его шею. Все это время я кричал до хрипоты: “Помогите! Кто-нибудь, пожалуйста! Господи Иисусе, нам нужна помощь!”
Но никто не пришел.
И вдруг какая-то невидимая сила ударила меня по ногам.
Я упал, как мешок с кирпичами, но все произошло так внезапно, что ноги начальника тюрьмы остались крепко зажатыми в моих руках. Я упал и потянул его за собой… его тело внезапно содрогнулось под тошнотворный треск.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы собраться с духом и посмотреть на Тафта. Его шея оказалась неестественно вытянута, голова склонена набок почти под прямым углом. Глаза широко раскрыты, язык вывалился из пересохших губ. А потом какая-то сила, удерживавшая его на весу, исчезла, и тело упало на меня. И я все кричал и кричал…
Я выбежал из его кабинета и обнаружил, что наши коллеги непринужденно болтают и работают прямо за дверью. Каким-то образом, несмотря на все мои крики и мольбы, пока Тафт умирал, никто из них ничего не услышал.
Я взял пример с Тафта. Я хотел уйти. Мы столкнулись с чем-то нечестивым, с чем-то, чьи щупальца могли протянуться на любое расстояние, и моя жизнь – кто знает, может быть, даже и душа – была в опасности. Но агенты в черных костюмах ясно дали понять одно: если я откажусь сотрудничать, то стану идеальным козлом отпущения за убийство начальника тюрьмы Тафта.
***
Меня отвели в комнату для допросов. Джозеф Гласс сидел там, наконец, перестав притворяться человеком. Его глаза потемнели до абсолютной черноты. А возможно, у него вообще не было глаз, только окна, сквозные дыры в море вечной тьмы. Я сидел перед ним, дрожа как осиновый лист, и чувствовал себя смертником куда более, чем когда-либо доводилось ему.
– М-м-мистер...… Гласс. – Ответа не последовало. Я вздрогнул, пытаясь сосредоточиться на своем маленьком листке бумаги, отвлечься от черноты в его глазах. – Я… У меня... у меня есть кое-что… вопросы, я должен тебе задать вопросы. Ты... ты согласен?
Тишина. Я сделал глубокий вдох.
– Сколько… тебе лет, Гласс? – Я-то считал, этот вопрос безобидным, одним из базовых. А он стал началом разговора. И я оказался к этому не готов.
– Я стар, дитя. – Его голос был совсем не таким, каким я его помнил. Он стал глубоким, низким и рокочущим, как будто несколько человек говорили в унисон, и все они видели начало времен. – Старше, чем ты можешь себе представить. Старше, чем эта нация, и даже старше, чем империя, которая когда-то ее основала.
Мне пришлось побороть вскинувшийся животный инстинкт – жгучее желание бежать. Надо было сосредоточиться на вопросах.
– Почему ты сделал это… то, что ты сделал с теми девушками?
– Просто чтобы снова что-то почувствовать, – прошептал Гласс. – Все, что угодно.
– Ты не испытал ни малейшего чувства... вины? Раскаяния?
– Ты спрашиваешь об этом... меня? Меня, который наблюдал за подъемом и падением империй? – В его голосе звучало почти удивление. – Испытывает ли Время угрызения совести? Ведь Время убило гораздо больше людей, чем я. Но человечество подобно гидре. Все, кого я убил, будут заменены, по сути, идентичными животными, и в куда большем количестве. А затем умрут и они, и снова будут заменены. И цикл будет продолжаться вечно. Ты ожидаешь, что я буду жалеть их за то, что обрек их на смерть, о которой я сам мечтаю? Только мертвые могут вырваться из петли. Это благословение. – И вдруг он встал со стула, как будто это он меня допрашивал, будто и не был заключенным, прикованным к столу. – Ты обещал мне благословение, офицер Мендес.
Я уставился на него, не веря своим глазам.
– Что... как ты... – Но я не успел ничего сказать, прежде чем Гласс пополз ко мне через стол с жуткой грацией паука.
Это были уже не те незаметные намеки на эмоции, к которым я привык. Как будто кто-то щелкнул выключателем. Слезы текли по его щекам, он рычал с неподдельной яростью от обиды, предательства… И из-под черных волн в его глазах на поверхность всплыло все то, что обитало на глубине многих лиг. – Ты должен мне смерть. Сдержи свое слово. Заплати свой долг!
Я кричал и с отвращением отшатывался от каждого его прикосновения, но он был сильнее, намного сильнее, чем можно было ожидать. Я просто не мог высвободиться из его невероятной хватки.
– Нет! Отстань от меня, больной ублюдок!
– Сделай это! Заплати мне, что должен! – Казалось, тысячи разных голосов кричали мне в ухо. Рыдая, я изо всех сил обхватил его руками за шею и надавил большими пальцами на кадык, пытаясь задушить мерзавца. И тут же моя же хватка сжала мою шею, выдавливая жизнь. Я задыхался, и все же продолжал давить все сильнее и сильнее, словно надеясь, что смогу каким-то образом прорваться сквозь ту нечестивую силу, что защищала его.
А потом эти ужасные руки снова схватили меня за плечи, и меня парализовало ужасом, который иначе как древним и первобытным не назовешь. Как будто существо, стоящее позади меня, было той же силой, которая заставляла наших предков в ужасе прятаться в пещерах сто тысяч лет назад, и каждый из голосов взывал ко мне из глубин моей же крови. Нечто подняло меня со стула, швырнуло, словно я был невесомым… и следующее, что я помню, – это как просыпаюсь в лазарете.
***
И снова, ничего из произошедшего не зафиксировала камера наблюдения. На кадрах я вхожу в комнату и сажусь, двигаясь странно, почти механически. А потом мы оба просто сидим, уставившись друг на друга, не говоря ни слова, не двигаясь, не моргая. В течение часа.
После этого Джозеф Гласс впал в ступор и с тех пор отказывался разговаривать даже со мной. Теперь, когда я перестал быть полезным, агенты вышвырнули меня, как ненужный хлам. Кажется, их даже не волнует, расскажу ли я кому-нибудь. Да и кто мне поверит?
Я думал, что мне повезло. Что мой кошмар закончился. Можно ли было ошибаться сильнее.
Просмотрите все публичные документы, но вы не найдете ни единого упоминания имени Джозефа Гласса. Они спрятали его в секретной базе данных и замели все возможные следы. Стерли его личность, я бы сказал, если его вообще можно было назвать личностью. Но они все еще пробуют все методы казни, по справочнику от А до Я. Не совсем понимаю, зачем. Возможно, ради исследования. Я уверен, что военные все отдадут, чтобы узнать секрет, как сделать своих людей неуязвимыми, как Гласс. И, кроме того, не им приходится иметь дело с последствиями.
3 июня 2005 года они попытались расстрелять его.
Я в курсе, потому что мы с женой проводили второй медовый месяц, и медленно танцевали ночью у озера под нашу любимую песню, когда я моя рубашка вдруг резко промокла. Я опустил взгляд и увидел, что ее глаза стали серыми и тусклыми, как запотевшее стекло, а грудь оказалась продырявлена, как швейцарский сыр, беззвучными, невидимыми и, в целом, несуществующими пулями.
23 декабря 2012 года они попытались сделать ему смертельную инъекцию.
В тот день машину моего сына нашли намотанной на дерево, а озадаченные коронеры обнаружили, что он был мертв еще до того, как произошла авария. В его крови обнаружили Павулон и хлорид калия.
Уже много лет прошло с тех пор, как я изолировал себя от всех, кого знал, и стал жить отшельником в хижине у черта на куличках, но запах смерти все еще преследует меня. Всего пару лет назад я наткнулся на новостной репортаж, в котором упоминался мой племянник. Судя по всему, он был найден полностью обескровленным. Вены оказались пустыми и сухими, несмотря на отсутствие признаков борьбы. Одному богу известно, какие методы казни они сейчас применяют.
Он не позволит мне уйти, не позволит жить спокойно. До тех пор, пока я не отдам ему долг.
Но я тоже провел кое-какие исследования. Разузнал все, что мог, о тех бесчисленных ужасах в темном море глаз Гласса. Освоил то, чего не должен знать человек. Практиковал ритуалы, собирал инструменты, ингредиенты. И, кажется, я знаю, где они его держат. Несмотря на то, что они завязали мне глаза, выпроваживая прочь, я считал секунды между каждым поворотом на нашем пути от бункера, и несколько недель наблюдал за этим местом, составляя карту всех точек входа.
Может быть, я впадаю в безумие. А может, действительно нашел способ положить конец этому ужасу. Наконец-то свершится правосудие над этим чудовищем, правосудие, которого желал бы для него Тафт. Джозеф Гласс был прав в одном-единственном: я должен заплатить свой долг.
Даже если это убьет меня.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Мы впервые убили Джозефа Гласса 18 августа 1999 года.
Я с самого начала понял, что этот случай непростой. Никогда раньше не видел, чтобы обреченный так радовался смерти. Мы как будто оказывали ему услугу. Он отказался от апелляции. Он отказался, от священника. Он просто хотел, чтобы все поскорее закончилось. И так и случилось. Прошло всего чуть больше года, а у него уже была назначена встреча с Богом.
Он пугал меня. Даже из-за решетки. Этакий наш собственный Ганнибал Лектор – он постоянно стоял в глубине камеры, будто ждал. В любой камере, куда бы его не помещали, всегда перегорал свет, техники уже отказывались его чинить. А смертник… не то чтобы он был против темноты. Она поглощала всю верхнюю половину его тела, оставляя только поблескивающие белым белки глаз среди черного ничего.
Билли забарабанил дубинкой по решетке.
– Проснись и пой, ковбой! – крикнул он издевательским тоном. – Наконец-то пришло твое время заплатить то, что ты должен, больной ты сукин...
– Билли. – Начальник тюрьмы Тафт одним словом заставил его замолчать. – Если не можешь вести себя как профессионал, я тебя отстраню.
Билли замолчал... и облизал потрескавшиеся губы.
– Нет, - пробормотал он. – Это шоу я пропущу.
Гласс, казалось, выводил Билли из себя больше, чем любой другой заключенный на моей памяти. Билли любил наблюдать раскаяние, пусть и притворное. Ему нравилось смотреть, как заключенные мечутся в ужасе от того, что их ждет. Или хотя бы делают вид. У Гласса же не хватило даже элементарной порядочности, чтобы прослезиться. Каменное лицо не дрогнуло даже на пути к стулу. Билли иногда любил пошутить, что нам следовало бы вывести этого парня на задний двор, притащить пару автомобильных аккумуляторов и показать ему, что такое страх Божий. Сбить этот стоицизм. Боюсь, он шутил только наполовину.
После того, что этот парень сделал с теми девушками… ну, у Билли сам отец, так что, я думаю, это задело его за живое.
Мы все наблюдали, как Гласс поджаривался. Надзиратель, приставленный к нему. Человек с узким лицом, представляющий комиссара исправительных учреждений. Тюремный врач. Семьи тех бедных девочек. Все шло как по маслу. Единственной странностью, которую я тогда заметил, было то, что запах смерти оказалось не вывести из одежды, которая была на мне в тот день.
А на следующее утро, придя на работу, мы снова увидели белки маленьких глаз-бусинок, смотрящих на нас из темноты.
– Доброе утро, господа, – проговорил он, как говорил и каждое утро до того, своим хриплым тихим голоском.
Признаю. Я выронил все, что нес в руках, отшатнулся, чуть не упал, словно перепуганный ребенок. Черт, я чуть не завопил.
– Ты... ты не... т-ты должен быть...
– Я не понимаю, что вы имеете в виду, сэр. – Он наклонился, словно пытаясь взглядом проделать дыру в моей груди. В его тоне отчетливо звучало разочарование. – Вы так и не пришли за мной. Обещали мне, что вчера все закончится, сэр, но вы так и не пришли. Я ждал всю ночь. Почему вы солгали мне?
Мы с Тафтом посмотрели друг на друга. У нас обоих на уме был один и тот же вопрос. Если бы Гласс был еще жив… кого, черт возьми, мы увезли в морг прошлой ночью?
***
– Господи Иисусе. – У Тафта перехватило дыхание. Он откинул простынь с трупа и, спотыкаясь, отшатнулся назад. – Это Билли.
Я посмотрел. Знаю, не следовало, но я ничего не мог с собой поделать. И меня всегда будет преследовать вид моего друга и коллеги, лежащего на спине с разинутым ртом и мутными глазами, устремленными в потолок, широко раскрытыми, как будто он провел свои последние мгновения в пучине чистого ужаса.
Общественность так и не узнала, что произошло. Для прикрытия сказали, что у бедного Билли остановилось сердце. Но вот непублично… О, это был грандиозный скандал, скандал всем скандалам. Начальство назвало это худшим случаем некомпетентности и халатности в истории. Они обрушили удар на каждого, кто был хотя бы косвенно замешан в этом деле. Мы с Тафтом оказались главными мишенями, и нас бы однозначно посадили, но для этого пришлось бы признать, что такой кошмар вообще имело место.
У меня никак не укладывалось в голове. Десяток свидетелей, и ни один не заметил, что мы привязывали к стулу охранника, а не заключенного? Это было невозможно до абсурда. Гласс сел на тот стул! Никогда в жизни я не был так уверен в чем-либо.
Несколько месяцев спустя я заметил, что однажды вечером во всем городе отключилось электричество. Ненадолго, поэтому я не придал особого значения. По крайней мере, до тех пор, пока на следующее утро мне не позвонили со знакомого номера.
– Насколько я понимаю, вы были одним из сотрудников, которые регулярно работали с неким Джозефом Глассом. Мы хотели бы проконсультироваться с вами по поводу... складывающейся ситуации.
– Мм?
– Вчера в 7 часов вечера мы предприняли попытку казнить Джозефа Гласса во второй раз. – Последовала долгая пауза, а когда голос вернулся, профессионализм испарился, сменившись растерянным беспокойством. – И, что ж… это, э-э, это не... это не сработало.
Я моргнул.
– Это не... что?
Послышался долгий вздох.
– Возможно… было бы лучше, если бы вы увидели все своими глазами.
И вот так мы с Тафтом вернулись к работе.
***
Официально Джозеф Гласс был успешно казнен 18 августа 1999 года. Неофициально они повторили попытку через шесть месяцев, просто чтобы свести концы с концами. На этот раз ему даже не хватило вежливости притвориться мертвым. Он просто сидел на стуле, неподвижный и невозмутимый, в то время как надзиратель, щелкнувший выключателем, внезапно скрючился и забился в конвульсиях, крича, скрежеща зубами и завывая: электричество пронзило его насквозь. Бедолага царапал грудь, бился, пока его глаза не вытекли из орбит, как расплавленный воск. Повсюду вокруг него мерцали разряды и искры, машины разрывались от напряжения, электрические панели извергали молнии статического электричества. Это был настоящий хаос.
Теперь этим делом занялись федералы из отдела, о котором я никогда не слышал. Что-то о расследовании ‘“сверхъестественной активности”. Мне сказали, что Гласс отказывался разговаривать с кем-либо, кроме надзирателей, которые когда-то заботилось о нем. Когда меня вели в ту комнату для допросов, я чувствовал себя осужденным, идущим на казнь.
Гласс уставился на меня, как будто все эти месяцы сидел там неподвижно и ждал. Я предполагал, что так и будет. Я судорожно вздохнул и сел напротив него. Я и раньше сидел лицом к лицу с серийными убийцами и психопатами, не выказывая ни намека на страх, но в тот раз… В тот раз мне едва удавлось сохранять спокойствие. А как иначе? Я же сидел напротив человека, способного убивать людей, даже не прикасаясь к ним.
– Гласс.
– Офицер Мендес – Его тон не выдавал никаких эмоций. – Я думал, вы бросили меня.
Я вздрогнул.
– Нет. Нет, Гласс, я просто был... временно отстранен. Приятно... снова тебя видеть. Не хочешь стакан воды? – Я протянул ему стакан. Он даже не взглянул на него. Просто неотрывно сверлил глазами мои. – Я… Я пришел, чтобы задать тебе несколько вопросов.
Тишина.
– Ладно. Гласс, мне нужно знать… как ты убил Билли и Кремера?
– Я этого не делал, – ответил он. – Оно сделало.
– Оно?
– То, что стоит у тебя за спиной.
Я даже не потрудился обернуться. У меня было достаточно опыта общения с заключенными, пытавшимися обманом заставить меня отвлечься, пока они пытались осуществить очередной собранный на коленке план побега.
– Гласс, пожалуйста, давай воспринимать это серьезно. Я всегда относился к тебе с уважением, не так ли? У тебя никогда не было проблем со мной.
– Вообще-то были. У меня проблемы со всеми вами.
– Мм?
– Вы все здесь верите, что... смерть – это наказание. – В его голосе впервые прозвучали эмоции, впервые за все время нашего знакомства. – Это не так. Это свобода. Единственная свобода. Ты обещал мне этот дар. Ты обещал, что позволишь мне умереть. Ты подарил свободу стольким заключенным, а меня оставил гнить здесь. Со всеми вашими машинами, вашей наукой и знаниями... ты, конечно, сможешь найти способ. Ты сможешь.
У меня внезапно пересохло в горле. Пришлось самому отпить воды, надеясь, что это успокоит взвинченные нервы.
– Я... мы... мы стараемся изо всех сил, Гласс. Но тебе придется помочь нам. Возможно, если ты расскажешь… что именно мешает нам казнить тебя, все сработает?
Он впервые пошевелился. Наклонился так медленно, что это было почти незаметно. – – Оно не даст мне умереть.
И в этот момент я почувствовал, как чья-то рука легла мне сзади на плечо.
Все остановилось. Легкие перестали наполняться воздухом. Клянусь, мое сердце перестало биться, а кровь застыла в жилах. Стало так холодно. Краем глаза я заметил руку, длинную руку, с черными прожилками. Я чувствовал дыхание у себя на затылке.
Я когда-то смеялся над тем, как олени застывают в свете фар. Глупые. Теперь я понял. Я не мог пошевелиться, не мог моргнуть, не мог думать. Не мог даже вздохнуть. Даже когда легкие сжались без воздуха, зрение затуманилось, а мысли смешались в невнятную кашу. Все, что я мог видеть, – глаза Джозефа, смотрящие в мои. Эти бесконечные глубины тьмы, это стигийское море, которое бурлило и грохотало в черноте его радужки… глаза существа, охотящегося в миллионах лиг под водой.
И я бы задохнулся там, слишком напуганный, чтобы даже дышать, если бы агенты в черном не прервали допрос и не ворвались в комнату.
Позже они показали мне записи с камеры наблюдения. Позади меня ничего не было. Никто не клал тонкую руку мне на плечо.
Никто.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
– Сегодня Дилана пытался забрать из школы человек, которого мы не знаем, – объявила мне учительница младших классов. – Парень сказал, что он старший брат Дилана.
– У Дилана нет брата, – встревоженно ответил я.
– Мы так и подумали. Я сразу заподозрила, что что-то не так. Это был высокий долговязый парень с черными волосами, лет, наверное, сорока на вид. Возможно старше. Он знал ваш адрес, полное имя и дату рождения Дилана, а также в каком классе он учится. Я зашла внутрь, чтобы посоветоваться с директором. А когда вернулась, парня уже не было.
Секунду я молчал, стоя с учительницей у школьных ворот. Они отделяли большую зону для игр и баскетбольную площадку, расположенные перед школой, от дороги. Все остальные дети и родители уже ушли, снаружи остались только мы.
– А где сейчас Дилан?
– Он ждет вас в кабинете директора, – сказала она, жестом приглашая меня следовать за ней. Я, пошатываясь, прошел через игровую площадку, затем по коридорам до самого кабинета.
Мой восьмилетний сын Дилан сидел на диване в неподвижный, как изваяние. Директор сидела за своим столом, а рядом с ней стоял полицейский.
– Эй, приятель, – сказал я, – ты в порядке?
Дилан непонимающе посмотрел на меня.
Он всегда был тихим мальчиком. Мы с ним остались вдвоем – моя жена Энджи, мать Дилана, умерла годом ранее. Ее сбила машина. Дорога резко сворачивала, Энджи ехала на велосипеде… водителя так и не нашли. Я не буду вдаваться в подробности, поскольку, честно говоря, предпочел бы не переживать заново тот период, но могу с уверенностью сказать, что это уничтожило меня. Но я пытался собраться с духом и оставаться сильным ради Дилана. Хорошо ли я справлялся? Одному Богу известно. От сына я не получил никакого отклика. После смерти матери Дилан стал еще более замкнутым, и почти все время молчал, если к нему не обращались прямо. В школе его осматривал детский психолог и сотрудники социальной службы, но все сошлись во мнении, что у него нет аутизма или чего-то подобного – он мог говорить, когда говорили с ним, просто был застенчив и предпочитал держаться особняком.
Полицейский подтвердил мою личность, затем задал несколько вопросов. В конце концов, он сказал, что власти попытаются найти этого парня и попросил сообщить, если мы когда-нибудь снова его увидим. Директор и учитель тоже сказали несколько слов… все было как в тумане. Все, что я помню, это как я обливался потом, как дрожали колени и как мозг отказывался обработать тот факт, что кто-то пытался похитить моего сына.
– Дилан, ты ведь не знал этого человека, не так ли? – спросила директор.
Дилан покачал головой.
После того дня я был на пределе. Дилан был всем моим миром, всей семьей, которая у меня осталась, и я не мог смириться с мыслью, что он может быть в опасности. Мне стало плохо. Кто был этот ублюдок? Почему мой сын? Знал ли он нас, или это был какой-то случайный подонок?
С тех пор я всегда провожал Дилана в школу и обратно и никогда больше не опаздывал к окончанию уроков. Между тем, сам Дилан, казалось, ничуть не волновался. Он никогда не упоминал об этом инциденте, если его специально не спрашивали. В то время я думал, что он просто робок и не хочет создавать проблем.
Пару недель спустя после инцидента та же учительница позвонила мне во время обеденного перерыва. Она сказала, что один из учеников видел, как Дилан разговаривал с каким-то мужчиной через школьный забор. К тому времени, как она выбежала на улицу, мужчина уже исчез. Когда Дилана спросили об этом, он сказал, что ни с кем не говорил. Девочку, которая и принесла весть, расспросили подробнее, и она твердо стояла на своем: Дилан разговаривал с высоким, долговязым мужчиной с растрепанными черными волосами. Снова вызвали полицию, которая быстро обыскала периметр школы, но никого подозрительного не обнаружила.
В тот день я усадил Дилана за кухонный стол.
– Я не буду сердиться, мне просто нужно, чтобы ты сказал правду. – Я изо всех сил пытался говорить спокойно. – Ты разговаривал сегодня в школе с незнакомцем или нет? Да или нет?
Он пожал плечами. Добиться от него ответа было сложнее, чем выжать воду из камня.
– Сколько раз мы говорили тебе не разговаривать с незнакомцами? Это для твоей же безопасности, ты ведь понимаешь это, сынок?
Он кивнул, слегка испуганно. Я понял, что повысил голос, и сразу же почувствовал себя виноватым.
Раздраженный и сонный, я оставил его за обеденным столом и сразу отправился спать. В ту ночь я проснулся в 2 часа ночи, чтобы сходить в туалет, и решил проверить, как там сын.
Его не было в спальне.
Я позвал его по имени и оглядел гостиную и кухню, с каждой секундой все больше впадая в панику. Я проверил шкафы, углы, даже те закутки, в которые не имело смысла заглядывать, потому что он бы в них не поместился, но я был в отчаянии. Думал, что его похитили. Я выбежал на улицу, выкрикивая его имя, я бегал взад-вперед между соседских домов, как сумасшедший, но безрезультатно. Вернувшись в дом, уже готовый вызвать полицию, я в последней отчаянной надежде заглянул в комнату Дилана…
Он сидел под одеялом на кровати, совершенно бодрый, и смотрел на меня.
– Где ты был? – спросил я с облегчением, но все еще встревоженно.
– Я был здесь.
– Нет, тебя здесь не было. Я искал повсюду, потому что тебя здесь не было.
– Был.
Неужели мне все это привиделось? Я покачал головой, чувствуя, как начинается мигрень.
– Просто... будь в своей комнате, хорошо? Не пугай меня.
Я подумал тогда, что наверное пропустил маленький холмик под одеялом спросонья. Что просто поддался паранойе. Возможно, мне следовало обратить внимание на то, что окно было широко открыто.
***
Примерно через год я услышал стук в дверь нашей квартиры. Я был дома: занимался бумажной работой, – а Дилан в своей комнате играл в Майнкрафт. Я сразу насторожился. Никто никогда не стучал в дверь. Мы жили в многоквартирном доме, и друзья или знакомые всегда ждали у входной двери, звонили в домофон, и мне приходилось спускаться к ним. Стук означал, что, скорее всего, пришел сосед сверху или снизу. С тех пор, как мы переехали сюда, я обзавелся номерами нескольких из них, на случай чрезвычайной ситуации, но мы совсем не были близки. Что им могло понадобиться?
Я подошел к двери и выглянул в дверной глазок. Никого. Странно, наверное послышалось. Но подобные совпадения уже стали обычным делом, и в тот момент я просто не мог не задуматься о том, что происходит. Попятившись к своему столу в гостиной, я услышал еще один стук в дверь.
Что-то происходило.
Я снова подошел к двери. В глазок никого не было видно. Кто-то разыгрывал нас? Я встал прямо за дверью и отправил сообщение своему соседу сверху, спрашивая его, стучал ли он в дверь. Несколько мгновений спустя я услышал шаги наверху: сосед направился к двери, шаги затихли… а затем он поспешно вернулся в квартиру. Примерно через минуту я получил ответное сообщение.
“НЕ открывай дверь. Прямо у твоей двери притаился парень с ОГРОМНЫМ ножом.”
Мой телефон снова зазвонил. Еще одно сообщение от соседа сверху.
“Уже вызываю полицию. Оставайся внутри.”
Я замерл, волосы у меня на затылке встали дыбом. На несколько секунд меня парализовало от страха
А потом, придя в себя, я на цыпочках прокрался в комнату Дилана.
– Оставайся здесь. Тихо! – прошептал я, широко раскрыв глаза. По лбу стекали капли пота. Мое сердце никогда не билось так быстро. Дилан посмотрел на меня и удивленно поднял брови, а я медленно закрыл его дверь и встал снаружи, в миллисекунде от того, чтобы выблевать ужин и обделаться одновременно. Мы сидели так неподвижно, что я мог различить тихий, но отчаянный разговор наверху и еще более торопливые шаги. Я еще раз перечитал сообщения от соседа сверху, чтобы убедиться, что глаза меня не обманули. А потом на цыпочках прокрался на кухню и схватил один из кухонных ножей. И вернулся на свой пост у двери Дилана, ожидая, что в любую секунду какой-то сумасшедший выломает дверь. Я мысленно безумно молил Бога спасти нас. Из комнаты сына не доносилось ни звука.
Казалось, прошли годы, прежде вдалеке завыли сирены. Мое сердцебиение начало понемногу замедляться. Я ослабил хватку на рукояти ножа. В конце концов раздались какие-то крики, стук и шаги, постепенно стихающие.
– Полиция! – раздался чей-то голос. Я посмотрел в глазок, чтобы убедиться, что это полицейский, затем открыл дверь, все еще сжимая нож.
Офицеры постарались меня приободрить. Они сообщили, что только что был задержан и передан под стражу полиции высокий, долговязый мужчина с черными волосами. Он стучал в мою дверь и ждал, когда кто-нибудь откроет. Он действительно стоял там с заточенным ножом. Что он собирался сделать с первым человеком, который открыл бы эту дверь, с человеком, которым должен был быть я? Ну, если это не очевидно, то ваши догадки не хуже моих.
Этого парня звали Грегори. Казалось, он переезжал с места на место, не имея постоянного адреса, даже путешествовал между штатами и совершал мелкие преступления, такие как кражи, домогательства и иногда преследование несовершеннолетних. Когда они провели более тщательные поиски, выяснилось, что он был причастен по крайней мере к одному ужасному убийству в другом штате и в итоге приговорен за это к пожизненному заключению вместе со своими сообщниками.
Я бы никому не пожелал такого ужаса, но дерьмо случается. Последствия потрясения, которое я испытал в тот день, остануться со мной навсегда. Однако я знал, что многие люди, прошедшие через подобный кошмар, так и не дожили до того, чтобы рассказать об этом, поэтому я увидел в этом светлую сторону и посчитал, что нам повезло. Где есть больные психи, там будут и жертвы. Психопат сидел в тюрьме, и я думал, что на этом все закончилось.
***
Но у этой истории была и другая сторона, раскрывшаяся только через десять лет после инцидента.
Дилан должен был поступить в колледж и впервые попробовать жить вдали от дома. Он вырос в высокого парня, у которого было на удивление много друзей, по-прежнему послушного и неизменно тихого. Собирая его вещи и прибираясь в комнате, я нашел потрепанную старую записную книжку в глубине нижнего ящика стола. На обложке было написано "ДНЕВНИК ДИЛАНА". Я машинально пролистал его, не собираясь совать нос в чужие дела, и увидел, что он много писал и рисовал впечатляюще аккуратным почерком. Он всегда был немногословным мальчиком, поэтому я был заинтригован.
Я начал читать с первой страницы.
Страница 1: "Коди будет дома в 11 утра. Он должен вернуть мне мое пальто." Там было несколько рисунков на бумаге.
Страница 2: "Мне нужна книга для урока английского на следующей неделе. Спросить, есть ли у Эми."
Я переворачивал страницы, заполненный одними и теми же повседневными делами младшеклассника, вперемешку с рисунками. А затем добрался до страницы 21.
Страница 21: "Почему папа так много болтает? Он даже не разрешает мне купить xbox. И он не разрешает мне ночевать у Коди дома. Спорить бесполезно. Я ненавижу его.”
Я почувствовал болезненный укол, сердце упало. Тот день всплыл в памяти, и захлебнулся чувством вины. Я перевернул страницу.
Страница 22: "Сегодня я видел Грега. Он говорит, что может помочь мне избавиться от папы. Я ему не поверил, но он утверждает, уже так делал. Об этом писали в новостях.”
Мысленно сопоставляя факты, я пролистал предыдущие страницы. Это было первое упоминание о Греге. Я вспотел, но продолжал читать.
Страница 23: "Мы с Грегом придумываем план. Нужно, чтобы папа исчез. Но сегодня меня чуть не застукали за разговором с Грегом. Миссис Уотфорд, эта старая тупая крыса, все время расспрашивала меня. Она снова отвела меня в кабинет директора. Я думаю, Кэти увидела Грега и настучала на него. Нужно быть осторожными.”
Несколько чистых страниц, несколько рисунков и малозначительных заметок. А потом снова:
Страница 41: Слово "ПЛАН" было подчеркнуто, а под ним красовались два рисунка. На первом была изображена фигурка, стоящая на коленях у двери и держащая что-то похожее на нож. Фигурка улыбалась. За дверью стоял еще один силуэт, держащий руку на дверной ручке и собирающийся открыть дверь. На втором рисунке первая фигурка вонзает нож в человечка, который только что открыл дверь. На глазах у него кресты.
Страница 42: "Грег пришел ко мне домой, я показал ему план. Он сказал, что это супер, и у него получится. Папа чуть не застукал нас, но я как раз вовремя вернулся в постель. Грегу нужно кое-что прихватить из дома. Это далеко."
Страница 43: "Грег облажался. Сейчас он в тюрьме. Почему папа не открыл дверь, когда Грег постучал? Все пошло не так. Я не знаю почему."
Страница 44: "Когда уже папа просто заткнется?"
Я пролистал оставшуюся часть блокнота, пустую. Страница 44 была последней записью.
Я перечитал все это несколько раз и задумался, что же мне делать. Я никогда не думал, что Дилан способен на такие гнусности. Сбитый с толку и расстроенный, я несколько дней вел себя так, словно ничего не произошло, но в тот день отъезда Дилана, не смог больше сдерживаться. Я как раз принес его спортивную сумку и прицепил ее к чемодану. Сын был готов отправиться в колледж, стоял за дверью с чемоданом и рюкзаком.
– Дилан, когда ты был ребенком, я когда-нибудь говорил или делал что-нибудь, что причиняло тебе боль? Ты можешь быть честен со мной.
– Нет, почему ты спрашиваешь?
Я поднял дневник. Он на секунду застыл, краска отхлынула от его лица.
– Я ни в чем не буду тебя винить, не волнуйся. Ты знаешь, я очень люблю тебя, сынок. Ты был ребенком и стал жертвой очень больного человека. Кроме того, это дела давно прошедших дней. Я просто хочу знать, что я сделал не так, что привело к такому исходу, и мы сможем оставить это позади.
Потрясенное выражение исчезло с его лица, сменившись неизменным пустым взглядом.
– Ты не сделал ничего плохого. Мама тоже.
Я открыл рот, чтобы спросить, что он имел в виду, но так и замер. Уголки его рта растянулись в широкой улыбке. Наши глаза встретились, и несколько секунд мы стояли молча.
– Дилан, если бы я нашел еще одну из этих записных книжек, – мягко начал я, – увидел бы я внутри план убийства моей жены?
– Да. – Он даже не замялся.
Затем он взялся за ручку своего чемодана и зашагал вниз по улице.
***
Это было два года назад. Я так и не простил его. Каждую ночь я лежу без сна и думаю, то ли он таким родился, то ли это моя вина. Мы не разговаривали с тех пор, как он уехал в тот день, а он никогда не возвращался домой. Не пытался связаться со мной, и я отвечал тем же. Судя по его постам в Facebook, у него все хорошо в колледже: много друзей, возможно собственный дом или квартира напару с кем-то из них… Интересно, поймет ли кто-нибудь когда-нибудь, кто он на самом деле?
Если не поймут, что ж. это не их вина.
В конце концов, я до сих пор не знаю, кто мой сын, а я растил его восемнадцать лет.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
В первой главе я рассказал о том, зачем я приехал в Питер и как устроился на жительство в одну квартирку. В квартире я сразу обнаружил некоторые странности: визуальные эффекты в бумажной книге, передачи в телевизоре с намеками на мою персону, передвижения моих личных вещей по комнате, а также скелет в шкафу. Я рассказал о странностях этой веселой квартиры своим соседям по комнате, Санечке и Валечке. Они выслушали меня очень внимательно, испуганно и мило прижимаясь друг к другу, как птенчики. Время подошло к ночи. Мы залегли на заранее подготовленные позиции в виде койко-мест, и приготовились к сюрпризам. Что-то мне подсказывало, что основное веселье будет впереди.
© 2024 Константин Оборотов
===

*** Глава 2 из 3. Веселая квартира разбушевалась ***
В полночь я проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Это был Валечка, один из моих соседей по комнате.
- Проснитесь, пожалуйста, Константин, у нас большое несчастье, - жалобно хныкал Валечка, - я случайно убил Санечку.
- Как это "случайно убил"? – заорал я в ужасе и изумлении.
- Мы играли в новую ролевую игру "Вампир и его жертвы", и я случайно слишком сильно укусил его за сонную артерию.
Тут я обратил внимание, что Валечка был весь в крови, которой и меня успел перепачкать весьма обильно. На полу была красная лужа крови, в которой отражался желтоватый свет то ли луны, то ли уличного фонаря. Рядом с лужей крови, прямо на полу лежал бедолага Санечка, неестественного закинув голову.
- Быстро отойди от меня и успокойся, - приказал я Валечке, - немедленно начинай делать покойному искусственное дыхание рот в рот, а я вызову "скорую", морг, полицию и "ГорГаз".
- Зачем же "ГорГаз"? – захныкал Валечка.
- Запах тут какой-то приятный, но подозрительный. Похоже, на утечку газа, - пояснил я, - чего ждешь? Быстро оказывай первую помощь своему другу!
- Я не могу, - захныкал Валечка, - я страшно боюсь покойников.
- Странный вы народ, "голубые", - удивился я, - убивать вам не страшно, а оживлять боитесь. Все не как у людей.
Тут в дверь кто-то сильно и требовательно постучал.
- Кто там? – спросил я.
- Конь в пальто! – ответил из-за двери грубый мужской голос, - именем закона, открывайте!
- Костик, милый, не открывай, - в ужасе зашептал Валечка, - я не хочу в тюрьму.
Но я, конечно, не стал слушать этого придурка, подошел к двери и резко ее распахнул. В коридоре никого не было. Я внимательно осмотрел пол, стены и потолок. Никаких следов и других признаков присутствия кого-либо.
- Кто тут стучал, быстро проявись! – потребовал я, - а то будет хуже! Поймаю, убью!
В ответ мне была мертвая тишина. Такая мертвая, что было слышно, как далеко на кухне еле слышно капала вода из крана.
Я вернулся в комнату и аккуратно прикрыл за собой дверь. Валечка, побледневший от ужаса как смерть, сидел на своей кровати и щелкал зубами.
- Не бойся, Валюха, я этого гада поймаю, - постарался я успокоить Валечку, - сейчас, как только он себя проявит, я немедленно выскочу и схвачу его.
- Согласен, - всхлипнул Валечка, - у меня к Вам будет просьба, Константин. Давайте, на этого гада повесим убийство Санечки. А что такого? Два наших показания против его одного. Не отвертится, гад.
- Хорошо бы для начала его просто поймать, - ответил я, - а потом уж будем делить его шкуру и вешать убийства.
Тут в дверь кто-то тихо и ритмично постучал.
- Стойте, Костик, - зашептал Валечка, - я понял, нам надо угадать мелодию с нескольких стуков! Это "Полонез Огинского".
- "Полонез Огинского"! – громко объявил я.
- Правильно, - подтвердил голос за дверью, - второй раунд.
И принялся выстукивать что-то другое.
- Я понял, кто это там стучит, - вновь зашептал Валечка, - это Пит Бест. После того, как его выгнали из "Битлз", он ходит по домам и стуком напоминает нам о своей несчастной судьбе.
- "Битлз", песня "Is not she sweet", - объявил я.
- Правильно, - снова подтвердил голос за дверью, - теперь третий раунд.
- А сколько всего раундов? – поинтересовался я.
- Немного. Всего лишь 64, ровное число. В случае ошибки, игра начинается сначала.
В дверь снова начали стучать. На этот раз ритмичный рисунок был совсем простым. Три легких стука, три сильных стука, опять три легких стука. Затем пауза и повторение. И так раз десять или двадцать.
- Похоже, это азбука Морзе, - догадался Валечка.
- Да! Это сигнал "SOS"! И я эту помощь окажу, чего бы мне это не стоило, – закричал я, подбежал к двери, распахнул ее и выбежал в коридор.
В коридоре опять никого не было, но я уже был готов к этому.
- Кому нужна моя помощь, отзовись! Не надо меня бояться! – закричал я, - моя миссия оказать помощь пострадавшим, дать приют обездоленным, денег нуждающимся и немного ума идиотам!
На мой призыв никто не откликнулся, и я решил обойти комнаты соседей.
Комната Алика и Ольги оказалась незапертой. Я без стука зашел внутрь. Ольга в пеньюаре стояла у окна и плакала. Алик прыгал около нее, ругаясь по-грузински и махая топором.
- Зачем ты пришел ко мне в гости, а? – заорал он на меня, - я тебя, Костик, не звал, слюшай! Иди отсюда, чурка!
Оскорбления типа "чурбан", "чурка" Алик часто слышал на базаре, своей основной работе. Эти выражения ему так сильно понравились, что он стал и сам их использовать к месту и не к месту.
- Спокойно, Алик, - ответил я, - не надо нервничать. Я зашел, думал, помощь кому нужна. Но я вижу, раз у тебя есть топор, ты и сам справишься. Вы тут продолжайте свой диспут, я вмешиваться не буду. Да вообще, милые дерутся – только тешатся. А третий – лишний. Я ухожу. Желаю вам приятно провести время.
- Нет! – закричала Ольга, - ты не можешь уйти просто так! Ты в армии давал присягу служить прекрасным дамам, да еще и курсы прошел за счет государства "Помощь пострадавшей" и "Акушер - новичок". Настало время применить знания на практике. Не зря же тебя учили, слушай!
Тут Ольга вдруг резко выхватила у Алика топор и стукнула Алика по голове. Алик удивился, упал на пол, дернулся пару раз и затих. После этого Ольга вдруг прыгнула на меня, обвила ногами мою талию, губами впилась в мои губы так сильно, что я чуть было не задохнулся от неожиданности. После этого она начала царапать ногтями мое лицо.
Через минуту Ольга отклеилась от меня, как насытившийся клещ и вручила мне окровавленный топор.
- Надо придумать тебе алиби, что это, якобы, не ты убил моего бедного Алика, - ответила Ольга на мое вопросительное мычание, - иди, подкинь кому-нибудь топор. А я пока замету следы в комнате.
...
Первоисточник:
===
Следующие несколько часов мы с мамой провели за видеоиграми. Потом просмотрели всю коллекцию наших старых DVD и составили расписание просмотра. Мама еще планировала прогулку, но теперь нам нельзя было выходить из дома. Она не хотела говорить почему, но я подозревал, что на лужайке дома Питерсонов осталось что-то, не предназначенное для моих глаз. Возможно, пятна крови. Я слишком боялся выяснять.
Родители изо всех сил старались поддерживать хорошее настроение, но я чувствовал, что они едва держатся. Папа большую часть времени просто стоял, прислонившись к двери, и смотрел прямо перед собой, словно в трансе. Мама пыталась занять себя играми и просмотром фильмов вместе со мной, но считала минуты до следующего буста. Я не горел желанием принимать препарат: у меня от него сводило живот.
Мы продержались до полудня. Папа с трудом стоял на ногах и то и дело опускал голову под струю холодной воды. Он пытался занять себя работой по дому, которую откладывал годами, но его постоянно что-то отвлекало. Через несколько часов вдалеке раздался вой сирен, потом кто-то поливал нашу входную дверь и окна из шланга водой под высоким давлением, возможно, чтобы смыть последние следы присутствия Ларри Питерсона. По улице ходили патрули с полицейскими собаками на поводках, время от времени раздавались телефонные звонки. По единственному номеру, который все еще работал, кто-то звонил, чтобы убедиться, что мы все бодрствуем и в своем уме.
К обеду у мамы начались проблемы с желудком. Ее трясло все сильнее, и она с трудом переносила резкие запахи. Папа то и дело протирал глаза и поглядывал на часы, примерно каждые десять минут поднимаясь на ноги, просто чтобы пройтись. Мы решили, что после ужина поиграем в настольные игры, но мама с трудом сдерживала тошноту.
В итоге мы просто разогрели позавчерашнюю лазанью. Я не возражал: мамина лазанья всегда была произведением искусства, но аппетит у меня быстро пропал от вида мамы. Она сдерживалась из последних сил. Истекала слюной и издавала странные гортанные звуки. Она моргала все медленнее и медленнее. Папа попытался уговорить ее съесть один из питательных батончиков, но мама просто выбежала из кухни и заперлась в ванной.
Я ничего не понимал. Папа просил ее открыть дверь, но она была просто не в состоянии. Сердце у меня колотилось где-то в горле. Через некоторое время мама перестала отвечать. Папе пришлось выломать ручку молотком, но было слишком поздно – она уже спала. Я слышал его крик даже через дверь.
Мы успели быстро – мама успела проспать всего пару секунд. Самое большее минуту. Она сидела на унитазе, запрокинув голову, и что-то черное текло у нее изо рта. Черно-синие кончики пальцев торчали из приоткрытых губ. Горло вздымалось.
Папа схватил ее и потряс. Она почти сразу очнулась, уронила голову вперед и закашлялась. Он помог ей умыться, а мне крикнул подождать в другой комнате.
Несколько минут я просто сидел на своей кровати, не зная бежать мне или прятаться. Возможно, было уже слишком поздно и для того, и для другого. Возможно, с мамой случиться то же, что и с Ларри Питерсоном. Родители спорили в соседней комнате, и переход их голосов от злых к отчаянным и печальным лишал меня остатков мужества.
Они вышли ко мне через какое-то время. Сели рядом и заверили, что все у нас будет хорошо.
Что мы миновали уже половину срока и осталось чуть-чуть.
Они были очень заботливыми и милыми, но их слова почти не трогали меня. Мне было трудно сосредоточиться, и все, о чем я мог думать, – о странном шуме, непрекращающемся шуме на заднем плане. Что-то происходило снаружи.
Папа дошел до середины долгого объяснения, почему больше нельзя запирать двери в ванной, когда что-то во мне закричало, требуя реакции. Это был всего лишь легкий щелчок, но ясный как божий день. Может быть, это все из-за бустра, но я был странно сконцентрирован на мельчайших деталях, отстранен, будто со стороны наблюдал за разговором с родителями.
Я закрыл глаза, и менее чем через секунду раздался громкий хлопок.
Кто-то стрелял в нас.
Было сделано всего пару выстрелов, но мы тут же упали на землю. Одна пуля попала во входную дверь, а другая разбила кухонное окно. Снаружи доносились громкие голоса, истерический смех. Они разговаривали, но едва ли что-то можно было разобрать. У одной женщины голос звучал так, словно она говорила с набитым ртом.
Еще два выстрела. Лампочка на кухне с треском взорвалась. Комната погрузилась во тьму. На улице раздался топот и смех – они уходили. Вдалеке послышались новые выстрелы, возможно, кто-то ответил им тем же.
– Мы не можем здесь оставаться, – прошептала мама. – Нужно звонить.
– Ты хочешь поехать туда, куда забрали Ларри? – резко ответил папа. – В какую-то больницу, полную сумасшедших??
– В нас стреляли, не можем же мы…
Мама притихла и посмотрела на меня. Родители скомкано извинились и решили поговорить наедине, а меня попросили подняться наверх. Велели держаться подальше от окон, запретили ложиться и даже садиться. Мне нужно было пробыть одному совсем недолго – скоро они пришли бы навестить меня.
Но, конечно же, мне было слишком любопытно. Под аккомпанемент жаркого спора внизу, я выглянул в окно верхнего этажа. Было довольно далеко видно, и я разглядел машину, остановившуюся на обочине. Фары горели, машину окружали по меньшей мере шесть человек. Двое из них были одеты так же, как вооруженные охранники, приходившие к нам в дом.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что в той машине сидел пожилой мужчина. Я пару раз видел его на улице, но не знал имени.
Люди пытались разбить стекла автомобиля. Чем придется: монтировками, кирпичами, молотками, отрезками труб… всем, что попалось под руку. Им не потребовалось много времени, чтобы прорваться. Они вытянули мужчину наружу. С моего места сложно было разглядеть, что они делают, но я слышал его крики. Нападавшие прижали старика к земле и закрыли ему лицо руками. Глаза, рот, уши…
И так и замерли.
Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать происходящее: они заставляли его спать.
Через несколько минут все закончилось. Старик медленно встал, прислонился к своей машине, и его начало рвать. Та же сине-черная слизь, которую я видел у Ларри Питерсона, начала вытекать у него изо рта. И это продолжалось до тех пор, пока он не выкашлял какой-то сгусток, едва помещавшийся у него во рту. Движущийся, живой сгусток.
Выпрямив спину, он посмотрел на странную группу, уже ушедшую вниз по улице. Некоторые быстро шли. Другие неслись вперед. Один полз, зажав что-то зубами. Хотя нет… что-то выходило у него изо рта. Что-то длинное.
Снова выстрелы. Вдалеке, с другой стороны, я увидел еще одну группу людей. По меньшей мере, дюжина человек шла вверх по улице . Бродячие банды неспящих сумасшедших наводнили улицы. Одному богу известно, чем это могло закончиться.
Спор внизу стих. Родители позвали меня к себе, усадили рядом и объяснили, что мы останемся дома и будем держаться подальше от окон, просто на всякий случай. Мы запрем все двери и окна, задернем шторы. Музыка все еще будет играть, но теперь гораздо тише – нельзя было привлекать внимание. Конечно, я согласился. А какой у меня был выбор?
***
Стало еще хуже. Папа чуть было не принял двойную дозу бустера, напрочь забыв, что только что опустошил пузырек. Мама успела его остановить. Телефон больше не звонил: никто не рвался проверять как мы. Мама пыталась дозвониться по экстренному номеру, но линию отключили. На улице стреляли, куда дальше, чем раньше, но чаще. Мы слышали, как сигналят машины, но сирен не было.
Затем начались пожары. По крайней мере, два, где-то в центре города. Столбы дыма вздымались высоко в небо.
Мама чувствовала себя неважно. Она не могла есть и временами едва держалась на ногах. Все время громко разговаривала, даже если оставалась одна. Ей то и дело приходилось искать опору, чтобы не упасть. Она не могла съесть даже тот странный батончик и ходила, мотая головой из стороны в сторону. Папа изо всех сил старался, чтобы она оставалась бодрой, но у него тоже были проблемы. Сколько бы раз он не опускал голову под кран с ледяной водой, сон явно побеждал.
У меня дела тоже шли неважно, но и близко не так плохо. Сохранился аппетит, я принимал бустеры, но отсутствие сна сказывалось: руки тряслись, голова раскалывалась. Шею то и дело простреливало, словно меня били током. Мне казалось, что предметы где-то на краю зрения движутся. Я все время оборачивался, чтобы посмотреть на окна – у меня начались галлюцинации, что это экраны телевизоров.
К утру возникла новая проблема. Отключили электричество и воду.
В нескольких минутах ходьбы от дома располагалось небольшое озеро, и у нас не было другого выбора, кроме как попытаться набрать воды там. На кухне остался небольшой запас питьевой воды, но этого было недостаточно. Мама предложила пойти всем вместе, но об этом не было и речи – она едва держалась на ногах. Нечего было обсуждать: папе пришлось идти одному.
Мы наблюдали за ним из окна верхнего этажа. Солнце только что взошло, расчертив увядающий пейзаж длинными резкими тенями и болезненно ярким сиянием. Мама просто тупо смотрела перед собой, словно пытаясь вспомнить, что-то очень важное.
– У тебя же… у тебя скоро день рождения? – медленно спросила она.
– Уже было во вторник.
– А ты… ты хочешь стать старше? Я вот… да… я бы хотела. Очень… Хотела бы, чтобы ты… чтобы у тебя была возможность вырасти.
Она посмотрела на меня и безумно рассмеялась. Глаза у нее моргали по очереди, левый чуть дольше, чем правый.Темные, запавшие глаза, неспособные сфокусировать взгляд. Наверное мама хотела как лучше, но взгляд, которым она меня одарила, был просто ужасающим. Как будто женщина, которую я знал, откатилась до базовой сути животного, которыми мы все и являемся. Моя мама все еще была где-то там, но большая часть ее просто... исчезла.
Примерно через час я заметил, что папа возвращается. Мы с мамой вздохнули с облегчением, но это продолжалось недолго. У него в руках не было фляги с водой. Через несколько мгновений я понял, что он не один. Еще минимум два десятка человек следовали за ним на небольшом отдалении. Мама, казалось, никак не отреагировала. Она просто смотрела в окно и кивала сама себе. На мгновение она почти заснула стоя: ее губы хлопали, как у окуня, вытащенного из воды. Я видел, как что-то двигалось у нее в горле.
Я встряхнул ее, и в момент просветления мама снова посмотрела в окно. Внизу что-то с силой ударилось об дверь.
Мама затолкала меня в шкаф, сбежала вниз за оставшимися бустерами и вывалила все это на меня вместе со своими наручными часами и парой пищевых батончиков.
– Кто-нибудь... кто-нибудь придет за тобой, – сказала она. – Просто подожди. Просто подожди и... и не засыпай. Я… Я постараюсь что-нибудь придумать.
У меня не было времени возразить. Она захлопнула шкаф. В замке входной двери повернулся ключ. Возможно, папа и забыл, кто он такой, но не забыл, как пользоваться ключами от дома.
Я просто сидел в темноте и слушал. Свернулся калачиком, даже не пытаясь устроиться поудобнее, чтобы не заснуть. Внизу с грохотом ломалась мебель. Незнакомые голоса выкрикивали непристойности и какую-то бессвязную чепуху. Началась драка, кто-то бился об стены. Человек взбежал по лестнице, ворвался в ванную, и пытался разбить чугунную ванну.
Закричала женщина, затем мужчина. Раздался выстрел, потом звон стекла. Я услышал приглушенный крик, как будто кого-то удерживали. Возможно с мамой произошло то же, что и с тем стариком прошлой ночью.
Должно быть, я просидел так несколько часов. В темноте было трудно понять, открыты у меня глаза или нет. Я не мог понять, действительно ли я слышал что-то в доме, или мне это только казалось. Я слышал голоса и шепот, бессвязный и бессмысленный. Иногда представлял, что те сумасшедшие стоят прямо за дверью и выпытывают у меня чит-коды к новым играм. Все, что могло поддержать мой слабеющий рассудок, – это мамины наручные часы, но я едва мог разглядеть их циферблат.
Время текло так странно. Мне казалось, что я погружаюсь в раздумья на несколько часов, но на самом деле проходили минуты. Потом я ловил себя на том, что на мгновение замер, смотря прямо перед собой, но два часа исчезали бесследно. Я повторял, как мантру, в котором часу нужно будет принят следующий бустер.
Но ситуация становилась все более странной. Часы шли вспять. Я будто видел, как кто-то сидит напротив меня – пара белых глаз в темноте. Тихие голоса уговаривали меня лечь спать, и я обнаружил, что начинаю клевать носом. Я чувствовал, как что-то движется во мне, словно рука, пытающаяся влезть в тесную перчатку…
В конце концов я сдался и вылез из шкафа. Я едва держался на ногах, но упорно тащил с собой бустеры и батончики в пластиковом пакете. Было уже неважно, есть ли кто-то внизу, я просто должен был выйти. Должен был увидеть.
Весь дом оказался разгромлен. Вся мебель сломана. Все светильники разбиты. Стены были забрызганы кровью, а входная дверь висела на одной петле. Не осталось ни одного целого окна, а рамки для наших фотографий разлетелись по этажу, словно звёздочки ниндзя. Но самым странным был едкий запах, доносившийся из кухни.
Сначала я не понял, что это такое. Он был похож на человека, но со слишком большим количеством конечностей. После нескольких секунд осознания, я понял, что это мертвое тело. Молодой человек с торчащим из груди ножом, распростертый на кухонном полу. Его челюсть была вывихнута и свернута на сторону.
А из горла торчала сине-черная рука, вцепившаяся ладонью ему же в лицо.
Что-то во мне шевельнулось. Чему-то во мне не понравилось то, на что я смотрел. Я попытался придавить шевеление в горле волокнистым батончиком, и это как ни странно, сработало.
На улицу я вышел в оцепенении. Я не знал, что делать. Часть меня порывалась бежать искать родителей, а другая часть хотела уехать из города. На велосипеде, автобусе или просто пешком – неважно. Конечно, автобусы здесь больше не ходили, но мой лишенный сна разум уже не мог отделить факты от вымысла.
Вся та ночь была одним сплошным кошмаром наяву. Мне все время мерещились существа, появляющиеся из темноты. Я слышал голоса, приказывающие развернуться, остановиться, бежать – и все одновременно. Я с трудом удерживал равновесие, и если бы остановился даже на мгновение, то сразу же заснул бы. Я должен был продолжать идти. Даже принял дополнительную дозу бустера. От него резко заболели суставы и выступила испарина. Зря я это сделал.
Я срезал путь через парк. Из-за деревьев выглядывали лица. Я видел мужчину, лежащего лицом вниз на гравийной дорожке, которого подтягивала вперед рука, торчащая изо рта. Я видел мужчину на берегу озера, хлопающего руками по поверхности воды, как безумный ребенок, пытающийся поднять как можно больше брызг.
Что-то из этого было реальным. Что-то – нет. Я не мог сказать, что было чем. Больше нет.
Когда я, наконец, добрался до центра города, то увидел по меньшей мере две дюжины людей, собравшихся у горящего здания. И из всех их глоток вверх росли сине-черные руки, тянущиеся к огню, трепещущие. Словно водоросли, плывущие по невидимому течению, они в унисон наклонялись вперед и назад, восхваляя тот хаос, который сами же сотворили, не произнося ни слова, ни звука. И все же я их слышал. Они приветствовали меня. Звали меня. Каждый голос не похож на другой…
– Подойди, – умоляли они. – Твое место здесь.
Я отвернулся, и голоса стали громче. Отчаяннее. Пронзительнее. Визг, требующий моего внимания, моей преданности. И не все из них доносились извне – один шел прямо из моего нутра.
– Мы уже здесь, – смеялся он. – Мы не исчезнем. Не утихнем. Мы никогда не уйдем.
Руки потянулись ко мне. В каждом окне появились бледные лица. Голоса доносились из-под бетона.
Стрельба. Разбитые окна. Стекло трещало под моими подошвами, когда я пробирался мимо остовов сгоревших машин.
Стало темно, потом светло, потом снова темно.
И в какой-то момент я сдался. Холодный бетон внезапно прижался к моей щеке, но я уже был не в силах встать. Ноги не двигались. Глаза не открывались.
– Да! – смеялись голоса. – Иди! Иди к нам! Иди и гори с нами!
А затем - темнота.
***
Я не знаю, как долго пролежал без сознания. Часы. Может быть, полдня. Я очнулся и увидел, что ко мне бежит мужчина, на ходу спрашивая, все ли со мной в порядке. Подъехала машина, обдав меня теплым светом. На обочине дороги сидела колония лягушек, неотрывно смотря на меня. Я заметил неподалеку подсолнух. Он выцвел до синевы. Странно, как мы не замечаем самых очевидных изменений, пока они не ударят прямо в лицо.
Оказалось, что воздействие произошло по меньшей мере на 6 часов раньше, чем предполагал человек с планшетом, и я бодрствовал достаточно долго, чтобы большая часть эффекта сошла на нет. Меня нашли без сознания на обочине шоссе, примерно в пятнадцати километрах от дома. Да, я заснул, но последствия оказались практически незначительными, по сравнению с большинством соседей.
Возможно вы даже слышали об этом. Власти назвали произошедшее “беспорядками”. Просто очередные волнения в бедном районе. Не думаю, что это событие удостоилось упоминания в национальных новостях.
Некоторые из тех, кто сдался раньше всех, получили необратимые повреждения мозга. Ларри Питерсон уже никогда не стал прежним, но было трудно сказать, было ли это из-за эмоциональной травмы от потери жены или из-за заражения. В любом случае, до конца его жизни за ним присматривала сиделка.
Мама и папа тоже не полностью восстановились. После той ночи у мамы развилось что-то вроде нарколепсии, она стала внезапно засыпать в самое неподходящее время. Папа потерял чувство вкуса и обоняния. По сей день им трудно объяснить, что именно они испытали. Для них это было все равно что заснуть и увидеть самый ужасный кошмар, а проснуться на больничной койке.
Иногда я задаюсь вопросом, может быть и я заснул? Некоторые вещи, которые я видел, казались настолько странными, что не было никакой возможности проверить их на реальность. Я отчетливо помню ту сцену у горящего здания в центре города. Это должно было быть реальным. И здание действительно сгорело.
Мне тяжело вспоминать об этом. Если поддаться мыслям о тех днях, внутри у меня все скручивается, вопя, что это просто кошмарный сон. Непрекращающийся по сей день кошмарный сон. Что я все еще в шаге от того, чтобы проснуться в шкафу, за дверью которого ждет бешеная толпа.
Или хуже: что-то внутри меня ждет момента, чтобы взять контроль в свои руки.
Может быть мне осталась всего одна ночь.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

По рекомендации своего импресарио продолжаю создание автобиографических историй. Если вам интересен мой жизненный путь, то рекомендую начать с самого моего начала. Это маленькая повесть "Час зачатия". Затем можно прочитать новеллы о школьных годах "Как король спрятал ладью", "Мы - чемпионы!", "Гузель, или Двойное слово пацана". После этого естественным продолжением жизни была служба в армии. Воспоминания об армейских товарищах читайте в опусе "Дизентерия в полевых условиях". А в этой истории вы узнаете о начале моего жизненного этапа в городе Санкт-Петербурге, куда я приехал для получения высшего образования.
© 2024 Константин Оборотов
===

*** Глава 1 из 3. Заселение в веселую квартиру ***
После завершения срочной службы в армии я поехал в Санкт-Петербург для получения качественного высшего образования. Возможно, у вас на языке вертится вопрос, "Костик, почему именно в Санкт-Петербург? Почему не в Казань, Самару, Челябинск, Сыктывкар или Петрозаводск? Да мало ли в России прекрасных городов!" Тут все просто. Командир части, в которой я завершил службу, полковник Добродумов лично пообещал мне протекцию, которая без нервов гарантировала мне успешное поступление в СПбПУ (Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого).
Такая мощная протекция выросла не на пустом месте. Я помог полковнику разоблачить одного испанского шпиона, точнее, разобраться с его компьютерной аппаратурой. Это было не так просто, вся документация была на испанском языке, а некоторые куски текста хитрый шпион зашифровал. Впрочем, это другая история, которая заслуживает отдельного рассказа. Напишу его немного позже, лет через десять, когда пройдет срок давности.
Так или иначе, я вполне успешно, без интересных приключений добрался до Питера, где очень дешево арендовал комнату в коммунальной квартирке.
Всего в этой квартире было три комнаты. В одной из них жила хозяйка, бабушка – старушка примерно лет шестидесяти. В другой комнате жил грузин Алик со своей женой Ольгой, тоже грузинкой. Третья комната предназначалась для меня.
- Ты не переживай, что будешь один в комнате, - заявила бабушка, - это только сейчас. К вечеру должны подъехать твои соседи. Очень порядочные люди. Два друга. Студенты, как и ты. Скучно не будет. Если все устраивает, давай деньги за три месяца вперед и вселяйся.
- Вроде как все устраивает. Марья Ванна, вот только, что тут у Вас за странный запах?
- Это пустяки, - заявила хозяйка, - соседи снизу устроили большую стирку. Дом старый, щели широкие. Вот и идет немного вонь оттуда. Привыкнешь. Мы привыкли.
Не мне, дембелю, который долго жил в казарме, придираться к каким-то запахам. Действительно, привыкну. Не к такому приходилось привыкать. Тем более, запах был хоть и странным, но довольно приятным. Я закинул свои нехитрые пожитки в комнату и осмотрелся. В комнате было две кровати, односпальная и двуспальная. Я предусмотрительно сразу забронировал односпальную кровать, бросив на нее некоторые свои вещи. На книжной полке стояло несколько книг. Взяв первую попавшуюся, чтобы не было так скучно в туалете, я отправился исследовать места общего пользования.
Устроившись поудобнее в туалете, я принялся читать взятую книгу. Оказалось, что эта одна из старых книг о приключениях знаменитого волшебника Гарика Чайникова. Я увлекся чтением и провел время в комнате отдыха, пожалуй, больше, чем это было позволено правилами этикета для коммунальной квартиры. В дверь осторожно, но требовательно кто-то постучал.
- Я Вас внимательно слушаю, - вежливо откликнулся я.
- Я – Ольга, жена Алика, Ваша соседка, - отозвался женский голос с легким приятным грузинским акцентом, - зря Вы там так долго сидите. Там из вентиляции идет вонь от соседей. Это вредно для здоровья.
- Спасибо за заботу, Ольга. Я уже как-то принюхался. Впрочем, я сейчас заканчиваю. Потерпите немного.
Ольга, молодая женщина примерно тридцати лет, мне очень понравилась. И внешним видом, и своей деликатностью. Некультурная женщина сказала бы прямо, "освобождай сортир, засранец, тут другие люди тоже срать желают". Но Ольга не такая, говорит какими-то тонкими намеками, и всегда как-то очень культурно. Это исключительно ценные качества для женщин любого возраста.
Я вернулся в свою комнату, и тут начались первые странности, которые поначалу показались мне совсем безобидными, даже веселыми.
Перед тем, как вернуть книгу на полку, я пролистал несколько страниц, рассматривая иллюстрации. Мне показалось, что Гарик мне ехидно подмигнул и махнул волшебной палочкой. А верная подруга Гарика Гермиона поправила прическу и показала мне язык. Я удивился, но не очень сильно. Сразу догадался, что это чудеса современной полиграфии и не более того. Однако, затем, как я не крутил книгу в руках, повторить эти эффекты мне не удалось. Гарик и Гермиона смотрели на меня серьезно, не пытаясь как-то дразнить.
Я включил телевизор и попрыгал по некоторым каналам. Все передачи показались мне немного странными. Везде мне чудились намеки на мое имя и мою фамилию. На одном канале профессор математики вел учебную передачу о программировании, и настойчиво несколько раз настаивал, что лучше использовать константу (тонкий намек на мое имя), а не переменную. При этом профессор смотрел на меня очень многозначительно. На другом канале шел фильм "Константин". Это уже был не тонкий, а очень грубый намек. На следующем канале какой-то механик рассказывал про новый двигатель с большим количеством оборотов. Все это по отдельности не выглядело чем-то удивительным, но в комплексе показалось мне очень странным. Переключил на следующий канал. Там никаких намеков на Константина Оборотова не было, но зато ведущий заметил очень ехидно, "Совпадение? Не думаю!"
Я выключил телевизор и внимательно осмотрел комнату.
Тут я заметил небольшую странность со своими вещами. Некоторые из них оказались не на тех местах, куда я их определил изначально. Запасные трусы почему-то висели на люстре, носки стояли на столе, а левый кроссовок зачем-то спрятался под подушку.
Задумавшись над этими эффектами, я поставил книгу на место и начал осматривать мебель, поочередно открывая ящики и дверки. В одном из шкафов стоял скелет человека в полный рост. Я его внимательно осмотрел, затем зачем-то сунул указательный палец правой руки ему в рот. В ответ скелет щелкнул челюстью, и мой палец оказался в своеобразном капкане. Как я не пытался вырвать свой палец из этой ловушки, ничего не получалось. Крепко застрял!
- Отдай палец, сволочь! – закричал я от отчаяния и левой рукой ударил скелету в живот.
Неожиданно это сработало. Скелет тихо вскрикнул, его нижняя челюсть откинулась вниз, и палец получил свободу. Я немедленно закрыл шкаф и сел на свою кровать, чтобы немного прийти в себя.
В комнату без предупреждения и стука вошла хозяйка квартиры.
- Константин, ты почему орешь, как потерпевший? – требовательно спросила старушка и внимательно посмотрела на люстру.
- Я и есть потерпевший, - объяснил я и показал пострадавший палец, - у Вас тут скелеты в шкафах кусаются.
- Доживете до моих лет, поймете, что у каждого в шкафу есть свои скелеты, - вздохнула хозяйка, - а ты не суй пальцы, куда тебя не просят. Целее будешь. Ладно, сейчас не об этом. Принимай новых постояльцев. Знакомьтесь. Это Костик. Это Санечка и Валечка.
Вслед за хозяйкой в комнату вошли два субтильных типчика, которые сразу мне не понравились. Жеманность по отношению ко мне и нежность по отношению друг к другу вызвали у меня сильное подозрение в их сексуальной ориентации. Это подозрение сильно укрепилось после того, как выяснилось, что их нисколько не смутила необходимость спать в одной кровати. Я немного успокоил себя мыслью, что у нас все люди равны, даже с неприятными отклонениями от нормы.
Хоть мои соседи мне не понравились, я счел своим долгом предупредить их о странностях этой веселой квартиры. Санечка и Валечка выслушали меня очень внимательно, испуганно и мило прижимаясь друг к другу, как птенчики.
Время подошло к ночи. Мы залегли на заранее подготовленные позиции в виде койко-мест, и приготовились к сюрпризам. Что-то мне подсказывало, что основное веселье будет впереди.
...
Первоисточник:
===

смотрите осторожно, хоррор и психоделика отменнейшая
День рождения у меня всегда ассоциировался с унылым временем года, когда уютный запах осени сменяется гнилью в преддверии зимней спячки. Когда разноцветные листья опадают и умирают, оставляя после себя хрупкую коричневую скорлупу. Тем не менее, люди должны праздновать свои дни рождения. Если кто-то этого не делает – он странный. Я странный.
Невеста недавно спросила меня, почему я никогда не праздную день рождения, и я не знал, как объяснить. Когда переживаешь что-то травмирующее, избегаешь всего, что так или иначе возвращает тебя к этому моменту. И хотя я бы с удовольствием рассказал ей обо всем, не думаю, что смогу, не показавшись при этом маньяком. Я подумал, что стоит попробовать рассказать свою историю анонимно, а дальше действовать по обстоятельствам.
***
Мне тогда исполнилось 13. ”Since U been gone" крутили по радио каждый час. Мы с друзьями цитировали “Как я встретил вашу маму”, словно Библию. Это было хорошее время.
Поскольку день рождения пришелся на середину учебной недели, мои грандиозные планы пришлось отложить до предстоящих выходных. Тем не менее, мне не на что было жаловаться. Праздничный торт во вторник – не так уж плохо, честно говоря. Я вернулся домой, открыл несколько подарков, родители устроили небольшой праздник. В подарках, кстати были две новые игры для моей PlayStation 2 – четко!
С домашним заданием было покончено за несколько часов до отхода ко сну, и я уже полчаса сидел в Интернете, когда в дверь вдруг постучали. У нас вообще редко бывали гости, поэтому то, что кто-то стучал в дверь в 10 часов вечера, было, мягко говоря, необычно.
Я успел спуститься на половину лестницы вниз, а родители уже успели открыть дверь. Снаружи стоял мужчина в модной куртке с планшетом в руках и двумя вооруженными охранниками за спиной. Я в некотором роде оказался в эпицентре спора.
– ...итак, нам нужно, чтобы вы подписали форму согласия, и мы начнем, – сказал человек с планшетом. – Есть вопросы?
– Это не может быть законным, – возмутилась мама. – На каком основании вы...
– Мэм, это чрезвычайная ситуация. Нам было разрешено перевезти всех желающих, если потребуется, но я гарантирую вам, что это будет не самое приятное времяпрепровождение, не идет в сравнение с тем, что вас ждет здесь, в стенах собственного дома.
Пока продолжалась дискуссия, вооруженные люди вошли в дом. У них было что-то вроде контрольного списка, по которому они проходили, задавая вопросы, тыча в нас пальцем. Один спросил о спутниковом телефоне, которого у нас, конечно, не было. Я поспешил вернуться наверх.
Из своего окна я видел, как они устанавливали блокираторы колес на нашу машину. Они также проверяли какое-то электрическое оборудование, и в этот момент я заметил, что на моем компьютере пропало подключение к Интернету. На мобильном телефоне исчезла связь, и, хотя я не проверял, подозреваю, что они что-то сделали и со стационарным телефоном. Нас изолировали, поместили под своего рода карантин. Я все еще не имел ни малейшего представления о том, кто эти люди. Не было никаких нашивок, значков, званий или символов. Просто группа серьезных на вид мужчин в ветровках, с вполне заметными кобурами для оружия.
Через несколько минут один из мужчин вошел в мою комнату. Родители очень волновались, но им велели подождать снаружи. Мужчина был ростом под два метра и выглядел так, как будто может загрызть меня насмерть, если понадобится. Не говоря ни слова, он начал рыться в моих вещах.
– У тебя есть какие-нибудь портативные рации? Какие-нибудь научные радиопроекты, что-нибудь в этом роде?
– Нет. – Я покачал головой – У меня есть PlayStation.
– Может выходить в сеть, так?
Я не успел ответить, как вклинилась мама:
– Мы не разрешаем ему играть в онлайн-игры. Он не выходит в сеть.
Но, видимо для верности, он выдернул кабель питания и положил его в запечатанный пакет вместе с различными безделушками и ключами, которые они же успели собрать. Они не хотели рисковать, а я, похоже, остался без своих новых игр на ближайшее время.
Когда они закончили импровизированный обыск дома, нас попросили собраться внизу. Мужчина с планшетом прочистил горло, в комнате воцарилась мертвая тишина. Даже мой отец, который обычно был очень напористым человеком, не находил слов. Я понял тогда, насколько все серьезно.
– В течение 72 часов этот и прилегающие районы будут закрыты. Существует локальная проблема, связанная с недавним геологическим событием, которое вызвало некоторые непредвиденные проблемы. Я уверен, что в последнее время вы заметили некоторые незначительные странности.
– Например, что? – спросил папа.
– Молоко скисает. Комнатные растения приобретают странный оттенок. На дорогах появляются стаи лягушек.
Мои родители ничего не сказали, но кивнули. Возможно, они видели что-то, что упустил я.
Мужчина отложил свой блокнот и спокойно объяснил:
– Вы подверглись воздействию чего-то, похожего на химическое вещество. Это вещество вызывает бурную реакцию с выделением определенных гормонов, тех, что продуцируются в фазе быстрого сна. Для обеспечения вашей безопасности мы в настоящее время вводим временный 72-часовой запрет на сон.
– Прошу прощения?
Мой отец шагнул вперед, один из вооруженных мужчин ответил тем же... Но они оба остановились, прежде чем ситуация успела обостриться.
– Утечка произошла примерно 9 часов назад, а это значит, что у вас осталось около 63 часов. Срок подойдет примерно в 13:00 в пятницу.
– Мы никак не можем...
– Это не подлежит обсуждению. Это вопрос вашей безопасности, сэр. У нас есть служба неотложной медицинской помощи, но я вам гарантирую – опыт этих дней будет неприятным. Вы будете лишены сна с помощью химических препаратов на весь период воздействия, пока не пройдет эффект. Это может привести к длительному повреждению мозга.
Каждому из нас вручили по папке, в которой объяснялись наши обязанности и права. Красная папка попала и мне в руки: без опознавательных знаков и с тремя документами внутри. В одном из них объяснялось их право принуждать нас к подчинению, в другом, что мы уже заведомо согласны на процедуры, а в третьем находилась форма, точно инструктирующая, когда нам можно будет ложиться спать. Там же была форма инвентаризации с описанием предметов, которые нам вернут по окончании срока карантина.
Они оставили коробку с 50 стеклянными ампулами, для периодического 4-часового буста. Мужчина объяснил, что несовершеннолетним детям не следует принимать больше одной ампулы каждые 7 часов, а моей матери, если она беременна, вообще не следует принимать ни одной. К счастью, мама не была беременна. Я единственный ребенок в семье.
Нам также выдали батончики с клетчаткой и какой-то гормональной добавкой. Без маркировки, но теплые. Возможно, их приготовили недавно. Упаковку можно было назвать в лучшем случае импровизированной.
Мужчина старался объяснить все как можно лучше, и я видел, что родители внимательно слушают, но едва ли понял половину из сказанного. Я рассматривал вооруженных охранников. Они выглядели измученными. Возможно, им тоже не давали спать. У одного открылся рот, и он только что не пускал слюни, моргая по очереди то одним глазом, то другим. Я мог бы поклясться, что он на секунду задремал. Видимо он тоже это понял и вышел на улицу пройтись.
– Я не знаю, сможем ли мы, – жалобно начала мама. – Это... вы просите слишком о многом, мы же...
– Если в какой-то момент вы не сможете больше терпеть, позвоните по этому номеру. Это единственный работающий номер, – перебил ее мужчина, указывая на последнюю строчку на последней странице папки. – Если кто-то заснет и вы не сможете разбудить его в течении пары минут, он в страшной опасности. Если это произойдет, старайтесь разбудить члена семьи любыми способами, пока мы не приедем и не заберем его.
– И тогда, что с ним будет?..
– Его доставят на наш полигон в Манкато, и будут стимулировать бодрствование химическими препаратами.
– А что будет если… если кто-то не сможет? Если мы все просто… заснем?
Мужчина покачал головой, постукивая ручкой по планшету.
– Скорее всего, этот кто-то умрет. Члены семьи, возможно, тоже.
Родители с главным из троих ушли на кухню, попутно обсуждая детали, а шкафоподобный хмурый охранник подошел ко мне с запечатанным пакетом и вернул кабель питания для PlayStation 2.
– Я тут связался с технической командой, у тебя все нормально. – Он похлопал меня по плечу. – И, э-э...… с днем рождения.
Я почти забыл, что сегодня мой день рождения. И я оценил этот жест, но просто не смог заставить себя улыбнуться. В голове роилось слишком много вопросов, а я был слишком напуган, чтобы заговорить.
Разговор длился еще минут 20 или около того, а потом мужчины ушли, оставив меня с родителями одних на кухне. Мама закурила под вытяжкой. Я видел, ее курящей всего два раза: первый, когда она потеряла работу, а второй, когда заболел ее отец. Курение на кухне ясно дало понять, что все плохо. Папа сидел, скрестив руки на груди, и смотрел на коробку с бустерами.
– Это не шутка, – наконец сказал отец. – Все очень серьезно. Мы должны помочь друг другу пройти через это.
Мама промолчала, но я видел, как дрожат ее руки. Она плакала. Ее так трясло, что пепел с сигареты не попадал в пепельницу, а просто падал на плиту.
– Мы не можем оставаться поодиночке, – продолжил папа. – Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы чем-то занять себя. Ты можешь играть в игры до посинения, но не вздумай засыпать.
– Они вернули мне кабель, – сказал я. Значит ли это, что я могу пользоваться PlayStation?
– Все в порядке. – Мама закашлялась. – Все в порядке, милый. Играй в свои игры.
В те первые несколько часов я больше не думал о плохом. До конца недели больше не надо было ходить в школу, не надо было ложиться спать, плюс я получил неограниченное время у экрана. Это казалось потрясающим.
Я засиделся за игрой до поздней ночи. В меню были "Sly 2" и "Ratchet & Clank", и я получал огромное удовольствие. Я взял несколько закусок и один из тех батончиков с клетчаткой. На вкус они напоминали изюм с веточками, но странно успокаивали. Не снимали усталость, но мне было легче сосредоточиться. А еще мне стало труднее закрывать глаза, и зачесались веки.
Всю ночь в доме горел свет. Мама и папа включали громкую музыку на стереосистеме внизу и отчаянно пытались меня чем-то занять. Я был достаточно занят, просто играя в игры, так что, думаю, эта суета была больше для их спокойствия, чем ради меня.
***
В 5 утра папа первый раз принял бустер. Я слышал это со второго этажа, он довольно сильно ругался. По-видимому, на вкус препарат напоминал смесь несвежего риса и смерти. Мама приняла свою первую порцию примерно через полчаса, но она смешала ее с апельсиновым соком. Видимо, это помогло.
К 7 утра даже я почувствовал все в полной мере. Я никогда раньше не играл в игры всю ночь напролет. Конечно, я иногда не спал на ночевках со своими друзьями, но обычно мы к этому готовились. Так что рано утром я почувствовал, что начинаю клевать носом. Родители время от времени проверяли, как я, и решили принять меры. Мы всей семьей пошли завтракать, делая вид, что только что проснулись.
– Ты всегда такой ворчун по утрам, – сказала мама. – Попытайся представить, что… что в этот раз так же. Просто еще одно дурацкое утро.
Я точно знал, что они подлили мне в хлопья один из бустеров. Увидел на столешнице три пустых пузырька, но знал, что никто из них еще не брал второй. И все же у меня не было другого выбора, кроме как все съесть. Еще не прошло и половины срока карантина.
Мы уже закончили завтрак, когда снаружи послышался шум. Я был наверху, чистил зубы и мог наблюдать за происходящим через окно в коридоре. Чnо-то случилось у соседей. Ларри Питерсон, 55-летний мужчина, работавший продавцом рыболовных принадлежностей в местном мини-маркете, выполз из своей парадной двери. Его рвало чем-то черно-синим на тротуар. Самым интенсивным физическим упражнением у нашего соседа за все время знакомства, была попытка завести газонокосилку, но теперь он улепетывал из дома на четвереньках так, словно от этого зависела его жизнь.
Я слышал, как в доме закричала его жена. Не смог разобрать, что именно. Ларри вскочил и запрыгнул в кузов своего пикапа, демонстрируя прыть, которой я никогда раньше у него не наблюдал. Только когда миссис Питерсон вышла из дома, я смог расслышать, что она говорила.
– Ларри! Ларри, проснись!
А потом Ларри Питерсон схватил гаечный ключ, выпрыгнул из грузовика и схватил жену за волосы. Внезапно чья-то рука закрыла мне глаза – отец оттащил меня от окна. Я услышал, как крик перешел в бульканье, за которым последовал искренний смех, который я слышал тысячу раз до этого. Ларри Питерсон смеялся точно так же каждый раз, когда мой отец выдавал очередной неуклюжий каламбур. Мой разум живо нарисовал картину произошедшего, и она была не из приятных.
Отец развернул меня к себе и пристально посмотрел в глаза. Я мог сказать, что он был сам не свой – лицо прорезали морщины, которых я раньше не замечал.
– Оставайся со мной и мамой. Не выглядывай на улицу. Люди заболевают.
– И мы заболеем? – Я едва смог подавить зевок.
Он слегка встряхнул меня, словно хотел убедиться, что я внимательно слушаю.
– У нас все будет хорошо. Это всего лишь вопрос времени. Но я не хочу, чтобы ты видел, как страдают люди. С Ларри не все в порядке.
Раздался стук во входную дверь. Папа вскинул голову и начал спускаться. Мама спряталась в спальне. Я помню, как стоял на верхней площадке лестницы и смотрел через перила в прихожую. Раздался сильный, сердитый стук в дверь. А потом тихий смешок Ларри Питерсона. Он ничего не говорил, просто колотил в дверь гаечным ключом, смеялся и пытался пробраться внутрь.
Он обошел вокруг дома, стуча в окна. Но не успел отойти далеко: мы услышали, как подъехала машина. Раздался хлопок, не похожий на выстрел. Я думаю, они стреляли из электрошокера. Ларри Питерсона увели. Вскоре мама пришла ко мне с приклеенной к лицу улыбкой и попросила показать ей, как далеко я продвинулся в своих новых модных видеоиграх. Она явно пыталась отвлечь меня, но я не возражал. В тот момент мне отчаянно хотелось отвлечься.
Я представил себе Ларри Питерсона, стоящего по другую сторону входной двери, в белой футболке, перемазанной странной черно-синей слизью, и маниакальной хваткой сжимающего гаечный ключ. Эта штука была размером с мою руку, из цельного металла. Я никогда не считал гаечный ключ оружием, но от одной мысли о нем у меня кровь стыла в жилах.
Он правда убил миссис Питерсон?
Но почему?
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Единственная вещь, без которой я, пожалуй, мог бы прожить, но выиграл главный приз.
Я участвую во многих розыгрышах вроде этого. Однажды я выиграл скидку в 5 фунтов в местном ресторане, и лотерею на рождественской ярмарке. Тогда мне достался шоколадный Санта в натуральную величину. Шоколад на удивление оказался действительно хорошим, высокого качества.
Я не помню, чтобы участвовал в этом розыгрыше скрепок, но мы с друзьями иногда занимались ерундой, когда напивались. Участие в дурацком розыгрыше не казалось чем-то из ряда вон выходящим.
Все началось, когда я получил конверт, полный скрепок. Их было не меньше сотни. Может, больше. Можете представить себе мое замешательство, когда я открыл тот, первый конверт: никакого письма внутри, только скрепки. Красные, зеленые, синие, желтые, розовые, черные, белые… Они со стуком посыпались под ноги на деревянный пол прихожей, напоминая посыпку для торта.
Я закатил глаза и начал их собирать. Решил, что какой-то офис дал неверный адрес для доставки канцелярии.
Одна посылка с сотней скрепок – это странно. Но две? Тогда ко мне закрались подозрения.
На второй день я подумал, что это какой-то пранк. Однако, на этот раз я был умнее, взвесил конверт на руке и проверил на ощупь. Поднеся его на свет, я увидел очертания скрепок. Из любопытства открыл и заглянул внутрь, но на этот раз не рассыпал содержимое. Вы поступили бы так же. Это действительно просто скрепки? Да. Да, это скрепки.
На пятый день я перестал их открывать. Просто подносил на свет, видел контуры скрепок и выбрасывал.
Не помню, почему я решил проверить папку спам, но открыв ее, тут же увидел это. Дешевый заголовок сразу бросался в глаза. "Клип-пити клоп, вы выиграли пожизненный скрепочный джек-пот! 🎉📎"
Ниже приведена остальная часть письма.
“Вам улыбнулась удача! Поздравляем! Вы – ГЛАВНЫЙ ПОБЕДИТЕЛЬ нашего конкурса "Пожизненный запас скрепок"! 🥳📎
Отныне вы можете распрощаться с беспорядочно разбросанными бумагами и позволить нашим высококачественным скрепкам взять верх. Больше не нужно жертвовать собой ради обрезков бумаги! И знаете что? Вы выиграли не одну коробку, вы выиграли ПОЖИЗНЕННУЮ ежедневную подписку на скрепки! Вы действительно сорвали джек-пот! 🎁
Начиная со следующей недели вы будете получать случайное количество наших самых лучших, первоклассных скрепок каждый день. Просто представьте себе ВОЗМОЖНОСТИ! Организация офиса, искусство, креативные скульптуры из скрепок… список поистине бесконечен!
С вашими новыми друзьями-скрепками нет пределов аккуратности и креативности! Наши скрепки прочные, долговечные и приятные на ощупь! 💪📎
Пока к вам едет первая партия, давайте мы поделимся с вами умопомрачительными забавными фактами о скрепках…”
Не буду приводить раздел с фактами, поскольку они не очень “забавные”. Хотя, я узнал, что они существуют с 19-го века.
Единственной стоящей информацией в этом письме было название компании – Клипогеникс. Я незамедлительно ответил на сообщение просьбой отправить мой приз кому-нибудь другому. Если быть точным: “кому-нибудь, кому скрепки нужнее”, хотя, не думаю, что они вообще кому-нибудь нужны.
Спойлер: они не ответили, и конверты продолжали приходить.
Спустя две недели я все еще продолжал получать скрепки.
Спустя шесть недель ничего не изменилось.
Несколько недель назад был пройден рубеж в три месяца. Больше 90 конвертов со скрепками. Да, я подумывал о том, чтобы продать их, но не думаю, что выручил бы за них много денег. И да, они приходили даже по воскресеньям. Я не понимал, кто их доставляет. Курьер никогда не попадался мне на глаза, и я предполагал, что он сам не имеет отношения к компании, поэтому не пытался с ним поговорить.
Однажды, примерно на этом трехмесячном рубеже, я собирался заняться своей ежедневной рутиной. Сделать чашку кофе, поднять конверт с пола в прихожей, поднести его к свету и выбросить в мусорное ведро. Только на этот раз свет обнажил контур одной единственной скрепки и чего-то еще. Должен признать, что в глубине души я был взволнован. Сюжетный поворот в реальной жизни? Что-то может оживить мои серые будни? Обычно сюрпризы меня волнуют, и этот не стал исключением. Я сунул руку в конверт, и вытащил загадочный предмет. Что же они могли мне прислать?
Отрезанный палец.
Высохший, зеленоватый, отрезанный палец.
Не помню, что я сделал сначала – закричал или швырнул его на пол.
Но я заметил, что из-под ногтя торчит скрепка, воткнутая прямо в плоть. На этот раз она была золотая, такого цвета еще не было. Хотел бы я сказать, что сохранял спокойствие, но на самом деле, убежал в ванную, и меня вырвало.
Я связался с полицией, и они изъяли палец с конвертом. Я рассказал все, что знаю и показал письмо, они сказали, что проведут расследование.
– Это сумасшествие, не так ли? – один из офицеров поделился своими мыслями.
– Что?
– Какими опасными могут быть обычные вещи. Какой-то бедняга потерял палец из-за такой простой вещи, как скрепка для бумаг!
– Вы думаете, это был несчастный случай? – Я не до конца понимал, что это было. Возможно, угроза? Не уверен.
– Конечно. Вероятно, кто-то на производственной линии упаковывает эти штуки. Палец застревает в механизме, "О, нет, ай!", и вы не успеваете понять, что происходит, как палец уже отрезан. Вес пальца заставляет механизм думать, что конверт полон скрепок, и его отправляют к вашей двери.
Такое спокойное видение ситуации действительно мне помогло. Черт, я почти поверил, что все нормально. Тем не менее, меня заверили, что компания нарушает нормы охраны труда и техники безопасности, и что с этим разберутся.
Прошло пару недель, но полиция не сообщила мне никакой новой информации. Конверты продолжали приходить ежедневно, но я слишком боялся их открывать. Однако, опасаясь выбросить улики, я складывал их стопкой в углу.
Стопка становилась все выше, и, стиснув зубы, я решил их открыть, но сначала внимательно осмотрел.
Трясущимися руками я поднес первый конверт к свету, и он был просто полон скрепок. Возможно, происшествие действительно было единичным, и инцидент уже исчерпан. Но когда ко мне в руки попал конверт со сплошной тенью, сердце пропустило удар. Никаких скрепок, в этом конверте было письмо.
Я осторожно открыл его и прочитал.
“Уважаемый клиент,
Мы хотели бы принести извинения за недавний инцидент. Мы понимаем, что событие было довольно травмирующим, и, так как мы никогда не сможем этого исправить, мы хотим предложить вам единовременную компенсацию.
К этому письму прилагается чек на £2000, который мы выписали с помощью одной из наших прочных высококлассных скрепок. Надеемся, что сможем продолжить наше сотрудничество.
Мы понимаем, что возможно, вы захотите отменить вашу пожизненную подписку на скрепки.
К сожалению, вынуждены отклонить эту просьбу.
Надеемся на понимание.
Служба поддержки Клипогеникс.”
Нет. Я ничего не понимал. А вы? Вы понимаете, о чем, черт возьми, они говорят?
Я связался с полицией, чтобы сообщить им об этом письме. Они послали человека, чтобы забрать его.
На следующий день, уверенный, что все в порядке, я поднял ежедневную доставку с пола. Не успел я ее проверить,как раздался стук в дверь, и я сунул конверт в задний карман. Открыв дверь, я очень удивился, но пороге стоял очень озадаченный мужчина в костюме.
Не теряя времени, он перешел к делу.
– Здравствуйте, мы вас перевозим. Собирайте вещи и не говорите никому. Мы временно заселим вас в отель.
Мое отсутствие ответа показало, что у меня очень много вопросов.
– Слушайте, это просто предосторожность. Мы не смогли найти никаких признаков существования Клипогеникс, и…
– И что?
– … и ДНК пальца совпало с ДНК, предположительно, самоубийцы. Сейчас мы рассматриваем это дело как убийство.
У меня было ощущение, что ему еще есть, что сказать. К сожалению, его следующая фраза это подтвердила.
– Было установлено, что человек, о котором идет речь, также выиграл конкурс.
Мне не пришлось повторять дважды, я собрал вещи первой необходимости, и меня отвезли в отель как минимум, в полутора часах езды. Он находился в соседнем городе, что показалось мне странным, но в то же время утешало, что мой дом все еще довольно близко.
После того, как мужчина ушел, и я остался наедине со своими мыслями, и был удивлен, насколько ясной была моя голова. Я был просто... доволен. Я не был счастливым, или грустным, или испуганным, просто существовал. Возможно, из-за шока. Примерно через полчаса я вспомнил о конверте в заднем кармане. Поднес его на свет, и по тени понял, что в нем находится еще одно письмо.
Я нерешительно открыл его и заглянул внутрь, чтобы проверить, нет ли там неприятных сюрпризов.
Достав его, я подумал, что это чистый лист бумаги – он выглядел абсолютно пустым. Но я развернул его и прочитал письмо, состоящее всего из нескольких слов..
“Уважаемый клиент,
Самоубийцы не теряют пальцы,
Полицейские не носят костюмы.”
Мир завертелся. Мир рухнул. Казалось, что мира больше не существует.
Затем ко мне внезапно вернулась реальность, и я почувствовал прилив энергии, вызванный тревогой. Я ходил взад-вперед по номеру, взвешивая возможности и пытаясь придумать план.
Я могу уйти? За мной могут следить.
Я могу связаться с полицией? Я определенно больше не считал, что это безопасно.
Я могу позвонить друзьям или родным? Последнее, чего я хотел – это подвергать их опасности.
Я знал, что должен выбирать из этих трех вариантов, и выбрал первый. На улице было еще светло, так что в толпе я, конечно, был бы в безопасности. Именно так я и поступил. Старался держаться оживленных районов и проехал через всю страну, используя как можно больше видов общественного транспорта.
Я не останавливался, пока не наступила ночь. Я забронировал отель под вымышленным именем и заплатил наличными. В ту ночь я отдохнул на удивление хорошо.
Около семи утра мой сон прервал стук в дверь.
– Нет, спасибо, – сонно крикнул я, подумав, что это обслуживание номеров.
– Для вас оставили кое-что на ресепшн, я положу под дверь.
Из-под двери показался белый конверт.
Хотелось держаться от него подальше, но я понимал, что неизвестность пугает меня больше всего на свете. С сердцем, выпрыгивающим из груди, я потянулся к конверту и заметил внутри какой-то толстый предмет. Еще один палец?
Нет, письмо, на этот раз с пузырьком жидкости и двумя золотыми скрепками.
“Уважаемый клиент,
Мы рады, что вы хорошо освоились в новых обстоятельствах.
Извините за небольшое представление, мы должны были убедиться, что вы уедете как можно дальше от родного города.
Ваш настоящий приз – это не скрепки. Это было бы слишком просто.
Ваш настоящий приз – это бессмертие.
Скрепки красивые, не так ли? Соединяют лист с листом, как вселенная соединяет жизнь с жизнью. И по мере того, как поток жизни продолжается, он соединяет нас с вами.
Цепь нашего бытия продолжается, как продолжается и цепочка скрепок.
Флакон внутри имеет уникальное предназначение. Он убьет вас и одновременно поможет жить.
Вы понимаете, не так ли?
Выпейте из флакона и воткните в себя скрепку.
Вы медленно исчезнете на мгновение, но останетесь связаны со вселенной. Должны.
Вы проснетесь в новом теле, одном из тех, что мы здесь подвергли криозаморозке.
У меня получилось.
Вы видели мой палец.
У каждой отправленной вам скрепки была цель. Каждая из них была благословлена новой связью с вашей новой жизнью. Все они побывали в вашем доме, многие прикасались к вашей коже, и все они были поднесены к свету.
Это благословение приведет вас к новой жизни.
Зеленые принесут вам богатство. Красные принесут здоровье. Синие принесут счастье.
Все, что вам нужно – это выпить из флакона.
Прежде, чем яд начнет действовать, выберите скрепку. Ваше решение всегда будет верным.
Мы знаем, как работает ваш мозг. Каждое слово, которое мы писали, и каждый цвет, который мы выбирали, были созданы для того, чтобы повлиять на ваше решение в этот самый момент.
Вы заснете как ценный клиент,
Но проснетесь нашим ценным сотрудником.”
Я не позволю им контролировать мою судьбу. Я не пожертвую свою жизнь их компании, не стану одной из их марионеток.
Я знаю, что эта компания имеет гораздо большее влияние, чем я думал изначально, поэтому, возможно, я не смогу никому рассказать. Но я могу рассказать всем.
Надеюсь, что этот пост увидит следующий "главный победитель", и надеюсь, что он будет таким же сильным, как я.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Невозможно было игнорировать Бена или звуки, которые он издавал. Больше нет. Ужасные удары сотрясали станцию, их местоположение менялось случайным образом. Это сводило с ума, и не только меня. За последние несколько часов я услышал немало рациональных объяснений. Штаб прислал материалы, которых хватило бы на целую книгу, мнения всех экспертов, каких только можно себе представить. После смерти коллеги я и так боролся со всевозможными странными мыслями, но после выхода в открытый космос они как будто выплеснулись из моей головы и теперь терроризировали других скептиков-единомышленников. Как ни старались, никто в штабе не мог понять, что это такое.
Но у них не было дневника.
После того, что произошло во время выхода в открытый космос, для меня стало первоочередной задачей выяснить, что, черт возьми, произошло. Те цифры, которые записал Бен, не были бредом. Я, подспудно, знал это с самого начала. Дневник будто был написан на другом языке. Тайном, секретном языке. И хотя я так и не разгадал код, даже сейчас, по прошествии стольких лет, я понял, откуда Бен это взял.
Свет.
Хитрость заключалась в том, чтобы углубиться в его исследования. В частности, в один проект, которому он посвятил всю жизнь. Та небольшая комета, ледяной шар, парящий далеко в поясе Кеплера, неподалеку от загадочного места, где Солнечная система заканчивается и начинается великая космическая пустота. Там что-то маленькое и незначительное вращалось, перемещалось и время от времени попадало на солнце, отражая фотоны прямо к нам. Сверкающий кусочек льда, сияющий настолько слабо, что его невозможно было заметить, если только случайно не посмотреть в нужное время в нужном месте.
Как это сделал Бен, всего в десять лет, играя с отцовским телескопом на заднем дворе.
Огонек в темноте. Огонек, который сигнализировал нескольким приборам, настроенным Беном для записи каждой вспышки излучения. Свет. Тьма. Свет. Тьма. Свет.
Тук. Тук. Тук.
Из двоичного в шестнадцатеричный и далее… Боже, там что-то еще. Что-то говорило с ним.
Что-то там, в космосе, говорило с ним.
Я не знаю, что напугало меня больше. Стуки ожившего Бена, который колотил по станции, неотвратимая угроза, подобравшаяся к самому порогу, или мысль о том, что нечто в пустоте нашептывало человеку неизвестные секреты на протяжении последних двух десятилетий. Эта идея, порой, захлестывала меня целиком, стоило задуматься о ней дольше, чем на несколько мгновений. Я так и не понял, о чем шла речь в сообщениях, но, тем не менее, был потрясен. Не только благодаря маленькому дневнику Бена, который содержал сотни, тысячи рукописных записей. Но и благодаря прямой трансляции, которую он успел настроить на своем компьютере и преобразовать код в звук. Он бился, словно ушной червь на стероидах, был похож на белый шум под кислотой, этот поток чуждых идей, от которых я терялся и пускал слюни, если засиживался у динамика слишком долго. Короче говоря, у меня был доступ к сигналу не более нескольких дней, но к концу я почувствовал, что мозги вот-вот вытекут из ушей. Но Бен… Бена пичкали этим с детства. А мы, идиоты, потратили годы на прослушивание космоса, запись случайных сигналов и ожидание – на исследование того, чего никто из нас по-настоящему не надеялся понять. Логично было предположить, что сигнал стал причиной его смерти. И, что еще хуже, того, что случилось после. А был ли он причиной его полета в космос?
Был ли Бен, которого я знал, просто иллюзией, маской?
Звук… свет, исходящий оттуда. Это казалось неправильным. Не мягкое затишье, не завывание сирены… сигнал был мрачным и всепоглощающим. Почему Бен поддался ему? Почему делал все, что от него требовали? Много ли он прожил ради себя, своих нужд и желаний?
В одном я точно уверился, проводя дни напролет под аккомпанемент яростных воплей Бена снаружи станции, независимо от того, ЧТО с ним говорило…
Оно было враждебным, и я не мог позволить этому попасть на Землю.
***
– Рейнольдс, мне велели подобрать тебя несколько нестандартным способом.
Я усмехнулся, застегивая скафандр. Это еще мягко сказано.
– И что они сказали? – Я надел шлем и инициировал открытие двери.
– Есть опасения по поводу заражения, – ответил пилот. – Не знаю, что под этим подразумевается. Не уточнили, их беспокоит биологическое или химическое заражение. На мой взгляд, все звучит одинаково странно. Но мы должны забрать тебя во время выхода в открытый космос. Это правда?
– Да.
– Ага. Ты согласен? Мне сказали, что мы можем подойти на расстояние около 200 метров, но остальное тебе придется покрыть за счет двигателей костюма. Это нечто. Переход от станции к шаттлу… Такого раньше никто не делал.
– Я прекрасно осознаю риск. Просто смотрите в оба.
На этот раз настала его очередь усмехаться.
– На что тут смотреть? – весело воскликнул пилот.
– Увидишь – поймешь.
***
Я проделал весь путь спиной к шаттлу, дрейфуя к нему медленно, но с постоянной скоростью. Неустанно обшаривая глазами космос в поисках любых признаков присутствия Бена. Время от времени я замечал вспышку чего-то красного, намек на движение, скрытое за панелями и антеннами станции, четкий знак, что он все еще снаружи, прячется где-то поблизости. Пока Бен оставался там, я знал, что со мной все будет в порядке. Но все это время продолжал ждать, что вот-вот он объявится, что напряжение перерастет в опасность для жизни, которая, и я это прекрасно знал, поджидала меня. Но время шло и я приблизился к шаттлу без происшествий. Пилот сообщил, что я нахожусь в нескольких метрах от него и пора разворачиваться, что я и сделал, плавно двигаясь по кругу, как ныряльщик, возвращающийся на поверхность.
Я стоял спиной к станции не более нескольких секунд...
– Хм. Странно.
Слова пилота звучали беззаботно, но то, что бросилось ко мне совершенно к этому не располагало. Бен, незаинтересованный в моем спокойном отбытии на Землю, несся ко мне от станции на всех парах. И, не имея возможности затормозить, врезался в меня на полной скорости, впечатал меня в дверь шлюза, закрутил, и мы оба, улетели прочь кувыркаясь в невесомости, еще до того, как команда осознала, что меня атаковало.
На этот раз он напал спереди. Карабкался по моему костюму, словно монструозное насекомое, а у меня перед глазами вращалась бесконечная пустота. Звезды слились в белые линии, шаттл проносился на краю зрения то тут, то там, совершенно произвольно. Тошнотворно и страшно – вот как это было, и я молил Бога о том, чтобы суметь выровняться до того, как все полетит к черту, но даже это было ничто в сравнении с монстром, цепляющимся за скафандр. В какой-то момент он подполз так, что я смог его хорошенько разглядеть, впервые за несколько дней. Очень близко. Почти интимно. Даже сквозь стекло шлема, разделявшее нас, я видел такие резкие и поразительные детали, что на мгновение застыл в ужасе, лишь смутно осознавая, что пилот в панике вопит:
– Господи Иисусе, что это, черт возьми, за тварь? Рейнольдс, бери контроль! Еще немного, и мы не сможем помочь. И что бы ты ни делал, заруби себе на носу: эта мерзость не поднимется на борт моего шаттла!
Я хотел ответить, но был занят тем, что пытался отбиться от Бена, который теперь представлял собой россыпь зазубренных красных кристаллов разного размера. Некоторые из них были размером с кухонный нож, другие – со швейную иглу. Худший кошмар скафандра. Прокол не привел бы к немедленной декомпрессии, о которой вы, вероятно, подумали. Нет, у меня осталось бы несколько минут, прежде чем воздух, заполняющий костюм, рассеялся бы, а вот уже после этого легкие мои отказали бы, кровь закипела, а вода в глазах, носу, ушах и других мягких тканях начала испаряться и рваться наружу. Что-то вроде обморожения на быстрой перемотке. Но проколы были не единственной моей проблемой. Я знал, что должен помешать Бену схватиться за шлем. Не знаю, имело ли то, что оживило его, доступ ко всем его воспоминаниям, но Бен точно знал, как снять шлем снаружи, так что все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы держать его мерзкие пальцы подальше от моей шеи. Прокол оставил бы мне достаточно времени, чтобы залететь в шаттл, но без шлема я был бы обречен на очень мучительную смерть.
Поэтому я сопротивлялся, как мог, зная, что все зависит от того, сумею ли я его отпихнуть. Но Бен и вел себя, словно верткое насекомое, и постоянно ускользал из-под моей руки, стоило только приготовиться его как следует толкунть. Его пальцы с желтыми ногтями легко находили зацепки на костюме, а я будто пытался сделать хирургический шов на виноградине в кухонных рукавицах… Надежды отделаться от него обычным способом не осталось, но у меня было кое-что еще. Инерция. Все это время мы бешено вращались, и эта сила была едва ли не единственным, что пыталось разъединить сцепившиеся тела. До сих пор я боролся с этим, но зачем? В последний момент, осознав, что у меня остался один выход, я наполовину включил двигатели и решил усилить почти неконтролируемое вращение.
Неконтролируемое вращение – кошмарный сценарий, которого боится любой астронавт. Люди имеют неправильную форму, и как только вы начинаете вращаться более чем по одной оси, применение большего усилия, скорее всего, только усугубит ситуацию. Исправление требует огромного опыта и проницательности, и даже в этом случае нет гарантии, что будет возможность это остановить. Более вероятно, что к тому времени, когда вы поймете, что нужно делать, сознание угаснет быстрее, чем получится что-либо предпринять. А дальше только смерть.
И это был мой единственный шанс.
Я ускорил вращение и продолжал ускоряться, удерживая кнопку, пока центробежная сила не потянула Бена все дальше и дальше к верхней части костюма. Вот куда привела нас инерция. Два почти симметричных объекта, готовых в любой момент разлететься в противоположных направлениях. Бен держался дольше, чем я. В какой-то момент мои конечности ослабли, в глазах потемнело, и я бессильно опустил руки, больше не в силах бороться с монстром. Но к тому времени Бен тратил все силы на то, чтобы просто удержаться, и больше не мог нападать или возиться с моим шлемом. В конце концов, даже ему пришлось уступить, потому что крутились мы все быстрее и быстрее, будто все американские горки, на которых я был, слились в одну и помножились на миллион…
Последнее, что я запомнил перед тем, как потерял сознание, – чудовищное лицо Бена, улетающее в пустоту.
***
Надо мной столпились несколько человек.
– Господи Иисусе, счастливый ты сукин сын.
Я застонал и вытаращил глаза в сторону говорившего. Голос был похож на голос пилота. Приятно было видеть его лицо.
– Не ощущаю себя счастливчиком, – выдохнул я.
– Тебя развернуло прямо к нам. Мы уже были в скафандрах, готовились выйти. Все оказалось рассчитано, до секунды. Твой скафандр весь в дырах, буквально сантиметр отклонения, и мы не смогли бы поймать тебя… Как бы то ни было, приятель, ты возвращаешься домой. Медицинское обследование не выявило никаких серьезных проблем. Я думаю, с тобой все будет в порядке.
– Где оно… где Бен?
Люди вокруг меня удивленно переглянулись… а потом до кого-то дошло.
– Бенджамин Уотли? Другой астронавт? Это то, что… кто на тебя напал?
Я кивнул.
– Ну, он улетел, – ответил пилот. – Если это действительно был твой коллега, то мы… что ж, нам очень жаль. У меня такое чувство, что мы пропустили какую-то историю.
– Спросите меня об этом, когда приду в себя, – кашлянул я.
– Что бы с ним ни случилось, в ближайшие часы он войдет в атмосферу Земли.
– И что тогда?
Пилот на секунду задумался.
– Что будет с телом человека при входе в атмосферу? Он сгорит.
Самосожжение.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
В штаб-квартире спохватились слишком поздно. Я уже нырнул в скафандр к тому времени, как они поняли, что шлюз закрылся. Я правильно выбрал время. Прошла как раз половина смены, и я сказал, что хочу осмотреть скафандр, убедиться, что все в порядке. Запутал их. Отвлек. Они не сразу поняли, что я делаю. Хотя, технически, они все еще могли остановить процесс на любом этапе. Могли сделать что угодно из штаба. Но я пригрозил, что введу ручное управление, и отключу их к чертовой матери от системы. Все, что они могли противопоставить – пригрозить мне трибуналом по возвращении. Слабая угроза для того, кто рискует вообще не вернуться на Землю. В конце концов, они отступили. Знаете, как трудно построить космическую станцию в тайне? И, на самом деле, только она и была важна: если бы выход в открытый космос не удался, станция осталась бы на месте. Полностью под контролем штаб-квартиры. Актив стоимостью в миллиард долларов, смирно ждал бы следующей сверхсекретной миссии.
На кону была моя жизнь, а не их. Я смирился с этим. И они смрирились, припертые к стенке. К тому времени, когда дверь, наконец, открылась и я смог осторожно выбраться наружу и обогнуть бортик, держась за фасад станции, штаб-квартира уже подключилась к камерам и направляла меня к месту назначения. Но в тот момент для меня все это было фоновым шумом. Их голоса, короткие гудки, постоянные данные о температуре внутри скафандра и расстояния до корпуса станции. Бессмысленность. Все это. Важен был только звук. Тук-тук-тук.
К этому моменту я не находил себе места. Был встревожен… или скорее напуган. Космос – это сплошные крайности. Жара и холод. Свет и тьма. Тени здесь огромные и странные. Ты входишь в тень Земли и выходишь из нее, кто-то водит рукой перед проектором. А те тени, что отбрасываешь ты сам и окружение особенно черны. Станция с ее бесчисленными трубами и кабелями была прорезана глубокими тенями. Длинными, искореженными, непонятно чем отбрасываемыми. Я то и дело вглядывался в этот хаос света и тени и задавался вопросом, есть ли там вообще что-нибудь, или станция просто разрублена пополам какой-то странной космической силой. Как будто я мог каким-то образом провалиться во тьму. Исчезнуть навсегда.
***
В обычной ситуации я бы счел это прекрасным. В прошлом выходы в открытый космос были для меня почти религиозным опытом. В этот раз ощущение значимости происходящего снова пришло, но совсем по иным причинам. Я чувствовал, что за мной наблюдают. Пытался не обращать внимания, но становилось все труднее и труднее. Я постоянно оглядывался через плечо. Не мог перестать думать о каждом малейшем толчке и вибрации, которые ощущал на корпусе станции. К тому времени, как добрался до места, где привязал тело Бена, я уже балансировал на грани панической атаки. Вся эта часть станции была сейчас погружена в темноту. В такую непроглядную, будто отказало зрение. Только голос из штаба дал мне понять, что Бен лежит всего в нескольких футах от меня. Под их руководством я нашел тело, и когда свет моего скафандра упал на мешок, на металлизированной ткани блеснули иголочки инея. Внутри покоилось тело Бена. Застывшее. Твердое, как камень. Я слегка толкнул его, но безрезультатно. Ремни, удерживающие тело, тоже были на месте, крепкие, как всегда.
– Что еще могло быть причиной этого звука?
– Есть только один вариант. – Безымянный голос на другом конце провода звучал сдержанно, но это стало нормой с тех пор, как умер Бен. Штаб-квартира всегда что-то скрывает..
– Что?
– Мы можем со стопроцентной уверенностью сказать, как трупы реагируют на изменение температуры в вакууме. Очевидно, что части тела будут замерзать, сосуды расширяться. И другие жидкости. В данный момент мешок покоится на металлическом корпусе, и одна из теорий состоит в том, что кровь может замерзать и сублимироваться, поскольку температура поверхности под ней меняется в зависимости от положения солнца.
Я сморщился, глядя на мешок.
– Сколько именно… крови?
– Мы не можем с уверенностью сказать, сколько могло остаться в теле на данный момент. Только то, что мешок предназначен для хранения этого вещества до возвращения. С помощью приборов на станции мы можем подтвердить, что температура панели, на которой вы стоите, значительно ниже точки замерзания. Все должно быть в... приемлемом состоянии, если можно так выразиться. Жидкость затвердела, скорей всего в один большой комок. – Немного погодя голос добавил: – Это была ваша инициатива. Теперь, когда вы здесь, было бы пустой тратой ресурсов не провести дальнейшее расследование. Загляните внутрь.
Конечно это была моя инициатива. Но почему? Чтобы удовлетворить свое нездоровое любопытство? Нет. Чтобы справиться с безумными мыслями, которые не давали уснуть, наполняя кошмарами то немногое, что было мне доступно во сне. Теперь, стоя на пороге “открытия”, я почувствовал такой страх, что просто поднять руку стоило огромных усилий. И все же у меня не было выбора. Я должен был довести дело до конца.
Сумка открывалась с помощью специально разработанной застежки-молнии. Звука не могло быть, но я услышал, как расходятся инновационные зубцы. Глупо, но, откинув клапан, я могу поклясться, что почувствовал тошнотворное зловоние. Это длилось не более нескольких секунд, но ощущение было таким ярким, что пришлось отвернуться, сощурив глаза, внезапно наполнившиеся слезами. Это все самовнушение. Ничего больше. Здесь нет ни воздуха, ни звуков. Ни запаха. Я сделал несколько глубоких вдохов, надеясь, что происходящее не выбьет меня из колеи окончательно, и заглянул внутрь мешка.
Множество людей, наблюдавших за видеотрансляцией, наверняка ахнули: из моего горла внезапно вырвалось нечто среднее между стоном и писком. Я ожидал чего-то подобного… Боже, в худшем случае ожидал чего-то омерзительного. Синей кожи. Сосулек на ресницах, будто тело лежало в Арктике. Но Бен… Бен преобразился. Огромные зазубренные осколки замерзшей крови торчали из его глаз, ушей и рта, его челюсть вывернулась под неестественным углом, уступив место кровавой сосульке, размером с мое предплечье. Его шея была сломана, тело изодрано в клочья настолько, что куски плоти свисали лентами… А руки царапали лицо уродливыми желтыми ногтями. Они даже оставили бороздки на коже
– Что это, черт возьми, такое?! – Я ни к кому конкретно не обращался, как и люди в штабе: они переговаривались между собой.
– Неисправность в сумке...
– Влияние давления...
– Изменение температуры...
– Нет, нет, это ненормально.! Давайте не будем притворяться, что это нормально!
– Парни! – гомон на том конце разом оборвался, сменившись тишиной. – Что у него с руками?
– Э-э, мышечные спазмы, возможно, вызванные… ну, чем-то, что вызвало необычную реакцию в его кровеносной системе. Может быть, из-за этого его руки прижались к лицу?
– У него царапины на щеках, – ответил я. – А под ногтями кожа. Мы уверены, что он был мертв, когда я выволок его сюда?
Дюжина настойчивых, встревоженных голосов – все отчаянно пытались избежать даже малейшего намека на ответственность – твердили мне, что иной вариант был невозможен. Но, глядя на измученное лицо Бена, я не мог избавиться от сомнений. Я как раз собирался спросить, что делать дальше, когда над станцией взошло солнце. В отличие от Земли, рассвет не подкрадывался, словно сонный кот. Утро наступило внезапно, будто кто-то щелкнул выключателем. К счастью, скафандр среагировал прежде, чем свет успел ослепить меня, но температура начала быстро подниматься. И что-то под кожей Бена начало подниматься навстречу теплу.
– Это определенно ненормально.
– На данный момент мы не можем предложить более подробной информации о ситуации. Отснятый материал просматривает группа экспертов. – Голос из штаб-квартиры звучал торопливо и как-то механически, будто человек на том конце провода пытался подавить панику. – В настоящее время отдан приказ взять образцы, запечатать мешок и вернуть его на станцию.
– Вы уверены, что мне следует занести это внутрь?
Раздалось какое-то бормотание, затем ответил тот же оператор.
– Забудьте об образцах. Закройте мешок. Возвращайтесь на станцию.
– С удовольствием.
Я тут же застегнул молнию.
Мне не терпелось уйти, я проделал обратный путь быстрее, чем следовало. Ощущение постороннего взгляда охватило теперь все мое тело. Я потерял концентрацию. Несколько раз ударился о борт станции, будто внезапно забыл как управлять костюмом. Я просто не мог отделаться от мысли, что, куда бы я ни посмотрел, кто-то или что-то тут же исчезало с линии зрения. Полная ерунда, конечно. Что может выжить в космосе? Но от этих мыслей легче не становилось. Я не мог не думать о чем-то, что крадется в тени. Стучит по корпусу. Крадется за мной на пути к шлюзу. Добравшись, наконец, до шлюза я почти не владел собой. Если что-то и должно было случиться, то это случилось бы сейчас, когда я стоял спиной к бесконечности. Я никогда не чувствовал себя таким уязвимым.
– О, Рейнольдс…
Этот звук заставил меня подпрыгнуть. Я так сосредоточился на окружении, что напрочь забыл о наблюдателях из комнаты, полной людей, за тысячи миль отсюда.
– Что?
– Рейнольдс, мы, э-э-э... мы видим кое-что… мы не уверены. Мне передали, что тебе следует повременить с возвращением.
Что-то в голосе на другом конце провода заставило мой желудок сжаться. Он звучал не просто озадаченно – а одного этого хватило бы человеку, висящему в гребаном космосе, цепляясь за стенку космической станции, поверьте. Но нет, в голосе было что-то еще.
Страх.
– Мы... регистрируем аномальную активность. Никто здесь, внизу, не знает, что делать дальше. В настоящее время мы запрашиваем информацию у вышестоящих органов. Это беспрецедентно.
– Что происходит?
– Ну... тут сигналы от некоторых биомониторов. От биомониторов Бена.
Последнее слово разнесло остатки моего спокойствия, как удар грузовика.
– Что?
– И еще камеры… сначала мы подумали, что они неисправны. Мешок Бена, он был пуст, а потом… Рейнольдс, мы… мы кое-что заметили.
– Парни. Что происходит?
– Мне запретили говорить больше. Просто… просто подожди.
Я судорожно сжал поручень, сердце бешено колотилось. Дверь шлюза открылась, и я уже готов был наплевать на любые приказы… но человек из штаба завопил мне в ухо, как корабельная сирена:
– Не входи! Рейнольдс. Не делай этого. Не входи в шлюз! Ты не можешь впустить то, что мы сейчас наблюдаем на камерах!
– Если здесь что-то есть, я должен убраться прежде, чем оно доберется до меня!!
Тук-тук-тук.
Я замер, пытаясь осмыслить происходящее.
Я слышал стук. Слышал стук в космическом вакууме. Я посмотрел на свои руки, ноги. Этого не могло быть. Только если…
Тук. Тук-тук-тук. Тук-тук.
Не поворачивая головы, я перевел взгляд на самый край поля зрения и увидел, как желтый ноготь осторожно постучал по стеклу шлема.
Дрожащий голос из штаб-квартиры прошептал мне в ухо:
– Он на твоем костюме.
Ужас, пронзивший меня, был подобен электрическому разряду. Белый огонь пробежал по венам. Даже не задумываясь, я отреагировал так, словно вдруг обнаружил, что у меня за спиной привязана граната. Только инстинкт. Никакой рациональности. Я закричал и судорожно забился, пытаясь сбросить Бена со спины, но все, чего добился – громкого писка сирены: я повредил костюм.
– Снимите это! – завопил я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Снимите это с меня!
Продолжая отчаянно дергаться в пустоте космоса, я, наконец, почувствовал, как что-то соскальзывает по внешней стороне громоздкого костюма. Это немного привело меня в чувство и натолкнуло на самую рациональную за последние полчаса мысль: реактивный двигатель. Я нащупал руками нужную кнопку и влетел в открытую барокамеру, в последний момент повернувшись так, что задняя часть скафандра проскрежетала по раме толстой двери. Оставалось только надеяться, что удар уничтожил нечто, повисшее у меня на спине, но подняв глаза я увидел Бена снаружи. Парил в пустоте и пялился на меня с полным ртом замерзшей крови.
Медленно, со зловещей уверенностью хищника, он готовился войти на станцию.
– Рейнольдс, отойди от двери! Мы инициируем аварийное отключение.
Бен успел запустить внутрь руку, но шлюз захлопнулся, отрубив ее начисто.
Даже в космосе, даже за толстыми стенами станции, я услышал его крик.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.