Насчет пункта - без тебя ничего не остановится. Дружил в свое время с одной женщиной, которая была и есть директор одного государственного учреждения в области средне-специального образования. Я - системный администратор, еще старой школы, начинал свой путь еще с конца 90х. Однажды пошел работать к ней, за весьма скромную зарплату, но при этом у меня была на обслуживании ещё одна контора, где и зарплата была хорошая и оборудование было не из дешевых (блейд-сервера, СХД, SAN-сети FC). Используя свой опыт и дружеские отношения, я организовал ей в учреждении сеть как у себя во второй организации, это была (и до сих пор есть) сегментированная сеть, с ядром, с кучей управляемых коммутаторов как L2, так и L2+, пара СХД от Huawei, даже ленточная библиотека HP имеется для бэкапов. Ну и однажды директор пригласила к себе на должность зама свою дальнюю подругу, которая стала потштату моим непосредственным руководителем и мы с ней мягко говоря не сошлись характерами и она сделала так, что мои дружеские отношения с директором перешли во враждебные. Потерпел я 3 месяца и решил их покинуть, никто не расстроился, ведь незаменимых людей не бывает. Я тоже, к слову, не расстроился, так как мне уже самому не хотелось мучиться с ними за такую скромную компенсацию. Но на этапе поиска нового сотрудника на обслуживание всего этого зоопарка они столкнулись с одной проблемой, человека с нужным опытом за их предложенный уровень зарплаты они найти не могли. В итоге приняли какого то парня, который им в результате развалил san-фабрику, накосячив с зоннингом, и похоронил всю виртуализацию, так как образы виртуальных машин хранились на СХД. Они обратились ко мне, с большой просьбой помочь им, не бесплатно естественно, я согласился. В итоге с тем парням попрощались, как с не прошедшим испытательный срок, а мне предложили снова остаться на совмещении, отношения с директором стали гораздо лучше и сохраняются по сей день.

Пишу потому что искренне раскаиваюсь в том что сделала и сказала, и никак не исправила это сразу, потому что вижу сколько боли причинила любимому мужу.


Завела меня моя «свобода» на корпоратив, где я до беспамятства напилась.
Домой вернулась не поздно, но в дичайшем невменяемом состоянии, шла пешком и видимо падала по пути потому что ноги были в синяках, одежда в грязи. Говорить не могла, дверь парадной открыть не могла, материлась, блевала и не хотела помогать мужу в его попытках облегчить мое состояние.
Надо отметить что муж, золотой человек, справился отлично (иначе и быть не могло, он не из тех кто оставит без помощи) и утром о моем поведении мне напоминало отсутствие части воспоминаний, похмелье и синяки на коленях.
Но пост не совсем об этом.
С некоторого времени в нашей семье принято разговаривать о том что произошло и кто что в связи с произошедшим чувствует.
И в этот раз мы говорили. Говорили о том насколько неприемлемо так напиваться и о том как все могло произойти в самом худшем случае.
Говорил муж о своем детстве которое не хотел бы вспоминать, о тех трудных для ребенка временах когда он видел свою маму в том же состоянии: пьяная, грязная, не соображающая, иногда с очередным мужиком. О том что образ меня в невменяемом состоянии ассоциируется теперь с ней, с матерью трагически погибшей в таком же состоянии.
Моего любимого накрыли эти воспоминания появилось раздражение от страха за меня и за то что со мной могло произойти.
И вот в этот момент, момент обнаженной страдающей души я говорю:
…«Нужно решить что сделать и как дальше быть чтобы очистить мой образ от образа шлюхи»…
И именно за боль от этих слов мне не искупить своей вины, за то что сказала по сути ему что он шлюхин сын, за то что он почувствовал в этот момент. Ведь в итоге с моей стороны это предательство долгих совместно прожитых лет, предательство любви, внимания, нежности и терпения. Утрата надолго доверия мужа к моим словам и действиям.
Хуже только то что я не могу остановиться, «косяки» продолжаются, пусть другие, но они все о том что я предаю наши договоренности, или делаю что то без предварительного обсуждения. Это как рана с которой срываешь корку, вот только каждый раз страдает любимый человек.
Я осознаю через что проходит муж из-за моих ошибок, вижу какие чувства испытывает и больше не хочу вызывать в нем этих чувств.
Сожалею о сделанном-да, но сожаления мне мало оно поверхностно.
Я раскаиваюсь, проживаю свой поступок и его последствия.
В том числе каюсь публично, так чтобы в яму вместе с моим поступком легла и моя гордость.
Стыдно просить мужа о прощении и принятии, но я буду, потому что это в том числе построит заново границу которую я нарушила.
Я буду пытаться стать внимательнее, нежнее и лучше, и буду надеяться что мое исправление будет принято мужем. Верю что его прощение свяжет нас новыми чувствами.

Привет!
Меня зовут Яков. Мне 33, рост 175, женат не был, детей нет, живу в Химках, работаю юристом и увлечён своим делом.
Нравится узнавать, что-то новое, бывать в необычных и интересных местах.
Люблю на досуге посещать театры, музеи, выставки, концерты, посмотреть кино и сериалы, что-нибудь почитать так, что будет замечательно если ты любишь искусство.
Хочу найти такую же девушку.
ТГ: @Fa1sum

Хоронили Сергея Петровича Гладкова без оркестра и батюшки. Строго, скупо, быстро. Пара-тройка коллег, дочь Натэлла и бывшая сиделка Галина Степановна – вот и все, кто присутствовал на скорбном мероприятии. Пока опускали гроб с телом в мягкую песчаную землю, все думали о чем угодно, только не о Сергее Петровиче лично.

Коллеги волновались: кто займет место покойного? Фирма немаленькая, денежный оборот огромный. Хозяин был суров, оборотист, но справедлив. И, главное, зарплатой не обижал. А если наследство перейдет дочери, то как она распорядится с делом отца? Продаст бизнес или сама встанет во главе? Ох, час от часу не легче… Пронеси Господь, как говорится…

Дочь размышляла о том же самом. Заместитель ей сразу не понравился. С ним будет чрезвычайно сложно. Но концепцию необходимо менять – все в мире меняется. А этот, отцовский выкормыш, поддаваться не пожелает – упертый. Придется убирать, ну а за ним потянутся корешки недовольных. Новая метла… Ох, как не хочется быть стервой, богатенькой доченькой-наследницей, и все такое, прочее… А ведь будут шипеть, будут пальцем показывать… Продать бизнес к чертям собачьим и вернуться в Европу? Нетушки, дудки, дорогие господа… не дождетесь.

А сиделка ни о чем не думала. Она просто смотрела, как с дерева на дерево перескакивает шустрым огоньком озорная белочка. Вот она присела на суку прямо над могилой, вглядываясь в лица участников похоронной процессии. Потом презрительно циркнув, ускакала, мелькнув хвостиком: мертвым лежать, живым – жить.

После оглашения завещания пришлось вызывать скорую – Натэлле стало плохо. Дежурные скорой покачали головами: девушке всего тридцать лет, а уже такая расшатанная нервная система. Совсем никуда не годится. Хотя, было от чего потерять сознание.

Все активы и недвижимость, все, что заработано тяжелым трудом Гладкова и «Ко», по завещанию было оставлено… сиделке! Натэлла помертвела даже, а на лице – ни кровинки!

Конечно, скандал! Журналисты плотным кольцом окружали Галину Степановну, которая зайцем металась за живой людской оградой, жужжавшей бесконечным потоком вопросов. Ей удалось выкрутиться, вырваться и испариться. Представители «второй древнейшей», словно рой шершней, налетели на Натэллу. Та вяло отмахивалась. Что говорить? Нечего! Мошенничество чистой воды. Произвол! И это, заметьте, не девяностые!

За неделю Натэлла кое-как пришла в себя и снова пригласила журналистов. Нужно было выходить на необъятные просторы интернета, на обжитые нивы телевидения, как регионального, так и федерального масштабов. Милая, совершенно растерянная, она с трудом подбирала слова, пытаясь объяснить ведущему крупного телевизионного канала, как такое вообще могло произойти.

- Я не понимаю, - сбивчиво рассказывала Натэлла, - папа нанял эту сиделку в очень хорошем агентстве. Рекомендации у Галины – железные. Опыт работы – колоссальный. И стаж – тоже. Папа был доволен Галиной. А ему очень трудно угодить, поверьте. И чтобы он, находясь в здравом уме и трезвой памяти, составил немыслимое по глупости завещание… Это просто не укладывается в моей голове!

Натэлла осталась практически нищей. Ну, что там у нее было: жалкая квартирка в Варшаве, где она жила в последнее время. Пара тысяч долларов на счету. Муженек, ушлая скотина, обобрал ее до нитки. Прав был покойный отец: не стоило связываться с этим Виславом. Натуральный альфонс. Господи, ну почему она такая несчастная? Бог с ним, с Виславом, переживет как-нибудь. Но отец? Родной отец! Как он мог с ней так поступить? Ведь он любил ее, единственную дочку. Любил, баловал и понимал! Ближе человека просто не было на Земле!

Натэлла горько плакала в подушку. Бедный папка! Как же она так промахнулась с выбором сиделки! Ведь это она, подлая, опоила чем-то сильного и умного мужчину! Ведь это она состряпала подлое завещание! Наверное, издевалась над беспомощным больным все время, пока была рядом. У Натэллы холодок пробежал по спине – сколько фильмов снято на такие темы, сколько написано книг! Как можно так слепо доверять чужому человеку?

Галина звонила каждый день с подробными отчетами и фотографиями: вот она везет Сергея в больницу, вот улыбающийся доктор-профессор, между прочим, медицины, проводит консультацию. Первая операция. Вторая… Папа выглядит очень хорошо. Папа завтракает. Папа ужинает. Папа на прогулке. Папа читает. Папа у моря. И рядом – она, Галина, добрый ангел семьи.

Журналисты с ног сбились, разыскивая сиделку. Оказалось, все это время Галина Степановна пряталась за высоким глухим забором особняка Гладкова. Телефонные переговоры ничего не дали. Юристы покойного наперебой галдели: все документы подлинные, никаких махинаций, чисто. Сергей Петрович, несмотря на тяжелое онкологическое заболевание, был в полном адеквате.

- Что вы нас за дураков каких-то держите? – холодно отбивался от назойливых искателей правды нотариус Васильев, - мы свою работу знаем. И терять доброе имя не собираемся. Вы только послушайте фамилии людей, с которыми работаем! Нет, вы послушайте! Надеюсь, прочтение списка клиентов подействует на вас, уважаемые, хм, господа, подействует отрезвляюще!

Натэлла хваталась за голову – это какой-то сюр! Так не бывает! Она сидела на кладбище возле могил отца и матери, раскачиваясь, как китайский болванчик.

- Как же ты, папа! Как? За что ты так со мной? – спрашивала она у фотографии, где Гладков, еще молодой и здоровый, задорно улыбался своей дочери. Улыбался и молчал.

- Мамочка, милая, - обращалась Натэлла к матери, красивой и такой еще юной, - помоги! Помоги мне! – Натэлла переходила на рыдания.

Нет. Не поможет ей мама. Не знают они с мамой друг друга: умерла мамуля Натэллы при родах. Вот и пришлось отцу воспитывать девочку в одиночестве. Никаких других женщин в жизни Гладкова больше не существовало! Только дочь и работа! Как же удалось этой хитрой змее влезть отцу в доверие, свернутся у него в сердце холодным чешуйчатым клубком, выпивая день за днем его жизненные силы и здоровье?

***

Галина Степановна с раздражением отбросила от себя мобильник. Все ополчились против нее. Дома, в кирпичной хрущевке, от соседей – никакого проходу. На двери квартиры намалевано краской – «С.ка». В социальной сети страничку, где зарегистрирована Галя, буквально придавило негативными комментариями, где «с.ка» - самый мягкий и безобидный. Встречались выражения и другого характера: многие относились к богатой наследнице с восторгом.

- Во, молодец баба! Окрутила мужика!

- Так и надо дочке! Ишь, ты, понаехала, понимашь, за наследством. А и фиганьки!

Случались и благоразумные, осторожные вопросы:

- А как часто появлялась дочь в доме больного отца?

И правда, а как часто она появлялась? Галина бы ответила: а никак! Но оправдываться ни перед кем не хотелось. Натэлла – единственная, избалованная до невозможности. Сергей до последней минуты ждал ее, звал, просил позвонить. И Галя до последней минуты звонила, писала, умоляла…

- Мне некогда, я на конференции, - отписывалась Натэлла.

Галина, тупо уставившись на экран телефона, не знала, что говорить Сергею. Какая конференция? Что за бред? Было видно: дочь не желает. Не хочет. Это так скучно – слушать жалобы и видеть вместо сильного властного мужчины дряхлую развалину.

Галя на ходу придумывала отмазки – вместо Натэллы (если уж ей самой лень их придумывать). Сергей верил и не верил. Точнее, хотел верить, что это так: что граница закрыта из-за пандемии, что граница закрыта из-за санкций, что просто сломался самолет, и поезд сошел с рельсов. Что страшно ехать одной. Что… Аннушка разлила масло…

Сергей терпеливо ждал. Плакал, как школьник, утыкаясь в хрустящую накрахмаленную подушку, не желая принимать некрасивую правду.

- Галь, за что? За что ТАК- ТО, Галь? – она держала его сухую ладонь, гладила по обритой голове и целовала его слезы. Ну как еще-то успокоить его? Как еще показать, что этот большой, ослабевший от нескончаемой, несмотря на сильные обезболивающие препараты, мужчина – любим. Все равно любим. Пусть не дочерью, но… Галей!

- Ты простила меня? Простила? – заглядывал в ее сухие глаза своими воспаленными глазами Сергей.

- Да, Сережа. Я давно тебя простила, - отвечала она.

Простила. Безусловно. Давно, еще в девяностых. Тогда Сергей не был несчастным существом, бессильно мечущимся на идеальной, подогнанной специально под Сергея, кушетке с идеальным постельным бельем. Тогда он был лихим и бесстрашным, как и время, в котором он жил.

Галя помнила его девятку (вишневую, конечно), запах салона девятки (терпкий мужской одеколон), помнила его самого. Светлорусый ежик на голове, голубые «левайсы» и кожанка. Светлые кроссовки. Золотую цепь… Эта цепь касалось Галиной груди, когда… Все так просто было тогда. Он подкатил на своей девятке, а она, не раздумывая, села в машину. Еще радовалась: этот парень так красив, так крут… Дура!

Больше встреч не было. Никогда. Ну зачем она Сергею? Сергей строил карьеру. Уже через год он сменил вишневую девятку на белый опель. А она меняла пеленки под маленькой Наташкой. В убогой комнате ветхой общаги, населенной, в основном, наркоманами и алкашами. Потолок тек, краны текли, а в туалет было страшно заходить: алкаши, то и дело, промахивались мимо изгаженного унитаза.

Наташка болела, хирела и медленно умирала в продуваемой сквозняками комнатке. В итоге – тяжелое воспаление легких . Такой крошке – и такая жизнь? Пока врачи вытаскивали ребенка с того света, обезумевшая Галя каким-то чудом прорвалась через охрану офиса Сергея и упала на колени перед ним.

- А почему моя? – привычный вопрос мужика. Но Гале не до обид. Она готова была вылизать его кожаные ботинки, ноги мыть и воду пить готова была!

Он смилостивился. Небрежно кинул ей пачку банкнот (как собаке). А потом явился в грязную халупу. Маленькую Наташку к тому времени выписали. Брезгливо отодвинул краешек одеяла, вгляделся в детскую мордочку и… оттаял.

- Ой, крошечка! Как ты на мою сестренку похожа! Те же глазки, и носик...

Он даже разрешения у Гали не спросил: поднял девочку на руки и унес. Мать рванула следом: растрепанная, в одном халатике. Алкашня расступалась перед Сергеем, прижимаясь к обшарпанным стенкам общажного коридора.

***

Нет. В новом доме для Гали места не нашлось. Ни в качестве жены, ни в качестве няни. Даже в прислуги Сергей ее брать не пожелал.

- Вот что, дорогая, - сказал он, - сделаем так. Я плачу тебе немаленькую сумму. А ты исчезаешь из нашей жизни! Купи себе нормальное жилье, заведи нормального мужика, роди ему детей, но про Натэллу забудь. Ок?

У Наташки, оказывается, новое имя…

Галя не успела подумать. На руку легла увесистая пачка. Тяжелая пачка денег. Ее будущее. Ее – жизнь. Нормальная спокойная жизнь! И она приняла условия Сергея, положив пачку в сумочку и прижав сумочку к груди. Наташка Гале больше не принадлежала.

Быстренько состряпали историю про смерть молодой красотки. Нашли даже какую-то модель для фото на могилке. Сергей придумал себе жизнь одинокого папаши, воспитывающего юную принцессу.

А Галя… Галя купила себе квартиру, обзавелась мебелью и коврами. Утром убегала в терапию, ставить уколы бабкам, забивающим своими старческими мощами каждый уголок отделения. Зимой тут – не продохнуть, ни протолкнуться. Зато летом немощные бабки мощным косяком улетали на свои загородные участки, где совершали стахановские рывки, божьи одуванчики, блин.

Через сутки Галя, толком не выспавшись после смены, отиралась в кустах у забора Сергея. Наблюдала за дочерью. Иногда ее вывозили за забор – на белый свет. Так она и росла под Галиным присмотром из-за кустов.

Немудрено, что выросла настоящая принцесса. Красивая, милая, нежная. Но совершенно бесчувственная к страданиям других. Что теперь-то жаловаться папаше?

Галю он разыскал, когда узнал о своем заболевании. Ну а что? У Гали опыт. И душа у Гали, оказывается, тоже есть. А он и не знал… Он даже пытался «подвиг» тридцатилетней давности повторить. Правда, ничего не вышло – слаб. Галина Сергея тогда мягонько отодвинула и закутала одеялком: спи, герой. Я тебя и так люблю.

- Правда? – и опять мужские слезы, сопли.

Какое жалкое зрелище, Боже мой…

Но… Что было, то прошло. Милость к падшему – не пустой звук. И благодарность падшего – тоже.

Так Галина стала наследницей.

- Следи за Натэллой, Галенька. Ты одна у нее осталась. Не оставь ее, Галя. Наследство все тебе, потому что она глупая еще. Ее хахаль все в своей Варшаве промотает. А ты сохранишь. Сохранишь, я знаю. Только… Только не говори, что ты – мама. Не надо, - вот и последняя воля покойного. Вот тебе и благодарность. Даже на пороге смерти Сергей не пожелал равняться с прислугой. Не такой он, видите ли…

Такой, такой… Ты даже представить себе еще не можешь. Хотя, ТАМ тебе все популярно уже объяснили, наверное.

***

Галина уже и сама привыкла к деньгам. Оказывается, это восхитительно удобно. Хоть и страшно временами. А Наташка пусть помыкается немного, вкусит пудов соли и слез. Позабудет своего… как его, Вислава, что ли? А потом Галя познакомится с ней заново. Покажет ей письмо отца, где он рассказал всю правду и поставил условие: или Натэлла продолжит его дело, слушаясь опытного заместителя, или…

В общем, все у девочки сложится хорошо. Все изменится в лучшую сторону. Даже имя.

Галина решила потерпеть еще двенадцать месяцев. Наверное, хватит девочке времени, чтобы образумиться.

Автор: Анна Лебедева

Начало

Женщина 30 лет

— Я долго думала над вашими предложениями, - Светлана немного замялась. - Вы поймите меня правильно, они все были неплохи, но я боялась взяться за какое-то конкретно. Но потом, после долгих раздумий, все же решилась открыть мастерскую по ремонту электроники.

— Насколько я помню - это не совсем соответствует вашей специализации.

— Так и есть, но я залезла в интернет, на ютуб, насмотрелась там всяких разных видео, прикупила несколько книжечек и спустя пару месяцев начала чувствовать себя вполне уверенно.

— А как вам удалось найти помещение и дать рекламу - учитывая ваш скромный бюджет?

— Вы не поверите, но мне помог бывший парень, - усмехнулась она. - Мы расстались в не самых лучших чувствах: я была обижена на него за излишнюю инфантильность, он оказался эдаким маменькиным сынком, а он не видел во мне поддержки, какую хотел бы иметь. Мы поссорились, я собрала вещи и, хлопнув дверью, ушла. И вот, спустя три года, ко мне поступает заказ на ремонт из того же подъезда, где находится его квартира. В любом другом случае я бы отказалась, но мне очень были нужны деньги, поэтому я, скрепя сердце, отправилась по адресу, надеясь не встретить Виталика.

— Но у вас это не получилось.

— Столкнулись лицом к лицу, когда я выходила из лифта на обратном пути. Он оказался очень удивлен моим появлением, а я что-то промямлила в ответ и тут мой живот предательски заурчал - время было уже послеобеденное, а у меня с утра во рту ничего не было. Он ухмыльнулся и предложил зайти к нему покушать, все-таки не чужие друг другу. А я почему-то согласилась и оказалось, что после нашего расставания он сделал выводы и начал потихоньку выскальзывать из-под маминого крылышка: научился готовить, самостоятельно делать уборку в доме, стирать и гладить. Уволился из той самой фирмы, где мы вместе работали и нашел себе другое место, подальше от родственников.

— Как он отнесся к вашей новой профессии?

— Он был, мягко говоря, поражен, хотя я думала, что он был в курсе - эту новость наши знакомые мусолят с тех самых пор как я ушла из бухгалтерии. На мой вопрос он сказал, что очень любил меня, но раз все закончилось, то решил, как говорится: «С глаз прочь - из сердца вон» и прекратил полностью интересоваться тем, как я живу и чем занимаюсь. Даже друзей заставил молчать, чтобы не думать обо мне.

— На самом деле - довольно смелое и правильное решение, хотя и сложное.

— В итоге он предложил мне в безвозмездное пользование свой гараж, находящийся на нижнем этаже многоквартирного дома, в паре кварталов от его жилища. Сказал, что я могу переоборудовать его в мастерскую и через годик, когда немного раскручусь, начать платить за аренду. Машину он свою к тому времени продал за ненадобностью, поскольку новая работа оказалась гораздо ближе и до нее было проще дойти, чем доехать.

— Весьма опрометчивое решение для человека, который хотел максимально отстраниться от вас.

— Я сразу поняла, что задела его чувства и согласиться на это предложение - значило разбередить старые раны и, возможно, подарить ему надежду на возобновление отношений, чего я сама на тот момент не хотела. Но мне к тому времени было совсем тяжко с финансовой точки зрения, поэтому я согласилась, хотя это было эгоистично и неправильно.

— В таких случаях тяжело поступать по совести.

— Если уж мы заговорили о совести - то она начала гложить меня вдвойне, после того как он притащил мне пару огромных баннеров с рекламой и завел для меня страничку в соцсетях с подключенной контекстной рекламой. Впрочем, благодаря вашим идеям, у меня начало неплохо получаться и вскоре я уже могла нормально зарабатывать, а значит, хотя бы как-то выплатить свой долг перед ним.

— Которая из моих идей выгорела?

— Попытка использовать знакомый всем образ женщины-ремонтника. Я выбрала Гайку из мультика про Чипа и Дейла - нашла себе сиреневый комбинезон и придумала очки на голову, плюс отпустила волосы, благо цвет у них и так подходящий. Назвала мастерскую «Гайка» и сделала характерные фото для рекламы - и вы знаете, это сработало! Народ начал приходить хотя бы для того, чтобы поглазеть на меня. Я в какой-то момент даже специально начала мазать лицо мазутом и купила у одной косплеерши накладные уши, чтобы максимально соответствовать образу.

— Гайка действительно подходит вам и по образу, и по истории персонажа. Рада что у вас все получилось! А что насчет дискриминации, на которую вы жаловались в прошлый раз?

— По первой я просто врала - если клиент возмущался или не желал отдавать технику в мои руки, то я говорила, что только принимаю ее и записываю в журнал, ремонтом же будет заниматься мужчина. В этот момент человек расслаблялся и дальше все шло хорошо. Но чем дольше я работала, тем реже сталкивалась с этой проблемой, так что да - время и репутация могут быть сильнее предрассудков.

— И все же, что-то вас гнетет, раз уж вы снова пришли ко мне. Может быть дело в вашем бывшем?

— Я думаю, что он достаточно сильно изменился чтобы мы могли начать все сначала. Да и я не стояла на месте - между той девушкой, что жила с ним полгода, и той, кем я стала сейчас, по-настоящему большая пропасть. Вот только я не уверена, что хочу входить в ту же реку второй раз. Мать меня отговаривает, подруги тоже, да и сердце мое говорит что-то странное. Может быть, вы посоветуете - как мне поступить, чтобы потом не жалеть?

Мы живем среди людей. Важно понимать и принимать их. Но это не обязывает нравиться всем и менять себя только потому, что так хотят другие.

То что жена его любит и верна ему, Саня знал, на сто процентов, но...

Вот это, но, большое такое жирное, не давало ему покоя.

Жена у Сани была красивая, даже очень.

Он сам себе не верил, что такая красота живёт у него, Сани Иголкина дома, что вот эти глаза смотрят на него, только на него и не просто смотрят, а с любовью.

Эти руки гладят его, Саню, губы целуют только его и всё, всё, всё это его Санино.

Не верит Саня сам себе, вот хоть что ты...

А другие и подавно не верят, даже мать Санина, тётка Прасковья, она тоже не верит.

- На чёрта ты её приволок Сашко? На погибель сабе, али чё? Игде твои глазаньки были, нешто не видал каку жароптицу в дом ташшышь?

-Та мама, ну что вы?

-Та нячё, нячё, Сашко, а погубит она тя, от помяни моё слово, нет мояго матяринскага благославеня, нет, нет и нет!

Жаловалась тётка Прасковья, что не мог Сашко девку из ровных себе взять, лучше бы какую кривую, косую или гулящую, да только не эту.

Говорила, что даже глазам больно, на красоту такую смотреть.

Мол, как заговорит, так огонёк в лампе колеблется, всё в руках горит, рукодельница, готовит, шьёт, вяжет, вышивает, да только не ко двору, не нужна такая и даром.

Без друзей Саня остался, тоже благодаря жене, кого жёны отвадили, а кого и сам, даже с братом старшим поссорился, увидит Веру Сёмка и встанет столбом, любуется.

Саня раз сказал, другой, а на третий подрались, с братом-то, жена Сёмкина, рябая Варвара, прибежала, хотела Вере волосы драть хорошо мать дома была, не дала.

-Убью, убью, - визжала Варвара, - одного тебе мужика мало? Мово хотела забрать, от тебе, накося, выкуся, - Варвара плюнула на ладошку и скрутив фигу, показала её испуганной Вере.

Кричала и визжала рябая Варвара на всю улицу, привлекая к себе внимание людское, хоть и знали все что не виновата Вера, однако сочувствовали рябой Варваре, а не Санькиной жене.

Нет дыма без огня, так порешали.

-За что она меня так, матушка, - плачет Вера.

-Знамо естя за што, видима хвостом крутила, аки лясица, от Варькя и прибёгла, она за Сёмку глотку перегрызёть, а ты, ото поменьше глазюками зыркай, да мужика свово почитай, оно лучша будеть.

Санька уже знал, что Варвара прибегала, пожалел жену наедине, а при матери построжился, мол надо с роднёй общий язык находить.

На следующий день напекла шанег Вера, да и отправилась к сношеннице, мириться мол.

Да та как заехала ей этой миской в лицо, губу разбила, орала будто режут.

-Ах ты же бесстыжая, мало я тебе волосьев потрепала, - врала рябая Варвара, - а ты бесстыжая ишшо и в дом мой завалилась, хорошо тебе с моим мужиком на постели супружней было валяться? Хорошо?

Шла Вера под неодобрительными взглядами соседей, все знали, что врёт рябая Варвара, все знали для чего пришла Вера, а всё же осуждали Веру, а Варвару жалели, Вера чужая, а эта своя.

Врунья, заполошная, дурная баба рябая Варвара, да своя.

А Вера чужая.

Да ещё и красивая.

Орала вечером благим матом рябая Варвара, когда Сёмка её вожжами волтузил, на коленях стояла, за ноги цеплялась, молила Христом Богом, а через два дня опять сплетни про Веру понесла, подлая баба, а всё же жалеют Варвару, а не Веру, из-за неё Сёмка, из-за Верки этой Варвару лупцует.

Дошло до того, что перестали Саньку с Верой в гости звать, один приходи, а с женой нет.

Начал Санька попивать немного, да жене то леща даст, то ткнёт, то щипнёт.

На свадьбу к Санькиной сестре двоюродной поехали, в соседнее село, так еле живая добралась до дома Вера, даже свекровь напугалась, а уж Санька как проспался, то и вовсе, волком выл и волосы на себе драл.

Избил он свою Веру, все мужики, мол, пялились на неё, а ему стыдно от этого было.

Вот он её и возюкал все двенадцать вёрст, то пинал, то впереди лошади заставлял бежать, подгоняя кнутом, раз по лошади, два раза по Вере.

Ночью вышло из Веры что-то, вся кровью залилась, пока пьяный Санька спал, фельдшер, за которой сбегала свекровь, сказала, что ребёнок вышел, выкидыш.

И будут ли дети ещё у Веры, то на воде вилами писано.

Выл Санька, волком выл, пальчики Верочке своей целовал, на мать прицыкнул, сказал хоть слово против жены ему или кому скажет придушит.

Вот так -то мать родную и придушит, но послушала старая, старалась язык на замке держать.

А через пару месяцев на концерт в клуб пошли, Вера пела хорошо, да Санька ни-ни, не разрешал, ну вот пошли, а там приезжие из района и один Веру увидел, аж ножками засикотил.

-Вера Алексеевна, вы ли?

-Я, Андрей Парфёнович.

-Красавица вы наша, а мы все гадаем куда вы подевались? А вы в глуши, здесь...

-Да, вот замужем, муж мой, Александр Максимович Иголкин.

-Иголкин? Это не тот ли Иголкин, комбайнёр, стахановец?

-Да, это мой муж...

-Даааа, вон как судьба распорядилась. Что же, желаю счастливой жизни, с комбайнёром и стахановцем, Александром Максимовичем Иголкиным...

-Спасибо, вам тоже счастливо.

Заело Саньку, чем он хуже этого лощёного? Зарабатывает хорошо, может позволить жене не работать, а дома...Дома сначала допрос Вере учинил, а потом...Потом по лицу ударил, в плечо толкнул и под дых дал.

Закричала Вера, словно птица раненая, да выскочила в чём, была, убежала вдоль по улице.

Не погнался Санька за ней, а куда ей деваться? Ну побегает, к речке может спустится, повоет у ветлы, да домой и вернётся.

А бабу, её учить надо, тогда шёлковая будет.

Выпил ещё самогона и спать завалился.

Проснулся утром, башка трещит.

-Вера...Верочка, дай рассольчика, милая.

Тишина, мать у сестры третий день в гостях, а где же Вера? В магазин может пошла? Так туфли вон стоят и плащик висит и сумочка, ну да, сумочка, модная она у него, жёнушка, сумочку всегда с собой носит, там ничего такого, в той сумочке, он Саня сам смотрел.

Кошелёчек маленький, зеркальце, что нос не увидишь, пудра какая-то, да помада, а ещё духи маленькие.

Пойдут куда, она Вера вот с этой сумочкой.

-Та на чёрта она те сдалась, Вер?

-Так положено Санечка, - смеётся.

-Та, кем положено, Вера? Не видал ни одной бабы в деревне чтобы с собой авоську носили, ха-ха-ха, - смеётся Санька.

Может Вера наконец-то начала как все бабы, нормально ходить в магазин, с авоськой в кармане?

Вера не пришла через час, и к обеду, а к вечеру всё село знало, что от Саньки Иголкина жена сбежала с городским полюбовником, ждал он, мол, её, в защитке, что в конце села.

Подхватил на руки, то кружил, то целовал - миловал, сели в машину чёрную и уехали.

Кто это сказал?

Так рябая Варвара.

Многие видели, как бежала в слезах, босая, в одном разорванном платьишке Вера, как выбежала на дорогу и упала, как раз артисты, что из района приехали, отъезжали от клуба, выскочили, на руках её без чувств в автобус занесли и уехали, но...

Вера чужая, а Варвара рябая и Санька, и тётка Прасковья, Санькина мать, они свои.

Ну и что?

Подумаешь, погонял мужик немного, знать за дело...

Через две недели приехали хмурые, здоровые ребята, братья Верины и тётка с ними Верина, за вещами и документами.

-Смотри, не приезжай лучше в город... увидим...плохо будет.

-Где жена моя?

-Забудь.

-Эээх, ты. Кусок золота тебе дали, с конскую голову, а ты всё профукал, тьфу на тебя, ярыжник, найди по себе бабу, вон косоротую Дуньку, что песни у вокзала поёт, вот тебе пара, загубил девку, ирод, - плюнула тётка Саньке под ноги и пошла в машину.

-Энто ж Санькя ей вешши куплял, - встряла мать.

— Это всё Верино, пусть забирают, - махнул рукой и ушёл в комнату.

Два дня лежал, на работу не ходил.

-Ооой, ооой, - причитала тётка Прасковья, -сглазяли, ироды, ооой, батюшки, - и бегала к старухе Вороновой за святой водичкой, чтобы умыть Саньку.

Говорила яму, ня ездий ты Санька, в энтот город, ня вязи энту фифу, ооой.

Пока мать выла, да причитала, пыталась снять порчу с сына, Санька встал, взял верёвку и пошёл в сарайку, хорошо девка Полозова заметила, как закричит, за ноги держала Саньку, подняла и держала, откуда только сила в девчончишке взялась, пока мужики прибежали да, отрезали ту верёвку.

Живой Санька, только горло немного повредил, хрипел долго.

Спасительницу потом отблагодарил, конфет ей шоколадных целый подол насыпал, да отрез штапельный на платье подарил.

Она потом, как подросла, в платье из того отреза, на свиданку к Саньке бегала, да вот так.

Вырастил можно сказать себе невесту.

Замуж за Саньку потом вышла, детей нарожала.

Как -то девчонка их с Санькой дочка, нашла фотографию старую, да матери принесла.

-Мама, а кто это, артистка такая красивая?

-Так, тётка чужая. Положи, где было или лучше дай мне.

-Не дам, - дочь спрятала руки за спину, - ты в печке сожжёшь.

- Убери сглаз моих, увижу...сожгу.

Спрятала маленькая Верочка фотографию своей чужой тёзки, ничего сделать жена не могла с Санькой, сказал Вера будет, хоть что ты ему, и плакала, и пыталась на свой манер, Танечкой звать, как глянул раз, будто холодом обдало, руку на жену не поднимал ни в коем случае, а так посмотрит...Лучше бы ударил, думает иной раз жена.

Так у Иголкиных своя Верочка появилась, родная.

Супругу свою первую так Санька и не видел больше, однажды были с женой в городе видел он, как из магазина вышла женщина красивая, такая что дух захватывал, а следом девчонка, шибко на ту женщину похожая и ещё на кого-то, Санька чуть шею не свернул.

-Санька, - услышал он красивый, до боли знакомый голос, - ты чего там плетёшься, давай быстрее, нам ещё надо к бабушке с дедом поехать.

-А папа?

-Папа позже подъедет.

Обернулась женщина, в лице поменялась на секунду, села быстро в машину и девчонку затолкала.

Приехал домой Санька, нашёл фотографии свои детские, немного, одну в год по мере того, как рос Санька, у всех так было...так вот кого напоминает девчонка...его Саньку, вот он в четырнадцать лет...

Ушёл на речку, волком выл, песок в рот себе толкал... руки все посодрал.

Дочь, это его дочь, да как скажешь...Кому?

Не сберёг, это же она тогда...беременная от него, от Саньки...Ведь любила его Вера, любила сто процентов, а он дурак...

***

-Мама?

-Да?

-Тот дяденька...

-Какой дяденька? Санька?

-Там у магазина...ты будто призрак увидела, кто он?

-Откуда же мне знать Санька? Разве я могу знать всех дяденек в городе?

-Он смотрел на тебя, а потом на меня, мне показалось что-то знакомое в его лице.

-Да? Странно, все люди делятся на типажи, скорее всего тот дяденька похож на кого-то из знакомых тебе, Санька.

-Да? А мне показалось что он...похож на меня.

-С ума сошла? У того дяденьки были усы, а у тебя нет, - смеётся Вера.

-Мама, а откуда ты знаешь, что у него были усы? Ты его тоже заметила?

-Санька, у всех дяденек есть усы.

-Не у всех, у папы нет...Мам, а тот мой родной папа, он точно умер?

-Точно. Всё, хватит это уже не смешно.

- А я и не смеюсь...Я до пяти лет его ждала и верила, что это ошибка, а потом ты вышла замуж за папу Андрея, я тогда перестала его ждать.

-Я тоже, - подумала Вера, - я тоже...

....... автор - Мавридика де Монбазон 

Лёша ненавидел своего деда. Каждый день он плевался словами: Падла он! Достал уже всех, на пол нассал! Тварь, скорее б сдох!! И всё в том же духе..

Дед был отцом папы Лёхи. Он схоронил жену и жил сначала один, но быстро начал слепнуть, чтобы что-то рассмотреть на столе низко склонялся, да так и стал согнутым, как говорил Леша. Потом пошли проблемы с почками и ещё чем-то. Энурез... Короче, разваливался старик.

Дом его сын продал и забрал отца в трёх комнатную квартиру. Деда поселили в комнате с Лёшкой, т.к. вторая была занята старшей сестрой-студенткой, а третья была и гостиной и спальней родителей, где Лешка и проводил большую часть времени, т.к. с вонючим дедом итак приходилось спать в одной комнате.

Взрослые особо не ухаживали за ним: он же ходит сам, моется, ест. Чего ещё-то? А дед не хотел мешаться и сидел в комнате. Что он там делал целыми днями никто не знал, но это всех устраивало. Всех, кроме Лёши. Это же была его комната!

Он часто жаловался, что старый дурак что-то сломал или сделал не так. А когда Лёша вопрошал на фига полез? Отвечал, что хотел внуку самолетик починить, да и доломал, глаза-то не видят. В другой раз обед разогревал, да и сжег его, не то полотенце взял, в шкафу всё перепутал... Лёшку раздражало всё в нём! Даже когда он ему мелочь совал на конфеты, то зло отвечал, что на это ничего не купить. Тогда дед скидывал всё в банку стеклянную.

Не помню, сколько он прожил. Однажды Лёша принес в класс булки и конфеты в кулёчках для каждого. Помянуть деда. Больше не жаловался на него. А когда один из мальчишек попытался порадоваться за приятеля, мол наконец-то умер, как ты и хотел, Лёша крикнул "Заткнись" и вышел из класса. Свалил с уроков. Я в этот день к нему зашла в гости.

В день смерти, Лёша пришёл со школы, на кухню зашел, там дед как всегда чайник на плиту ставит, внука ждёт. Попросил Лёшу газету почитать, тот отказал, мол некогда, уроки нужно сделать. Дед кивнул и пошел в зал, сказал на диване подождёт. Но упал в коридоре и уже не встал. Сердце остановилось.

Лёшка только сказал, что такой злости к нему ещё не испытывал, что тащил его к дивану, кричал на тело и не верил, что дед умер. Он же у них давно, тихо жил, привыкли к нему как к мебели. В общем, странно было его слушать. Странно он о потере родственника выражался...

Поминное в класс он приносил каждую годовщину или в столовой школы покупал каждому булку...

А после школы Лёха пошел в медучилище. На скорой он стал самым терпеливым к старикам фельдшером. Нет, он их не жалел и не улыбался им (вообще не помню его улыбку, вечно хмурый был), но и не грубил и не торопил. Всегда говорил: "Что с них взять? Просто старые. У каждого старость своя будет"

PS банку с мелочью мать хотела забрать, да и потратить, Лешка не отдал. Она долго у него в комнате стояла. Но монетки он брал, как и хотел дед на конфеты, жевачки дешевые. Во дворе угощал нас, говорил от деда привет.

Звонок. Открываю дверь. За дверью красавица – молодка лет тридцати с небольшим, точеная фигурка, облегающее красное платье-мини открывает загорелые красивые ноги, в глубоком декольте пышная грудь. Макияж, все дела. Улыбаюсь красавице: «Вам кого?»

- Мне вас, - отвечает строго, - меня Любовью зовут.

- Любовь – это прекрасно. Приятно, когда в дом приходит любовь, - радуюсь я, распахивая дверь шире, - входите.

Входит. Стоит посередине прихожей, оглядывается.

- Да вы в комнату проходите. Вон туда. А я быстренько на кухню, у меня там блинчики жарятся. Выключу плиту.

Возвращаюсь к красавице через пару минут. Она сидит в кресле, нога на ногу, локоточки на подлокотниках, спина изящно выгнута, как у кошки перед прыжком. Чувствуется, что предстоит серьезный разговор. Что ж, поговорим.

- Чай? Кофе?

- Нет. Ничего не надо.

- Хорошо. Я так понимаю, что у вас разговор ко мне имеется. Слушаю. Меня зовут Надежда Петровна.

- Я знаю. Я про вас все знаю.

- Да? – искренне удивляюсь я, - Надо же. А я вот про себя далеко не все знаю. Вы потом расскажите мне про меня подробно, ладно? Мне просто интересно. Особенно любопытно узнать свое будущее.

- Охотно расскажу про ваше будущее: очень скоро от вас уйдет муж.

- Сергей? Хм. И куда же он уйдет?

- Ко мне. Я его любимая женщина.

- А… - наконец доходит до меня, - вы – его любимая женщина. Понимаю. Знаете, а я тоже его любимая женщина, по крайней мере, он сам так говорит. Надо же какое совпадение. Слушайте, Любовь, а давайте по этому поводу выпьем.

- Вы что? Не буду я с вами пить. Вот еще.

- Да вы не пугайтесь. Я же не предлагаю вам напиться. Так, чисто символически – по глоточку за знакомство.

Я иду на кухню за вином и бокалами. Возвращаюсь. Красавица Любовь по-прежнему восседает в кресле, локоточки на подлокотниках, нога на ногу, спина как у кошки перед прыжком. Я ободряюще улыбаюсь ей, ставлю на стол бутылку и фужеры. Наливаю на донышко в фужеры, иду к гостье.

- Давайте, Любовь, за знакомство, - протягиваю ей фужер.

- Не буду я с вами пить, - непрекословна Любовь.

- Ну, как хотите. – Я выпиваю из своего бокала, поясняю: «Это я за знакомство», выпиваю из другого: «Это я по поводу повода вашего прихода».

- Итак, Любовь, - я сажусь в другое кресло, - вы пришли забрать моего мужа.

- Именно. Тем более, что он уже практически мой муж. Осталось только оформить все документально. Он любит меня, а я его. Любовь – это главное в жизни. Поэтому мы должны быть с ним вместе. Я как-то говорила об этом с ним, и он в принципе согласился.

- Прекрасно, - радуюсь я, – сейчас мы с вами, Любовь, все вместе сделаем.

- Что сделаем?

- Мы вместе соберем вещи моего, пардон, вашего Сергея. Потом вызовем такси, и вы все увезете.

- Так… вы согласны, что ли?

- А что мне остается? – смеюсь я, - Давайте, голубушка, сразу и приступим.

В том шкафу все вещи и предметы мужского туалета выгребайте. А я в спальне все подберу. Поехали. Цигель, цигель, ай-лю-лю!

«Ветка сирени упала на грудь, миленький мой, ты меня не забудь. Миленький мой, ты меня не забу-удь! Ветка сирени упала на грудь», - пою я, доставая стопочки мужских отглаженных рубашек из шифоньера. Так, светлые летние брюки, летние джинсы, утепленные джинсы. Носки. Трусы, плавки, футболки. Носовые платки. Джемпер. Еще джемпер. В нижнем ящике электрическая бритва. Три кожаных ремня. На вешалке пестрая гроздь галстуков. Костюм выходной. Еще костюм. Еще. Ветровка. Куртка демисезонная. Куртка зимняя кожаная. Так, что еще? А где его черный японский зонт? Вот он, голубчик. – «Миленький мой, ты меня не забу-удь! Ветка сирени упала на грудь!»

Является Любовь.

- Что, уже все собрали? – удивляюсь я, - Быстро вы. Надеюсь, ничего не пропустили? Там в тумбочке под телевизором документы. Мои оставляете, его забираете! – Командую я. - Цигель-цигель! Ай-лю-лю!

«Ветка рябины не тонет, плывет. Миленький душу на ленточки рвет. Миленький душу на ленточки рве-ет! Ветка рябины не тонет, плывет».

- Надежда Петровна, - прерывает мою самозабвенную арию Любовь, - а почему вы так быстро согласились отдать мужа мне?

- А что такое? Разве вы не рады?

- Нет, я рада, конечно. Только…. Не понятно как-то. Я думала…

- Вы думали, что я буду рыдать, кричать, драться за него, вас выгонять, да? Нет, милая. Зачем мотать нервы себе и вам? Зачем устраивать спектакли, если все уже решено. Глупо. Там, на кухне бокал рыжий с изображением тигра – его тоже берите. Это Сережин любимый, внучка подарила на день рождения.

Расправившись с шифоньером, достаю с антресолей фотоальбомы. Пролистываю, вынимаю все фото, где Сергей. Получается приличная стопка. Аккуратно складываю в пакет.

Снова является Любовь.

- Надежда Петровна, я что подумала, ведь это чисто моя инициатива – насчет переезда Сергея ко мне. А вдруг он будет возражать?

- Да ни в коем случае! Как он может возражать против переезда к такой красавице, да еще по имени Любовь? К любимой и любящей женщине! Он будет только рад. – Решительно рассеиваю я ее сомнения. – Сейчас мы все сложим в одно и вместе посмотрим не забыли ли чего. Берите вот это, я вот это и понесли в зал.

Мы переносим вещи в зал, складываем на диван. Вместе с тем, что уже приготовила Любовь, получилась приличная куча: весь диван завален с горою.

- Инструменты! – кидаюсь я к кладовой. Так, ящик с инструментами, электродрель, набор сверл. Еще ящик с разными железяками. Коробочка с гвоздями и шурупами. Кажется, все.

- Кажется, все! – подвожу я итог, после того как перенесла все железки к дивану.

- Надежда Петровна, может, я все же несколько поторопилась? Давайте я сначала поговорю с Сергеем? Хотя бы по телефону.

- Это совершенно лишнее! Вы согласны, Сергей тоже, я не возражаю. Все нормально. Сейчас я принесу пакеты, баулы, мешки – будем паковать.

«Ветка акации бьется в стекло. Счастье стучалось, да мимо прошло. Счастье стучалось, да мимо прошло-о! Ветка акации бьется в стекло».

Мы ловко и аккуратно пакуем вещи в четыре руки. Работа спорится. Время от времени я, вспомнив что-то еще, убегаю то в спальню, то на кухню, то на балкон, то в прихожую, то в кладовку – как птица в клювике несет в родное гнездышко червячка или травинку, так и я все несу и несу к дивану то флешку, то фотоаппарат, то зубную щетку и пену для бритья, то тапочки, то гаечный ключ, то кроссовки, то зажигалку с пепельницей.

Уф. Кажется, все. Упс! Новый ноутбук! Любимая игрушка моего мужа, пардон, бывшего мужа.

- А вот в этом пакете, Любовь, его грязные вещи, не успела постирать, так вы уж сами.

- Да нет уж, не возьму.

- Да нет уж, возьмите. Чтобы не было потом причины ни ему, ни вам сюда возвращаться. Ну что, вызываю такси?

- А… можно чаю?

- Можно.

Пьем чай на кухне. С блинчиками.

- Я его люблю, - доверительно рассказывает мне Любовь, - Он очень хороший. Он умный, тонкий, великодушный, заботливый, внимательный, веселый и щедрый. Он знаете какой? Он…

- Знаю, - киваю я, - грубый, ленивый, молчун, неряха, невнимательный. Никогда не вспомнит ни про мой день рождения, ни про восьмое марта. Жмот и скряга, каких мало. А еще у него пунктик - помешан на чистоте, везде ему бардак мерещится, достал меня уже своими придирками. Это он в отца пошел, тот таким же был.

- Не может быть! – не верит Любовь, - А, может, я ошиблась адресом? Напутала? Может, ваш Сергей – это вовсе не мой Сергей.

- Никакой ошибки. Все правильно. Вы ведь шли к Надежде Петровне, а я и есть Надежда Петровна.

- Но почему тогда он такой разный?

- Вы не переживайте, Любовь, - успокаиваю я ее, - меня он разлюбил, а вас полюбил. Потому и отношение такое разное. У вас все хорошо будет. Еще добавки?

Любовь задумчиво кивает. Доливаю чаю, докладываю блинчики.

- Вкусные, - хвалит Любовь, - а вот я готовлю не очень.

- Ничего. Он ведь неплохо зарабатывает. Будете в ресторанах питаться или наймете домработницу. Это не главное. Главное в жизни – любовь!

- А почему вы сказали, что вы тоже его любимая женщина. Это он так вам говорил?

- Редко. Только в минуты хорошего настроения. А они у него случались не часто. Вернее, на людях он сама вежливость и душевный, приятный человек, а дома совсем другой – раздраженный, замкнутый, злой, всегда всем недовольный, ничем ему не угодишь. Он из тех, кто несет в дом весь негатив, что накопил за день, чтобы обрушить все на близких, то есть, на меня. Но это потому, должно быть, что я ему надоела, стала раздражать. У вас совсем другое дело - любовь, взаимопонимание, значит, все обязательно будет хорошо.

- И все же он хоть изредка, да называл вас любимой женщиной?

- Врал, должно быть. Или по привычке говорил. Не берите в голову. Сравните себя и меня – где уж мне до вас, красотки такой.

- А вы еще вполне ничего, - критически окидывает меня взглядом Любовь, - очень даже. Честно говоря, я вас представляла совсем другой – старой, ворчливой, опустившейся, толстой теткой. С его слов так выходило.

- Это потому, что он меня так видит. Надоела я ему, опостылела. Можно понять, за столько-то лет.

- А вам не жалко, что он уходит?

- Жалко?! – хохочу я, - Вот уж нет! Совсем наоборот. То есть, я хотела сказать, что я постараюсь мужественно пережить эту потерю.

- Надежда Петровна, а давайте… по две капли. За знакомство.

- А давайте, - подмигиваю я ей и ухожу в зал за бутылкой.

-… Ну, будем. Чин-чин!

- За знакомство, - Любовь выпивает вино, промокает губки салфеткой, оглядывается, - а у вас очень мило. Уютно. Мне понравилось. Чистота, порядок, все со вкусом. Видно, что вы хорошая хозяйка. А для меня уборка – чистое наказание. Терпеть не могу этим заниматься. Сразу настроение портится. Жалко свою жизнь тратить на такие низменные, неинтересные вещи.

- Честно говоря, и мне иной раз бывает жалко. Но еще жальче обрекать себя и близких на житье в грязи и хаосе. А вообще, я люблю заниматься хозяйством. Готовить люблю. А еще я петь люблю.

- Я заметила.

- А давай споем вместе?

- Я не пою.

- Жаль. Под хорошее настроение Сергей любил иной раз попеть со мною дуэтом.

- А ваша дочь… Как она отнесется к тому, что ее отец ушел из семьи?

- Это ей не понравится, конечно. Отца она обожает. Но что делать, раз так случилось? Вы это в голову не берите. Это уже мои дела. Я Наташе все растолкую, поймет. Не сейчас, так со временем. Все же сама уже мама, моей внучке скоро три будет. Ну так что, вызываем такси?

- Ой, я как-то не рассчитывала… Боюсь, что денег на такси может не хватить. Давайте я в следующий раз все увезу.

- Ничего, я заплачу. Все же Сергей мне не совсем посторонний.

- А, может, все-таки…

- Нет уж, Любовь, никаких «может быть». Не стоит откладывать на потом такие важные, судьбоносные дела. Ой, секундочку, телефон. …Да, Сережа. Слушаю. …Стоп. Давай, милый, сменим тон, поговорим спокойно, без ора. Что ты хотел сказать? …Да, я все сделала, что ты наказывал. …Да, квартплату заплатила, за телефон тоже, Интернет проплатила. …Да, джемпер из химчистки забрала. С сестрой твоей Тамаркой по магазинам прошлись, все, что ей нужно к юбилею, закупили …Сациви на ужин? Вот этого не обещаю. …Как почему? Думаю, что сегодня ужинать ты будешь в другом месте? …Где? Думаю, скоро тебя известят об этом. …Да нет, никакими загадками я не говорю. Не сбрендила и крыша моя на месте. И настроение прекрасное. Пою. Пью чай с блинчиками. Ну ладно, Сереж, дела у меня. Ты ни о чем не переживай. Все будет хорошо.

Любовь растерянно топчется на лестничной площадке. Таксист, маленький энергичный мужичок, делает уже третью ходку за вещами. Я с улыбкой говорю: «Любовь, вы абсолютно правы: главное в жизни – это любовь. Все остальное второстепенно. Я желаю вам с Сергеем от всей души большого счастья, полного взаимопонимания. Берегите свое чувство. …Товарищ таксист, вы все? Вот деньги, возьмите, сдачи не надо - поможете барышне вещи донести до квартиры. Да, Любовь, вот здесь я записала рецепт блинчиков, которые вам так понравились. Как-нибудь на досуге приготовьте Сергею, он любит вкусно поесть.

И не переживайте вы так. Все будет хорошо!»

Автор: Любовь_Маркиянова