Случайный кадр.Услышала вопли за окном.Пока схватила камеру,стая уже упорхнула.Поймала отставшего.

#comment_139719721

А вы знаете, как цветёт дуб? А он цветёт) И моей маме пришлось найти эту, ну просто жизненнонеобходимую информацию, потому что я целое лето донимала ее данным вопросом. Мне было 5 и интернета тогда не было. В общем, природа всегда меня интересовала, цветочки, жучки, змейки, птички, и прочее, и прочее..
Лет в 17 прогуливалась я в роще и услышала крики ворон, и отчаянный стрекот дрозда-рябинника. Пошла на шум и обнаружила под деревцем разодраное гнездышко и разбросанные в траве неподвижные тельца свежевылупившихся птенцов (выглядели они как на первом фото, только мёртвые и еще совсем без пуха)
Кроме одного, слабо шевельнувшегося в последний момент. После этого я честно перепроверила всех, но в живых остался лишь он один. Делать нечего, собрала остатки гнезда, кое-как сложила их, посадила внутрь маленького страдальца и потащила домой. Благо, дело было на даче, по сему - добыть червей в колличестве литровой банки не оказалось проблемным. Подлатала гнездо, закрепив его в миске, подходящей по размеру, утеплила изнутри ватой и принялась за долгий процесс выкармливания моего "кукушонка". Выглядел он изначально как откровенная хрень. Эти огромные, еще закрытые синие глаза, розовая кожица, сквозь которую каждая косточка проступает, бездонный желтый клюв, раскрывающийся на полптенца, жесть короче. Даже появившийся вскоре пух не смог добавить ему презентабельности.
Ну, что ж поделать..
Я в тот период подрабатывала фотографом в студии при курорте и в мои обязанности входило фоткать туристов в "зоозоне" - участок леса, в котором расположены вольеры с животными, присланными на леченее - лоси, еноты, совы, лисы и прочая живность. Короче, работа в лесу. Идеально. Гнездо с Цыпой(да-да, дурацкое имя) я поместила в поясную сумку, таким образом имея возможность кормить его каждые 10-20 минут, чтоб хоть немножко приблизить режим к естественным условиям. Кушал он прекрасно, черви разлетались на ура, работе не мешал, пару раз даже мой начальник брался с ним поняньчиться. Чем старше становилась эта куриная жопа, тем разнообразнее приходилось делать рацион. В ход шло тёртое яйцо с морковью и червями, птичий комбикорм и прочее меню для пернатых. Цыпа рос как на дрожжах, быстро оперился, перестал быть похож на инопланетного монстра, превратившись в полне себе симпатичного птенца дрозда.
Вскоре образовалась новая проблема - птиц дошел до возразта, когда любопытство вынуждает их вываливаться из гнезда. Зато кормить его уже можно было намного реже. Пришлось обзаводиться клеткой, потому что, научившись вылезать из гнезда и исследовав весь подоконник он так и норовил свалиться на пол. Клетку мне одолжила хозяйка зоозоны, большую, просторную, с жердочками - то, что доктор прописал.
Цыпа уже начал есть сам и вполне мог оставаться один на весь день. Какое это было чудное существо! Ему даже можно было простить верещание в 6 утра, когда он требовал внимания и чтоб "вот не из миски, а положи мне в клюв".
Лето разгоралось, дроздёнок опробовал свои крылья и теперь радостно таскался за мной по всей комнате. Вскоре, с этим возникли проблемы - мы с парнем жили у его родителей, и маман не устраивало, что в нашей комнате летает птица, потому что "она разбрасывает глистов". Ага, прям мечет во все стороны, блэт. Парень есессно, был на ее стороне - держи его в клетке. Попыталась выгуливать его на улице, потому что птице нужна возможность летать, но в первый же день его отпиздила трясогузка(которая в полтора раза меньше его), мой придурок от ужаса забился в кусты и после - отказался выходить на улицу. Дома в клетке он ужасно скучал и я решила пристроить его в зоозону в вольер к горлицам - эти тихони были бы идеальными соседями. И да, Цыпа очень быстро обосновался, тем более, что я ходила весь день рядом. Вечером, покормив любимца, я отправилась домой. Как он верещал в след! Стиснув зубы ушла.
Была у нас одна неприятная деталь. Ночью, на зоозону прилетали черные вороны, воровать сквозь решетку перепелов и для обмена ништяками с нашим ручным вороном - он им еду, они ему :монетки, пробки, колечки, цепочки, фантики и прочую сверкающую дребедень. Этой ночью они тоже посетили наш маленький зоопарк..
Когда я приша на утро, Цыпа бросился к решетке - весь в крови, он разбил голову о прутья, видимо, пытаясь догнать меня, когда я уходила, и .. на одной лапе. Вторая болталась на куске кожи, была разломана кость, и не хватало пальца. Наверно, он подошел к решетке, когда прилетели вороны и попался им, но сумел вырваться.. Цыпа пытался встать, опереться на вторую лапку, и падал, раз за разом. Дрожащими руками я понесла его к начальнице зоозоны, она же местный ветеринар. Та обрезала остаток лапы "под ноль", и затянула кожу на кончике кости нитью. Цыпа стал одноногим и оставлять его в вольере я отказалась наотрез, и так чувствуя вину за птичьи страдания. Слава вселенной, он очень быстро научился стоять и прыгать на одной лапке. Снова он поселился в клетке, снова на меня орали, если я его выпускала, снова Цыпа гордо усаживался мне на плечо и требовал "еды в клювик", хотя сам уже был вполне взрослой птицей и прекрасно умел кушать. Ближе к осени его рацион пополнился рябиной, ставшей любимым лакомством пернатого.
Пришла пора уезжать и Цыпа переехал в городскую квартиру. Тут прогулки стали свободнее, моя комната - мои правила и жили мы дружно и весело, я каждый день возилась с ним, играла, он даже умудрился поладить с моей кошкой.
А потом, внезапно, от нас ушел отец. Далось мне это всё очень непросто: Институт, подработка, заботы по дому, мамино состояние, я выматывалась в край, ни на себя, ни на Цыпу времени не оставалось. Я всё так же кормила его, убирала клетку, но времени на поиграть или даже немножко пообщаться - просто не было. Он постоянно звал меня, но мне было некогда.
Однажды вечером, меня не встретило привычное приветственное верещание... Я нашла Цыпу, лежащим у бокового выхода с клетки, с которого я всегда брала его на ручки. Кормушка была полная, поилка тоже. Он лежал закрыв глаза, подобрав под себя лапку и просунув клювик между прутьев. Я не знаю, что случилось, но мне кажется, что он умер от тоски. Я целых две недели не уделяла ему привычного внимания, но знать не знала, что это может обернуться вот так.. утром похоронила Цыпу за домом. Измотана была так, что даже плакать не могла, только винила себя за то, что не смогла быть рядом, когда ему это было нужно. Он ведь до последнего ждал меня(
Остаётся надеяться, что его короткая жизнь была не самой плохой по птичьим меркам. Вот так вот, жил-был Птиц...

Просто немножко фотографий с птичками и не только.

Источник

Делайте кормушки, подвешивайте сало.

Не доводите синичек до греха!!!

Ника Рыжова-Аленичева, известная на Пикабу как @Yoll, специалист по орнитологическому обеспечению полётов аэропорта Домодедово, о нелёгкой работе авиационного орнитолога и хищных птицах.

Стенограмма: @Bioluh

Интервьюер: Всем привет. Вы на канале SciTeam, сегодня мы приехали в аэропорт Домодедово, для того чтобы пообщаться со специалистом по орнитологическому обеспечению полетов Никой Рыжовой-Аленичевой. Ника, здравствуйте.

Ника Рыжова-Аленичева: Здравствуйте.

Интервьюер: Скажите, пожалуйста, чем занимается авиационный орнитолог?

Ника: Защитой аэродромов и самолётов от диких птиц. То есть, предотвращением столкновений, исключением мест их гнездования, массового сбора, начиная от физического отпугивания непосредственно птиц, которые присутствуют на аэродроме, и заканчивая мониторингом территории в радиусе 15 км: различных объектов, которые представляют интерес для птиц, например, фермы, различные животноводческие, угодья сельскохозназначения, либо свалки, различные очистные сооружения. Мы все их осматриваем и по факту обнаружения птиц принимаем решение, что с этим делать: либо закрывать предприятие, либо выписывать какие-то рекомендации владельцам, чтобы они что-то делали. Например, закрывали ангар с зерном, либо закрывали свалку, которую они устроили, не выбрасывали бытовые отходы. Благодаря этому количество птиц снижается естественным путем. Они прилетают в поисках пищи, если доступ к пище ограничить, то и птицы, соответственно, прилетать не будут. Также мы занимаемся расследованием случаев попадания птиц в самолёты уже по факту. Наша задача определить, что это была за птица, где и когда она попала, почему она попала, какой вид птицы: на пролёте весной-осенью одни виды попадают, летом – другие. На основе этих данных потом можно давать рекомендации, как поступать экипажам и персоналу аэродромов и аэропортов.

Интервьюер: Ника, расскажите, пожалуйста, как происходит процесс отпугивания птиц.

Ника: Это целый комплекс мероприятий, которые проводятся в течение всего года. Сложно сказать "как". Применяются различные средства отпугивания, начиная от стационарных противоприсадных устройств, например, растягивание струн, установка специальных противоприсадных ежей на зданиях или вышках освещения, заканчивая применением шумового, звукового отпугивающего оборудования, либо естественных репеллентов, таких как ловчие птицы. А где-то даже используют гепардов и других животных для отпугивания птиц. Например, в аэропорту Франкфурта специально заводят диких лис на территории, чтобы они съедали кладки птиц, которые гнездятся на земле, и уничтожали мышей, на которых охотятся хищные птицы (пустельги, канюки). Очень много есть методов и способов, они все интересные, все они работают в той или иной степени, поэтому должен быть комплекс, который дополняет друг друга. Нельзя применять какое-то одно средство, оно не будет работать, так как птицы ко всему привыкают. Кроме, разве что, хищных птиц, к ним они не привыкают, так как сложно привыкнуть к тому, что тебя собираются съесть. Это уже естественные репелленты, они очень действенны в случае тех же куропаток, например. Если врановые птицы умеют спасаться от таких хищников, то куропатки достаточно неуклюжие, им проще не прилетать на территорию, чем быть постоянно под угрозой быть пойманными хищной птицей.

Ястреб тетеревятник (Accipiter gentilis)

Интервьюер: Какие виды хищных птиц используются для отгона?

Ника: В принципе, все ловчие: начиная от некрупных ястребов, заканчивая соколами и орлами – классические птицы, которые используются в соколиной охоте. У нас, в аэропорту Домодедово, это ястреб-тетеревятник. Если раньше мы использовали также и соколов, то сейчас из-за интенсивного потока бортов, то есть, прилётов и посадок, мы не можем позволить себе использовать сокола, так как его методы охоты сильно разнятся с ястребиными. Соколы атакуют сверху, сначала поднимаясь на большую высоту, от 50 до 150-200 метров, и уже сверху атакуют добычу. А тетеревятник атакует с руки, мы ему показали: «Вон ворона сидит», клобучок сняли, и он полетел за этой вороной в угон. Если через 200 метров её не догнал – бросил, вернулся и сел. Сокол может гнать несколько километров, десятки километров, где-нибудь поймать, а потом надо ещё и сокола найти. Поскольку у нас здесь больше нет окон для закрытия полос, например, в дневное время, мы не можем использовать сокола, так как он сам может попасть в самолет. С тетеревятниками такой проблемы нет, они при атаке летят очень низко, пытаясь слиться землёй, маскируясь. Это очень помогает: они не рискуют вообще как-то подлететь и помешать самолёту или технике.

Интервьюер: Расскажите немного про вашего напарника – Сильву.

Ника: Сильва – ястреб-тетеревятник, знакомьтесь :)

Интервьюер: Сразу ли вы нашли с ней общий язык? Как потом складывались ваши отношения?

Ника: С хищными птицами сразу общий язык найти невозможно, если это не совсем маленький птенец, который воспринимает тебя родителем. Сильва попала ко мне в возрасте примерно шести месяцев, она была дикой и была травмирована: у неё была разбита морда. Я не планировала с ней охотиться, мы её собирались выпустить. У неё начался сухой некроз восковицы, залепило коркой все ноздри, пошло на глаза. Её оставили, решили вылечить, потом выпустить. Но пока её лечили, естественно, её надо было приручить, чтобы она не сопротивлялась при обработке ран. Её научили вести себя как ловчая птица. В процессе выяснилось, что она очень хороший охотник и вообще ей здесь комфортно, поскольку, предположительно, она родилась здесь где-то за территорией аэропорта, то есть, это её зона обитания. И мы просто оставили её у себя для успешной работы: она знает территорию, умеет охотиться, не хочет отсюда улетать, потому что это как бы её Родина, её естественная среда обитания. И она осталась. Когда её выпускают, её ничего не держит, она летает свободно, может при желании полететь на другой конец аэродрома, всё посмотреть, это очень удобно. Она с нами уже шесть лет. Учитывая, что родилась она в мае, ей шесть с половиной лет. У неё есть свои странности и особенности, конечно, но положительные странности и особенности перевешивают отрицательные.

Интервьюер: Шесть с половиной – это много или мало?

Ника: Для ловчей птицы это много, потому что у сокольников с очень многими именно ловчими птицами в первый год-два случаются различные несчастные случаи, либо отлёты. Птица улетает, либо попадает под машину, сгорает на проводах, её кто-нибудь из добрых прохожих бьёт лопатой, кусает собака, она куда-нибудь врезается. В природе у хищных птиц вообще очень большая смертность: из пяти птенцов в гнезде выживают, если повезёт, один-два. Точно так же и у летающих птиц у сокольников. Если птицу выпускают где-нибудь в условиях города, у неё больше шансов повредиться и погибнуть. Сокольник не контролируют её полёт. А птица не боится людей. Поймает она ворону где-нибудь в парке или в поле, куча собак, которые без поводка ходят, куча людей, которые пойдут спасать ворону. Бывали случаи: сокол летал зимой, летал-летал, увидел на участке собачку около будки, а поскольку он к собакам приучен своим хозяином, с ними вместе охотится, просто слетел посмотреть на собаку, попить из миски или посмотреть, что в ней. Собака его не тронула, но подошла бабушка и лопатой... Сокола... Вот. Лопатой сокола, в общем. Потому что цыплят ворует. Зимой. В снегу. Вообще очень много хищных птиц погибает от рук голубеводов. Хотя сейчас незаконно любое причинение вреда любой хищной птице: все они сейчас находятся под охраной, хоть они и не в Красной книге, но у них особый статус. Однако голубеводы убивают их пачками, они соревнуются на сайтах, пишут списки, хвастаются головами ястребов. Причём осенью идёт пролёт ястребов, они не оседлые, а кочующие: летом в одном месте, на зиму улетают в другое. Не на юг, а кочуют по стране туда-сюда. Потому, летят молодые птицы осенью или весной мимо голубятни, птица села отдохнуть, ей даже голуби не нужны, а в неё стреляют. Не знают, что это такое, и просто так их кладут.

Интервьюер: Что с этим делать, как-то регулировать?

Ника: Людям просто всё равно, но на самом деле жаловаться в полицию, писать заявление в прокуратуру, всё это работает.

Интервьюер: Давайте тогда ещё обсудим вопрос взаимодействия людей и птиц. Предположим, человек находит птенца хищной птицы или раненую птицу. Что в таком случае лучше делать, конкретно с хищными птицами?

Ника: Ситуации разные. Когда человек находит птенца совы, если он целый, то есть, у него явно не сломано крыло, нога, он не умирает, не сидит в грязи, это значит, что птенец просто живёт тут. Как только совятки учатся ходить, а это начинается очень рано, буквально в первые недели жизни (первой или второй, в зависимости от вида совы), они выходят из гнезда и больше в него не возвращаются. Сидят на ветках рядом, расползаются по территории и пищат. Родители находят их по писку, запихивают в них мышек, улетают снова. Они могут сидеть на тропинках и вообще везде, где угодно. Это совершенно здоровые совята, у которых есть родители. Если вы родителя не видите, это не значит, что его нет. Они просто прячутся от вас. Забирать таких совят нельзя. Ничего страшного, если его взять в руки – запахи птицы не чуют, это миф – посадить в безопасное место повыше, на крышу какого-нибудь гаража, например, в зависимости от того где он сидит, чтобы просто никто не наступил. И уйти. Вы можете навредить своим вниманием. Если это мелкие слётки певчих птиц, а вы будете умиляться и фотографировать, за вами будут следить вороны или сороки, и когда вы уйдете, вороны их подберут и съедят. Это ещё один из важных аспектов: не навредить природе, ваше любопытство может привлечь хищников, даже если вы птенца не возьмёте, не будете трогать. Поэтому увидели, посмотрели в другую сторону, сделали вид и ушли.

Подросший птенец ушастой совы (Asio otus juv.)

Если же вам попадается явно травмированная птица, например, птенцы дневных хищных птиц могут выпасть из гнезда и не могут залезть обратно. Вообще в интернете можно всё это посмотреть, есть памятки специальные, мы писали и выкладывали: можно связаться со специалистом, опять же, через интернет и просто договориться птенца передать. Реабилитационные центры могут его взять, выкормить, потом выпустить, или посмотреть по состоянию. Всё это делается.

Незаконное изъятие любой птицы, любого животного из природы для себя (мол, пусть дома поживёт) – это незаконно! Это браконьерство. То есть, на изъятие даже воробья из природы необходимо разрешение Департамента природопользования, а если это краснокнижник – разрешение Росприроднадзора. То есть, захотели вы себе ястреба, вы либо его покупаете в питомнике с документами, либо вы идёте в Департамент природопользования по своему месту жительства, говорите: «Я хочу ястреба, для полувольного содержания, охотиться, заниматься. Дайте мне разрешение на изъятие». И по этому разрешению вы можете по закону изъять молодую не размножающуюся птицу (не взрослую самку, а молодое поколение, первый год). Вам, скорее всего, откажут, конечно, не дадут бумагу. Но если у вас есть аргументы, например, для работы, или вы состоите в клубе сокольников, то могут выдать. Всё зависит ещё от места, территории. Потом вы идёте, грубо говоря, изымаете эту птицу: либо специально отлавливаете, есть для этого техники, либо вам помогает егерь. Достали себе птицу, возвращаетесь в Департамент природопользования, вам ее помечают, вписывают в охотбилет (если вы берёте птицу для охоты, у вас должен быть охотбилет). На основании этого вам выдают разрешение на содержание, отбирая разрешение на отлов, на изъятие. Так же можно сделать, если у вас появилась сова, у которой сломано крыло, и у вас есть справки из ветеринарки, что она не может летать, можно прийти, поговорить, взять разрешение на изъятие, а затем на содержание. В принципе, у кого-то получается это сделать, у кого-то нет. Здесь человеческий фактор, нюансы, и, опять же, законы у нас чётко не проработаны. С этим могут быть проблемы, но делается это именно так.

Никаких покупок на Авито! Все эти фото канюка как сокола. Или фото моей сплюшки, которую мы в итоге выпустили, а фото всё так и ходят по Авито. Продают моих сплюшек по моим фоточкам. Это незаконно, это браконьерские совы. Питомники не продают через интернет своих птиц. На них стоят очереди, все про них знают, питомники не будут продавать через какие-то платформы птиц, которых они и так могут продать совершенно спокойно, не афишируя. Продажа и покупка (в интернете) запрещены.

Сплюшка (Otus scops) по имени Ыть за поеданием гусеницы. Ыть попала к Нике с проблемами со здоровьем из рук людей, купивших её у браконьеров.

Интервьюер: Насколько вообще возможно человеку, который не является орнитологом, не имеет каких-то специальных знаний, содержать хищную птицу дома?

Ника: Про законные основания я уже сказала, а с точки зрения именно морали и этики – на фига вам хищная птица дома? Вот ястреб [Сильва]: я ее очень редко приношу домой. Не потому что я не люблю птичек, мне очень нравятся ястребы. Но, во-первых, ястребы – канюк, перепелятник, тетеревятник – гадят на полтора метра струей параллельно земле. То есть, если птица будет у вас сидеть, стена за ней и везде всё будет белое. Во-вторых, им нужно движение, они разнесут вам всё. Либо вы держите ее на присаде специально привязанную, либо в большом вольере, либо она разносит вам квартиру, втыкаясь в стёкла и стены.

Маленьких соколов, типа пустельг, в принципе достаточно удобно содержать дома. Но, опять же, разрешение на изъятие: у нас их не разводят, они никому не нужны. Мелких соколов, да, удобно. Но надо быть готовым к тому, что они едят мышей. Им надо есть мышей каждый день, хороших, свежих. Не каждый может покупать себе мышей в каком-нибудь виварии по знакомству. В Москве есть места, где можно найти мышей по 50 рублей. Пустельге надо в день две мыши – сто рублей в день, и сто на 365. В принципе, это немного, но если вы несовершеннолетний, у которого нет своего заработка и у которого ещё родители – вас выгонят в итоге с этой пустельгой. Потому что она орёт, она срёт и она жрёт достаточно не бюджетно. Плюс нельзя держать в клетке. Никаких хищных птиц нельзя держать в клетках: ни сов, ни пустельг, ни ястребов, никого. Если она будет в клетке, она будет как драный веник, сразу же обламывается хвост, обламываются все эти [маховые] перья, она будет ходить пешком, пока в один прекрасный день не засунет лапу или крыло между прутьев клетки и не сломает их нафиг. У меня был совёнок, которого мне отдали уже с ампутированной лапкой. Его здоровым забрали из природы играть детям, посадили в клетку, он засунул лапу и сломал. В итоге пошел некроз, потому что его сразу не отнесли ветеринарку, и в итоге ему по самую попу эту ножку отрезали. Вот. Ужасно.

Некомпетентность людей, которые кормят неправильно: «Курица, пойдёт, нормально». Не пойдёт. Мыши. Для перепелятников и каких-нибудь воробьиных сычиков необходимы маленькие дикие птички типа воробьев, синичек, заменить нечем. Тетеревятникам голубей, либо перепёлок, причём перепёлок спортивных, нежирных. От плохого мяса птица очень быстро заболеет и умрёт, и всем будет очень грустно.

Это хорошо, когда люди хотят завести себе хищных птиц, но оценивайте свои возможности. Сначала, действительно, можно записаться в соколиный клуб, он у нас есть – Ассоциация охотников с ловчими птицами. Там любят, когда приходят новые серьёзные люди, которые хотят именно заниматься. И уже на основе этого оценивайте свои силы. Конечно, птица круто выглядит. Я начинала с врановых, у меня был ворон. Прокляла всё, когда он у меня был, но у меня это всё благополучно завершилось, без жертв. Если у вас есть свой участок, это можно рассмотреть гораздо проще, а если нет, то содержать в квартире – это мазохизм для себя и садизм для птицы.

Обыкновенная пустельга (Falco tinnunculus) – маленький сокол

Интервьюер: Как бы вы ещё посоветовали продолжить тему изучения хищных птиц? Вы сказали про клуб, что можно пойти, пообщаться. Может быть, какие-то книги, ресурсы?

Ника: Основная книга у нас в России – это «Сокол на перчатке», Флинт, Сорокин. Ещё есть Ник Фокс, который написал «Понимание хищной птицы», там описывается психология, описывается начало выноски, какие-то нюансы. Это для тех, кто хочет заниматься, достаточно грамотная. Плюс у европейцев много снято роликов, огромные форумы. У них очень развита соколиная охота. Если в Москве сокольников десятки, причём не более пяти десятков, то там тысячи и сотни тысяч. Там целая развитая инфраструктура: магазины, заводы по производству амуниции, законодательство – четко прописано, кто, как, когда может заводить, где должен состоять, где брать птицу, как содержать. У них это целая культура. Примерно как у нас собаководы. Есть собачники, есть кошатники, а у них ещё есть сокольники. Это очень круто.

У нас этому пока препятствует законодательство и потребительское отношение людей к животным. Нашим людям, с нашим менталитетом, надо либо чтобы оно было миленькое и его можно было бы гладить, либо чтобы оно в постель тебе добычу приносило: вылетел в окно, поймал гуся и принёс его. Они думают, что ловчие птицы будут так делать. На самом деле нет, соколиная охота больше для зрелища, чем для добычи. Хочешь есть – купи в магазине курицу. У профессионального сокольника из 15 напусков птицы на добычу, она поймает, хорошо, если пять, и это будет очень круто, он будет в интернете постить: «Смотрите, вот мой пятый слёток куропатки!» Тут больше именно взаимодействие с птицей: ты выпускаешь дикую птицу, а она к тебе возвращается, ей круто, она хочет вернуться. Это уже немножечко другое мировоззрение, другой взгляд на природу. Наверное, поймут люди, которые держат легавых гончих собак, которые выходят и гоняют зайцев. Им не нужен этот заяц, им нужно посмотреть, как классно бегает, какой классный голос у собаки. Именно воспитать животное-охотника, скорее для этого. Опять же, ястребы более результативно ловят, чем соколы, но зато соколы красивее летают. Сокол для души, а ястреб для желудка, можно так сказать. У нас сейчас особо не поохотишься, потому что надо получать охотбилет, лицензию на охоту. Поэтому это серьёзные птицы для серьёзной работы. Если бы я не работала в аэропорту, я бы тетеревятника не держала.

Интервьюер: Почему вы стали именно авиационным орнитологом

Ника: Меня позвали :) Я не собиралась, не планировала, у меня просто было хобби – я занималась соколиной охотой. Мне это очень нравилось, но я даже не думала о том, что я смогу это в жизни как-то применить. Это было именно для души: «О, классно, птицы». Буквально на второй год моей работы с птицами, с тетеревятниками, меня позвали работать в аэропорт. Просто на соревнованиях я познакомилась с сотрудниками аэропорта, с сокольниками, которые работали здесь. Освободилось место, и меня позвали. И здесь я уже, получается, 12 лет. Очень трудно найти человека именно на место сокольника. Большинство сокольников – это взрослые люди, у которых есть своя работа, семья, которые живут в городах и птиц держат для души, но чтобы всё бросить и идти работать с птицами сюда – таких немного.

Интервьюер: Хищные птицы в аэропорту – это нечто необычное для человека, который в этом не разбирается. Часто люди интересуются, почему не переходят на какие-то технологические средства, а пользуются птицами?

Ника: Переходят. У нас используется огромное количество технологических средств. Это и акустические установки, которые транслируют сигналы тревоги птиц, сигнал опасности. Это пропановые пушки, которые имитируют выстрелы, пугающие птиц, на которых охотятся – уток, куропаток, ворон. Это различные ловушки для живоотлова. Но дело в том, что птицы довольно умные, быстро понимают, что эти крики – бутафория. И все птицы, которые живут или жили раньше здесь, посмотрели – ничего не происходит, и ладно. Они действуют на птиц, которые пролетают мимо, осенью-весной, когда идёт пролёт с севера на юг или с юга на север, на них работает очень хорошо. А местные сидят: музыку включили – хорошо. А вот если включили музыку, и на тебя летит тетеревятник, то уже никак ты его не проигнорируешь: либо тебя съедят, либо ты быстро улетишь.

Я слышала, что запускают всяких дронов где-то, пытаются тестировать. Но у нас дроны запрещены, их использование сейчас запретили даже в городах. Это небезопасно, открыть небо для наших дронов, значит, открыть и для не наших. Если в траве сидит куропатка, а дрон будет над ней летать, она так и будет сидеть в траве. Её надо поймать, а дрон её не поймает. Возможно, в каких-то случаях они будут работать, это будет интересно и удобно, но мы всё равно не можем отказаться от таких проверенных способов как хищные птицы или ружья. Когда весной открывается сезон охоты, и прямо за забором начинаются охотугодья, там стреляют уток, утки перелетают через забор и к нам, в какие-нибудь дренажные канавы. В аэропорту охотники тоже работают, специальная внештатная группа с сотрудником полиции, и точно так же мы выгоняем их обратно [уток за забор]. Выгоняли раньше, сейчас такое не практикуется. Есть такие средства, их комплекс, которые не устаревают, то, что работает, и работает хорошо. Птицы пока не эволюционировали, хотя... вороны эволюционируют хорошо. Конечно, если придумают какие-то частоты, которые будут отпугивать птиц, на ультразвуке или что-то такое, это будет очень хорошо, потому что птиц, которые попадают под самолёт, жалко. Причём очень много попадает не в самолёт, а под струю самолёта, то есть, их сдувает сзади и всё, это насмерть.

Интервьюер: Вы имеете в виду ловчих хищных птиц?

Ника: Нет, я имею в виду диких птиц. Они же не виноваты, что у нас тут самолеты. Мы их любим и тоже жалеем, но сам факт столкновения не предотвратить, если не принимать таких мер. Поэтому мы стараемся не только защитить технику, мы стараемся и птиц защитить тоже. Эта работа не в одну сторону. Мы зимой снимаем гнёзда, весной не даём гнездится птицам, просто чтобы они улетели, сделали гнездо в другом месте, а здесь не выводили птенцов, которые, скорее всего, погибнут. Погибнут под колесами техники, если выведутся, ещё где-то. Поэтому все эти меры они также и природоохранные.

Интервьюер: А ловчая птица может попасть под самолёт?

Ника: Мы не пускаем их под самолёты. Мы можем работать и на полосе, если она закрыта для взлётов и посадок судов, и работает аэродромный отдел на полосе. Либо мы работаем не на полосах, а в местах скопления диких птиц, например, серых куропаток – это грунтовые поверхности, где есть трава, есть кусты, есть какие-то естественные участки растительности, там самолётов нет. Да, мы постоянно смотрим, где садится самолет и когда, у нас есть рация, по которой идёт передача, и слышно переговоры: мы знаем, когда кто сядет или взлетит. И, опять же, тетеревятники очень низко летают, они просто не полетят по курсу самолёта там, где мы ходим, в торцах полос. Там самолёты пролетают уже на большой высоте, которой тетеревятники не достигают. Всё учитывается, у нас всё под контролем, исключено попадание птиц. Я уже говорила, поэтому мы исключили из работы соколов.

Интервьюер: Спасибо большое за интересную беседу.

===================

Благодарим за помощь в съёмках Сергея Зотова, аэропорт Домодедово и ястреба-тетеревятника Сильву.

Источники:

SciTeam

Наука | SciTeam

Минутка палеообразования:

На первой картинке мозазавры. Вместе с варанами и ядозубами, мозазавры входят в таксон варанообразных (Varanoidea)

На второй — саркозух, древний гигантский крокодиломорф. Саркозухи входят в сестринский крокодилам таксон.

Тираннозавр так же является "братом" современных птиц.

По тероподовой теории: птицы входят в кладу манирапторов и являются самыми настоящими динозаврами.

Говорим о когнитивных способностях животных с Зориной Зоей Александровной, д.б.н., руководителем лаборатории физиологии и генетики поведения биологического факультета МГУ, профессором кафедры психофизиологии факультета психологии ВШЭ (Часть 2).

Стенограмма: @Bioluh

Интервьюер: Зоя Александровна, как результаты, полученные в рамках науки о когнитивных способностях животных, помогают нам изучать проблему возникновения разума у человека?

Зорина Зоя Александровна: Я бы сказала, самым прямым путём. От Дарвина, эволюционная теория представляла, что человек произошёл от своих животных предков. Соответственно, его психические способности тоже имеют истоки в его предыстории. И изучение современных животных – это единственный способ реально представить себе, каким было мышление и другие психические способности человека на более ранних стадиях антропогенеза. И, что ещё интересно: понятно, что надо изучать в этом плане высших обезьян, но более широкий сравнительный подход – изучение других млекопитающих, изучение птиц – даёт неожиданные результаты. Если мы успеем, упомянём, что высшие птицы обладают спектром когнитивных способностей очень похожим на обезьяний, на шимпанзиный. И это признак того, что существовали какие-то общие факторы в процессе эволюции, которые действовали на разных ветвях филогенетического древа и приводили к похожим результатам. Поэтому широкие сравнительные исследования мышления и других форм поведения современных животных дают представление, возможность не просто спекулировать, а на что-то реально опираться.

Интервьюер: Расскажите, пожалуйста, какие ученые внесли наибольший вклад в науку о когнитивных способностях животных, и в чём этот вклад заключался.

Зоя Александровна: Таких ученых было немало на протяжении XX века и сейчас их очень много. Сначала это были одиночки, которые проводили опыты, что-то получали. Сейчас мышление животных на Западе исследуется широким фронтом. Я уже упомянула, что первым был Вольфганг Кёлер, который доказал способность к употреблению орудий. Одновременно с ним Надежда Николаевна Ладыгина-Котс, наша соотечественница, доказала, что у шимпанзе есть способность к мышлению. Она изучала мышление животных на протяжении всей своей жизни; очень корректно, хорошими методами исследовала поведение и психику молодого шимпанзе, "обезьянчика", как она говорила. В результате была написана монография «Познавательная деятельность шимпанзе» в 1923 году, а потом «Дитя шимпанзе и дитя человека в их инстинктах, эмоциях, играх, привычках и выразительных движениях». И вот эта книга 1935 года (ее удалось переиздать в 2011 году) остаётся нетленным источником знаний об онтогенезе психики шимпанзе и подтверждается огромным количеством исследований. В отечественной науке есть три имени, самая старшая – Надежда Николаевна, она умерла в 1963 году. Ее более молодой коллега Леонид Викторович Крушинский – мой учитель, профессор Московского университета, который участвовал в создании кафедры высшей нервной деятельности и ей руководил в последние годы своей жизни. Он был биологом очень широкого профиля, был учеником и в какой-то мере последователем Николая Константиновича Кольцова, при этом он прекрасно знал физиологию ВНД и участвовал в изучении наследия Ивана Петровича Павлова. Плюс он был натуралистом и понимал поведение животных в природе. Он пришёл к выводу, что одними условными рефлексами дело не ограничивается, наблюдая за поведением собак. И он увидел в поведении собак нечто, что он воспроизвел в лабораторных условиях и придумал тест. Типичная ситуация: собака преследует перепёлку, перепёлка врезается в гущу кустов, собака за ней не лезет, не пробивает стенку, она обходит и ждёт с другой стороны. Потому что она мысленно воспроизводит траекторию движения птицы на скрытом участке. В математике это называется экстраполяцией, и так был назван этот тест – задача на экстраполяцию направления движения раздражителя, исчезающего из поля зрения. Начал Леонид Викторович это в 1958 году, это было очень сложное время в науке, когда господствовали ученики Павлова, провозгласившие его учение единственно верным и неподвластным никакой критике, все отступления объявлялись ересью, буквально, всё это было очень серьезно. Но, тем не менее. В этот период он [Крушинский] не говорил "мышление", он говорил "рассудочная деятельность" и в своей крошечной лаборатории он начал эту рассудочную деятельность в сравнительном плане изучать. Потому что главная методология в современной и биологии, и психологии – это сравнительный метод. Если вы получили знания о каком-то одном животном, вроде "обезьяны могут строить вышки из ящиков", "могут что-то доставать палкой", а другие животные могут? Даже низшие обезьяны не могут, не говоря о собаках или о ком-то ещё. А птицы могут. Сравнительная методология сейчас это Альфа и Омега; комплекс методик и сравнительный подход. Так вот он [Крушинский] изучил на протяжении первых лет 10-15 представителей пяти основных классов позвоночных. И показал, что ни у рыб, ни у амфибий никакого зачатка этой способности – экстраполяции – нет. А у рептилий уже есть. Рептилии – ящерицы и черепахи, даже крокодилы – неплохо решают эту задачу. Сейчас мы узнаём, что у них есть способность к обобщению и так далее. У разных видов птиц и млекопитающих есть такая способность, и чем более развитый мозг (потому что мозг мыши или крысы и мозг обезьяны разные), чем более высокоорганизованный, тем шире спектр задач, которые решает данный вид. Таким образом было показано, что мышление есть не только у человекообразных обезьян, а зарождается где-то на уровне рептилий. Леонид Викторович – автор концепции физиолого-генетических основ рассудочной деятельности, его лаборатория продолжает уже около 60-ти лет заниматься этими проблемами. К сожалению, она в России практически единственная. Один из первых объектов, которые исследовали, были врановые птицы. Потому что, как естествоиспытатель, наблюдательный человек, он понимал, что вороны это не просто так себе. Оказалось что, действительно, эти птицы – и вороны, и грачи, всё семейство врановых – прекрасно решают задачу на экстраполяцию. Также как хищные млекопитающие. Это было тоже окном в Европу, где-то в шестидесятые годы объективных данных практически не было. Были работы, что они способны к обобщению, но их никто не знал. Считалось, что птицы существа второго сорта, потому что у них мозг не имеет новой коры. А раз нет новой коры, значит, ничего и нет, было вот такое представление. Представляете ведь: мозг человека, обезьяны или собаки – это нечто похожее на грецкий орех с этими бороздами и извилинами, а у птиц гладкий. С тех пор уже показано многими методами, и Крушинский это первым прощупал, что хотя анатомия мозга и макроструктура другие, у птиц есть такие же эволюционно продвинутые комплексы отделов мозга, которые развиваются в эмбриогенезе из тех же зачатков, что и новая кора у млекопитающих. Просто они по-другому упакованы. Это представление в начале XXI века было зафиксировано, а сейчас оно подтверждается различными молекулярно-генетическими методами. И сейчас мы можем говорить о том, в частности благодаря работам нашей лаборатории, что врановые птицы, а также попугаи (это уже литературные данные в основном) обладают широчайшим диапазоном когнитивных способностей, каким обладают человекообразные обезьяны.

Интервьюер: Можно ли сказать, что вы продолжаете исследования вашего учителя? Расскажите подробнее про текущие проекты и исследования в вашей лаборатории.

Зоя Александровна: Вы знаете, довольно обширный вопрос. Нашей задачей, и мы её потихоньку исполняем, является предъявление всё новых и новых тестов, которые характеризовали бы спектр способностей врановых птиц. То есть, например, мы показали, что вороны способны к образованию довербальных понятий. Обобщают признак "число элементов" и узнают 5-8 элементов в любой комбинации, как бы их ни изображали, переносят это на последовательность щелчков и даже делают операции аналогичные сложению. Очень длинно всё рассказывать, и это совершенно не укладывается в нормальной человеческой голове, тем не менее, это так. Причём это очень кропотливая работа: опыт, контроль, такие варианты, сякие варианты – всё это стоит колоссальных трудов, и мы вроде бы выдерживаем все самые высокие, самые жесткие требования к чистоте эксперимента. Далее, мы показали, что вороны могут связать представление о числе элементов с цифрой, и даже оперировать цифрами вместо множеств. Тут вам придется поверить мне на слово, потому что рассказывать об этом – это отдельная большая песня. Дальше, они могут усвоить знаки "одинаковые" и "разные". Есть такая методика, придуманная Ладыгиной-Котс "выбор по образцу". В центре лежит карточка, на ней буква "V" (various – разные) и две кормушки накрытые крышками. На одной крышке одинаковые фигуры – два кружочка – а на другой фигурки разные – квадрат и треугольник. Сначала вороны учатся, зубрят методом проб и ошибок. Ворона получает червяка только если на знак "various" выбирает разные фигурки, а на знак "S" (same – одинаковые) выбирает одинаковые. Сначала идёт дрессировка, потом тест на перенос – другие фигурки, не тот набор, на котором учили, а новый. Выбирает, переносит. Уловила. И так несколько серий. Ей предъявляют совершенно новые наборы, и она спокойно говорит, это same, это various, выбирает соответственные картинки. Потом мы даём ей образец, как бы спрашивая: «На этой картинке одинаковые фигурки или разные», и она указывает same, если это два кружочка или два крестика или что-то другое, каждый раз всё новое, или various, если образцы разные. Способность присвоить символ понятию множеств, понятию "сходство/отличие" – это то, чем, оказывается, обладают врановые птицы, чем обладают попугаи. Попугаи – это другой отряд класса птиц, особое семейство высших попугаев в основном это делает, работ по попугаям было незаслуженно мало, сейчас их становится всё больше и больше. Можно сказать, что спектр способностей попугаев тоже близится к таковому у человекообразных обезьян.

Интервьюер: Просто невероятно.

Зоя Александровна: Тем не менее, это суровая правда жизни. Сейчас, мы, наконец, перевели книгу Айрин Пепперберг, которая в течение 30 лет изучала поведение попугая Алекса, жако. Известно, что это говорящие птицы, и в отличие от волнистых попугаев, которые бормочут некий словесный поток, у жако были подозрения, что они не просто повторяют слова, а понимают, что они говорят. Этому посвятила свою жизнь эта замечательная женщина. Это был уникальный попугай, который к тому же очень хорошо оценивал поведение окружающих. Его не учили языку, как "говорящих" обезьян в американских опытах, просто он усваивал какие-то отдельные вещи. Постепенно он стал здороваться, стал ругаться, извиняться – всё по собственной воле. Например, когда он выводил студентов из себя, ему говорили: «Ты не попугай, ты – курица», в результате, наблюдая за тем, как учат других попугаев, он тоже иногда говорил: «Ты – курица». И правильно говорил. Он усвоил, когда надо извиниться, причём сделал это в достаточно сложной ситуации. Он понимал настроение своей воспитательницы. Пример такой, я всегда его привожу в последнее время: она как-то летела из администрации, её там чем-то довели, влетает в лабораторию, а он ей говорит: «Да ты успокойся!». Это единичный пример, его к делу не пришьешь. Но накопление таких примеров это уже повод к постановке последующих экспериментов, к проверке, к накоплению материала.

Интервьюер: Вы сейчас упомянули книгу «Алекс и я», где мы можем узнать больше про Алекса. А какие ещё хорошие книги вы бы посоветовали нашим зрителям для того, чтобы углубиться в тему. Две-три.

Зоя Александровна: Во-первых, хорошо бы подержать в руках книгу Крушинского «Биологические основы рассудочной деятельности». Она регулярно переиздаётся, в 2018 её переиздал URSS, это научная книга, но она даёт понятие. Сейчас есть и продаются современные издания книги Ладыгиной-Котс «Дитя шимпанзе и дитя человека» – это классика, толстенная книга, 500 страниц текста и 140 фототаблиц, подборок и иллюстраций: выражение беспокойства у ребёнка и у шимпанзе, удивление, радость, отвращение и так далее, формирование разных реакций. Это классика, их хотя бы подержать в руках, и уже запомнится. То, о чём я совершенно не говорила, и нет возможности. В Америке в семидесятые годы заложили несколько проектов, когда человекообразных обезьян обучали простейшим аналогам человеческого языка: или жестовому языку американских глухонемых, или значкам на клавиатуре. И показали, что у них есть зачатки второй сигнальной системы, они усваивают некий лексикон, они используют его гибко в нужных ситуациях, и даже понимают роль порядка слов в предложении. Опять же, это элементарно, это уровень двухлетнего ребёнка. С одной стороны это ничто, с другой стороны это очень много. Так вот про это мы пишем в книге Зориной и Смирновой «О чём рассказали "говорящие" обезьяны».

Интервьюер: Зоя Александровна, как вы стали учёным, что на вас повлияло, можете рассказать?

Зоя Александровна: Всё как-то само собой. Я собиралась на факультет востоковедения, заниматься Индией, такой был бзик, мне там объяснили, что принимают мужчин с производственным стажем. Я под эту категорию явно не подходила, стала думать, а моя подруга мне говорит: «Иди на биофак». Действительно, у нас был биологический кружок, была потрясающая преподаватель-биолог, которая в Гейдельберге получала образование. И я пошла на биофак, почему бы и нет, чего-то особого у меня не было. Но в каком-то классе, в девятом, что ли, мы ходили на экскурсию в Дарвиновский музей, наш класс очень понравился Александру Федоровичу Котсу, основателю музея, он пригласил нас побеседовать. Я его очень хорошо помню: он был уже очень глубоким стариком (особенно казалось тогда нам), он был в ермолке, у него болел распухший глаз. И он говорил, нам бы записать, о жизни, о том, как надо относиться ответственно к жизни, к своему будущему, выбирать дорогу. Не про музей, он наставлял нас. Это я запомнила, но всю жизнь жалею, что дураки, не записали. Я не помню ни одной фразы, только то, что это было, что это была встреча с крупнейшей личностью. Я тогда засекла про «Дитя шимпанзе и дитя человека» и, придя на факультет, первым делом в библиотеке попросила и посмотрела. Потом я пошла в лабораторию Леонида Викторовича Крушинского, занималась первые годы экспериментальной эпилепсией, защищалась по эпилепсии. Потом, когда уходила сотрудница, меня взяли в лабораторию. Леонид Викторович сказал: «Деточка, ты надины-то опыты продолжи, у неё там с воронами хорошие результаты получаются». Продолжить опыты с воронами или продолжить изучать аудиогенную эпилепсию, где у меня были очень хорошие результаты и где, как я понимаю, я шла ноздря в ноздрю и с опережением, феномен раскачки у меня получился... Но не важно. Вся лаборатория рассудочной деятельностью занимается, что я буду как одиночка, решила и стала заниматься рассудочной деятельностью ворон. Так и пошло.

===================

Источники:

SciTeam

Наука | SciTeam

Говорим о когнитивных способностях животных с Зориной Зоей Александровной, д.б.н., руководителем лаборатории физиологии и генетики поведения биологического факультета МГУ, профессором кафедры психофизиологии факультета психологии ВШЭ.

Интервьюер: Здравствуйте.

Зоя Александровна: Добрый вечер, дорогие слушатели.

Интервьюер: Я бы хотела начать, наверное, с определения: давайте мы сначала разберёмся, что такое когнитивные способности животных.

Зоя Александровна: Когнитивные способности есть, прежде всего, у человека, это его психические процессы, весь комплекс. Мы будем говорить о том, что из этого можно найти, и мы находим, у животных. Термин "когнитивный" идёт от слова "cognition" – знание, познание, познавательная деятельность, психические процессы – это всё синонимы. У человека психические процессы включают: восприятие, воображение, память, мышление, всё это опосредуется у человека речью. Мы будем говорить о мышлении. Это центральный процесс у человека, и одна из горячих точек науки – есть ли какие-то зачатки мышления, что-то похожее на человеческое, у животных. Коль скоро постепенно человечество начало понимать, что мышление-то у животных имеется, то возникли вопросы: в какой мере оно развито, у каких животных, кто больше похож на нас, кто на нас совсем не похож. Логично было подумать о том, а есть ли какие-то зачатки, какая-то основа у тех, кто наиболее продвинут, для освоения самого сложного – человеческой речи.

Интервьюер: Расскажите, пожалуйста, какие существуют методы исследования когнитивных способностей животных, как учёным понять насколько животное развито.

Зоя Александровна: Вы знаете, очень долго на эту тему (то есть о том, есть ли они, эти самые способности) разговоры шли, из глубины веков, и в XVII веке это обсуждали, и в XIX. Человечество всю жизнь грешило антропоморфизмом: наблюдая за животными, невольно им приписывали какие-то аналогии человеческих способностей, человеческих чувств. Это с одной стороны, понятная такая тенденция. С другой стороны, исследователи всех времён и народов призывали к тому, что поведение, психику животных нужно исследовать какими-то объективными методами и ни в коем случае не аналогизировать, не переносить на них то, что мы знаем, то, что мы обнаруживаем у человека. И реально этот переход от разговоров и рассуждений к объективным исследованиям произошёл на рубеже XIX-XX веков. А весь XX век – это последовательное развитие методов экспериментального исследования мышления. Давайте, кстати, определимся, что мы понимаем под этим термином. Мышление – это сложнейший, главнейший человеческий психический процесс. И он имеет двоякую природу, двуликий Янус: с одной стороны, мышление, если вы заглянете в какой-нибудь словарь – это способность к обобщённому и опосредованному отображению действительности, переработка информации, которая завершается формированием понятий, суждений, умозаключений. Обобщённое и опосредованное восприятие и хранение информации – это с одной стороны. Но с другой стороны, наряду с этим и благодаря этому, наверное, мышление обеспечивает возможность действовать в новых обстоятельствах. По выражению нашего великого психолога, отечественного, Александра Романовича Лурия, мышление возникает, когда у человека нет готового решения, когда у него нет соответствующей врождённой реакции, нет возможности поучиться, попробовать так, сяк, а надо вот хлоп, и решить. И вот эта способность действовать, решать в новой ситуации тоже происходит благодаря мышлению. Человечество шло к тому, что у животных что-то тому подобное тоже имеется. Причём, в отличие от многих других наук, наука о поведении животных и о психике животных имеет некую эмпирическую базу, потому что, так или иначе, с древнейших времен, с ранних этапов антропогенеза, человек и его самые древние предки всегда сталкивались, жили среди животных. Кого-то они пытались добыть, выследить, а кто-то из животных охотился на них, нужно было понимать повадки этих опасных зверей, от них уклоняться и так далее. Потом у людей появились любимцы: прирученные кошки, домашний скот, который играл важную роль в жизни человечества. И всегда поведение животных волей неволей это то, с чем человечество сталкивалось. Самое древнее свидетельство того, что человечество догадывалось о наличии у животных мышления, обнаружил известный американский психолог и орнитолог Bernd Heinrich. Он нашёл в работе историка Фукидида IV века описание того, как некий ворон в жуткую жару и засуху, когда нигде ни капли воды не было, обнаружил немного воды на дне дупла и бросал туда камни, пока уровень воды не поднялся, и он не смог напиться.

Дальше в трудах различных философов этот пример приводился, обсасывался и обыгрывался, уже было не понятно, кто это действительно видел, а кто это описывает, ссылаясь на Фукидида. Но наш крупнейший знаток поведения животных Леонид Викторович Крушинский, мой учитель, одна из центральных фигур в изучении мышления животных, писал в своей книге, что сейчас уже не важно, видел это кто-то, или кто-то один и потом переписывали.

Крушинский Леонид Викторович

Важно то, что это некая ситуация, когда у животного нет готового решения, и когда они находят некий выход из проблемной ситуации. Только в настоящее время благодаря специальным экспериментам удалось показать, что действительно животные обладают способностью, впервые столкнувшись с такой задачей, решить её именно этим способом.

Интервьюер: Можете рассказать подробнее, что это за эксперименты?

Зоя Александровна: Сначала в камеру к нескольким грачам, а это птицы, которые ни в природе, ни в лаборатории никакими орудиями не пользуются, у них это не заложено генетически, внесли стеклянный цилиндр, наполовину заполненный водой, а на поверхности плавал жирный и аппетитный червячок.

Птица не может достать до него просто так. Затем рядом положили кучку камней, и грач тут же подошёл и стал бросать эти камни в цилиндр. Потом подобную задачу предложили орангутанам в Лейпцигском зоопарке в институте Макса Планка. Первая же самка, при которой крутился очаровательный детёныш, на это посмотрела, подошла к поилке, набрала в рот воды и долила воду в цилиндр. Подняла уровень. Оказалось, маловато, надо ещё...

Все орангутаны, которые имелись в этом зоопарке, успешно справились с этой задачей сразу, очевидно же умному существу, что тут надо делать. И самое смешное, что этот малыш три дня понаблюдал, как мамаша и другие обезьяны это делают, и после этого сам стал доливать. Вот это совершенно потрясающий пример. Но мы немножко отвлеклись и проиллюстрировали очень важную методическую сторону исследований. В современной науке два источника. С одной стороны копились данные из случайных наблюдений в природе, что есть у животных зачатки мышления. С другой стороны, начиная с первых десятилетий XX века, начались экспериментальные исследования, то есть в лаборатории животным предлагали новые для них задачи, такие, для которых готового решения у них не было, надо было соображать сразу по ходу дела. Основной массив доказательств получен благодаря экспериментам в лаборатории. Причём число методик, методический репертуар постоянно обновляется. Когда начинали, исходили из того, что есть у человека. Во-первых, человека, как тогда считалось, создал труд, значит, могут ли животные пользоваться орудиями. Первая модель для изучения в поисках мышления возникла, когда немецкий психолог Кёлер попробовал проверить, могут ли шимпанзе использовать орудия для того, чтобы достать недоступную приманку.

Вольфганг Кёлер

Он подвешивал банан высоко под потолком клетки или далеко за её пределами, за решёткой, а в вольере неожиданно, ненароком оказывались какие-то предметы: палки, ящики и так далее. В этих опытах было показано, что да, могут. Вот одна модель для изучения способности решать задачи в новой ситуации.

Если говорить опять по аналогии о происхождении этих методик, что ещё умеет человек? Человек умеет считать. Это наше всё. Поэтому долгие годы, собственно на протяжении всего XX века разные исследователи и мы, наша лаборатория, пытаемся понять, оперируют ли животные количественными параметрами среды. Нельзя говорить про счёт. Счёт – это использование символов определённой условной системы знаков, которая существует благодаря языку, благодаря второй сигнальной системе. Счёт это чисто человеческое оперирование числами, сложение, вычитание, корни и так далее. Но что-то из этого можно и нужно было поискать у животных. Этими поисками занимались многие поколения учёных. И тут очень ярко выступила одна особенность, одно требование – требование высокой чистоты и точности эксперимента. До начала XX века всё это были в основном разговоры, обсуждения, не было чётких критериев, всё это могло быть не очень точно и очень приблизительно. Первые попытки обнаружить у животных способность как-то оценивать количество предметов и этим оперировать, показали, что здесь нужна невероятная чистота эксперимента, невероятная точность. В какой-то момент, когда я этим занималась, прочёсывая литературу, я была потрясена, сколько работ было сделано в корзину, потому что авторы не понимали, что, если они хотят показать, что животное оценивает число элементов, то нужно избавиться абсолютно от всех второстепенных, косвенных признаков. Чтобы речь шла именно о числе элементов, а не об их площади, не об их объёме, не о паттерне расположения элементов и так далее. И эти, в общем, бесплодные попытки сыграли большую роль в понимании того, что во всех исследованиях поведения вообще и мышления в особенности необходим очень жёсткий, строгий подход. И сейчас уже существуют десятки критериев, десятки правил того, что нужно соблюдать, если ты пользуешься какой-то методикой, или придумываешь и вводишь какую-то методику. Иначе очень легко сбиться на каких-то ложных трактовках. И одно из правил изучения поведения животных называется каноном Конви Ллойда Моргана: нельзя приписывать животному какие-то высшие психические способности, если его поведение можно объяснить наличием механизмов, занимающих более низкое место на психологической шкале. Неоднократно наблюдали как хищник или человек подходят к гнезду с птенцами и самоотверженная мать понимает, что гнезду угрожает опасность, рискуя жизнью, изображает, что она ранена и уводит врага от гнезда, прибегает к такому вот обману. Она, конечно, прибегает к обману, но это реакция чисто инстинктивная, которая имеется у ряда видов и которая действительно очень хорошо работает в этой ситуации. Но ничего она не понимает, ничего не изобретает, для неё это не в новой ситуации реакция, не изобретение, это готовая реакция, которая есть в диапазоне многих видов. Поэтому здесь говорить про обман, про то, что какая птица умная, не приходится. В её видовом репертуаре есть вот такая заготовленная в процессе отбора полезная реакция. Таких примеров можно привести очень много.

Интервьюер: А обратные примеры корректно поставленного эксперимента, который бы показывал наличие мышления. Можете какой-нибудь один пример рассказать?

Зоя Александровна: Во-первых, пример, который я вам уже привела, когда смоделировали ситуацию с водой и камнями. Сейчас эта модель очень широко используется при изучении способностей животных разных видов. И в этом случае создаются ситуации, с которыми животные заведомо никогда не сталкивались, для решения которых в их видовых репертуарах никаких готовых решений нет. Создаются ситуации, выйти из которых можно только благодаря тому, что субъект анализирует условия задачи и на основе этого экспресс-анализа принимает нужное решение. И таких примеров очень много. Вернёмся к тому, с чего мы начали. Где-то в 1914 году начались опыты Вольфганга Кёлера, немецкого психолога, который приехал на остров Тенерифе, где была колония из нескольких шимпанзе, и стал им предлагать эти задачи на использование орудий. Ситуации были абсолютно новые не имеющие никаких аналогов в видовом репертуаре. Это был неоценимый вклад в методологию изучения мышления животных, потому что придумано значительное число разнообразных орудийных задач, самых разных, которые предлагаются разным животным и благодаря этому удалось получить сравнительную характеристику, кто это может делать, а кто не может. И надо сказать, что способностью к решению таких задач обладают очень. Это высший уровень мышления. Но как бы умны ни были животные, каких бы удивительных вещей они ни достигали в природе или в эксперименте, мы всегда помним, что наши классики говорили о том, что у животных есть элементарное мышление, элементарная рассудочная деятельность. Говорить о том, что у животных есть та или иная способность можно, если она показана не на каком-то одном примере, не одной задачке, а когда решается комплекс разноплановых задач. И здесь, поскольку задач таких может много и их много изобретено, ещё все любят рассуждать о том, кто умный – кто глупый, кто умнее – кто глупее. Это наши обывательские представления. Объективно, прибегая к таким комплексным экспериментальным оценкам, мы можем говорить о том, что у одних животных спектр когнитивных способностей широкий и включает способность к тому-то и тому-то, а у кого-то он узкий. Конечно, самым широким спектром, понятное дело, обладают человекообразные обезьяны, все четыре вида. На слуху шимпанзе, поскольку они наиболее доступны и на них проводилось больше всего опытов, но практически всё то же самое делают все четыре вида человекообразных обезьян.

Они решают задачи на использование орудий в разных вариантах и целый ряд других тестов, которые, если успеем, ещё упомянём. И, чтобы закончить разговор о методах, я упомяну о том, что в настоящее время наблюдения остаются важным источником знаний о мышлении животных. Но они уже не только копятся от случая к случаю, но проводятся этологами систематически в местах постоянного обитания животных, но про это можно и нужно разговаривать отдельно. Самое главное, что сейчас такой момент, когда знания из этих двух источников постоянно активно объединяются и дополняют друг друга. Вот пример, с которого я начала: когда-то кто-то видел этого ворона, который то ли бросал, то ли не бросал эти камушки, а теперь эта ситуация промоделирована и исследуется на многих животных. Даже существует такое понятие как эзопова задача, потому что когда-то Эзоп написал про это басню. Вот этот момент взаимодополнения двух источников – важная особенность современных исследований.

Интервьюер: Спасибо.

===========================

Источники:

SciTeam

Наука | SciTeam

Доктор биологических наук, профессор СПбГУ, Никита Чернецов рассказывает о миграциях птиц и их способах ориентирования на тысячи километров.

Стенограмма под видео

Вопрос: Как птицы ориентируются при дальних перелётах? Почему птицы улетают на юг, а возвращаются на север?

Никита Чернецов: Основная причина миграции птиц и других животных, которые мигрируют на  сотни и тысячи километров, это адаптация к эксплуатации сезонных ресурсов. Главная причина миграций, точнее, глобальная причина миграций – это сезонность климата на Земле. Если у вас есть богатый ресурс в умеренной зоне или в высоких широтах, который можно эксплуатировать – это могут быть фрукты, насекомые, зелёная масса, что угодно, некая биомасса, которая может жить летом – это хорошо. Там, где нельзя выжить зимой, соответственно, адаптацией для жизни в таких широтах является появление там на тот сезон, когда там есть обильный ресурс.

С.Г.: То есть это в первую очередь еда и холод, получается?

Н.Ч.: В первую очередь, еда.

С.Г.: Допустим, в том же Санкт-Петербурге, хоть утки являются перелётными птицами, они иногда на зиму остаются. С чем это связано?

Н.Ч.: В Санкт-Петербурге зимой, особенно в последние двадцать-тридцать лет зимой есть незамерзающие участки воды, где утки могут оставаться. Надо сказать, что в девяностые годы, когда было сильное тепловое загрязнение внутренних вод, уток оставалось ещё больше, чем сейчас. Основное для уток – это незамерзающая вода. В очень суровые зимы, когда полностью всё замерзает или остаются очень небольшие участки не замёрзшие, утки бывают вынуждены среди зимы совершить миграцию в сторону более южных районов, где осталась незамёрзшая вода, или погибнуть.

С.Г.: То есть они зимой совершают перелёт?

Н.Ч.: Да, они могут зимой совершать перелёты. И в Петербурге, и, скажем, в Закавказье водоплавающие птицы массово появляются после того, как наступают холода в Предкавказье. Вот такие птицы, как утки, водоплавающие птицы, если в том районе, где они зимуют, наступили суровые условия, они посреди зимы могут переместиться на сотни километров.

С.Г.: А они не гибнут во время перелёта?

Н.Ч.: Гибнут тоже. Кто погиб, тот погиб, кто не погиб, тот выжил.

С.Г.: С чего начинается изучение миграции птиц?

Н.Ч.: Люди давно заметили, что есть птицы, которые присутствуют в умеренных широтах, только летом. Их нет зимой. Все любят рассказывать, любая лекция об изучении миграции птиц начинается с того, что Аристотель полагал, что ласточки зимуют на морском дне, более того, так полагал не только Аристотель, но и Карл Линней. Ещё во время Карла Линнея замечали, что ласточки осенью собираются в тростниках на берегах водоёмов. Они действительно собираются там на ночёвки во время перелётов, и довольно логично ученые предполагали, что они потом прячутся в ил, а весной из этого ила вылезают. Но потом выяснилось, что это не так. Естественно, первой причиной была эпоха великих географических открытий, когда европейцы стали посещать Африку и обнаруживать там привычных птиц, во всяком случае, ласточек и аистов, зимой. Потом, когда они стали там проводить какое-то время, стали замечать, что, скажем, аисты есть в Европе летом, но их нет зимой, зато в Африке они есть зимой, и их нет европейским летом. Это навело на мысль, что, возможно, это те же самые аисты – физически те же самые особи: аисты, ласточки, ещё какие-то другие птицы, хорошо узнаваемые. А решающий шаг был сделан в самом-самом конце XIX — начале XX века, когда стали индивидуально метить птиц с помощью кольцевания, и тогда было уже показано, не в качестве предположений, пусть даже логичных и обоснованных, а уже непосредственно показано, что та же самая особь может перемещаться из Европы в Африку, например. Естественно, все эти исследования велись вначале в основном там, где были учёные в современном смысле этого слова – в Европе, и потом в Северной Америке.

С.Г.: А как они (птицы) ориентируются во время перелёта?

Н.Ч.: Это очень интересный и большой вопрос. Птицы способны находить районы, в которых они никогда не были, специфические для данной популяции. Они в состоянии лететь на тысячи километров, а потом они в состоянии вернуться. Когда стали кольцевать птиц, обнаружили, что заведомо перелётные птицы, которые зимой в наших широтах совершенно точно отсутствуют, на следующий год обнаруживаются в том же самом районе, где их окольцевали в прошлом году. Одни из первых данных такого рода были получены на вальдшнепах в районе императорской охоты в районе нынешнего Лисино-Корпус, когда метили кольцами вальдшнепов, а потом, на следующий год, обнаруживали, что эти вальдшнепы не зимуют в Ленинградской области, тогда Санкт-Петербургской губернии. То есть одни из самых первых данных о том, что птицы проявляют верность территории прошлогоднего размножения, были получены в России, в Петербургской губернии. И, естественно, возник вопрос, как птицы это делают, потому что если вас отвезти в Африку, там высадить без карты и компаса, то, скорее всего, вы не сможете вернуться в Ленинградскую область. Птицы это, оказывается, способны сделать. Это большая область, которой я непосредственно занимаюсь. Если совсем коротко, то птицы, так же, как любые другие животные, которые совершают миграции на сотни тысяч километров, а это акулы, киты, некоторые бабочки, многие животные совершают дальние миграции, не только птицы, но птицы просто наиболее известны, и лучше всего изучены, они должны пользоваться двумя механизмами. Есть так называемый механизм карты и механизм компаса. В качестве примера, если вы захотите поехать в Москву, то для того, чтобы попасть в Москву, вам нужно понять две вещи. Первое: нужно понять, где Москва находится по отношению к Петербургу, то есть вам нужна некая ментальная репрезентация пространства, которую мы в жизни обычно называем картой. Вы можете воспользоваться бумажной картой, вы можете в голове примерно представлять, как выглядит соотношение Москвы и Петербурга, вы можете пользоваться электронной картой, но вы должны понять, что Петербург находится северо-западнее Москвы или, что то же самое, что Москва находится юго-восточнее Петербурга. Это элемент карты, и он должен быть у вас, у птицы, у антилопы гну, у любого животного, совершающего дальние миграции. После того, как вы поняли, что для того, чтобы оказаться в Москве, вам нужно двигаться на юго-восток, вы должны понять, где находится юго-восток, просто вот рукой показать, где юго-восток. Это элемент компаса, то есть вы должны понимать, где находится север, юг, запад, восток, и, если вам нужно двигаться на юго-восток, где находится юго-восток, физически, отсюда, из этой точки. И эти механизмы карты и механизмы компаса могут быть разными. Это большое достижение, это понял в пятидесятые годы выдающийся немецкий орнитолог и исследователь ориентации животных Густав Крамер. Он понял, что вопрос о том, как животные находят дорогу (он сам был орнитологом, но это относится к любым животным) состоит из двух связанных, но отдельных вопросов: какова природа карты, и какова природа компаса? И ответы на эти вопросы не обязаны быть идентичными. Есть механизмы карты и механизмы компаса. Компас, так получилось, так развивалась наука исторически, что про компасы, про компасные системы птиц мы знаем больше, чем про карты, чем про систему позиционирования. Большинство исследователей, которые занимаются ориентацией и навигацией птиц, изучают как одно, так и другое, и я вот, в частности, занимаюсь и картами, и компасами, компасными системами. Про компасные системы у птиц существует более или менее консенсус, почти все согласны, что у птиц есть три независимые компасные системы. Они в состоянии определять стороны света по Солнцу, по звёздам и по магнитному полю. Там есть свои сложности, нельзя сказать, что это хорошо изучено, но общее представление у нас есть. Есть много интересных вопросов, например, какова иерархия компасных систем? Потому что если у вас есть три системы для одной и той же задачи, возникает вопрос: как они взаимодействуют между собой? Это вопрос, которым мы также занимаемся на биологической станции Рыбачий. Но с системами карт все значительно сложнее. С ними все оставалось непонятно значительно дольше. На данный момент я бы сказал так: есть много идей, как могла бы быть устроена карта для дальней навигации. На мой взгляд, наименее экзотическими – то есть наиболее реалистичными – являются концепции магнитной и запаховой карт. Для обеих этих идей есть достаточно убедительные свидетельства в их пользу. Скажем так: на расстояниях в сотни и тысячи километров некоторые птицы пользуются магнитными картами. Это показали исследования моих коллег и мои, этим я непосредственно занимался и занимаюсь сейчас. И есть данные других исследователей, тоже довольно убедительные, что, по крайней мере, некоторые птицы могут пользоваться запаховой картой, или (скажем более осторожно) некоторым птицам необходимо обоняние для решения навигационных задач. Такая концепция менее очевидная, но есть данные довольно убедительные. Это длинная история, в свое время сторонники магнитной и ольфакторной карт очень активно спорили. На данный момент мы приходим к мнению, что, по-видимому, правы и те, и другие, хотя до сих пор на конференциях надо быть очень осторожными: не дай бог что-нибудь сказать про сторонников запаховой карты нехорошее – они сразу начинают страшно обижаться.

С.Г.: А визуально они как ориентируются?

Н.Ч.: Визуально птицы ориентируются, но на расстояниях прямого сенсорного контакта. Когда я говорю о дальней навигации, я говорю о ситуации, когда птице надо попасть за сотни тысяч километров. Я говорю об истинной навигации, когда нет прямого сенсорного контакта с целью. Разумеется, если вы видите шпиль Петропавловской крепости, то вы можете просто, видя его, идти в сторону Петропавловской крепости, это очевидно. Визуальная ориентация работает, пока вы можете непосредственно видеть объект. Интереснее ситуации, когда птица летит из Ленобласти в Африку или из Северной Америки в Южную, , ситуации, когда прямого сенсорного контакта с целью нет: ни визуального (зрительного), ни ольфакторного (обонятельного), ни слухового – нет прямого сенсорного контакта. Это действительно интересная история.

С.Г.: Но, к примеру, если они океан перелетают, а там остров как ориентир?

Н.Ч.: Остров как ориентир это прекрасно, но остров он маленький. Если под вами океан, вы можете увидеть остров, даже поднявшись на высоту, даже в идеальных погодных условиях, ну, со ста километров. С тысячи километров вы остров не увидите.

С.Г.: То есть они не используют такие острова как ориентиры?

Н.Ч.: Они могут использовать острова как ориентиры, но для этого нужно подлететь к ним на такое расстояние, откуда остров можно увидеть или, например, унюхать. У острова в океане есть запах, который отличается от запаха открытого океана, если вы с подветренной стороны попадете к этому острову. Но для этого вы должны оказаться к этому острову достаточно близко. С тысячи километров острова не видно, его не унюхать, не увидеть и «не услышать». В том-то и интерес, что миграции птиц происходят на таких пространственных масштабах, с которых невозможен прямой сенсорный контакт!

С.Г.: Как пример с крачкой из Арктики: ее нашли на берегах Южной Австралии! Как такие расстояния возможны?

Н.Ч.: Есть треки. Не обязательно нашли, есть прямые треки крачек, которых метили в Гренландии, и они летали с помощью спутниковых передатчиков до Антарктики. Да, совершенно верно, но полярная крачка может садиться на воду, отдыхать на воде! Самый впечатляющий перелет птицы, которая не может отдохнуть на воде – у малого веретенника. Это кулик, который не может сесть на воду. Если он сядет на нее, он уже не взлетит. С Аляски они летают зимовать в Новую Зеландию. Летят осенью, беспосадочно, до 11 тысяч километров. Это 8-9 суток непрерывного полета! Весной они задачу немножко упрощают: делают одну остановку в Желтом море, в Китае, выходит примерно 7 плюс 5 тысяч километров. А осенью 10-11 тысяч километров с Аляски в Новую Зеландию.

С.Г.: Так получается, у них мышцы как-то иначе устроены, нежели у нас?

Н.Ч.: Мышцы, конечно, устроены иначе. У птиц есть механизмы, которые позволяют им выполнять физическую работу на недоступном для нас уровне на протяжении нескольких суток подряд. Когда птица летит, она тратит энергию примерно в два раза быстрее, чем Усэйн Болт, бегущий стометровку. Усэйн Болт бежит стометровку меньше 10 секунд, а птица в состоянии лететь 7-8 суток. У них есть специальные физиологические механизмы, до конца не понятые. Там есть проблема транспорта жиров по крови. Потому что жиры гидрофобные. Это не совсем моя область, но это интересные физиологические механизмы: как птицы обеспечивают доставку энергии с такой интенсивностью на протяжении такого продолжительного времени. Кроме того, возникает вопрос, как они решают проблему депривации сна. Как они не спят по 8-9 суток? Не на веретенниках, но других птицах показано, что они могут спать по полушариям, как дельфины. Но и тут вопрос встает – действительно ли это так? Это некая гипотеза, что, возможно, они спят по полушариям. И все равно, это 7-8 суток расхода энергии на очень высоком уровне, недоступном для млекопитающих.

С.Г.: Они питаются?

Н.Ч.: Нет, они не питаются. Всю энергию (конкретно веретенники) запасают в виде жиров. Они взлетают очень жирными, у них масса жира превышает массу тела без жира. Как человек, в норме 60-килограмовый, будет весить 120 кг. Человек с таким лишним весом будет с трудом ходить. Ему будет тяжело, у него будет одышка. А птицы теряют вес, они прилетают достаточно тощими, что говорит о большом совершенстве их системы обмена веществ. Это выглядит, как если бы человек с лишним весом пошел просто в фитнес зал, несколько суток непрерывно поработал, и вышел бы оттуда, сбросив 30 кг! Понятно, что люди так не могут. А птицы так могут.

С.Г.: Когда настолько дальние перелеты совершаются – из Аляски в Новую Зеландию и из Арктики в Австралию – как они по погоде ориентируются, ведь это губительно?

Н.Ч.: Это тоже хороший вопрос. По-видимому, они в состоянии воспринимать уровень давления и немножко практически предсказывать, какая будет погода на расстоянии пары тысяч километров от того места, с которого они взлетают. Потому что существуют понятные законы, как двигаются области низкого и высокого давления. Но те птицы, которые уже взлетели и им надо пролететь 10-11 тысяч километров, за 7 тысяч километров они не могут предсказать погоду. Скорее всего, там долетают не все. Было показано, что зимой те птицы, что долетели до Новой Зеландии, до весны почти не умирают, то есть их смертность почти равна нулю. Получается, почти вся годовая смертность приходится на перелеты. Тот, кто его совершил, живет в прекрасных условиях, и шансы погибнуть очень маленькие. Но, наверное, долетают не все.

С.Г.: Статистика по каким-нибудь видам есть? Любопытства ради.

Н.Ч.: Нет, мы сейчас говорили конкретно о… Вообще считается, что у большей части видов птиц большая часть смертности приходится на период миграции.

С.Г.: Это опасно для них очень.

Н.Ч.: Это опасные периоды, но это окупается низкой смертностью во время зимовки. Вы можете выбрать другой образ жизни, вы можете зимовать на севере, тогда у вас будут проблемы со смертностью зимой. Ну это мы отвлекаемся, понятно что самая высокая смертность при вылете из гнезда, но мы говорим о птицах, которые дожили до того возраста, когда они уже не птенцы.

С.Г.: Вы уже озвучивали GPS-трекеры, как я понимаю…

Н.Ч.: Это не GPS-трекеры.

С.Г.: Ну, о технологиях отслеживания.

Н.Ч.: Исторически занимались кольцеванием, сейчас есть разные виды передатчиков. В бытовом отношении есть понятие глобальной системы позиционирования. Это не обязательно GPS. GPS – это один из случаев. В чем есть система GPS, в классическом варианте вы можете на птицу надеть GPS-логгер. Но беда заключается в том, что вам нужно это птицу повторно поймать, и этот логгер с нее снять. Когда вы едете на машине, и у вас есть навигатор GPS или ГЛОНАСС, разницы никакой нет, вы знаете свое местоположение. Информацию о том, где вы находитесь, получаете вы. Если мы надеваем передатчик на птицу, то нам нет нужды, чтобы птица знала свои координаты, нам нужны ее координаты. Есть другая система, которая исторически была раньше, чем GPS и раньше, чем ГЛОНАСС, это система Аргос. Эта система изначально создавалась для того, чтобы следить за айсбергами, когда у вас есть передатчик, который посылает сигнал на спутник, и со спутника этот сигнал принимается в наземном центре, который в европейской системе Аргос научно-исследовательского центра находится в Тулузе, и там вы можете скачать эту информацию. То есть Аргос позволяет не птице знать свое местоположение, а вам знать положение птицы. Беда в том, что аргосовские передатчики не очень маленькие. Есть совсем уж маленькие 3,5 грамма, но они еще не очень хорошо работают. Самые маленькие аргосовские передатчики, которые работают надежно, это 5 граммов. Передатчик, который весит 5 граммов можно повесить на птицу, которая весит не меньше 100 граммов, то есть не больше 5%. Есть такое правило практическое, что можно не больше 5% добавлять к массе птицы. Есть Система GPS-логгеров, когда информация о том, где находится птица, записывается в датчик, но тогда вам нужно птицу поймать снова. То есть вы должны метить птицу, которая с большой вероятностью на следующий год вернется, и вы сможете ее поймать. Или может быть комбинированный датчик Аргос–GPS, когда GPS записывает информацию, а через Аргос она посылается на спутник, со спутника в наземный центр, с наземного центра вы скачиваете информацию. Вот такие передатчики весят довольно много – 30-40 граммов, его можно надеть на орла или лебедя, и они довольно дорогие: стоит около тысячи долларов один передатчик. Есть другие механизмы с помощью геолокаторов, они очень маленькие, вы надеваете на птицу датчик, который никуда ничего не передает, а пишет уровень освещенности. И зная, когда надели на птицу этот датчик и, зная, когда произошел восход, когда закат вы можете определять широту и долготу, исходя из таблицы восходов закатов и продолжительности длины дня. Это не очень точно, там ошибка будет в пару сотен километров, но для определенных задач этого достаточно. Если вы хотите узнать, зимует ли птичка в восточной или западной Африке, то это с помощью геолокатора вы сможете узнать. Геолокатор бывает маленький, его можно надевать на мелких воробьиных птиц. И кольца тоже. Все равно спутниковых передатчиков всегда будет надето мало, т.е. речь идет о десятках или сотнях, может, первых тысячах прослеженных треков. Это глубокие данные. А кольцевание, которое существует уже почти 120 лет – это широкие данные. Это данные о том, где помечены миллионы птиц, получены десятки тысяч дальних находок, и это позволяет получать данные с больших выборок, эти данные не очень глубокие, но они широкие.

С.Г.: Вы сказали, что нужно знать, что птица вернется на это место. То есть миграция птиц происходит точечно, то есть птице надо в одну точку лететь или направления достаточно?

Н.Ч.: Бывает по-разному. Это зависит от вида. Кроме того, если у нас птица родилась, например, как садовая славка, в Ленинградской области, осенью она летит в Африку. Большая часть ученых считает, что врожденной карты у нее нет, и что садовая славка летит по направлению, которое должно ее привести в те районы Африки, где она зимует. Весной эта славка уже знает, куда летит, то есть осенью она летит в места, где никогда не была (молодая птица). Весной она возвращается в район своего рождения или, если это взрослая птица, в район своего предыдущего размножения. Многие птицы проявляют очень высокую степень филопатрии, то есть верности Родине. Они возвращаются в район, маленький по сравнению с дальностью миграции, и гнездятся недалеко от того места, где они родились. А те птицы, которые уже размножались, они во многих случаях возвращаются очень точно туда, где в прошлом году они размножались, даже в том случае, если это не маленький остров, даже, когда у них есть другие варианты, когда им никто не мешает размножаться в ста километрах. Условно говоря, почему птице, которая в прошлом году размножалась в Лодейнопольском районе, в этом не размножаться в Тихвинском районе (районы Ленинградской области – прим. ред.). Однако, на практике получается, что птицы возвращаются очень точно в пределах одного километра из Африки. Что говорит о том, что у них есть достаточно точная карта и достаточно точная навигационная система.

С.Г.: Есть фильм, суть которого в том, что останавливается центр Земли, ядро. Магнитное поле теряется, и голуби начинают биться о небоскребы. Насколько это на самом деле реально может быть?

Н.Ч.: Ну, днем они не будут биться о небоскребы. Днем они видят, что это стена, и голуби, действительно, используют магнитное поле. Голуби – это вообще немножко отдельная история. Голуби и другие птицы используют магнитное поле и для компаса, и для карты, но речь идет, как я уже говорил, о дальней навигации. Птицы – животные, которые так же, как и люди, большую часть информации получают через зрение. Так же как и мы, это визуальные животные, и если птицы видят, что перед ними находится стена, они не будут об нее биться, как блондинка из анекдота, которой навигатор сказал повернуть налево, и она врубается в стену тоннеля. Птицы не будут так поступать. Магнитная информация используется голубями при хоминге, когда они возвращаются в голубятню. Хотя голуби – это немножко отдельная история.

С.Г.: Очень часто раньше люди с перелетом птиц связывали какие-то приметы, например то, что, если гуси улетели, жди первого снега. Насколько обоснованы эти приметы?

Н.Ч.: Для гусей, если это предсказание погоды на пару дней вперед, это может быть вполне обоснованно, то есть миграции птиц действительно связаны с синоптическими погодными условиями. Птицам действительно значительно проще лететь с попутным ветром, чем со встречным, поэтому, если движется синоптическая система с севера, то это обосновано. Идея о том, что по птицам можно предсказывать, какая будет зима, холодная или не очень не обоснована, потому что предсказывать погоду на несколько месяцев вперед невозможно никак, и птицы этого тоже не могут. Если речь идет о перемещениях синоптических систем в течение пары дней, то да, это вполне реалистично.

С.Г.: То есть, с грачами тоже не обоснованно? С грачами весна приходит.

Н.Ч.: «С грачами приходит весна» в том смысле, что птицы весной – это не только грачи, но и другие птицы, они стараются лететь с попутным ветром. У нас в Европе, как правило, юго-западные ветра для птиц, в метеорологии принято называть, откуда ветер дует, с юго-запада на северо-восток, юго-западным, а для птиц интересно, куда он дует. Ветер, который дует в сторону северо-востока, благоприятен для миграции, потому что с попутным ветром лететь легче, и этот же ветер приносит теплый воздух весной. Речь идет о барических системах на временном масштабе в пару дней. Так это вполне обоснованно.

С.Г.: Авиакомпании как-то считаются с миграцией птиц?

Н.Ч.: Авиакомпаниям есть большой смысл считаться с миграциями птиц, потому что, когда самолет летит на эшелоне, т.е. на высоте 12 тысяч метров, на такой высоте птицы не летают. Проблемы возникают во время взлета и посадки, потому что столкновение самолета с птицами может привести к тяжелым последствиям. Современные коммерческие лайнеры (есть правда, исключения, знаменитая посадка на Гудзон), не разобьются, даже если в двигатель попадет птица. Однако, это авиационное происшествие, и авиационный двигатель очень дорого стоит, поэтому в крупных аэропортах есть должность орнитолога, и проводится орнитологический мониторинг. Задача заключается в том, чтобы минимизировать вероятность столкновения самолетов с птицами. Это прикладная сторона изучения миграции птиц, которая имеет большое хозяйственное значение. Птицы наиболее опасны для военных самолетов, маленьких одномоторных. В Израиле была очень большая проблема, он потерял большое количество самолетов, но летчики успевали катапультироваться, но вы представляете, сколько стоит современный истребитель? Над Израилем идет очень интенсивная миграция птиц, и израильтяне специально изучали этот вопрос с целью минимизировать столкновения военных самолетов, потому что для военных самолетов это опасно совсем. Да это, конечно, имеет больше значение.

С.Г.: Человек может как-то повлиять на маршрут птиц?

Н.Ч.: Человек может изучить, когда происходит миграция. Человек может постараться разместить аэропорт в том месте, где нет скопления мигрирующих птиц. Человек может учитывать эти обстоятельства с помощью радаров. То есть человек не может изменить миграционные потоки птиц. Человек может их учесть, и планировать движение самолетов так, чтобы шансы столкновения с птицами уменьшились. Сейчас это не приводит к гибели людей, но это огромные деньги.

За стенограмму спасибо команде SciTeam

Птицы обладают довольно эффективной и высокоспециализированной пищеварительной системой, но время ее появление долгое время оставалось загадкой для ученых.

Совсем недавно палеонтологи обнаружили шесть окаменелых погадок. Так называют спрессованные непереваренные остатки пищи животного происхождения — кости, перья, хитин, отрыгиваемые некоторыми птицами. Погадки принадлежали 160-миллионному манираптору анхиорнису.

У современных птиц погадки образуются путем уплотнения в мышечном желудке, а потом срыгиваются через пищевод. Соответственно, их появление у теропод указывает на наличие антиперистальтики (перистальтики в обратном направлении) и мышечного желудка у этого подотряда. С другой стороны, в копролитах тираннозавров и других крупных теропод найдены фрагменты костей. Это значит, что эффективной антиперистальтикой и другими особенностями, являющиеся неотъемлемой частью образования погадок, целурозавры еще не обзавелись. Однако у них, скорее всего, уже был двухкамерный желудок, свойственный птицам.

Один из образцов окаменелых погадок обнаружили внутри скелета анхиорниса, с внутренней стороны позвонков. Состояла погадка из многочисленных костей ящериц, окруженных мелкозернистым осадком из непереваренных частиц. Причем идентифицированные кости указывают на то, что это были, по меньшей мере, три отдельные ящерицы, проглоченные в разное время.

Расположение окаменелостей указывает, что это не копролиты или просто содержимое желудков.

Авторы исследования провели дисперсионную спектрометрию. С помощью пучка электронов (в электронных микроскопах) или рентгеновских лучей (в рентгеновских флуоресцентных анализаторах) атомы исследуемого образца возбуждаются, испуская характерное для каждого химического элемента рентгеновское излучение.

Основная цель этого анализа состояла в том, чтобы проверить гипотезу, что вещество между костями ящериц в грануле было, по меньшей мере, частично получено из растворения костей кислотой желудка.

Спектры, полученные для образцов костей ящериц, очень похожи и отличаются от спектра, полученного для частиц, окружающих гранулы.

Эти результаты дают убедительное подтверждение, что материал между костями ящериц в погадке действительно является продуктом растворения костей, то есть, этот материал действительно получен из желудочных секретов и пищеварительных остатков.

Открытие погадок у анхиорниса проливает свет на эволюцию птичьей пищеварительной системы. Предыдущие исследования показали, что нептичьи тероподы делят с современными птицами некоторые характерные особенности, связанные с питанием и пищеварением.

Наличие гастролитов в нескольких филогенетически разрозненных группах теропод свидетельствуют, что у тероподов, вероятно, был двухкамерный желудок с мышечным желудком.

У анхиорниса погадки очень похожи на погадки современных птиц. Кости и чешуйки во всех этих гранулах сохраняют относительно гладкие поверхности, что говорит о коротком пребывании в желудке, как и у большинства современных птиц, сообщает Nature.

Анхиорнис представляет собой самого раннего теропода, который обладал как двухкамерным желудком и эффективной антиперистальтикой, так и низкой кислотностью желудка, что указывает на то, что специализированная пищеварительная система птиц присутствует у Paraves и даже манирапторов.

Сам анхиорнис — очень маленький ящеротазовый динозавр, достигавший 30-40 см в длину. Не смотря на название, именно ящеротазовые динозавры породили птиц, а не птицетазовые.

Анхиорнис был хищником, питался млекопитающими, ящерицами и рыбой. Рыба преобладала в их рационе, пять из шести найденных погадок содержали только рыбьи кости и чешую. Это достаточно удивительно, ведь анхиорнис имел густой перьевой покров на нижних конечностях, тогда как водные птицы обычно не имеют оперения ниже колена, а морда у него была недостаточно длинной для эффективной ловли рыбы.

Данные из недавно обнаруженных погадок и морфологии анхиорниса создают кажущуюся парадоксальной картину животного, которое было в основном рыбоядным, но плохо приспособленным для ловли рыбы.

Несмотря на большое количество данных, эволюция птиц оставляет много вопросов. На данный момент самой популярной теорией происхождения птиц является «с земли вверх» — перья у птиц появились в качестве термоизоляции, и лишь потом они их начали использовать их для полета. По этой теории первые птицы не умели лазать по деревьям, а взлетели сразу же с земли. Но благодаря найденному микрораптору вперед вышла гипотеза «с дерева вниз» — сначала птицы научились лазать по деревьям, потом планировать и только потом летать. В пользу этого говорит также способность птенцов современных гоацинов лазать по деревьям при помощи пальцев крыла.

Непосредственные предки птиц пока еще не установлены. Еще в 19 веке в юрских отложениях были найдены сначала отпечаток пера, а затем и два сравнительно полных скелета, по одному из которых был описан археоптерикс. Но в данный момент он не считается прямым предком птиц — археоптерикс представляет собой лишь боковую ветвь.

Источник: Paleonews.ru

Перевод: SciTeam