Я столько времени мотаюсь без работы, что уже не знаю, в чем проблема, в компаниях или все же во мне. Ну и что, что вакансия звучит странно. Как минимум в этом мы с ней похожи.

~

Еще больше рассказов по этой вселенной можно найти в нашей группе в Телеграм, а еще там есть чатик =)

~

Сыт по горло тем, во что превратилась твоя жизнь?

Ищешь предназначение, цель, что-то, чем сможешь гордиться?

Устал ходить по однотипным собеседованиям, отвечать на одни и те же вопросы одним и тем же людям, не имеющим к сути никакого отношения?

В Velid мы заглядываем в самые глубины души кандидатов, чтобы найти особых, идеально подходящих нам людей. Мы ищем новых героев, которые смогут присоединиться к команде в качестве хэдхантеров. Мы станем тем стержнем, которого ты так жаждешь.

Ты же не боишься испачкать руки?

Хочешь получать вознаграждение шикарными стимулирующими и бонусами?

Хочешь стать частью настоящего прогресса?

Наши хэдхантеры самые счастливые, самые убедительные, самые энергичные. Они не принимают отказов, и им никогда и не приходится слышать “нет”.

В эту работу ты вложишь свою кровь, пот и слезы, но поверь: оно того стоит.

Потому что Velid идет особым путем.

***

Я лицезрела эту вакансию в Linkedin уже пятый раз на этой неделе. Знаю, знаю, что вы сейчас думаете. Звучит как очередная сомнительная работка в продажах, одна из тех, где по сути нужно продать душу, чтобы добиться успеха. Замаскированная под перспективную работу финансовая пирамида. Но знаете что? Я затрахалась. Уже несколько месяцев я рассылаю резюме в ответ на каждую условно-подходящую вакансию, но безуспешно. Абсолютно. И вот это описание банальной по сути работы меня почти зацепило. А я и правда была сыта по горло игрой в одни ворота, в которую вынужден вступить каждый бедолага в поисках работы. Унизительной возней, через которую мы все проходим, твердя себе, что это нормально.

“О, главный недостаток? Я такой перфекционист, бла-бла!”

Каждое собеседование, на которое мне приходилось тащить свою задницу, добавляло по ложке в котел моей ненависти к самой себе. И уже почти наполнился. А значит, нужно попробовать что-то новенькое. И я отправила резюме.

Что такого плохого может случиться, в конце концов?

***

Мне ответили в тот же вечер. Собеседование назначили через два дня. Стремительное развитие событий, но мне же лучше. Я прошерстила их сайт, и, хотя он выглядел многообещающе, не стоит забывать, что сейчас такое время, что приличный веб-дизайнер и копирайтер могут сделать супер-корпорацию из любой шарашкиной конторы. Так что я решила не расслабляться и почитать отзывы работников о компании.

5/5

Я работаю на Velid уже 20 лет и никогда не уйду!

5/5

У меня был опыт работы рекрутером, но ни одна компания даже отдаленно не была так хороша, как Velid. Стимулирующие покупают с потрохами!

5/5

Все здесь происходит так быстро, энергично! Будто жизнь наполняется эйфорией. Впервые за много лет я чувствую, что чего-то стою.

И таких отзывов сотни. Представьте. Все как один пять из пяти. Жутко подозрительно, будто их писали боты, а не люди. Я прокрутила вниз, просматривая тонны восторгов, и наконец нашла единственный отрицательный отклик:

1/5

Это не то, чем кажется. Velid забрал у меня все. НЕ ВХОДИТЕ в это здание.

И, естественно, под отзывом красовался ответ от компании:

Привет! Нам очень грустно слышать, что вам не пришлось по вкусу пребывание в Velid. Нам бы очень хотелось узнать подробности, чтобы стать лучше. Пожалуйста, отправьте электронное письмо в наш офис, и мы обязательно найдем вас.

Ну, скажем так, коментарий от компании выглядел странновато. Хотя, возможно, они и правда так заботятся о кандидатах, кто знает. Вроде как компания нового образа, курс на баланс, все вот это новомодное стартаповское дерьмо.

В четверг я отправилась в главный офис Velid на окраине города. Вообще-то я не раз бывала в этом районе, но могу поклясться, что раньше никогда не замечала ни этого здания, ни красивого маленького парка, окружающего его. Выглядело как небольшая замкнутая экосистема внутри мегаполиса. Массивное здание из стекла и бетона, а вокруг цветы, деревья... и даже мелкая речка? Весь комплекс очень выбивался из пейзажа серой городской окраины, особенно в это время года. Я заметила, что начинаю сильно нервничать. Место выглядело просто шикарно, а я почти не подготовилась.

Глубоко вдохнув, я вошла внутрь… и с трудом поверила своим глазам: здесь все выглядело абсолютно уникальным, не от мира сего, будто офис Гугл на кислоте. Первый этаж – один сплошной опенспейс, пол покрыт искусственным газоном… стоп, это что, настоящая трава? Вместо стандартных стульев – подвесные качели. Тут и там стоят игровые автоматы. С потолка свисают неоновые лампы. Огромные, во всю стену экраны транслируют какую-то бешено-яркую программу. Вы издеваетесь? Откуда тут бар?

Я прошла в глубь помещения, к стойке с надписью большими яркими буквами “Приемная”. За ней сидела красивая молодая женщина. Если честно, это, наверное, была САМАЯ красивая женщина, какую я только видела в жизни. Ей было самое место на обложке модного журнала. Еще издалека она заметила меня и одарила широкой теплой улыбкой.

– Здравствуйте и добро пожаловать в Velid! Мисс Флинн, мы ждали вас! Меня зовут Иззи. Хотите что-нибудь выпить? Могу предложить Гловиа, Арандейл или, может быть, чашечку Руз?

Черт, да я понятия не имею, что на это отвечать! Как она узнала мое имя, я же еще даже представиться не успела. И что это за напитки такие?

– Доброе утро! – нервно прокаркала я. – Можно стакан воды?

– Вода! Так просто! Так… по-настоящему. Блестяще. Через секунду я подам вам воды. Может, пока последуете за мной в зал для собеседований?

Это, видимо, какой-то корпоративный стиль, но ее чрезмерная бодрость оказалась весьма утомительной. Я пошла за женщиной к стеклянному лифту в конце коридора.

– Итак, это наш вестибюль. В Velid мы считаем крайне важным, чтобы все коллеги чувствовали себя прекрасно. Все, что вы видели здесь, – способ вплести их жизни в компанию. Все, что вы больше всего любите, все это найдется здесь. Счастливый работник – прекрасный результат, не так ли? – Она рассмеялась. – Кажется, Вы скорее тихоня, чем душа компании, но это прекрасно. Каждая личность скрывает свои преимущества, уверена, что вы легко найдете способ применить их в работе.

Она была права. Я действительно не очень соответствовала здешней атмосфере. Чувствовала себя так, будто застряла в одном из эпизодов “Черного зеркала”.

– Я просто немного нервничаю.

В своей официальной офисной одежде я ощущала себя здесь белой вороной. Особенно рядом с Иззи. Что-то в ней было такое, пугающее. Серебристая прическа, волосок к волоску, идеально нанесенная красная помада, ровно в тон туфлям на шпильках, свободная рубашка, черные джинсы…

Мы вошли в лифт, она нажала кнопку 20. Видимо, зал для интервью находится на верхнем этаже.

– Извините, может быть, странно такое спрашивать, но в письме не было указано, с кем я буду общаться. С еще одним хэдхантером?

– Мы предпочитаем приятные, но краткие и лаконичные ответы, да. Все остальное обычно рассказывается при личной встрече. А вам, кстати, повезло! Вы будете разговаривать с нашим генеральным директором мистером Велидом! Не волнуйтесь, вы в него просто влюбитесь!

Я и глазом не успела моргнуть, как двери открылись на двадцатом этаже.

И, черт, это оказалось самое странное место, в котором мне доводилось бывать.

***

– Вы, должно быть, мисс Флинн! Безмерно рад познакомиться, не возражаете, если я буду звать вас Элиза?

Мистер Велид выглядел слишком молодо, чтобы быть директором чего-либо. Примерно моего возраста, может, моложе. И так же, как Иззи, он светился завораживающим очарованием. Все в нем выглядело безупречно, причем ему как будто и не надо было даже прилагать усилий. Небрежная черная рубашка, джинсы, кроссовки… но даже это не мешало ощущать силу, исходящую от него. Очень странно, насколько хорошо они подготовлены. В такой большой компании знать все о случайном кандидате… Тем более странно слышать такое от генерального директора.

– Да, пожалуйста. Очень приятно с вами познакомиться и спасибо за приглашение. – Я протянула ему ладонь для рукопожатия.

– Вам спасибо, Элиза, что откликнулись на вакансию. Присаживайтесь, пожалуйста. – Он проигнорировал мой жест и указал на большое кресло перед собой. Кабинет выглядел даже круче, чем вестибюль. Такой же травяной пол, вендинговые автоматы с продуктами, подобных которым я еще не видела, и прекрасный вид на весь город. – Мы ценим своих хэдхантеров больше всего на свете, но нет нужды в формальностях. В Velid мы все – одна большая семья, – продолжил он. – Как и говорилось в вакансии, мы идем особым путем. Не рассматривайте нашу встречу как собеседование в классическом смысле, я просто хочу заглянуть вам в душу одним глазком. Как вам такое? – Он подмигнул. Только тогда я заметила, что глаза его сияют фиолетовым цветом, так сильно контрастирующим с чернотой волос.

Я нервно рассмеялась. Как же все тут было странно. Но чем дольше я сидела в глубоком кресле, тем более расслабленно себя чувствовала.

– Звучит неплохо.

– Шикарно! Хорошо, я задам вам несколько вопросов, отвечайте, пожалуйста, сразу. Не надо раздумывать, просто говорите то, что приходит на ум, хорошо? Отлично. Давайте начнем. Чего вы больше всего хотите в жизни? – Что-то в его голосе намекало мне, что врать бесполезно.

– Власти, – выпалила я.

– Прекрасно. На что вы готовы, чтобы достичь этого?

– На все.

– А если кто-то встанет у вас на пути?

– Я бы избавилась от них. – Откуда это? Почему я это сказала?

– Вы бы убили их, просто чтобы добиться своего?

– Да. – Я не контролировала свой язык, как под гипнозом. – Нет! Нет… я имею в виду… я бы никогда…

– Не, нет, все прекрасно. Вы отлично справляетесь. Что вы думаете о людях?

– Я презираю людей. Жадные, фальшивые, полные ненависти твари.

Он снова улыбнулся.

– Все?

– Большинство.

– Как думаете, вы сможете распознать, кто есть кто?

– Всегда.

– Хорошо, Элиза. Последний вопрос: вы хотите навсегда стать частью нашей семьи?

– Я не уверена, это… гхм…

Фиолетовые глаза моего собеседника почему-то стали казаться красными…

– Да. – Теперь я смогла сказать это уверенно.

Широкая улыбка расцвела на лице мистера Велида.

– Отлично, великолепно! Добро пожаловать в Velid.

– Что? Погодите, что? Я нанята?

– Безусловно. Мы проверили вашу биографию, и я уверен, что вы идеально нам подходите. И я не буду спрашивать, где вы себя видите через пять лет. Потому что вы будете здесь, ведь так?

Полгода я болталась безработной. Дни тянулись за днями, а я прозябала в безделии и муках совести. Пока училась в колледже, работала всего в одном месте на паршивенькой работе, растянувшейся, кстати, на три года. Честно говоря, я понятия не имею, каким образом такая биография говорила хоть что-то в мою пользу.

– Так.

В этот момент я уже не знала, говорю ли то, что думаю, или то, что от меня хотят услышать. Да и какая разница.

Я чувствовала себя на своем месте.

– Блестяще. Как насчет того, чтобы начать прямо сейчас? Вы ведь никуда не торопитесь? Вас никто не ждет? Ну вообще-то я это и так знаю, мы же вас проверяли, ха-ха. Все, что вам нужно сейчас сказать, – да.

Он протянул мне руку.

– Да. – Я пожала ее.

И в это мгновение шикарный офис полностью изменился. Удобное мягкое кресло стало расколотым деревянным табуретом. Пол покрыли старые доски, тут и там запятнанные плесенью. Стеклянные стены превратились в бетон, все окна исчезли. А глаза мистера Велида засверкали красным.

– Фантастика. Иззи сейчас отведет тебя в офис. Думаю, тебя может обеспокоить то, что на улицу больше нет хода, но не волнуйся. Как только позвонит кандидат, ты сможешь навестить его. А после сразу вернешься сюда. Каждое успешное интервью вернет тебе частичку души. Если поймаешь кого-нибудь еще не до конца решившего свести счеты с жизнью, получишь бонус – кусочек его души. Все наши сотрудники обожают это. Крошечный миг радости, чтобы простимулировать работоспособность. Мне пора. Если что-нибудь понадобится, поговори с Иззи.

– Что? Погодите! – Я с трудом понимала, что произошло и что он говорит. Слова совершенно не соответствовали мягкому тону. Я быстро вскочила на ноги. – Я… Я должна идти. Не думаю, что мне это подходит.

Он наклонился ко мне и прошептал:

– Ты уже согласилась. Пути назад нет.

И через секунду я уже стояла в лифте с Иззи. Не в шикарной стеклянной коробке, а в старой развалине, готовой сломаться в любой момент.

– Ой, прости. Я так и не принесла тебе воды. – Она игриво приподняла бровь и одарила меня еще одной улыбкой. Далеко не такой теплой, как раньше.

***

Все случилось так быстро, что я даже ничего не поняла. Поначалу. Эта корпорация идет особым путем. Они и правда способны заглянуть в душу. В моем офисе есть только стены. Это так освежает. Я хотела бы увидеть других, поговорить с людьми, но не могу, и, наверное, это к лучшему. Это отвлекло бы меня. Они правы. С чего вообще мне хотеть отсюда уходить? Это идеальное, удивительное, красивое место. Мистер Велид – настоящий гений. Уже несколько недель я не видела ни души, интересно, как там вестибюль? Такой же, как я помню? Ну да ладно, это не важно.

Скоро я навещу своего первого кандидата. Так волнительно! По описанию можно сказать, что в нем есть еще крупица счастья. Может, влюбленность? О, я так хочу почувствовать, каково это. Да, то, что с ним произойдет, можно назвать жестоким в определенном смысле, но это к лучшему. Он печальный, жалкий и безнадежный человечишка. Лучшее, что он может сделать, – умереть.

У нас ОТЛИЧНЫЕ стимулирующие. За каждую пойманную душу я получаю больше власти. Никогда в жизни не испытывала такого экстаза! Ты ДОЛЖЕН это почувствовать.

Ну разве ты не хочешь стать самим собой?

Разве не ищешь свое предназначение, цель, что-то, чем сможешь гордиться?

Разве не устал ходить по однотипным собеседованиям, отвечать на одни и те же вопросы одним и тем же людям, не имеющим к сути никакого отношения?

Присоединяйся к семье Velid. Измени мир вместе с нами!

Ты не захочешь уходить, обещаю.

~

Оригинал (с) likeeyedid

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Пока нет времени писать новые Юридические истории (приходится запоминать, чтобы написать после), опубликую кое-что из старого, рассказ "Калькулятор":

Покайтесь, грешные, ибо конец близко!

А ведь все так хорошо, безобидно начиналось.

Сперва калькуляторы появились эти, будь они неладны! Какой, казалось бы, вред от них быть может? Тыкаешь себе в кнопочки, а он сам себе считает. И ведь правильно же, гадюка, считает! Мне полчаса надо, чтобы столбиком поделить, а он, собака, в голове, в мозгах своих электронных, делит. И шустро-шустро делит, не угнаться за ним. Одно слово - машина!

Вроде как, польза сплошная от такой штуковины. Стоит себе спокойно, на столе, в розетку воткнутый. Чтобы не убег, зараза. Стоит ему со стола соскочить, хвостик из розетки вылетит - и все, ничего натворить уже не сможет! Пользы, правда, тоже никакой, но в том, что вреда не приносит - уже польза есть!

А как хвостики им упразднили, батарейки вставлять начали - тут и насторожиться бы пора. Им, калькуляторам, розетки совсем ни к чему стали. Свободу получили! И никто ж не озаботился, что он, такой, учудить может, пока батарейка сядет? Как начнет складывать и вычитать втихую, пока никто не видит - не уследишь!

Потом коробки автоматические в машины придумали. Это что получается - я еду, а она, железяка бездушная, сама решает, когда ей переключаться? Да почем ей знать, когда лучше, если я двадцать лет за рулем? А она вот только с завода выпущена? Где она, коробка эта, мудрости, опыта набраться успела, чтобы вовремя переключаться? То есть я ходил на курсы, водить учился, экзамен сдавал, а она без курсов, без экзаменов, за меня переключаться будет?

Но, кажись, тоже особого вреда нету. Удобства сплошные. Рычажок передвинул и катишь себе, ни о чем не думаешь. Одна рука на руле, второй - хоть в носу ковыряйся, хоть затылок чеши. Я ж тогда и задумываться обо всем этом начал, когда затылок чесать смог в поездках. Это машинам что нужно, чтобы извилинами шевелить? Правильно - электричество. А человеку, чтобы ролики задвигались, затылок чесать приходится.

Дальше - хуже. Компьютеры изобрели. Ох, сатанинские это штуки, скажу я вам. Богоугодного ни на грош в них нету. Жужжит себе такой, вроде как мирный. А там же интеллект сидит искусственный! Кто знает, что он там себе думает? Полюбому - жужжит себе, типа как кот мурлыкает такой, всем доволен. Обман это все! Коварство! Уж я-то этих котов знаю. Мурлычет, пока гладишь, бдительность усыпляет, а потом - как хвать когтями в руку! Глубоко же, зараза! Не веришь - показать могу. Зверюга проклятая!

Еще и в интырнет бесовской этот ходит. А что там, в интырнете этом хорошего есть? Сплошные жопы голые! И пропаганда западная! Вот и чему компьютер в том интырнете набраться может? Только пакостям! От интырнета вашего этого ничего хорошего не жди!

А затем вообще понеслась. Чего бы хорошее сварганить, например - водку, после которой похмелья не бывает - это хрен вам. А фиговин всяких электронных - завались. Микроволновки, тостеры, чайники.

Но самое жуткое - телефоны эти. Сперва крохотные были, от кнопок работали. Потом большие и умные стали! Сам ходит куда-то, обновляется чего-то. Даже кнопки с их убрали! Один экран только остался. Вот скажите - откуда он знает, куда я пальцем тычу, если кнопок на нем нету? Стол же не знает, куда я кружку на нем ставлю! Знал бы - сам бы следы от кружки вытирал!

А телефон все знает. Умный стал, умнее собаки. Только собака помалкивает, а этот - знай себе, пипикает. Чего пипикает, зачем? Кому сигналы шлет? Непонятно! И от непонятности этой особенно жутко становится. Не должен быть телефон умнее собаки! Собака потому и друг человека, что глупее человека. Был бы человек глупее собаки - он был бы другом собаки, а не наоборот!

Недавно - вон, женщину в машину посадили. Тоже электрическую, говорит, куда ехать надо. Еду я домой, никого не трогаю... вдруг - заговорила!

- Налево не нужно поворачивать, там пробка, - говорит. - Вертай направо.

Я всю жизнь живу тут, а ты меня учить будешь, куда вертать нужно, а куда вертать не нужно? Вот курва! Скажите мне пожалуйста, какой мужик за рулем бабу слушать будет? Видали, как они водят? Никакой валерьянки глядеть на такое не напасешься. Да и мне-то лучше знать, куда вертать, а куда не вертать! Сто лет этой дорогой езжу, отродясь пробок не было.

А тут, как назло - в такую пробищу угодил... три машины передо мной на светофоре! Три! Откуда в нашем городишке их набралось-то столько? И откуда баба эта электронная знала, что они все там соберутся? Ведьма она! Как есть - ведьма! И не переубеждай меня, не надо. Не должна баба, пусть и электронная, все наперед знать! Ежели только не ведьма она...

Я ж дома раньше полезный был. Посуду там помыть, пол пропылесосить, мусор выкинуть.

Теперь - что? Мужик в хозяйстве совсем без надобности стал. Посуду машинка специальная моет, ковры робот пылесосит. Маленький такой, круглый. Юркий, что вошь! Их специально такими сделали, чтобы хоть куда залезть могли. Хошь - под кровать, а хошь - под кресло.

И жаднючий до чего! Рупь намедни закатился у меня под стол. Пока я нагибался, с моей-то спиной, пылесос этот тут как тут! Подлетел, и давай рупь мой в себя заглатывать! А рупь-то и не лезет! Тот трясется весь, кряхтит, брякает, но рупь не выпускает. Вот где жадность-то! За рупь удавиться готов!

Это ж меня нужно месяц упрашивать, кормить, лелеять, чтобы я ковры пропылесосил. А пылесос этот - что? Нажал кнопочку - и бежит, быстрее паровоза, один шум стоит. Электричеством только корми, не забывай - и порядок в доме будет. Даже поскандалить теперь не из-за чего стало!

Я тут еще в интырнете этом вашем, который в телефоне сидит, прочел, что по Москве роботы-курьеры бегать стали. Сам коробку берет, сам везет, куда нужно. Мелкий, как поросенок. И вежливый такой, культурный. Пешеходов объезжает, "спасибо-пожалуйста" говорит. Даже ничего не ворует из коробки! Разве может честный человек чужого не украсть, коли ему чужое доверено? Я сам, как честный человек, откровенно, положа руку на сердце, скажу - не может! Стало быть, он где-то в другом месте ворует! А где? А никто не знает - где! Это ж сколько хапать нужно, чтобы из коробки вверенной ничего не тащить? Вот же ворюга железный!

Говорят, скоро и машины такие будут. Автоматические. Сами за пассажиром приезжают, сами двери открывают. И по адресу доставляют. Баранку крутить вообще не нужно! Сиди себе, хоть обеими руками в носу ковыряйся! Глупость это. Опаснейшая глупость! Если обеими руками в носу ковырять - так и задохнуться можно!

Или затылок обеими руками чесать. А это уже вообще излишне! Я и без того, как одной рукой чесать начал, столько всего передумал - страх берет! Как обеими руками чесать начну - так, может, тоже вместо лапши из брикета начну электричеством питаться. И на стиральную машинку недобро поглядывать.

Для того их, автомобили эти роботизированные, и придумывают. Чтобы нас, таксистов, работы лишить. Чтобы мы думать больше начали и на электричество вместо человеческой еды перешли. А то куда мне, с тремя-то классами образования, деваться? Я ж, кроме как баранку крутить, больше ничего и не умею! Вот и придется электричество из проводов пить, чтобы с голодухи не загнуться.

Потом я "Терминатора" вспомнил. Говорю ж - думать больно много начал! Иной раз как раздумаюсь - голова трещит.

Так получается, все давно предсказано! Сегодня роботы эти, будь они прокляты, работы меня лишают, завтра робот с моей женой в койку ляжет, дети будут его "папкой" звать, а послезавтра - весь мир поработят! Потому что зачем мы, люди, им, роботам, нужны, если сами все прекрасно умеют?

Только для одного - чтобы вилку в розетку втыкать и батарейки менять. Только этого роботы еще не умеют, со всем остальным замечательно справляются. Вот и настанет кабзда человечеству.

И ведь с чего все начиналось? С одного маленького, безобидного калькулятора, чтоб у него, падлы, все кнопки повыпадали!

Мои предыдущие рассказы, которые разбросаны по Пикабу в неведомом порядке, всем скопом, в одном месте, собраны здесь https://author.today/work/129341

Читателям Пикабу обычно нравятся мои жизненные истории - Юридические истории и Байки из жизни, остальное творчество редко встречает отклик (хотя критики его высоко оценивают), но я - человек упертый, продолжаю публиковать и другие свои рассказы, сегодня опубликую рассказ "Заговор"

Коронавирус не прошел для меня бесследно. Едва курить не бросил из-за этой хвори проклятой! Смысл курить, когда вкуса сигарет не чувствуешь? Так, еще и, после болячки этой начал дышать половиной носа. Нет, не то, чтобы до этого я вообще не дышал носом - дышал я им вполне, как и любой человек. Но дышал полностью, обеими ноздрями. А тут - только половина носа работает, а вторая заложена постоянно. Бардак!

Пошел я по врачам. Стоит отметить, что медицина у нас лучше не становится. Одни доктора меня убеждали, что это - хронический гайморит, вторые - хронический бронхит. Третьи рассказывали, все из-за кривой перегородки в носу - мол, всегда так было, просто я такой дурак, сорок лет жил, и не замечал! Четвертые вовсе ссылались на ретроградный Меркурий. Вот как только Меркурий ретроградным быть перестанет - все сразу наладится, хоть сейчас готовы на кофейной гуще поклясться.

Сколько денег и времени на этих знахарей ушло - не сосчитать. Однако, проблема так и не решилась. Как дышал половиной носа - так половиной и продолжал дышать. Я уже сам начал в себе сомневаться. Начало казаться, что все я себе придумываю, и оно и впрямь всегда так было. Даже смирился как-то... возраст, все же, очередь за пенсией не за горами.

И так было, пока не приехал по работе в одну контору, в офис. А у них там на полу в кадке такой огромный цветок стоит. Фикус он или нет - не в курсе, может, вообще - пальма, но то, что цветок - это факт. Пока стоял около него - кашлял, как из пулемета. Чего только не передумал за это время! И то, что коронавирус вновь меня посетил, и то, что теперь-то курить точно пора бросить, хотя вкус давно вернулся и сигареты чувствуются.

Чуть погодя отошел от цветка этого... и посетили меня подозрения определенного рода! Обратно вернулся, вновь отошел... так и есть! Возле фикуса этого долбанного - кашляю, а стоит удалиться - все в порядке. Стало быть, меня посетила аллергия!

Твою-то Люсю! Дожил! Столько лет прожил - слова-то такого не знал, а тут - напала она на меня. Люто напала!

За рюмочкой чая поделился своими соображениями с Женей, доктором знакомым. Он еще порасспрашивал меня, позакусывал, но, в итоге, мое мнение поддержал и порекомендовал таблетки от аллергии.

Так и есть! Год мучился, по шарлатанам в халатах ходил, а здесь - в приятной, располагающей к общению и доверию остановке, за час причину выяснили! И лечение назначили! Такого доктора, как Женя - дай Бог каждому!

После таблеток я едва не прослезился. Какой же этой кайф - дышать всем носом, целиком! Не половинкой, не четвертинкой, а полностью! Чуть какая фигня - выпил таблетку от аллергии, и снова наступает благодать!

Но, доложу я вам, аллергия - то еще мучение. Я "Тархун" дюже люблю, но после него аллергия моментально нападает. Полчаса не проходит, как нос опять заложен. Главное, "Дюшес", "Буратино", "Байкал" - нормально пью, а от "Тархуна" сразу аллергия. Получается, это или от ароматизатора, или от красителя. На кетчуп - тоже аллергия. Так и кетчуп я тоже люблю!

Вот прямо на все, что я люблю - аллергия! А чего не люблю - перловка там, спаржа - на это никакой аллергии нету!

На выходных, опять же, или в безветренную погоду. Тоже половину носа закладывает. Все соседи на выбросы с заводов жалуются, я тоже сперва на них грешил. Потом почитал интернет, что там РосПотребНадзор пишет. Нет, точно не выбросы. В интернете написано - выбросов нет, все в пределах нормы. Не могут же в интернете врать! Тем боле - РосПотребНадзор! Если ему не верить - кому тогда, вообще, верить остается? Там же святые люди работают, об общем здоровье пекутся!

Пришлось крутиться. Нет, я нашел и "Тархун", и кетчуп, на который нет аллергии. Методом научного тыка, читая состав на упаковке. Но, блин, я теперь в магазин, как в библиотеку хожу! Прежде, чем что-то новое, неизведанное купить, нужно упаковку почитать! Я, так-то, в магазин за пожрать пришел, а не коробки читать! Хотел бы коробки читать - пошел бы на почту работать!

Это собаки еще и состав так мелко пишут... на двух квадратных сантиметрах этикетки - три десятка строчек! Я на зрение не жалуюсь, из Моссберга картечью белке в глаз бью. Там, конечно, и мимо пролетает, но пара-тройка картечин точно в глаз попадает. А тут без лупы вообще не разобрать. И качество печати отвратное, четкости никакой нет! Эти этикетки читать - только зрение и аппетит портить.

Ох, злой я стал после походов в магазин! Зато начитанный! Перед этим у меня спросили бы - мол, что ты читал из последнего, мил человек? Признаться стыдно - я маршруты на трамваях только и читал! Зато теперь, как кто спросит, что я читал такого, я могу с гордостью ответить:

- Сервелат читал! И сок яблочный! Очень глубокие мысли! Апокрифичное, я бы сказал, чтиво! А ты читал? Нет? Многое потерял! Как ты, не прочтя плавленый сырок, можешь называть себя культурным человеком? Стыдно! И поговорить с тобой не о чем, неуч! Иди, хотя бы, коробку макаронов полистай, а потом суйся в приличное общество!

Тоже мне, поколение ЕГЭ! Толстовых, Тургеньевых читают. А проку от них? Какая, скажите мне, от какого-нибудь Грибоедова польза? Только под ножку от стола подложить, чтобы не качался! А от сарделек - польза самая прямая. Они в желудке место занимают и состав на упаковке - какая-никакая, а для ума - пища!

Выходит, жить и с аллергией можно. Если всякой пакостью не питаться и на выходные из города уезжать. Вот там, за городом, аллергии нету. Но, я еще раз повторю - это точно не выбросы. Потому что нет выбросов. А ежели, все же, съел что-то этакое - то таблетки выручают.

Но, решая одну проблему, таблетки создают другую. Я ж к чтению приобщился теперь! И дернул меня черт таблетки от аллергии почитать. Что бы вы думали? Оказывается, они с алкоголем не совместимы! Ей-Богу, лучше б и не читал!

Пошел по аптекам, искать такие таблетки от аллергии, чтобы бухать можно было. Ну как - бухать... прибухивать. Когда прибухиваешь - больше всего чего-нибудь со всякой аллергенной химией хочется. Это Жене хорошо, он - доктор. У него спирт медицинский, им таблетки запивать можно, и хуже не делается, только лучше. Потому что все, что медицинское - лечебное. Кроме врачей, по которым я до этого ходил. Они, хоть и медицинские, но вообще не лечебные оказались!

Короче, пошел я по аптекам. И ждало меня великое разочарование! Все эти таблетки от аллергии с алкоголем не совместимы! Ну нельзя бухать... в смысле - прибухивать, и таблетки от аллергии лопать.

Тут-то меня снова подозрения посетили! Это что же получается? Это заговор! Заговор фармакологической промышленности против промышленности алкогольной! Чтобы люди не бухло покупали, на которое, кстати, у меня аллергии нету, а таблетки!

Едва меня эта мысль посетила - я сразу Жене позвонил. Он же доктор! Он-то знает правду!

Женя все подтвердил. Да, так и есть. Заговор! Потому что если одновременно бухать... да, блин... прибухивать и таблетки покупать - то никаких денег не напасешься! Потому эти концерны фармакологические специально делают таблетки, с которыми алкоголь нельзя, о потребителе беспокоятся, о нервном здоровье. Чтобы люди таблетки покупали и не расстраивались, что на бухло уже не остается. Потому что с таблетками все равно нельзя прибухивать. Так чего расстраиваться, что на бухло денег не остается, ежели его все равно нельзя?

Теперь, как найдет желание отдохнуть культурно - сразу к Жене иду. Он и живет через дом от меня, и запас медицинского спирта у него имеется. Двойная польза получается! И таблетка, и спирт медицинский! Еще и под присмотром врача! Чую, скоро здоровья у меня будет - на век хватит!

Мои предыдущие рассказы, которые разбросаны по Пикабу в неведомом порядке, всем скопом, в одном месте, собраны здесь https://author.today/work/129341

Было уже около половины двенадцатого ночи, когда гребаный шторм обрушился на сушу.

Я только-только закончил восьмичасовую смену в кинотеатре и остался мыть полы после последнего показа, потому что уборщик свалил. Свалил и оставил меня подметать попкорн и счищать использованные презервативы с сидений в полном одиночестве. И так пока не перевалило за полночь.

Чисто для справки: у нас не порно-кинотеатр, но темные комнаты творят с людьми странную хрень.

Мне не раз приходилось гонять дрочеров, и чаще, чем хотелось бы, попадать под перекрестный огонь. И за все эти унижения нам даже не положен орден мужества. Да и платят дерьмово.

Однако, как и темнота, тишина тоже делает с человеком странные вещи. Если достаточно долго пробыть в полной тишине, невозможно будет побороть желание заполнить ее. Это непреложный закон, зачастую приводящий нас к самым ужасным разговорам в жизни.

***

Судя по расписанию, я уже должен был мять сидение, но автобус, видимо, отправлялся с Плутона и застрял в районе Марса. Так что можете поверить, тишины было более чем достаточно.

Мне стало так скучно, что взгляд сам то и дело обращался к товарищу по несчастью. Рядом со мной на остановке сидела женщина лет тридцати с сальными волосами, одетая в плотное мешковатое пальто (что странно, учитывая, насколько теплой была ночь) и перчатки.

Лица не разглядеть – его прикрывала медицинская маска, но в глазах было что-то странное.

Хотя, скорее, в глазу. Я видел только один. Она сидела, наполовину скрывшись в тени, и мне достался только большой, выпученный глаз. Дергающийся из стороны в сторону, будто лицезрел что-то несоизмеримо более интересное, чем пара чудаков, сидящих на пустой автобусной остановке в чертовки поздний для вторника час. Лицезрел и пытался впитать все до малейшей детали.

Довольно скоро ситуация стала настолько ощутимо неловкой, что я все-таки заговорил.

– Такими темпами мы только на утренний автобус и сядем, правда?

Она повернулась ко мне.

Не с тем дерганьем испуганной кошки, которое проявляется у большинства людей, если с ними заговаривают незнакомцы ни с того ни с сего, нет. Холодный методичный поворот, будто у старого аниматроника в будке предсказаний. И оценивающе уставилась на меня одним безумно бегающим глазом и одним абсолютно неподвижным.

Помолчала почти неприлично долго, а затем все же отозвалась:

– Да. Утренний автобус.

И тут же я почувствовал себя виноватым за то, что заставил ее говорить. У женщины оказался сильный дефект речи, как у Шона Коннери на стероидах, превращавший “с” в тяжелое невнятное шипение. Будто она говорила с набитым ртом. Вот представьте будто заговорила собака, съевшая пчелу.

Вежливо улыбнувшись, я кивнул в ответ и снова отвернулся.

У нее зазвонил телефон. Странная механическая стандартная мелодия. До боли знакомая. А затем щелкнула откинутая крышка телефона-раскладушки, и меня окатила волна ностальгии. Она ответила на звонок.

Я стараюсь не подслушивать – от любопытства кошка сдохла и все такое, – но вокруг буквально все вымерло, и не уловить фрагментов разговора было непросто. И одному богу известно, о чем там шла речь.

– Кэл, я же говорила, что ненавижу говорить по телефону… да, он у меня, на диске и на флешке… Да, естественно, он чертовски хорош. Не забывай, с кем говоришь… Я еду домой, могу прислать тебе копию утром… Да, придурок, я все убрала. За кого ты меня, черт возьми, принимаешь?

А вот и автобус. Поскрипывая, жмется к обочине.

Автобус выглядел так, будто выкуривал по пачке сигарет в день и по самые фары заливался алкоголем. На боку облупившаяся реклама “Величайшего Шоумена”, а водитель – и единственный человек в салоне по совместительству – выглядел как опустившийся Санта после скандального развода.

Но для меня это позорище было сладостным спасением. Огненной колесницей. Наконец-то можно было оставить эту богом забытую остановку.

Женщина захлопнула раскладушку. Мы поднялись и встали друг за другом перед стеклянной дверью.

– Думаю, ждать осталось недолго, – прошелестел шепелявый голос позади меня.

***

Я уселся в задней части салона. Свет едва мерцал, что только льстило автобусу, скрывая большую часть грязи и хаоса и позволяя насладиться поездкой в счастливом неведении. Спинки сидений и стены были усыпаны граффити, пустая пивная бутылка болталась по проходу вперед и назад при каждом толчке.

Женщине понадобилось больше времени, чтобы спуститься к водителю и оплатить проезд. Она протянула двадцатку и терпеливо ждала, пока Санта с ворчанием отсчитывал гору мелочи на сдачу.

“В этом году она точно попадет в список непослушных детей,” – подумал я, подавляя глупую улыбку.

А потом она пошла по проходу прямо ко мне. Застывшему под прицелом ее гиперподвижного глаза.

– Здесь занято? – спросила женщина, указывая пальцем в перчатке на сидение рядом со мной.

– Нет. Располагайся.

Незнакомка села рядом и, вздохнув, устроилась поудобнее. Тормоза обиженно зашипели, двигатель заурчал, и поездка началась.

Только я и она в конце салона.

Незнакомка чем-то напоминала мне картину эпохи возрождения: чем дольше рассматривал, тем больше странных деталей я замечал. Вот, например, левый глаз. Совершенно неподвижный, он выглядел как протез. Никакого следа маниакальной энергии дерганого правого глаза. Кожа вокруг него слегка шла волнами от старых шрамов, замаскированных косметикой.

Затем она сняла перчатки.

Руки выглядели как старая резина. Все покрыты блестящей бледно-красной рубцовой тканью, похожей на сырое мясо, будто были сильно обожжены и так до конца и не зажили. Не было даже ногтей. Только длинные мраморно-красные инопланетные пальцы.

Там, где рубцовая ткань граничила с белой кожей запястий, я краем глаза поймал черные линии татуировки-рукава. Кажется, розы и колючая проволока.

Я не сказал ни слова. В этом и не было необходимости. Ночной мир неторопливо катился мимо за окнами автобуса, постепенно приближавшегося к моей остановке. И я был бы более чем счастлив проделать остаток пути в молчании.

На этот раз первой заговорила она.

– Меня зовут Сеп.

Я не мог понять, пыталась ли она выговорить “Сеп” или “Шеп”, пока женщина любезно не пояснила:

– Сокращение от Сепсис.

Как космически жестоко было слышать это от женщины с ее дефектом речи – имя аж с тремя буквами “с”. Еще хуже было то, что она носила имя смертельной инфекции. Кем бы ни была Шеп – извините, Сеп – непохоже, чтобы жизнь особенно благоволила ей.

– Брайан. Приятно познакомиться.

Сеп улыбнулась под медицинской маской и извлекла из недр пальто блестящий выкидной нож. Лезвие со щелчком вылетело из темной ручки розового дерева. Она как будто встретила вспышку удивления в моих глазах с тайным удовлетворением.

– Не болтай, Брайан.

И прежде чем я успел что-либо сказать, она наклонилась к спинке переднего сидения и начала что-то вырезать. Ничего особенного, просто случайные геометрические фигуры и палочный человечек.

– Мне всегда скучно в поездках. – Она вырезала спираль на пластике спинки с удивительной для покалеченных пальцев ловкостью. – Обычно я рисую ручкой. Но оставила последнюю в студии.

Я не знал, что, блять, на это отвечать. Незнакомка наставила на меня нож на заднем сидении темного автобуса далеко за полночь. Все, что мне оставалось делать, – ухватиться за самую тривиальную реплику в разговоре и развивать тему, пока не доберусь до остановки.

Если получится правильно разыграть карты, к тому времени во мне не прибавится отверстий.

– Студия, да? – сказал я, борясь с дрожью, пробирающейся в голос. – Это… круто. Ты типа художник?

– Фильммейкер, – поправила она с сильным ударением, все еще не отрывая единственного настоящего глаза от своих каракуль. – Ну, если обобщить. Прежде всего я актриса . А уже потом сценарист, режиссер, оператор, постпродакшн…

– Мастер на все руки!

– Мастер на все руки, – повторила она, прищурив глаза в, как я предположил, широкой улыбке под маской. – Ты любишь фильмы, Брайан?

– Ну, я работаю в кинотеатре…

– Я не об этом спрашивала.

Я сглотнул. Черт. Выдавил сдержанную улыбку.

– Да, я люблю фильмы.

Теперь Сеп вырезала на спинке сиденья пугающе детализированную улыбающуюся рожицу. Было бы чудом, если к тому моменту, как ей пришлось бы выходить, на пластике остался бы хоть клочок живого места. Она начала смеяться.

– Что смешного?

Единственный глаз снова повернулся ко мне. Лезвие ножа скользнуло в прорезь на рукоятке.

– Ты пахнешь кончой, – пробормотала она между влажными, хриплыми смешками.

Я вздохнул.

– Да. Профессиональный риск.

Сеп убрала нож и откинулась на спинку сидения, с отстраненным интересом изучая рекламу лекарств и адвокатов, облепляющую стены и потолок.

А я просто выдохнул от того, что она больше не махала ножом перед моим лицом.

– Итак, осмелюсь предположить, что и ты любишь фильмы? – Я выдавил еще одну улыбку.

Ее единственный глаз снова вспыхнул, как будто этот вопрос был последним, чего она ожидала.

Сеп кивнула.

– Можешь не сомневаться. Я уже десять лет в киноиндустрии.

– О… вау. Я и не знал, что у нас здесь такое есть.

– Ты удивишься, – выплюнула она в ответ. – Везде, где есть аудитория, будет и индустрия. А публика, поверь, всегда найдется.

Что-то в Сеп было не так, даже помимо ножа и отсутствия манер. Эта энергия… Странная энергия, сродни опасному статическому электричеству, будто она была человеческим аналогом фонаря, разрядами сбивающего мелких мошек. Бывает такое ощущение от людей. И Сеп излучала эту опасную энергию как чернобыльский атомный реактор.

– Как ты там оказалась? – спросил я, предполагая, что именно этот вопрос она и ждала.

Длинные инопланетные пальцы забарабанили по изувеченной спинке сидения.

– Я всегда знала, что стану кинозвездой, когда вырасту. Папа думал, что нет, но он просто был жестоким. С тех пор как мама ушла, он только и делал, что сидел у камина и пил. А потом становился агрессивным и пускал ход кулаки. Ублюдочный алкаш.

Ну, на биографию Сеп я точно не подписывался. Но и прерывать ее не собирался. Она все говорила, а я наблюдал, как на левой стороне маски, прямо под бесконечно неподвижным глазом, расплывается мокрое пятно.

– Папа никогда не понимал меня. Не понимал, что мне суждено стать актрисой, что он должен гордиться мной, блистающей на большом экране. Он говорил, что я неблагодарная. Что я просто хочу сбежать, как и мама. Тупой старый хрен, – прошипела она. – Мне надоело прятать порезы и учиться замазывать синяки. Не такой должна была быть моя жизнь, понимаешь? Я была создана для чего-то большего!

Единственный подвижный глаз Сеп отчаянно рванулся к моему, ища одобрения. Я выдал участливый “пожалуйста, не убивай меня” кивок, что ее полностью удовлетворило. Сеп продолжила.

– Итак, я копила деньги, подрабатывала и прятала наличку там, где он не смог бы ее найти. И в конце концов купила билет в Лос-Анджелес. Все спланировала. И собиралась воплотить мечту в жизнь! Но ночью перед отъездом эта мразь нашла мой билет. Он нашел мой гребаный билет!

И она рассмеялась безумным, жутким смехом, на который обернулся даже Санта.

Я смотрел в окно, ища взглядом свою остановку. Это не могло продолжаться бесконечно, но до тех пор я оставался невольным пленником Сеп, этой пародии на “кинозвезду”. А она знала, как удержать зрителя.

– Следующее, что я помню, это как он выбивает из меня дерьмо, повторяя все, что уже не раз говорил в последние месяцы. “О, ты думаешь, что будешь сниматься в кино? Думаешь, твое лицо подходит для большого экрана, так, маленькая ты заносчивая сучка?” И вот я лежу там, истекая кровью, рыдая, а он выхватывает кочергу из камина. Она давно стояла на углях и так раскалена…

Я не могу не посмотреть на ее руки – бледно-красные массы рубцовой ткани. И на неуклонно расползающееся мокрое пятно на маске.

– “Давай, – говорит он мне, – Возьми ее. Давай посмотрим, как ты теперь понравишься камерам.” И он прижимает ебаную кочергу к моему лицу! И скажу я тебе, Брайан, это было чертовски больно. Как в аду. В буквальном смысле слова как в аду. Огонь и гребаная сера. Я пыталась схватить ее и отбросить, но он держал крепко. Десять лет спустя я все еще как сейчас слышу шипение кожи и запах. О боже, этот запах…

Неуверенно она подняла искалеченную руку к лицу и зацепила дрожащим пальцем левую тесемку маски.

Это даже забавно. Когда Сеп стащила маску, первое, что бросилось мне в глаза, – серебряное кольцо у нее в носу, а не руины под ним. Нижняя левая половина ее лица вся сплошь представляла собой месиво из волокнистых рубцов, обнаженных зубов, торчащих из сквозной дыры, ведущей вдоль челюсти к сморщенной щеке над левой скулой и дальше. Зубы блестели от толстых густых нитей слюны, повисших по ходу рассказа.

Та сторона, которую еще можно было назвать лицом, ухмылялась.

– Я потеряла глаз, потеряла половину рта, неделями не могла шевелить руками – я сожгла их напрочь, пытаясь оторвать от себя кочергу, понимаешь. А что еще хуже – чертовы засранцы-агенты по кастингу не отвечали на мои звонки. Никто не хотел представлять уродца с испоганенным лицом и дурацким голосом, – брюзгливо пробормотала Сеп, брызгая слюной из сквозной дыры в щеке.

Она утерлась носовым платком, видимо, специально приготовленным для этой цели, снова надела маску и вздохнула.

– Я ушла из дома после этого. Со мной стало странновато общаться за обеденным столом, я даже не могла есть хлопья – молоко все выливалось. Но я не позволила этому меня остановить. Даже если никто не хотел работать со мной. Я все равно пробилась в индустрию обходными путями! Как это сделал Родригес. Ты когда-нибудь читал “Бунтарь без команды”? Эта книга изменила мою жизнь.

Я уже мог ее видеть. Еще одна остановка, и я свободен. Я протянул руку и нажал на кнопку остановки.

– Я изучила все тонкости, сама купила оборудование, – продолжала Сеп. – С тех пор я сняла сотни фильмов. Сотни! И я звезда во всех них. И даже нашла роль для папы в одном. А как только нашла дистрибьютора, начала зарабатывать фильмами на жизнь. Люди по всему миру покупают их. Я живу своей мечтой, Брайан!

Наконец-то автобус остановился. Я встал.

– Было приятно познакомиться, – сказал я Сеп. – И, эм, рад, что в конце концов все сложилось.

Я уже начал уходить, когда Сеп схватила меня за запястье покрытой шрамами рукой. Поразительно сильно. Я не смог бы вырваться, даже если бы попытался.

– Ты отлично умеешь слушать, Брайан, – проговорила она, другой рукой потянувшись к пальто. – Вот. Возьми это…

И сунула мне в руку коробку с DVD.

– Это мой последний фильм, думаю, тебе понравится. Первая копия. Стоит кучу денег. Мой дистрибьютор будет в бешенстве, если узнает, что я тебе его отдала, так что не болтай. Договорились?

Инопланетная рука стиснула мое запястье клещами, выжимая кивок согласия, как сок из свежего лимона, а потом наконец-то отпустила.

– Эй, приятель, ты выходишь или как? Я не могу тебя ждать всю ночь, – крикнул Санта из своей плексигласовой кабинки.

Я пошел к двери, с содроганием слушая последние слова Сеп, шепелявым эхом разносящиеся по салону.

– Не могу дождаться, когда услышу твое мнение, Брайан…

Автобус тронулся, и я увидел, как Сеп машет мне из окна. Неуверенно я махнул ей в ответ. И автобус исчез за поворотом, унося ее с собой.

Через пару дней моя машина снова должна была быть на ходу, и мне больше никогда не пришлось бы встречать эту женщину на автобусной остановке из кошмара. Испытание закончилось. Я мог расслабиться.

***

Я знаю, о чем вы думаете. Смотрел ли я то DVD?

Да, черт возьми, смотрел. Но не сразу.

В ту ночь я бросил его в гостиной пошел спать. Жизнь глобально не останавливается, даже если какой-то случайный чувак в автобусе решает вытащить нож и выпустить вам кишки. Меньше чем через двенадцать часов мне снова нужно было продавать билеты, убирать кинозалы и собирать попкорн и сперму за копейки.

Диск пролежал на моем кофейном столике три дня, собирая пыль. И периодически выступая подставкой под стаканы. И только на выходных я смог его посмотреть. И, оглядываясь назад, я хотел бы, чтобы выходные вообще не наступали. И чтобы тот DVD так и остался подставкой под стаканы до самой моей смерти.

Я ожидал одного из трех: домашнего видеоблога, любительского порно или бредового самолюбования на уровне Нила Брина. Но того, что реально оказалось на том чертовом диске, я никак не ожидал.

Я нажал кнопку play. На темном экране под громкую техно-музыку появились слова “Свинка идет на убой 2”.

Крупный мужчина, связанный кожаными ремнями, висел на мясницком крюке в центре темной комнаты, сплошь застеленной плотными листами пластика. Его кожа была скользкой от пота и крови, из одежды остались только заношенные трусы, пожелтевшие от старой мочи, и резиновая маска свиньи на голове, закрывающая верхнюю половину лица.

Мужчина бился в путах, его крики приглушал красный кляп-шарик.

Вторая фигура вошла в кадр. высокая, одетая в ботинки, рваные джинсы, кожаный мясницкий фартук и рубашку с короткими рукавами, открывающую испещренные замысловатыми татуировками руки. Розы и колючая проволока.

Одной из затянутых в перчатки рук она держала длинный грязный охотничий нож.

– Визжи свинка, свинка, визжи!

Густая, безошибочно узнаваемая шепелявость Сеп. Я с трудом мог поверить своим глазам. На ней была кожаная маска, закрывающая большую часть лица, сальные волосы завязаны сзади в хвост. И невозможно было не смотреть на безумный мечущийся глаз.

Все снималось одним дальним планом. Вероятно, с камеры, установленной на штативе в нескольких метрах от сцены. Композиция и освещение не оставляли места для воображения.

Она провела пальцами по животу мужчины, поигралась с волосами на его груди, лаская его, как животное. Он задрожал и жалобно заскулил от страха. Сеп рассмеялась и повернулась к камере, демонстрируя нож.

Я узнал его. Тот же нож, которым она калечила сидение в автобусе.

Когда она снимала это?.. В тот же день? Всего за пару часов до того, как села со мной в автобус?

– Мы вырежем у свинки несколько лучших кусков, – произнесла она с преувеличенным энтузиазмом, будто ведущая детского садистского шоу. – А потом вскроем ей живот и поиграем с тем, что внутри…

Я позвонил в полицию в тот день. Единственный для меня способ жить с тем, что увидел.

Сеп воплощала в жизнь все свои маленькие извращенные фантазии о статусе кинозвезды, а другие люди умирали, чтобы воплотить их в реальность. Я не стану перечислять каждую подробность того видео, но скажу одно: запись оказалась чертовски длинной, и большую часть времени человек, которого она называла “Свинкой”, был жив.

И это, поверьте мне, совсем не хорошо.

Я все рассказал копам. Где познакомился с Сеп и когда. Что услышал имя “Кэл” в ее телефонном разговоре. Что у нее “студия” где-то в городе. Историю о том, как ее искалечил отец. И то, что она сняла “сотни” фильмов. А кто-то распространял их по миру.

И, конечно же, я отдал им и DVD. Если б не это, я все равно его уничтожил бы. Такое мерзости нет места среди людей, она должна гнить в хранилище улик.

И если бы на этом все закончилось, не думаю, что я стал бы об этом писать. Просто предоставил полиции разбираться и постарался обо всем забыть. Вернуться к маленькой скучной жизни, продаже билетов, мытью полов и выживанию от зарплаты до зарплаты.

Я думал, что такой “звезде”, как Сеп, просто нужно внимание.

Но… ничего не кончилось.

Потому что сегодня утром я обнаружил коробку с диском на своем журнальном столике. На диске маркером выведены слова “Свинка идет на убой”. А в футляр вложена записка, написанная от руки.

Ты обещал не болтать. Я разочарована.

Но меня больше беспокоит то, что тебе не понравился фильм. Не волнуйся, я тебя за это не виню, надо было дать тебе первую часть приключений Свинки. Поверь мне, ты многое теряешь, не зная контекста оригинальной истории.

Просто будь другом и никому об этом не рассказывай. В конце концов, мне все еще нужен исполнитель на главную роль в третьей части.

Сеп.

~

Оригинал (с) DraytonsFatStacks

⠀

Телеграм, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашем ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Удача не сопутствовала мне с рождения, с тех пор, как против воли вошел я в этот мир. Отец исчез еще того, как я появился на свет, а мать была безнадежно больной женщиной, большую часть жизни проведшей в психиатрических лечебницах. Мое воспитание целиком и полностью легло на плечи бабушки и дедушки. По сути, именно они стали мне родителями,и я никогда не пожелал бы себе иного.

Благодаря им, мое хаотичное начало жизни никак не повлияло на дальнейшее детство. Они провели меня через все. Кормили и одевали, преподавали ценные жизненные уроки, которые и по сей день навсегда в моей памяти. Бабушка и дедушка жили в старом доме. Типичном доме, в стенах которого выросло не одно поколение: потертые обои из семидесятых и этот особый запах давнего жилья. Сколько бы мы ни убирались, он всегда первым встречал меня по ту сторону входной двери. Такого запаха не встретишь в новых домах.

Как бы то ни было, я знал только такую жизнь и наслаждался каждым ее моментом. Но была в нашем доме одна странность, которой я старался не придавать значения много лет. На первом этаже располагалась комната за тяжелой металлической дверью, всегда запертой на засов.

– Бабушка, что там? – спросил я, впервые услышав странные звуки с той стороны. Мне было всего четыре, я только-только научился составлять связные предложения, но даже для столь юного создания, эта массивная дверь казалась неуместной.

– Ты поймешь, когда вырастешь, – ответила она тогда.

И больше я не обращал на дверь внимания, но время от времени все же видел, как бабушка или дедушка входят в нее и запираются изнутри. Иногда они плакали там, иногда просто разговаривали. Толстый металл приглушал звуки. И только когда однажды проснулся от воплей пробивающихся через стены и засовы, я снова спросил их об этом.

Но сколько бы ни заговаривал о странной комнате, ответ всегда был один:

– Ты поймешь, когда вырастешь.

***

Вскоре после того, как мне исполнилось пятнадцать, наступил день икс. Моя первая девушка порвала со мной из-за какой-то тривиальной подростковой ерунды, казавшейся в то время проблемой вселенского масштаба. Сейчас я понимаю, что оба мы были глупыми детьми, и те недолгие отношения вряд ли как-то вообще повлияли на становление нас как людей. Но все же,тогда сердце мое оказалось разбито.

Конечно, бабушка и дедушка пытались помочь мне, говорили, что я еще найду настоящую любовь, что первые отношения всегда стремительно кончаются… Но никакие их слова, сколь убедительными они ни были, не отзывались в моем измученном гормонами теле. Неделями я сидел в своей комнате и рыдал под аккомпанемент депрессивной музыки. А потом они решили, что пришло время мне узнать секрет запертой комнаты.

Бабушка взяла меня за руку и подвела к ржавой металлической двери, десятилетиями хранившей свои тайны, еще задолго до моего рождения. Я стоял там на дрожащих ногах, наконец-то предвкушая великое открытие, ожидающее по ту сторону. Вынув из кармана ключ, она протянула его мне.

– Почему бы тебе не войти внутрь? – спросила она, но слова больше походили на приказ.

– Что там?

– Этого не объяснить простыми словами. Это нужно испытать на себе. Проведи внутри хотя бы минуту и ты поймешь, что я имею в виду.

Я колебался, но любопытство оказалось сильней. Дрожащей рукой, я вставил ключ в замочную скважину. А когда потянулся к ручке, бабушка дала мне последнее напутствие:

– Оставайся внутри, пока не поймешь, но не задерживайся. Несчастья ждут тех, кем движет жадность.

И под ее ободряющую улыбку я вошел внутрь. Зловещее предречение, сказанное добрым голосом, оставило меня в смятении, на островке где-то между страхом и спокойствием. Вся свою жизнь я чувствовал себя в полной безопасности рядом с этой женщиной, и, несмотря на загадочную тайну, скрытую в комнате, поверил ей и тогда.

Дверь закрылась, оставив меня в темноте. Я пошарил рукой по влажным обоям, борясь с дискомфортом, и вскоре нащупал выключатель. Единственная голая лампочка осенила тусклым светом обои с тонкими красными полосками и красный ковер, чистый, хоть и мокрый.

Комната оказалась на редкость уродливой, но не это меня по-настоящему беспокоило, а пустота. Там не было никакой мебели, только ковер, обои и стены.

Я стоял в центре квадратной комнаты, пытаясь понять, что нужно сделать. Боль и печаль, вызванные расставанием все еще бурлили в глубине моего сознания, но стоило войти в комнату, и чувства как будто притупились.

Как бы странно это ни звучало, но я почти физически чувствовал, что депрессия, разрывающая душу несколько недель, покидает меня. Будто комната поглощала печаль, и секунда за секундой я исцелялся.

Но вот что странно. Обои. Теперь они блестели капельками влаги. Я подошел, чтобы проверить, и по стенам потекли ручейки. А из толщи бетона начали доноситься звуки, похожие на плач. Приглушенные стоны. Всхлипы. Сотнями голосов неслись стенания, сливаясь в симфонию скорби, и как бы пугающе это ни звучало, рыдания комнаты несли облегчение. Я быстро понял, что вода на стенах – это слезы. Комната плакала за меня, опустошая и освобождая. Я стоял и просто ждал, пока последний уголек тоски не погаснет. Несколько минут спустя, все прошло. Мой мир больше не разваливался на части. Жизнь снова была прекрасной.

Но, успокоившись, я вспомнил предостережение бабушки:

Оставайся внутри, пока не поймешь, но не задерживайся. Несчастья ждут тех, кем движет жадность.

Пришло время уходить. Бабушка ждала меня снаружи с улыбкой на лице.

– Теперь ты понял?

Я согласно кивнул. То, как работает комната осталось загадкой, но ее назначение я понял. Комната изымала эмоции, была местом, где человек мог бы восстановить внутренний покой после трагедий и потрясений.

– Как это работает?

– Не знаю. Эта комната всегда была здесь с тех пор, как мой прапрадед построил это место. Он умер задолго до моего рождения, а другие члены семьи никогда его не понимали.

У меня осталось много вопросов, но непонятно было с чего начать.

– Девон, запомни пожалуйста. Комнатой можно пользоваться только когда тебе грустно.

– Почему?

– Печаль – это эмоция, берущая начало вне тебя. Это реакция на действия других людей. И она не причинит тебе вреда. Но гнев, ревность, страх – эти эмоции нельзя скармливать комнате.

– Что произойдет, если это сделать?

– Пострадают люди, и тебе придется с этим жить.

Бабушка не стала объяснять подробнее, да ей и не нужно было, если говорить честно. Дедушка молчал, но он практически никогда и не входил в комнату. Время от времени он лишь просил меня не злоупотреблять ею, но я жил счастливой жизнью и пользовался помощью комнаты плача не чаще пары раз год.

***

Жизнь моя шла своим чередом. Как и обещали бабушка с дедушкой, пару лет спустя я нашел настоящую любовь. Да, это были всего лишь вторые мои отношения, и я скептически относился к понятию “любовь”, но все же дал им шанс. И несколько лет спустя окончательно понял, что она та самая.

Когда нам было двадцать три года, я сделал предложение Лиз, конечно сначала выяснив, что думают о ней дедушка и бабушка. Они полюбили ее так же сильно, как и я сам, что развеяло все сомнения. Летом следующего года мы планировали пожениться, и уже жили вместе к тому времени.

Свадьба должна была выйти скромной, ведь ни у кого из нас не было большой семьи. У меня только дедушка с бабушкой, у нее – родители, дядя и пара братьев. Мы планировали собрать лишь самых близких наших друзей на церемонию на пляже.

Но чем меньше времени оставалось до церемонии, тем больше разрасталось тревожное чувство у меня в животе. Я не понимал, было ли это связано с невестой или событием, но что-то определенно было не так.

А потом мне позвонил дедушка. Голос его звучал отрывисто и надломлено…

– Ее не стало, Девин…

Он пытался, но не смог сказать больше ни слова. Дедушка всегда был немногословен, но тогда… Бабушка была старой женщиной, и ее смерть не должна была нас удивить, вот только она не была естественной. Пьяный водитель сбил ее и бросил на дороге, пустившись в бега.

В тот день маленькая частичка меня умерла вместе одним из самых дорогих людей. Свадьбу отложили. Я вернулся к дедушке, чтобы поддержать его.

***

Следующие несколько недель прошли как в тумане. Дедушка бесцельно бродил по дому, пытаясь как-то жить после потери единственной своей любви. Я все ждал, что он войдет в Комнату… но нет. Он приходил, подолгу стоял перед дверью, а потом возвращался к своим делам.

– Почему ты не зайдешь? – спросил я его однажды.

– Я хочу чувствовать. Хочу оставить рядом с собой хотя бы часть ее, даже если это причиняет мне боль.

В тот день я усвоил новый урок: печаль это не всегда нездоровая или плохая эмоция. Горе – естественная реакция психики на исчезновение значимых вещей или людей. Я стал меньше пользоваться комнатой, заходя внутрь только в самые дерьмовые дни.

Три месяца спустя сукиного сына, убившего бабушку поймали. Суд был коротким: его засняла дорожная камера, его лицо и номер автомобиля попали в полицию, но он не был владельцем машины, поэтому арест оказался не мгновенным.

Никогда в своей жизни я не испытывал такой ненависти и жгучего гнева по отношению к другому человеку. Весь суд он непринужденно сидел, без следа вины на лице. Даже посмеивался, о чем-то болтая со своим адвокатом. Он так и не раскаялся, а когда его признали виновным лишь разозлился.

Вернувшись домой, я все еще бурлил от гнева. Ни одна клеточка моего существа не чувствовала, что справедливость восторжествовала. Дедушка тоже не выглядел довольным, но он не был так расстроен как я.

Как только он заснул, я понял, что сам не смогу справиться с эмоциями. Пришло время посетить Комнату, но не для того, чтобы оставить там печаль. Нет. Я хотел избавиться от гнева.

Дверь широко распахнулась. Пустая потрепанная комната встретила меня. Я шагнул внутрь, открываясь ей навстречу, готовый отпустить эмоции. Мгновение я просто стоял посреди комнаты, ожидая когда что-нибудь произойдет. Но гнев никуда не ушел. Даже когда стены и пол стали влажными, ненависть не уменьшилась ни на толику.

А потом я заметил цвет слез. Сначала это было едва заметно в тонких дорожках и ручейках, но вскоре все стены окрасились алым. Они не плакали. Они кровоточили.

Но это зрелище не обратило меня в бегство. Я стоял, ошеломленный, охваченный сбивающей с толку смесью жгучей ярости и экстаза. Наполненный праведным гневом, я ликовал, чувствуя, как расползается боль, хоть и не знал, куда она уходит. Стены кричали в агонии, таких звуков я еще никогда от них не слышал.

Прошла минута или час, не знаю…

– Что ты наделал? – в шоке спросил дедушка, ворвавшись в комнату.

Я обернулся и уставился в его пораженное, испуганное лицо, багровещее в свете кровавых потоков. Оправившись от ужаса, он схватил меня за руку и выволок из комнаты.

А когда дверь закрылась, я снова пришел в себя. Гнев, кровь… извращенная радость обернулась непреодолимым стыдом.

– Я… я…

– Мы же говорили никогда не входить в комнату, когда злишься! Люди пострадают, зачем ты сделал это?

Я никогда не видел дедушку в таком гневе.

– Я просто хотел, чтобы это прошло.

– Ты не понимаешь, что наделал! Будут последствия, которые нам и не снились!

Позже я понял, что он не был зол на меня. Скорее разочарован. Он не мог понять, почему я сделал это, он считал меня лучшим человеком.

– Твоя бабушка никогда такого не пожелала бы… – И он оставил меня одного в темноте.

Никто из нас больше не заходил в ту комнату. Я не мог выносить стыда и научился подавлять чувства, загоняя их в самые дальние уголки сознания. Шли месяцы и все постепенно вернулось к норме. Мы жили полной жизнью так, как хотела бы бабушка.

Через неделю после инцидента по району поползли слухи. Человек, сбивший бабушку был найден мертвым в камере. Причину смерти официально не объявили, но люди утверждали, что его кровь вскипела, разрушая его изнутри. Его лицо превратилось в маску страдания.

Я знал, что это моих рук дело, что это сделал гнев, выплеснувшийся в комнате. Но не чувствовал ни малейшей вины.

После смерти водителя, в доме поселилась странная темная энергия. Я не мог точно определить, что чувствовал, но даже этого зловещего предзнаменования было недостаточно, чтобы затмить предстоящие события.

Мы снова назначили дату свадьбы, и следующим летом я, наконец, женился на любимой женщине. Примерно в то же время дедушка начал сдавать. Он сильно похудел, почти не ел. А вскоре у него обнаружили неоперабельный рак поджелудочной железы.

Эта новость поразила меня до глубины души, но он не был удивлен или подавлен. Дедушка прожил долгую удивительную жизнь, и был готов уйти.

– Я был счастлив воспитывать тебя как сына. Пожалуйста, не прекращай жить, когда меня не станет. Будь счастлив, заведи семью, о которой всегда мечтал.

У нас было время подготовиться. Его кончина не вызвала шока. Я плакал, но не сломался, как было с бабушкой. Даже не вспомнил о Комнате. Она осталась в прошлом.

***

Я унаследовал дом, и, поскольку лучшего варианта у нас не было, мы с женой переехали туда. Чтобы создать собственную семью. Она занялась ремонтом, чтобы дом стал более современным. Мне нравилось, как все было устроено у бабушки и дедушки, но дом и правда выглядел очень старомодно.

Однажды она спросила меня о комнате, о месте, про которое я и не думал ей говорить. Я знал, что рано или поздно мы придем к этому разговору, но боялся, что она подумает, что я сошел с ума. Тем не менее, когда пришло время, я постарался рассказать ей о комнате, как бы странно это ни звучало. Сначала она подумала, что я шучу, но я был слишком серьезен.

– Могу я заглянуть внутрь?

Я не мог позволить этого. Никому нельзя было входить и на двери появились новые запоры. Несмотря ни на что, она мне поверила. Доверилась моему суждению, хотя и не понимала, что произойдет, если войти внутрь. Просто доверилась и держала обещание.

Мы жили счастливо. Вскоре Лиз забеременела, не прошло и года. Мы оба были на седьмом небе от радости. Несколько месяцев мы провели переделывая гостевую в детскую и делая дом безопасным для ребенка.

А на пятом месяце беременности у Лиз начались схватки. Я немедленно отвез ее в больницу. Ее сразу забрали: Лиз рожала. Несмотря на все усилия врачей, ребенок не выжил.

Тяжелая депрессия накрыла нас обоих. Впервые за несколько лет я подумал войти в Комнату. Но слова дедушки все звучали в глубине сознания: мне нужно почувствовать боль, это слишком важно, чтобы просто стереть. И я старался оставаться сильным и поддерживать жену.

Но в этой тяжелой битве мы оба проигрывали…

Однажды ночью я проснулся, весь в поту, от повторяющегося кошмара. Вдруг почувствовав удушающую вину за смерть нашего ребенка, будто мои действия каким-то образом привели к его смерти. Жены не было рядом. А с первого этажа, приглушенные толщей стен, доносились сотни криков боли и страдания.

Я сразу понял, что произошло. Она вошла в комнату плача. Как она попала внутрь? Сбитый с толку, я спустился вниз. Она нашла спрятанные ключи, а навесные замки сорвала ломом.

Я распахнул дверь и обнаружил жену, сидящей в озере слез, лужа была настолько глубокой, что соленая вода полилась через порог в гостиную. Но стены давно уже перестали плакать. Приглушенные звуки, которые я слышал были вовсе не рыданиями. Это был смех. Лиз сидела в озере слез с пустым выражением на лице.

– Лиз, что ты делаешь?

Она не ответила. Даже не взглянула в мою сторону. Она вообще ни на что не реагировала, будто впала в кататонию. Мне пришлось вынести ее из комнаты и запереть дверь. Она все еще была жива, но пуста внутри. Моя любовь так долго пробыла в комнате, что все эмоции, которые она когда-либо испытывала напрочь вытянуло из нее. Женщина которую я любил ушла.

Я вызвал скорую помощь. А что еще мне оставалось? Ей было уже не помочь. Лиз поместили в психиатрическую лечебницу как безнадежную больную, оставив совсем одну в этом мире.

Ежедневно я прихожу к ней, но едва ли она узнает меня.

Сосущая пустота внутри зовет меня в комнату плача.

Это так заманчиво, ничего не чувствовать.

~

Оригинал (с) RichardSaxon

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Солнце стояло низко. Все мы собрались вокруг сырой дыры в земле. Люди, одетые в черное, люди с сухими глазами. Больше не было слез. Никто все еще не мог поверить, что ты ушел. Так быстро. Секунду назад был с нами, а в следующую исчез.

Тебя убили. Забрали раньше времени. И самое ужасное, что мы даже не в силах привлечь убийцу к ответственности. Он ушел, исчез сразу, как сделал свое черное дело, и больше никто его не видел.

Помню, ты говорил мне, что тебя преследовал монстр. Создание ночи с горящими красными глазами и блестящими клыками, скржещущее зубами из темных углов. Ты говорил, что он идет за тобой по пятам, куда бы ты ни отправился. Всегда рядом. Маячит, видимый лишь краем глаза. Всегда ждет. И смотрит на тебя сверху вниз.

Ты рассказывал, как он преследовал тебя. Как он понял, что ты видишь его. Как он смеялся над тобой, зная, что никто тебе не поверит. Что люди назовут тебя сумасшедшим. Помню, как той ночью ты позвонил мне в бреду ужаса, а я ответил, что тебе просто нужно поспать. Я все еще слышу панику в твоем голосе.

– Он здесь. Он за моей дверью. Он зовет меня по имени и говорит впустить его. Я не могу. Не могу впустить ЭТО внутрь! Он убьет меня, если войдет.

– Эй, все нормально. Просто сделай глубокий вдох. Успокойся. Все будет хорошо. – Вот что я сказал. Ты звонил мне в горячечном бреду не первый раз. Не думал, что этот будет последним.

– Нет, мужик. Ты не понимаешь. Эта хрень где-то там. Он хочет убить меня. Он не остановится, пока не доберется до меня. Пожалуйста, я просто хочу, чтобы это закончилось! Хочу, чтобы кто-то сказал, что тоже видит его. Пожалуйста, приезжай, можешь? Пожалуйста… – Так отчаянно ты умолял меня.

И я сдался в конце концов. Поехал к тебе. Вошел в незапертую дверь твоего дома. Вошел, ожидая увидеть тебя испуганного, забившегося в дальний угол спальни. Но не того, что увидел.

Тебя на полу. На спине, рухнувшего плашмя. С пистолетом в руке. У стены, украшенной серо-алым пятном, авангардной картиной, написанной содержимым твоей головы. Вчерашний ужин подкатил к горлу, я попытался выбежать на ватных ногах, попятился назад, упал, снова поднялся… и в итоге меня вырвало на ковер в твоей гостиной. Прости. Не хотел устраивать беспорядок.

Сколько я просидел там, уставившись в стену, неспособный двигаться?.. Не знаю. Наконец я достал телефон и набрал 911. Сказал твой адрес. А на вопрос “что случилось?” ответил, что в тебя стреляли. Не мог заставить себя выговорить это. Не смог заставить себя сказать, что ты мертв.

Я вернулся в спальню, чтобы накрыть тебя. Чтобы не позволить миру увидеть тебя таким. Не позволить им догадаться, насколько ты был напуган. Стянул одеяло с кровати, укрыл им твое безжизненное тело. А потом заметил листок бумаги на простынях.

Джесси,

Мне безумно жаль. Я не знал, что еще делать. Он наконец добрался до меня. У меня не было выбора. Молю Бога, чтобы тебе никогда не пришлось с ним столкнуться. Пожалуйста, скажи маме и папе, что я сожалею. Скажи им, что я не хотел, чтобы это случилось.

Мне страшно, Джесс. Чертовски страшно. Я вижу его много лет, с тех пор, как был подростком. Он огромен. Похож на сгусток тьмы. На живую тень. Но эти красные глаза… Эти глаза впиваются в меня клещами, и я чувствую их взгляд, чувствую, что он наблюдает за мной, где бы я ни был. И улыбается оскалом острых клыков каждый раз, когда понимает, что я его вижу. Я безумно устал от погони. Я устал от беспомощности. Это единственный способ освободиться.

Прости, Джесс. Я люблю тебя.

Адам.

Я остался сидеть на кровати рядом с тобой, пока не приехала полиция. Пока мне не дали одеяло, пока не позвонили маме и папе. Мы через все проходили вместе. Ты был моим старшим братом, пусть и всего на десять минут, но я всегда смотрел на тебя снизу вверх. Не могу поверить, что тебя забрали у нас вот так.

Мама и папа все твердили, что это самоубийство. Говорили, что ты был в депрессии, что половину жизни провел в лечебнице. Я знаю это. А еще знаю, что не депрессия убила тебя. Мы мыслим одинаково. Я это чувствую. Я знаю, что ты не лгал о том, что видел.

Через несколько дней мы собрались, чтобы похоронить тебя. Стояли вокруг могилы, смотрели, как тебя опускают в холодную землю. Похороны только разозлили меня. Проповедник взошел на кафедру, чтобы напомнить всем, что ты был хорошим парнем, но проклял себя своей смертью. Чтобы сказать, что теперь ты в аду. Зачем Богу посылать жертву убийства в ад?..

***

Ты умер год назад. Я все еще прихожу на твою могилу каждые несколько дней. Надеясь, что ты придешь ко мне. Надеясь, что скажешь, что все в порядке. Что не винишь меня за то, что я опоздал.

Теперь на твоей могиле растут вольные полевые цветы. Мне нравится думать, что так ты показываешь, что все еще рядом. Думаешь о нас. Заботишься о нас. В конце концов, из нас двоих ты был самым свободным.

Я смотрел на цветы на твоей могиле, когда что-то мелькнуло на грани зрения. Там, на другой стороне кладбища, возвышаясь над надгробием. Твой убийца. Тень. Стоит, насмешливо уставившись на меня красными глазами. Провоцируя рассказать кому-нибудь. Ухмыляется мне, обнажая ряды бритвенно-острых клыков. Все, как ты говорил.

Он все смотрит на меня… а потом говорит. И у меня кровь застывает в жилах.

– ТЫ ОЧЕНЬ ПОХОЖ НА НЕГО.

Он преследует меня уже три дня. Везде, куда бы ни подался, я вижу его. Слышу, как он зовет меня, когда я пытаюсь заснуть. Адам. Клянусь. Я убью эту тварь. Я отомщу ему, даже если это убьет меня.

Люблю тебя, брат.

~

Оригинал (с) googlyeyes93

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я сменила кучу работ с тех пор, как закончила колледж. Знаете, случайные подработки, иногда странные, иногда глупые. И только получив место оператора службы 911, поняла, что именно этим и хотела бы заниматься всю свою жизнь. Ощущения, которые дарят успешно завершенные вызовы, неописуемы: будто горячий шоколад скользит по горлу, наполняя меня счастьем.

Всего четыре месяца я успела провести на работе мечты до того, как получила самый пугающий звонок в жизни. До сих пор не могу вспоминать его без дрожи. Знаю, знаю, о чем вы думаете: большинство звонков в 911 пугающие или как минимум тревожные. И так оно и есть. Это экстренная линия. Но почти все можно объяснить или рационализировать. Классифицировать. Ничего не остается неясным, двусмысленным. Рациональность необходима человеческому мозгу. Только так мы можем понять и осмыслить ситуацию. Но вот когда мы лишены такой возможности… тогда все, что мы когда-либо знали, все, что принимали за реальность, ставится под сомнение.

Той ночью я заканчивала очень тяжелую смену. Без малого 10 часов только и делала, что посылала полицию на домашние конфликты. До конца смены оставалось пара часов, когда мне позвонила маленькая девочка по имени Саманта. Ниже приведена стенограмма этого звонка.

***

Оператор: Оператор девять-один-один, что у вас случилось?

Абонент: Алло? Мамочка упала.

Оператор: Как тебя зовут, милая?

Абонент: Саманта.

Оператор: Хорошо, Саманта. Ты можешь сказать мне, где вы живете?

Абонент: Я не знаю адрес. Ты меня найдешь?

Оператор: Да, Саманта, я могу отследить звонок. Расскажешь мне, что случилось?

Абонент: Мамочка делает всякое. Уже несколько дней. Не ложится спать, ходит везде, царапает вещи, царапает стены. Я боюсь выходить из комнаты. А сегодня я ложилась спать, а она стала стонать внизу. Прямо как зомби! (хихикает)

Оператор: Что мама делает сейчас?

Абонент: Мамочка на полу. Не хочет просыпаться.

Оператор: Саманта, твоя мама дышит?

Абонент: Я не знаю. Не вижу. Мне страшно.

Оператор: Все в порядке, солнышко. Помощь уже в пути. Мне нужно, чтобы ты разговаривала со мной, пока они не прибудут. Ты сможешь?

Абонент: Д-да. Что-то происходит.

Оператор: Что происходит?

Абонент: Мамочка двигается. Дергается. Ее веки трепещут. Как бабочки.

(На фоне отчетливо слышны стоны и звуки волочения чего-то по полу. Саманта всхлипывает.)

Абонент: Кто-нибудь придет? Мне страшно.

Оператор: Да, Саманта. Помощь уже близко. Что это за звуки?

Абонент: Это мамочка.

Оператор: Что мамочка делает?

Абонент: Я прячусь в шкафу в своей комнате. Она ползает по полу, как паук, и ее глаза совсем странные. Она шипит. И у нее какая-то красная пена вокруг рта.

Оператор: Она может видеть тебя?

Абонент: Она меня пока не видит. Кто-нибудь идет? Они близко?

Оператор: Да, уже очень близко.

Абонент: (всхлипывает)

Оператор: Саманта? Все хорошо?

Абонент: …(неразборчиво) …мамочка идет задом наперед… Кажется она знает, где я. Она смотрит прямо на меня и ее глаза совсем черные. Пожалуйста, мне страшно. Мамочка хочет сделать мне больно.

Оператор: Саманта, что значит “идет задом наперед”?

Абонент: У нее все задом наперед. Ноги вывернуты не в ту сторону, и голова тоже вывернута назад… Как будто… как будто барби развернули голову. Вот так вот. Она трясется, как робот. Но она идет.

Оператор: Полиция уже за углом.

Абонент: Стой, мамочка мне улыбается. Наверное, можно выходить.

Оператор: Саманта, оставайся на месте.

Абонент: Мамочка? (хнычет)

Оператор: Саманта? Полиция уже у двери.

Абонент: …(неразборчиво) …мамочка, не надо, пожалуйста! Ты пугаешь меня…

Оператор: Саманта?

Абонент: Я не хочу есть это, мамочка. Как это заставит меня тебя полюбить? Куда мы идем? Мамочка?

(Пронзительный детский крик. Линия обрывается.)

***

Полиция не обнаружила на месте происшествия ни Саманту, ни ее мать. Дом выглядел заброшенным. Свет не работал, никакой мебели, только посреди гостиной разлагался труп собаки. Выглядело так, будто животное мертво уже несколько недель. По всему дому обнаружены следы гниения: личинки, насекомые и прочие мерзкие твари. И никаких следов человека.

На следующее же утро я уволилась. Этот звонок до сих пор не идет у меня из головы. Я просто никак не могу его осмыслить. Мой босс и офицеры полиции ни на минуту не усомнились, что им дали неправильный адрес. Это считается ошибкой диспетчера. Моей ошибкой. Но я знаю, что ошибки не было. Адрес был верным, звонок был отслежен без сбоев. И это не моя вина.

Каждый день я думаю о Саманте. Каждый день молюсь, чтобы с ней не случилось ничего ужасного. Но в глубине души понимаю, что существо, притворявшееся ее матерью, все же сделало с девочкой что-то невыразимое. Что-то немыслимое.

Я никогда не забуду этот крик.

~

Оригинал (с) youshallnotpass121

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Наш город очень молодой. Конечно, говоря “молодой”, я не имею в виду, что он новый, нет. Мы поколениями живем в этом месте, просто по раздельности. Со стороны это может показаться странным, но мы все здесь весьма понимающие люди, поэтому уже сжились с таким положением дел. Странная концепция, не спорю, но, как оказалось, весьма успешная.

В общем говоря, сам город не новый, но его жители молоды. Те, что живут в сообществе прогрессивном, веселом и, конечно же, сдобренном щепоткой любви. В Милтоне – так зовется наш город – нет безработных, любой человек здесь найдет, как реализовать свои способности. Здесь не бывает бедности, так же, как и недостатка в еде или напитках. И, хотя городок совсем крохотный, здесь все же оживленная ночная жизнь, замечательные бары и рестораны на любой вкус. Практически никто не остается без пары. Все мы, можно сказать, равны. Никто не лучше другого. Да, некоторые профессии могут быть чуть более важными и влиятельными, чем другие, но люди, занимающие такие посты, обычно весьма дальновидны. Сообщество получает энергию из возобновляемых источников и только из них. Огромные ветряки возвышаются в полях, окружающих город. А за ними только лес. Лес, в который мы не ходим. Потому что за ним лежит другое место. Мы называем его сектором Б.

Здесь правят два простых закона, которые мы неуклонно соблюдаем и благодаря которым получаем возможность жить плодотворной жизнью в прекрасном месте, куда более развитом, чем весь остальной мир. Но недоступном для тех, кто родился не на нашей земле. Первый закон гласит, что в секторе А позволено жить только тем, у кого есть собственные дети. Если, достигнув определенного возраста, вы понимаете, что дети не вписываются в ваши планы, решаете не заводить своих и не усыновлять – вы уходите. Это негласное правило. Никто не вышвырнет вас за ворота, но, если вы не захотите стать частью сообщества, найти работу и купить дом будет очень непросто. Такова норма. Немногие покидают город, большинство хочет остаться. Как я и говорил, жизнь здесь настолько близка к идеальной, насколько это вообще возможно. Если вы решаете родить или усыновить и вырастить ребенка, вы остаетесь частью сообщества до тех пор, пока ваши дети не решат завести своих. Или уехать.

Последнее случается редко. Отчасти потому, что, раз выехав за ворота, они уже не смогут вернуться. А мы знаем, каков внешний мир. Мрачное, жестокое место. Застрявшее в худшем времени, приросшее к нему. Прогресс там – нечто, чего стоит бояться. А здесь прогресс – одна из основных наших ценностей.

Когда вы достигнете определенного возраста, когда придет время познакомиться с внуками, вас попросят собрать вещи и переехать в сектор Б. Если у вас несколько детей, время наступит вместе с выбором последнего.

Второй закон говорит, что сектора А и Б не должны пересекаться. Вы оставляете позади первую главу свой жизни и переходите ко второй. Жизнь в другом секторе такая же прекрасная, но более размеренная. В секторе А перераспределяются освободившиеся ресурсы, и жизнь для молодых становится еще лучше и проще. Может показаться, что переезд – наказание, но это награда. Вы упорно трудились, чтобы заслужить покой. И даже если будете скучать по родным, не страшно: придет время, и они присоединятся к вам.

Некоторые горожане решают рожать много детей с большой разницей в возрасте, чтобы провести с семьей как можно больше времени. Другие заводят лишь одного и надеются, что время покоя скоро придет, и они смогут уйти молодыми, наслаждаясь досрочной пенсией.

***

Я происхожу из традиционной семьи. В крайнем случае, мне всегда так казалось. С тех пор, как я перешел в подростковый возраст, родители только и делали, что проповедовали, как это прекрасно – иметь собственных детей. Как прекрасно видеть, как юная душа смотрит на тебя снизу вверх и растет, становясь со временем самостоятельным человеком. Не поймите меня неправильно, это и правда звучит красиво, но я никогда не связывал свое будущее с детьми. Я о себе-то с трудом мог позаботиться.

Видели бы вы выражение лиц моих родителей, когда они узнали, что у меня появилась девушка. Настоящие серьезные отношения. Я скрывал это так долго, как только мог, потому что точно знал, как они отреагируют, и к такому давлению был совсем не готов. Но в маленьких городках секреты быстро становятся всеобщим достоянием. Так что, когда до них дошли слухи о нас с Фионой, родители были в восторге. Ну, быть может, не совсем в восторге, ведь у ее семьи репутация была так себе. Родители Фионы уже завели шестерых детей и собирались продолжать рожать так долго, как только позволят возможности их тел.

– Ну, в конце концов, ты женишься на девушке, а не на семье. Все в порядке, – сказала мама с фальшивой улыбкой на лице.

Я закатил глаза.

– Женишься? Боже, мам, мы просто встречаемся. Кто знает, будем ли мы вообще вместе. – Так я тогда ответил. Фиона была классной девчонкой и все такое, но я был еще совсем молод и не планировал остепениться в ближайшее время.

У нас могло ничего не выйти, я мог бы встречаться со многими другими девушками. На момент того разговора я с осторожностью говорил о любви, но чем дольше мы были вместе, тем лучше понимал, что Фиона – та самая. Однажды, когда речь зашла о том, как мы будем жить не здесь, а там, куда однажды отправимся, она была критически настроена. Не могла себе представить, что будет жить среди стариков, ну, вы понимаете, мы же к ним не привыкли. Я сказал ей тогда, что мы тоже будем старыми, но ей это не помогло. Она была похожа на своих родителей в этом отношении. А ведь это она еще не знала, что я вообще не планирую заводить детей. Хотя, мне кажется, в этом вопросе мы с ней были на одной волне. Мы то и дело шутили о том, какие места посетим, если нас вышлют из города.

К сожалению, жизнь никогда не идет по плану.

Я никогда не чувствовал большей растерянности, чем в тот день, когда узнал, что Фиона беременна.

Мы сидели в саду ее родительского дома и смотрели, как младший братишка возится в траве. Только мы втроем. Он был еще слишком мал, чтобы понять, почему его сестра улыбалась и плакала одновременно.

***

Ребенок меняет всю вашу жизнь. Где бы вы ни были. И особенно в Милтоне.

Родители Фионы были рады. Они могли бы вдоволь налюбоваться внуком, прежде чем их младший ребенок достигнет совершеннолетия. Мои родители тоже сначала разразились слезами счастья. Все их мечты сбылись.

Всю свою жизнь они с нетерпением ждали дня перевода в сектор Б. Ровно до того момента, когда впервые увидели свою внучку и поняли, что не могут оставить ее добровольно. Ребенок меняет вас. Но и внук тоже. Традиции были выброшены за борт. А слезы счастья начали отдавать страхом.

***

Моих родителей забрали в понедельник. Томас Миллер, парень, с которым мы вместе ходили в школу, увез их на своем фургоне. Он был одним из немногих, кого выбрали для работы в городском Комитете еще в юном возрасте. Родители Томаса погибли, когда он был совсем малышом. Он был мне как брат. Мама всегда готовила два контейнера с обедами, чтобы я мог поделиться с Томасом в школе. А потом мы стали старше, Томаса выбрали в Комитет, и мы потеряли связь.

Томас остался в фургоне. Два полицейских вышли из машины и направились к входной двери дома моего детства.

Нашего дома, ведь теперь им владели мы с Фионой.

Отец отпер дверь дрожащей рукой. Его глаза краснели под опухшими веками. Прошлой ночью он не спал ни секунды. Как и мама. Она много часов держала мою дочь на руках. И одновременно сжимала мою ладонь. Никогда бы не поверил, что ей будет так сложно попрощаться. Ей всегда нравилась жизнь в секторе А, но она грезила сектором Б. И все же с тех пор, как письмо с уведомлением о переезде попало ей в руки, она каждую минуту бешено спорила с отцом – тоже напуганным, но не желающим нарушать правила.

– Ты хотела этого. – Вчера я случайно подслушал их разговор. – Ты мечтала о такой жизни в молодости и не можешь изменить решение теперь, когда стала старше. Бен скоро присоединится к нам.

Я содрогнулся от этой мысли. Ни за что на свете я не бросил бы своего ребенка ради жизни в другом секторе. И очень сомневался, что Фионе эта идея пришлась бы по вкусу.

– Через два десятилетия? Три или, возможно, даже четыре? Что если наша внучка решит уехать? А если и нет, проживем ли мы так долго, чтобы когда-нибудь увидеть ее снова?

Я не стал слушать дальше. Но мы с Фионой тоже говорили, и оба знали, что никогда не хотели бы оказаться на месте моих родителей. Вот только теперь, когда новый горожанин Милтона появился на свет, у нас не было возможности отсюда выбраться.

Когда родителей повели к машине, я заплакал первый раз с тех пор, как был ребенком. Они старались держать улыбки, но все мы знали, что это трагичный момент. Я пытался поговорить с офицерами, убедить их, что родители еще нужны нам, чтобы помочь с ребенком… Но тщетно.

– Стой где стоишь, парень. Им понравится следующая глава, – прошипел мне один из них.

Другой оттолкнул меня.

Если это был такой счастливый день, почему они вели себя так жестоко? Я не мог больше сдерживаться. Кричал родителям, что они не могут позволить увести себя. Кричал этим ублюдкам, что они не могут просто забрать их. Меня так трясло, что, казалось, в любую минуту вывернет на тротуар.

Это было так неправильно! Так неправильно, а они шли и улыбались.

Будто к их лицам приросли маски. Улыбались пустыми улыбками, без каких-либо эмоций. Вся улица улыбалась, пока моих опустошенных родителей уводили прочь. Только Томас выглядел серьезным. Стоял, облокотившись на машину, смолил сигарету и не поднимал глаз.

Странное зрелище. Никогда в жизни я не видел, чтобы он курил.

Страшный момент. Наконец они уехали, и единственным звуком в тишине улицы остался плач моей маленькой девочки. И тогда я заметил, что Томас что-то оставил.

На земле валялась пачка сигарет.

Видеть его курящим было неожиданно. Видеть, что он кинул сигареты на пол, – из ряда вон выходящим.

В Милтоне никто и никогда не мусорит. Особенно те, кто работает на Комитет. Если бы не это, если бы я не заметил, быть может, мне пришлось и дальше жить в неведении.

Но я заметил. И подобрал сигареты прежде, чем заметил кто-либо еще.

Не знаю, наверное, во мне говорило шестое чувство, но я забрал пачку домой вместо того, чтобы выбросить ее.

Внутри были не сигареты.

Полароидные снимки.

Совсем немного, да и качество так себе, но невозможно было ошибиться в том, что на них изображено.

Мертвые тела. Трупы, подвешенные головами вниз, порезанные, чтобы спустить кровь.

А среди них несколько знакомых лиц. Соседи, недавно радовавшиеся первому внуку и переехавшие в другой сектор за лесом.

И тогда я понял, почему у нас всегда был избыток ресурсов. Почему даже те, кто работал в Комитете, были так молоды. Не знаю, промыли ли им мозги, но, похоже, всех это устраивало. Я понял, почему нам было предоставлено такое изобилие. Мы не делились ничем с пожилыми людьми. Не было никакого идеального места, где их ждал покой. От них просто избавлялись, когда они исполняли свое предназначение.

Возможно, они и правда попадают в лучшее место. Но это точно не сектор Б.

~

Оригинал (с) likeeyedid

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

⠀

~

Суббота.

Сегодня моя девушка Тэа ушла прогуляться по лесу. Знаю… я должен был пойти с ней. Но она всегда уходит одна, говорит, что я тащусь, как бабуля. Обычно она выбирает короткие тропы и возвращается часа через два или около того.

Но прошло уже четыре, а ее все нет.

Может быть, стоит позвонить в полицию? Она уже давно должна быть дома. Я звонил Тэа много раз, но она не берет трубку.

Но мы переписывались. Я перечитываю сообщения снова и снова и понимаю, что… с ними что-то не так.

***

14:33

Я: Уже нашла что-нибудь классное?

Тэа: Не-а. Но, как только доберусь до водопада, пришлю тебе фотки!!

14:57

Тэа: Ты же сегодня готовишь ужин?

Я: Да! Пирог с курицей.

Тэа: Ммм!! Жду не дождусь!!

Около часа мы больше не связывались. Я строил пилоны в StarCraft и немного упустил время.

Около четырех вечера она прислала новое сообщение:

16:04

Тэа: Я нашла водопад!!

И селфи.

Тэа стоит перед небольшим водопадом, улыбается в камеру. Руки скрещены на груди, растрепанные волосы выбились из-под кепки. И серьги с бирюзой – мой подарок на нашу первую годовщину – сверкают на свету.

Я: Ты милашка. ;)

А потом…

Что-то в этом фото зацепило меня. Терзаемый беспокойством, я всмотрелся в детали: улыбающееся лицо, голубые глаза в тени кепки, густые завитки черных волос ниспадают на плечи…

Погодите-ка.

Видно не полностью, но руки. Руки скрещены на груди. Она не держала телефон – никак не могла это сделать.

Это фото сделал кто-то другой.

Хотя, может быть, она пристроила телефон в ветвях или на скалах… Но это не может быть селфи, хоть и выглядит как селфи.

Я: Кто сделал фото?

Она не спешила ответить. Я оставил телефон на столе и спустился вниз на кухню. Пора было готовить ужин. Навязчивое тревожное ощущение пришлось пока задвинуть поглубже. Так что я сосредоточился на еде, с в разы возросшим усердием нарезая лук.

Да, можете называть меня параноиком, но бывшая девушка мне изменила и разбила сердце вдребезги. Тот факт, что фото сделал кто-то другой, тот факт, что она не ответила на сообщение, хотя на остальные отвечала тут же, все это заставляло меня чувствовать себя ужасно.

Ну прекрати. Она наверняка просто попросила такого же любителя водопадов ее сфотографировать.

Клац.

Нож с глухим стуком впился в деревянную разделочную доску. Очередное колечко лука шлепнулось рядом.

Но что если…

Сорок пять минут спустя я вернулся наверх. разблокировал телефон и с облегчением увидел уведомление о новом сообщении.

16:53

Тэа: думаю о тебе ;)

Что? Во-первых, она не ответила на мой вопрос. Во-вторых, Тэа обычно не шлет смайлики. Гифки – да, но не смайлики.

Это было странно.

Я: Я тоже думаю о тебе. Ты получила мое последнее сообщение?

Тэа: вернусь к ужину <3

Не помню, чтобы она раньше присылала мне такие сердечки. Это скорее моя тема. Текстовые смайлики. Но я решил не придавать этому значения.

Я: Ок. Люблю тебя. <3

Немного успокоившись, я снял StarCraft с паузы и ненадолго ушел в игру. Телефон пиликнул: пришло новое сообщение.

17:53

Тэа: иду домой

Тэа: [загрузка изображения]

Еще одно селфи. На этот раз она держала телефон – я видел руку внизу кадра. Вокруг деревья были гораздо реже, наверное снято неподалеку от тропы.

Я вздохнул с облегчением, начал печатать…

Я: Потрясающе! Пирог уже…

…и тут же замер.

На фото. В самом уголке экрана что-то было.

На ковре опавших листьев лежала тень.

Всего в нескольких сантиметрах от тени Тэа лежала тень кого-то, не попавшего в кадр.

***

Сейчас уже больше шести вечера. Ужин остыл. Я сижу один и не переставая звоню Тэа.

Она не берет.

***

Пока я печатал этот пост, пришло новое сообщение.

Тэа: вернусь поздно. прости. люблю тебя <3

Не знаю почему, но… я уверен, что это писала не она.

***

Воскресенье.

В субботу Тэа так и не вернулась.

Я позвонил в полицию, но просто сидеть и ждать не смог. И отправился на ту же тропу, по которой она ушла. Ну, не совсем один, я взял с собой нашу маленькую собачку Жизель, надеясь, что она сможет учуять след или типа того.

У меня сердце упало, как только я въехал на стоянку: машина Тэа – потрепанная Honda Civic – все еще стояла криво припаркованная под фонарем.

Тэа все еще там.

Но она не осталась бы в лесу ночью. Добровольно – нет. Стремительно темнело, а у нас в округе водится много койотов. Она не пошла бы дальше в темноте.

Не пошла бы, да?

Я подергал дверь ее машины – заперто. Посветил фонариком на телефоне в окна. Пусто. Вроде бы все было как обычно, хотя у нее всегда в машине кавардак.

Страх поселился внизу моего живота и неуклонно рос. Подхватив Жизель под мышку, я отправился к тропе.

В лесу темнота стала еще гуще. Остатки света в закатном небе скрылись за кронами деревьев. Мне пришлось постараться, чтобы рассмотреть, что написано на указателе. Нужно было понять, где находится водопад.

А потом двинуться к нему.

– ТЭА! – кричал я. – ТЭА!

Но зря.

Жизель, судя по всему, ничего не чуяла. Я снова позвал Тэа. Она не ответила. Все, что мне осталось от нее – последнее сообщение:

“вернусь поздно. прости. люблю тебя <3”

Движимый скорее отчаянием, чем логикой, я написал ей.

20:23

Я: Насколько поздно? Где ты?

Одна галочка. Вторая. Доставлено.

А потом прочитано.

У меня кровь застыла в жилах.

Как одержимый, я застрочил следующее сообщение: “Где ты? Пожалуйста, позвони мне…” – но остановился на полуслове. Если это писала не Тэа, если сообщения отправлял кто-то… кто забрал ее… возможно, не самое разумное сейчас нагнетать панику. Так я и остался стоять посреди леса, с колотящимся сердцем и скулящей у ног Жизель.

А потом все стер и набрал:

Я: Если хочешь задержаться, все норм, но я пошел спать. Люблю тебя. Спокойной ночи.

Три маленькие точки внизу экрана, а потом…

Тэа: а вот и нет

Я просто смотрел на сообщение, ничего не понимая. Что это значит? Жизель скребла землю в метре от меня.

А потом пришло еще одно сообщение.

Тэа: ты здесь, ищешь меня

Тэа: я слышу, как ты зовешь меня

Тэа: почему бы тебе не подойти поближе ;)

Подхватив Жизель, я бросился бежать. По толстым корням и большим валунам. Холмистая тропа то взмывала вверх, то ныряла вниз. Окончательно выбившись из сил, я остановился, обводя фонариком темный лес.

– ТЭА!

Я напряг слух, надеясь услышать хоть что-то, любой признак ее присутствия: шорох, шаги, треск… Хоть что-то.

Но зря.

Так не могло больше продолжаться.

Я: ГДЕ ТЭА?

И вот тогда я услышал.

Па-па-пинг!

Странный тихий звон. Звон, который разносился по нашему дому последние два года, каждый раз, когда Тэа получала сообщение или электронное письмо.

Телефон Тэа.

Где-то там, в темноте.

Я вслепую побежал на звук. Но стоило мне только сойти с тропы, как лес стал куда менее безопасным местом. Крутой склон, сухие листья скользили под ногами… я не прошел и десяти шагов, как нога попала в расщелину скалы, лодыжка подвернулась, я потерял равновесие и полетел в темноту.

Бам.

А затем слева. Шорох.

Треск ветки.

Быстро, как только мог, я вскочил на ноги. Боль пронзила лодыжку, но я все брел вперед, размахивая телефоном. Белый свет выхватывал искривленные стволы, пожелтевшие листья… Жизель лаяла на тропе.

И больше ничего.

Я отправил еще одно сообщение.

Я: ОТВЕЧАЙ

А потом прислушался…

Но тщетно. никакого па-па-пинг, ни шагов, ни шороха. Ничего. Только тишина и лай Жизель.

Полиция приехала вскоре после. Я все им рассказал. Показал сообщения, показал место, где слышал телефон Тэа. Они ничего там не обнаружили. Зато нашли кое-что другое. На парковке. То, что не заметил я.

Серьгу с бирюзой.

***

В субботу ночью я не спал.

Часами колесил по городу, высматривая что-нибудь подозрительное, что угодно, расспрашивая народ у ночных клубов и баров… Несколько раз звонил в полицию, проверяя, как идут поиски.

Ничего.

А потом, когда солнце поднялось над лесом, мне пришло уведомление. От Тэа.

6:42

Тэа: скоро увидимся :)

Тэа: [загрузка изображения]

Снова селфи.

Это фото не было похоже на другие. Темное, зернистое изображение. Лес прячется в тенях, видимо, фотография была снята после заката или сразу перед восходом солнца. А на ней, прислонившись к дереву… Тэа. Руки безвольно свисают по бокам тела. Волосы встрепаны. Кепка надвинута так низко, что в тени не видно глаз.

От одного вида фотографии меня чуть не стошнило.

***

Я тут же отослал фото в полицию. Но пока это ничего не дало. Я-то думал, что они как-то смогут определить точное местоположение, где это было снято… но либо они не смогли это сделать, либо не хотят говорить мне, что обнаружили.

Есть еще кое-что, о чем я не сказал полиции.

Сегодня вечером пришло последнее сообщение. Спустя почти 48 часов без Тэа, после моих бесплодных поисков в лесу, после всего, что успела сделать полиция… Это все, что мне осталось. Одно последнее сообщение.

00:01

Тэа: ты пойдешь меня искать? ;)

Видимо, пришло время вернуться в лес.

***

Пятница.

Сложно соображать, когда на счету всего пара часов сна и не меньше пяти чашек крепкого кофе. Я не стал делать глупостей. Давайте сойдемся на том, что тогда я плохо соображал.

Это сообщение было ловушкой. Ловушкой, подстроенной тем, кто похитил Тэа.

Я отдал все полиции. В том числе и последнее сообщение. Им удалось локализовать сотовую вышку, которая передала его, но она охватывала большую часть леса. В следующие два дня я организовал небольшую поисковую группу, мы искали Тэа в городе. И разместили объявления о пропаже во всех соцсетях.

Ничего не помогло.

Среда прошла в тишине. Ни сообщений, ни зацепок, ни новостей от полиции. И четверг. Каждый час в неведении высасывал из меня надежду по капле. Несколько раз я через силу смотрел на те три фото, которые она прислала мне, в поисках зацепок. Но находил лишь тошноту и ужас.

А потом настала пятница.

***

День начался как обычно. Я проверил группы в соцсетях в поисках обнадеживающих сообщений, сварил кофе, уже собирался позвонить в полицию, спросить, нет ли новостей…

Мой телефон зазвонил.

Я не мог поверить своим глазам. На экране высветился номер…

Тэа.

Не раздумывая, я схватил телефон и снял трубку.

– Тэа? – Сердце чуть ли не выпрыгивало из груди.

На том конце провода тишина.

– Тэа, скажи… скажи мне, где ты. Прошу.

Тишина.

– Если это тот, кто похитил ее… пожалуйста, я сделаю все, что угодно. Только не причиняй ей вреда. Заплачу выкуп, все, что захочешь. Просто – пожалуйста – не причиняй ей вреда.

Все еще молчание. Но теперь я кое-что слышал. Слабый треск. Помехи? Ветер в динамик?

– Скажи что-нибудь, пожалуйста.

Ноги дрожали, сердце стучало в горле. Я оглядел кухню, захваченный в плен мечущихся неясных мыслей. Полиция сможет отследить звонок? Надо ли мне оставаться на линии? Нужно ли удержать звонящего хотя бы на 60 секунд?

Я понятия не имел.

– Тебе нужны деньги? – спросил я дрожащим голосом, открывая ноутбук. – У меня нет больших накоплений, но я все тебе отправлю. Прямо сейчас. Только верни мне Тэа. – Я набрал 911 по беспроводной связи.

Треск в динамике усилился.

– Пожалуйста…

Звонок оборвался.

***

Я тут же сообщил в полицию. Умолял их отследить звонок, сделать хоть что-то. Но они ответили мне теми же дежурными фразами, которыми пичкали уже целую неделю.

Так что я сел в машину и поехал.

Не знаю даже, куда. Просто в один момент понял, что остановился на той парковке у леса и не отрывая глаз от темного ряда деревьев и извилистой тропы, уходящей вдаль.

Я не хотел идти туда. Но увидел то, что заставило меня передумать.

Столб темного дыма, поднимающийся над верхушками деревьев.

Стремглав выскочив из машины я побежал в лес. И все это время из головы не шел тот ужасный треск в динамике… Тэа, нет, нет!.. Я несся вперед, перепрыгивая через валуны и обломки деревьев, ведомый едким запахом дыма. Пожалуйста, не дай этому случиться…

На небольшой поляне горел костер. Оранжевое пламя лизало небо, черный дым столбом поднимался вверх.

***

Останки Тэа были найдены в огне.

Боже. Эта фраза… ее останки… как можно говорить так о ком-то, кого так сильно любишь? Грубые, жуткие слова. Тэа… моя чудесная Тэа… ее не вернуть.

***

С тех пор, как мне это сообщили, я сижу на кухне, пью виски и смотрю наши последние фотографии. Вот мы стоим на набережной, она улыбается и держит плюшевого мишку, а я стою рядом с ней с постным лицом. Помню эту поездку. Как же меня бесило, что она зависала у каждого стенда на ярмарке и во все порывалась поиграть в тридцатиградусную жару.

Каким же я был идиотом. Каждая минута с ней рядом была подарком.

Следующее фото. Селфи на диване. Мы оба и большая миска пасты, которую мы приготовили вместе. Я касаюсь экрана, чтобы перелистнуть фото…

Стоп, что?

Это…

На фотографии за нашими спинами два больших окна на улицу. В них горят огни соседского дома, машина, проезжающая мимо… и еще кое что.

Неровная тень.

Увеличиваю изображение. Качество фото так себе – зернистые полосы синего и серого – но даже так понимаю, что вижу.

Силуэт.

Темный силуэт, притаившийся за кустами. Заглядывающий в окно.

Не могу оторвать глаз от этой жуткой фигуры. Листаю следующее фото… Сделано неделей раньше. Мы с Тэа на полу играем с Жизель. А в окне… Та же фигура. Сидит на корточках вне ореола света фонаря на заднем крыльце.

Следующее фото. Фигура заглядывает в щель между шторами в спальне.

Нет.

Следующее. Боже, нет. Тэа в прачечной балансирует с корзиной белья на голове и показывает мне язык. А за ней… внутри дома, черт!.. из-за угла выглядывает темная фигура. Не тень. Кто-то, прячущийся в тени.

Ав!

Я подпрыгиваю на месте от неожиданности. Жизель лает в гостиной. Иду к ней… собака сидит перед окном. Уставившись в темноту.

Ав!

Дрожа, я бреду к входной двери. Закрываю все замки. Складываю ладони чашечкой и тоже вглядываюсь в черноту за окном.

Ничего.

Каждая дверь и окно в доме заперты. Я убеждаюсь в этом, проносясь по комнатам, как ураган. Задергиваю шторы, запираю дверь подвала… И уверившись, что в полной безопасности, без сил падаю на диван. Нужно позвонить в полицию.

Через несколько минут они будут здесь, и я все им расскажу. Они найдут ублюдка, убившего Тэа, ублюдка, преследовавшего нас как минимум несколько месяцев. А я позабочусь о том, чтобы он получил худшее наказание из возможных. Тэа будет отомщена.

Наконец-то все это закончится.

или все только начинается?

:)

~

Оригинал (с) RobertMort

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

*Наркотики - это плохо. Употребление, распространение и производство наркотиков запрещено законом. Контент несёт исключительно развлекательный характер, мы против наркотиков и не призываем к употреблению*

Главы: 1 • 2

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

⠀

~

Мне осталось только тупо смотреть на два одиноких типи на берегу. На том берегу, где дня назад определенно стояло четыре. Четыре типи на семь человек. И ладно бы, если бы дело было лишь в палатках. Тогда бы я не переживал. Вот только три человека пропали, и, кроме меня, этого никто не замечает.

Джейк и Лекси болтают о всякой всячине за столом, а я просто места себе не могу найти и, кажется, окончательно схожу с ума.

– Где все? – Я подхожу к ним. Хочется кричать, смести к чертям весь лагерь, но внешне я стараюсь казаться спокойным. Наверняка прошлой ночью они меня тайком накачали. Ублюдки. Все, что мне сейчас нужно, это найти Ника и свалить отсюда к чертовой матери. И скандал делу не поможет.

– Ну, мы здесь, – усмехается Джейк. – Ты вот прям там, а Джошуа вроде ушел в лес.

– А остальные? Где Ник?

Джек стреляет глазами в Лекси, а затем поворачивается и начинает успокаивающим тоном:

– Ну, видимо, дома, думаю да. Ты в порядке, чувак?

– Нет, блять, я нихрена не в порядке. Ты хочешь сказать, что Ник уехал? Без меня? – Мгновенное замешательство быстро перерастает в гнев. Боже, меня тошнит от этого места!

Лекси медленно поднимается и идет ко мне, будто к нервной лошади.

– Мэтт, ты что-то путаешь. Ник не поехал с нами. Он заболел и отказался в последний момент. Джейк привез тебя сюда, помнишь? – Она машет в сторону леса, на единственную машину, припаркованную за лагерем. Я не помню эту машину. А может, Ника и правда не было? Ничего не помню…

– Давай ты сходишь полежишь немножко. Скоро вернется Джошуа, мы устроим пикничок в лесу или…

– Нет. Стоп. Все не так. – Я закатываю рукав, демонстрируя полусмазанную цифру 6 на предплечье. – Нас было больше. Эйприл, Лиза, Ник… ГДЕ ОНИ?? – Ну вот, теперь я кричу.

– Эйприл? Ты о ней уже говорил, но мы не знаем никакой Эйприл. – Лекси бросает растерянный взгляд на Джейка. – Смотри, у тебя тут еще и восьмерка и единица в кружке… Мне кажется, тебе правда надо отдохнуть. – И ее ладонь размазывает чернила по моей руке, превращая цифры в пятна.

Отдых. В жопу отдых! Надо найти Ника. Я стряхиваю ее руку и иду прочь. Все быстрее. Быстрее. Быстрее. Бегом. В лес. Джейк что-то кричит мне вслед, но пошел бы он! Нужно убираться подальше от этой компании.

Но, когда деревья вокруг сплетаются в неразличимый узор, когда я понимаю, что уже толком не знаю, где нахожусь, в мозг закрадываются первые сомнения. Зачем я это сделал? Закрыв лицо руками, я падаю на землю. Соберись! Нужно понять, что произошло за эти ночи.

И снова мне на ум приходят правила.

Эйприл смотрела в огонь.

Блондинка-Лиза тоже, но я до сих пор не могу понять, откуда она взялась и куда делась. Она точно реальный человек, я же видел ее на фото Джейка, но мы никогда раньше не встречались. Не может быть, чтобы я ее просто нафантазировал.

Не смотри на огонь дольше пары секунд.

Брюнетка-Лиза… Как насчет нее? Вчера она еще была с нами, я же наблюдал, как она спит. Но в последний раз я видел ее смотрящей в зеркало из-за моего плеча. Улыбавшейся отражению. Нарушившей правило.

Избегай зеркал, а если вдруг где-то заметишь свое отражение, не вздумай улыбнуться.

Что с Ником? Прошлой ночью я видел его дважды. Первый раз его лицо капало на пол. Черт, до сих пор трясет, как вспомню. Что-то в нем было очень сильно не так, но что? И зачем бы он раскрашивал лицо? Быть может, мой опьяненный разум смешал образы друга и того сраного клоуна с бумажек? А второй раз… второй раз он сказал, что видел меня плачущим в нашем типи. И вот это какой-то бред, ведь я помню себя только в ванной… И он потряс меня, но я не среагировал…

Если начнешь неконтролируемо рыдать, сядь на землю. Никогда не трогай плачущих.

Черт, он тоже нарушил правило?

Не знаю, насколько трезво я могу сейчас мыслить, но в этих историях есть только одно общее звено: все они нарушили правила, и все они исчезли на следующее утро. Вместе со своими палатками. И по неведомой причине я – единственный, кто об этом помнит.

Но вот где Джошуа? Он не вернулся прошлой ночью, но Лекси и Джейк говорили, что он неподалеку.

Если заметил незнакомцев, свистни. Настоящие люди свистнут в ответ. Отсюда следует, что если услышал, что кто-то из группы свистит, – свисти.

Он свистнул. Более того, он единственный, кто вчера свистел мне в ответ. Значит, те другие, та толпа у костра не были реальными?

Черт, чувак. Ну конечно, они не были реальными. У них даже не было глаз.

Голова ноет. Как же хочется просто им поверить. Просто принять, что я один присоединился к ним в походе, что я просто все еще под кайфом, что скоро вернусь домой и найду там Ника, как обычно развалившегося на кровати в нашей комнате. Никогда раньше я не принимал психоделиков, но все идет абсолютно не так. Не так чувствуют себя люди под наркотой. Больше похоже на психоз, но и в этом нет никакого смысла. Я опускаю глаза на почти стертую шестерку на руке…

Я приехал сюда с другими шестью людьми, трое из которых исчезли.

Вот. Вот это реальность. Больная, мерзкая, отвратительная реальность. Я не сплю. Я не обдолбан. Я застрял в гребаном лесу, который каждое утро поглощал людей и выплевывал к костру их искаженные копии каждую ночь. Или, быть может, эти двое состояли в какой-то секте, не знаю. Не знаю и не хочу узнавать.

Джейку нельзя доверять. Все. Нужно принять это как данность. Этой так называемой розоволосой шаманке тоже нельзя доверять. Возможно, Джошуа еще может мне помочь. Не супер-радостная мысль, но только это кажется сейчас реалистичным. Одна проблема: хрен знает, где носит Джошуа.

***

Не знаю, как давно я ушел из лагеря. Не знаю, где оказался. Но солнце уже медленно клонится к закату. И я не могу понять, что хуже: остаться в одиночестве в лесу или вернуться в лагерь к Джейку и Лекси.

– Не доверяй им… – Тихий шепот проносится по лесу. Похоже на голос Ника. Я оглядываюсь, но вокруг пусто. – Мэтт. Уже темнеет. Слушай, чувак. Ты ничего не принимал. Это все на самом деле. Правила реальны. Она должна была нам просто зачитать список, но они все время стараются заставить нас нарушить их.

– Н-ник? – шепчу я. Его голос парит прямо над моим ухом, будто Ник рядом, но я не могу видеть его.

– Ты должен быть внимательным. Если нарушишь правила ночью, больше не сможешь покинуть лес. Не верь своим глазам. Выберись, чувак.

И лес замолкает.

Все. Я больше не могу. События последних дней настолько морально истощили меня, что больше держаться невозможно. Нет ни телефона, ни машины, ни союзников. Я валюсь на мокрую лесную землю, неудержимые рыдания раскалывают само мое существо…

Кто-то трясет меня за плечо.

Ник?

Я поднимаю голову, стараясь разглядеть хоть что-то сквозь пелену слез… Борода. Длинные волосы.

– Джошуа! Стой, черт возьми, меня нельзя трогать, я же плачу! – Блять! Я чувствую себя так, будто своими руками убиваю человека!

– Тссс, – шепчет он. – Все нормально. Правила действуют только ночью. С тобой все нормально. Пока что. Вставай, пошли. – Он тянет руку, чтобы помочь мне встать. Я повинуюсь и оцепенело бреду за ним через лес.

Мы идем через деревья до небольшой поляны. Огромное старое дерево высится посреди нее в центре круга из камней. Джошуа вводит меня в круг и жестом приглашает следовать за ним к дереву.

На что ты там указываешь?..

– Какого черта?

– Выглядит знакомо? – Теперь он смотрит прямо на меня.

Я прищуриваюсь, закатное солнце слепит даже через ресницы…

Правила. Правила, которые Лекси рассказала нам в первую ночь, вырезаны на коре. Не слово в слово, но смысл тот же.

И на этом мой мозг отказывается больше обрабатывать информацию.

– Это что, очередной хренов розыгрыш? Я больше не участвую в этом дерьме.

– Нарушил какое-нибудь? – Джошуа смертельно серьезен.

– Вроде нет.

– Я тоже. А еще Джейк и Лекси. Их вообще почти не видно было ночами. Разве ты не заметил?

– Ну извини, я думал, что схожу с ума.

– Чувак! Ты не сходил с ума, неужели ты, блять, до сих пор не понял? Это все это чертово место. Оно пыталось заставить тебя ошибиться. Как ошиблись Ник, Лиза , Эйприл и… – Он резко замолкает на секунду, чтобы собираться с духом. Глубоко вздыхает. – Я пытаюсь разобраться, что к чему. Это все как-то связано с той девушкой – Лекси, или как ее там на самом деле зовут, – и Джейком. Его семья владеет этим проклятым местом.

Боже, звучит как полная херня. Но о чем это я, за последние дни это не самое странное.

– Хорошо, как ты это понял? – говорю я, чуть помолчав.

– Лиза… – Черт, ему и правда тяжело о ней говорить. – Не та, которая с нами приехала в этот раз, просто имена совпали. Моя девушка Лиза. Два года назад она так же поехала с компанией Джейка в “поход” и не вернулась. Нам сказали, что она умерла в автокатастрофе. – Кулак Джошуа впечатался в кору рядом с правилами. – Они проворачивают это каждый раз. Подмазывают кого надо деньгами, чтобы спрятать концы. Никто не понимает, что люди навсегда остаются в этом лесу. И я сначала не понимал. – Минутное молчание, глубокий вздох… – Прошло два года. Мне нужно было снова начать жить спокойно. И, когда Джейк пригласил меня, я согласился.

– Погоди-ка, почему ты тогда притворялся, что не знаешь никакую Эйприл, что ее с нами не было?

– Понятия не имею. Я забыл ее. Странно, что ты – нет.

– Но теперь-то помнишь?

Он закрывает глаза:

– Прошлой ночью я завел тебя в мою палатку и вышел снова. Кто-то мелькнул в лесу, и я решил проследить. Мы вышли к этому месту. С Лизой. Это была она. Моя Лиза. И она меня предупредила.

Неужели та самая девушка, которую я встретил у костра?

– Как она выглядела?

– Так же, как и до исчезновения. Розовые щечки, длинные светлые волосы, широкая улыбка… – Его кулаки сжались. – Но вот глаза… Ее голубые глаза исчезли. Превратились в пустые белые дыры.

Лиза говорила с Джошуа так же, как Ник говорил со мной?

Джошуа замолкает, поднимает голову вверх и указывает на ветви дерева:

– Вот так.

Там она. Лиза с длинными светлыми волосами.

И Эйприл в желтом платье.

И другая Лиза во всем черном.

И Ник, мой друг, мой сосед по комнате Ник. И люди, водившие хоровод у костра прошлой ночью.

Безжизненно свисают в переплетении ветвей, повешенные каждый на своей веревке. И смотрят на нас пустыми белыми глазами.

Твою мать! Черт, меня сейчас вывернет. Сердце колотится где-то в горле. Отведи взгляд, просто отведи взгляд! Вот так. Как такое может быть? Коллективная галлюцинация? Нет, ерунда…

Канистра с бензином. Я только сейчас замечаю, что у Джошуа в руках канистра…

***

До сих пор не могу понять, как у нас получилось. Дерево занялось почти охотно, уже через пару минут запылало, как чертов факел, но пламя не спешило распространяться. За пределами круга лес остался нетронут. Как будто камни оберегали его. Джейк и Лекси, видимо, поняли, что мы сделали, я слышал, как она вопила где-то в чаще. Они ушли в лес, а мы в лагерь. Забрали машину Джейка и свалили оттуда. Не осмеливалась заговорить друг с другом. Не поднимая глаз.

Мы приехали в кампус.

Ник – нет. Он не вернулся.

Джейка я тоже больше не видел. Эйприл, Ника и Лизу никто не искал. Видимо, очередной поток долларов смыл их историю с лица земли. Возможно, и они по официальной версии просто стали очередными наркоманами, разбившимися насмерть.

Иногда я задаюсь вопросом, остановили ли мы этот кошмар, спалив дерево, но… Если честно, мне кажется, что только разозлили его. Каждую ночь я чувствую, как нечто зовет меня назад. Говорит, что мой лучший друг остался там и ждет меня.

И, если честно, я бы с удовольствием снова полюбовался на тот большой, горячий огонь.

~

Оригинал (с) likeeyedid

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

*Наркотики - это плохо. Употребление, распространение и производство наркотиков запрещено законом. Контент несёт исключительно развлекательный характер, мы против наркотиков и не призываем к употреблению*

Главы: 1

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

⠀

~

Вы, наверное, сейчас задаетесь вопросом, почему я вообще не свалил оттуда к чертовой матери? Зачем остался на еще один день в этом адском кемпинге? Ну, во-первых, я понятия не имел, как это осуществить. Мы приехали вместе с Ником, а он вообще не видел никакой проблемы. Плюс, мы оказались в какой-то жопе мира, машину я не вожу, и шансов выбраться без нее не было. Я подумывал о том, чтобы позвонить кому-нибудь и попросить забрать меня, но что бы я им сказал? Что принял кислоту и теперь меня преследуют призраки? Последний вариант я все же решил придержать на крайний случай. Но, если быть до конца честным, мне было крайне любопытно узнать, что же все-таки там такое происходило. Пытливый ум, мое проклятие, зацепился за непреодолимое желание все разведать. Ради моего собственного здравомыслия.

***

Все разбрелись. Большая часть группы отправилась гулять по лесу, и мы остались на базе вдвоем с Лиз. Впрочем, она быстро ушла в свое типи подремать, похоже Джошуа, с которым они делили палатку, не давал ей спать всю ночь.

Хотя нет, не так: я знаю, что на самом деле она приехала с Эйприл и с ней же заселилась в одну палатку. Но поскольку только я один, как оказалось, помню о ее существовании, мне же лучше не распространяться об этом. Лучше потратить недолгие часы одиночества, чтобы хоть что-то прояснить. Раз уж телефон оказался при мне, стоит погуглить Эйприл. Как минимум для того, чтобы выяснить, была ли она настоящей. К сожалению, мне не много о ней известно: только имя и название колледжа. Так что я решаю сделать самое разумное, что доступно в этой ситуации – проверяю соцсети Джейка. Достаточно найти ее или Лиз в подписчиках или ленте и дело в шляпе. Но… девушек я не нахожу. Листаю ленту и… черт. Фото заставляет мое сердце испуганно замереть.

Опубликовано около двух лет назад. Селфи Джейка на том же самом месте, где мы сейчас, по крайней мере типи на заднем плане похожи. И на фото… не знаю, как сказать, я понимаю, что вчера было жуть как темно и я не мог трезво мыслить, но я видел ее. На фото за плечом Джейка блондинка, та, что вчера сидела перед костром. Другая Лиз.

Давайте честно: вряд ли это совпадение. Но девушка не отмечена на фото, так что я понятия не имею, как ее искать или что вообще об этом думать. Телефон требовательно пищит, сообщая, что заряд почти на нуле, и я отправляюсь к своей палатке за зарядкой. Надо освежиться, оставлю телефон подзарядиться на кухне, пока принимаю душ.

***

Серьезно? Где он? Я вышел из душа и уже несколько минут обшариваю крохотную кухню, но телефона нигде нет. Вот идиот! Я думал, что Лиз спит! Бегом мчусь к ее типи, откидываю дверь… и она спит. Но нас здесь, вроде бы, только двое. Неужели она так быстро смогла метнуться к хижине, забрать телефон и лечь обратно? Я мылся-то всего минут пять.

Вдруг осознав, что стою и пялюсь на почти незнакомую спящую девушку, я ухожу в свою палатку. Попрошу телефон Ника, когда он вернется. А пока перепишу правила на руке, вода все размыла. На правой руке я ставлю цифру “1” рядом с временем и обвожу ее кружком. Я не собираюсь сегодня ничего принимать, но лучше все же записать всю информацию.

– Чего творишь? – Лекси. Стоит в дверях типи.

– Решил записать правила, ничего особенного. Так, на всякий случай. – Я быстро одергиваю правый рукав.

– О, здорово, что ты так серьезно к ним отнесся. Чего не скажешь об остальных.

– Кстати, об остальных. Вы разве не пошли прогуляться по лесу?

– Дааа. – Глаза девушки вспыхивают. – Я показала им свое любимое место. Парни еще там, а я решила вернуться и сообразить чего-нибудь на ужин. Поможешь?

Должен признать, я уже не знаю, куда податься от беспокойства, так что идея побыть рядом с другим человеком звучит вполне неплохо. Как раз можно будет поговорить с нашей шаманкой. И убедиться, что в еду ничего не подмешивают.

***

– И часто вы, ребята, сюда выбираетесь? – небрежно интересуюсь я, нарезая помидоры в салат.

– Я встретила Джейка на прогулке в местном лесу несколько лет назад. В общем-то, мы тогда сразу и спланировали первую поездку. А потом позаботились о том, чтобы повторять хотя бы раз в год.

– Одним и тем же составом?

– Ну, кое-кто с нами постоянно, но бывают и новые люди. В этом году мы… – Какой-то шум донесся до хижины с улицы. – О, видимо, вернулись. Давайте поужинаем и начнем, пока не стемнело!

Как быстро пролетело время. Как будто вот только что еще было утро. Мы завершаем последние приготовления и выносим еду. Группа уже в ожидании сидит за столом. Мы едим, беззаботно болтаем, и Джейк снова тянется разжигать костер.

– Давайте-ка устраивайтесь поудобнее, и начнем, да, ребята?

И все хлопают в ладоши. Я так хочу поговорить с Ником наедине, но он постоянно в толпе, как привязанный. Лекси повторяет правила еще раз и начинает раздавать чертовы бумажки с клоунами. Я украдкой оглядываюсь и, убедившись, что никто не смотрит, прячу свою в карман.

– Эй, я смотаюсь по-быстрому за курткой, – говорит Ник, поднимаясь. Вот оно. Я иду за ним в типи.

– Чувак, дай телефон, скорее.

– Да у меня нет его. Джейк же все запер, забыл?

Ну естественно. Иначе все было бы слишком просто. Я вдруг думаю, а почему, собственно, он тогда не потребовал и мой телефон? Будто уже знал, что у меня его нет.

– Который час?

Ник бросает взгляд на наручные часы:

– 8:12, а что?

Я хватаю маркер и пишу время у него на руке. И добавляю цифру 6 рядом. Вот. Пусть будет и у него. Так это кажется более существенным.

– Ладно, а теперь… – Что за черт? Я замолкаю, увидев лицо Ника.

Оно плавится.

Вся кожа покрылась каплями, будто воск под пламенем свечи. Мое сердце колотится так, что перехватывает дух, а Ник просто стоит и смеется, смеется… Я опускаю взгляд на землю, где расплавленная плоть собирается небольшими лужицами, с разводами грима…

Это слишком. Спотыкаясь, выхожу из палатки. Меня снова кроет, но ведь это невозможно! Стоп, что? Перед костром снова сидит одинокая фигура, силуэт преломляется в пламени… Не знаю, кто это, да и не важно, мне нужно побыть одному. Я бегу в хижину, запираюсь в ванной и опираюсь руками о раковину. Ничего не понимая, потерянный, смотрю в зеркало…

Избегай зеркал, а если вдруг где-то заметишь свое отражение, не вздумай улыбнуться.

Эти правила не имеют никакого отношения к кислоте. Я больше в это не верю. Но внутренний голос кричит, что их НУЖНО соблюдать. Только так можно вырваться из этого безумия. Я зажмуриваюсь и закрываю лицо руками…

Они липкие.

Но как?.. Я снова открываю глаза. Ладони блестят насыщенной краснотой.

Кровь.

Глубокий вдох. Надо взглянуть в зеркало. Всего на секундочку. Просто чтобы посмотреть, не кровоточит ли мое лицо. Или, может быть, плавится, как у Ника. Все будет хорошо, главное, не улыбаться. Я поднимаю глаза.

Лицо в крови. Но не это самое страшное.

Я больше не один.

За левым плечом стоит Лиз. Та Лиз, что одета в черное, Лиз с черными волосами.

За правым другая девушка. Я не видел ее раньше.

Хочу что-то сказать, но понимаю, что они не смотрят на меня. Нет. Они смотрят на свои отражения с отчаянно широкими улыбками на лицах.

Я резко оборачиваюсь… Никого. Успокойся! Тебе это просто кажется. Легко сказать, но в глубине души я понимаю, что нет. Не кажется. Весь день я ясно мыслил. Ничего не принимал. Я чувствовал себя абсолютно нормально, ну, настолько нормально, насколько возможно в текущей ситуации.

Еще раз глубоко вдохнув, я выхожу на улицу. Наверное, они все-таки что-то подсыпали в еду.

***

– Чувак, какого хрена? – Ник стоит передо мной. Совершенно обычный. Лицо на месте. Я просто тупо смотрю на него в ответ. – Ого, да у меня походу поехала крыша, – смеется он. – Ты же только что был в нашей палатке и рыдал навзрыд. Черт, могу поклясться.

– Т-ты меня трогал?

– Шутишь? Да я тебя тряс минут пять, но без толку. Ладно, может, это был кто-то другой, но, блин, так похож на тебя… Как-то все странно. Пойду поищу ту цыпочку с розовыми волосами.

И с этими словами Ник исчезает в одной из палаток. Я хочу пойти за ним, но что-то приковывает меня к месту. Сильная дрожь начинается в кончиках пальцев и захватывает все тело. Я сажусь на землю. Теперь и правда хочется рыдать, но я себе не разрешаю. Просто закрываю глаза и молюсь, чтобы все это поскорее закончилось.

А когда открываю глаза… что ж, эту картину я вряд ли когда-нибудь забуду. Костер в центре круга теперь вырос раза в три, языки пламени лижут небо. И вокруг… Люди держатся за руки и водят вокруг огня хоровод.

С костром что-то не так. Что там внутри? Я прищуриваюсь и вижу ее. Бьется в пламени, будто пытается выбраться наружу.

Эйприл.

А не меньше десятка человек ведут свой танец, даже не замечая ее.

Черноволосая Лиз. Вчерашняя блондинка. И еще куча людей, которых я никогда не встречал.

Ни Джейка, ни Лекси, ни Джошуа.

Если заметил незнакомцев, свистни. Настоящие люди свистнут в ответ.

Я должен попробовать. Кое-как сложив дрожащие губы, я дую… и выдавливаю из себя что-то, отдаленно похожее на свист. Люди у костра резко разворачиваются. Теперь все они смотрят в мое, освещенное мечущимися бликами, пораженное лицо. Хотя нет, не смотрят. Их глаза – пустые белые дыры.

Как долго я уже смотрю на огонь?

Резкий свист сзади.

Джошуа.

Хватает меня за руку и затаскивает в свое типи.

– СИДИ ЗДЕСЬ! – кричит Джошуа и выбегает обратно на улицу.

***

До конца ночи я так и не покинул палатку. Джошуа не вернулся. На улице то и дело гремели крики, они были где-то там.

Не знаю, сколько прошло времени, но в один момент все стихло. Собрав остатки мужества, я выхожу на улицу. Рассвет уже горит на горизонте. Огонь погас. Вокруг никого. Нужно пойти в палатку, найти Ника и все обсудить. Мне даже становится неловко за малодушие, надо было проверить, как он, еще ночью.

И вот тогда я понимаю, что ее нет. Наша палатка исчезла.

~

Оригинал (с) likeeyedid

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Мир будто за мгновение до финальных титров. Крупные хлопья первого снега медленно падают на коричневый с золотыми прожилками слой опавшей листвы. Крутой склон, поросший деревьями, опускается к бетонному парапету над рекой. По чёрной воде крохотный крутобокий буксир тянет на огромной проржавевшей барже труп Лешего: чёрно-фиолетовую громаду, которая всё никак не хочет смириться с геометрией этой стороны мира.

Я цепляюсь за мокрые стволы деревьев и стараюсь не съехать по листьям в реку. В левой моей руке дипломат, набитый под завязку чем-то тяжёлым.

Настя бежит впереди меня налегке, её кирпичного цвета пальто удивительно гармонирует с догорающей листвой. Она отталкивается от одного дерева и почти скользит к следующему, балансируя на грани фола, но, тем не менее, удерживает равновесие, снова отталкивается и снова скользит.

И в этом движении вся она — и я безумно счастлив, что лет так десять тому назад наши пути разошлись на достаточное расстояние, чтобы мы стали, в основном, безвредны друг для друга.

— Эй, тормози,— кричу я,— сейчас чебурахнусь вместе с твоим чемоданом.

— Девочки вытащат,— смеётся она, на мгновение приобнимает липу и продолжает стремительный спуск.

Живые соседствуют с мёртвыми. Соблюдай простые правила — и можешь заглянуть в соседний мир, который большинство старается не замечать.

Нельзя говорить «нечисть». А «нежить» — можно. Русалки ненавидят, когда их называют «русалками» и уж точно не стоит именовать того, кто повелевает ими и всем, что творится в реке, «водяным».

Лучше даже не проходить мимо бледных фигур, играющих заполночь в подземных переходах на диковинных инструментах. Но, раз уж довелось заговорить — не называй своего имени, не называй вообще ничего, что тебе дорого, одними и теми же словами дважды. И ни при каких обстоятельствах не бросай железных денег в разложенный под ногами целлофановый пакет.

Лет двадцать тому назад, когда наше патлатое и сумасшедшее племя бросало вызов всему миру живых, мёртвые казались нашими невольными союзниками. Мы научились общаться с теми из них, кто хотя бы немного был способен к общению. Мы помогали им в их странных делах в обмен на защиту.

Мы выросли из этого странного соседства и сами стали тем самым миром живых. Но, поневоле, вросшие в кожу привычки и ритуалы, сопровождают нас, куда бы мы ни шли. И уже мы запрещаем своим детям тыкать пальцами в то, что живёт в тенях и плевать в проточную воду. Потому что есть мы, а есть — они. И для всех будет лучше, если мы будем сосуществовать не пересекаясь.

Иначе будет вот так, как с этим несчастным Лешим. Или как с теми бедолагами, которых Настя и её поисковики пытаются вытащить из очередного заповедного леса или из «заброшки», облюбованной кем-то безымянным.

Так что я не особо уповаю на то, что «девочки» меня вытащат, буде меня угораздит свалиться к ним в воду. Человек русалке друг, товарищ и кормовая база.

Я присел на парапет, аккуратно опустил на землю дипломат и принялся разминать потянутую руку.

— Мы могли спокойно обойти по набережной,— угрюмо заметил я.

— Ты — брюзга, Васич,— Настя весьма ощутимо двинула меня кулаком в плечо.

— Мне можно. У меня весь день пошёл насмарку и, чует моё сердце, он ещё не окончен. Может хоть скажешь, что в чемоданчике-то?

— Не скажу,— отрезала моя спутница, и, насупившись, добавила,— нельзя. Может не сработать, если скажу.

Сегодня ровно в полдень она позвонила мне впервые за два года. И практически потребовала, чтобы я забрал её по такому адресу, который, кажется, даже навигатор озвучивал с некоторым недоверием. Два часа спустя она села в мою машину посреди опустевшей деревни. На её ногах было с полдюжины сортов грязи, а в руках — этот самый дипломат.

— Таксист сбежал, прикинь, какая сука?— возмущалась она, обтирая с сапог глины и суглинки.

Я вслух посочувствовал Насте, а про себя позавидовал таксисту. Он, сука такая, имел в своём распоряжении возможность сбежать. Мне прожитое и пережитое вместе с виновницей торжества так поступить не позволяло.

И вот я с дипломатом стою на берегу реки посреди города и я понятия не имею, что такое тяжёлое может быть внутри.

— У тебя там тол, что ли? Рыбу глушить будем?— я пытаюсь хоть как-то выудить из подруги ответ.

— Я тебе поглушу,— раздаётся над моим ухом хрипловатый женский голос.

Из-за дерева выходит русалка: в чёрных джинсах, чёрной косухе и с длинными чёрными волосами, облепившими бледное лицо. За ней по бетону тянется цепочка мокрых следов.

— Привет, Яна,— радостно машет рукой Настя.

Я не успел открыть рот, как русалка, уставившись мне в глаза желтушным мёртвым взглядом, хмыкнула:

— Ну, давай, клоун, скажи что-нибудь смешное.

— Не буду. Тем более, она не из ваших.

— Ты смотри, какой знаток выискался,— русалки не нуждаются в артикуляции и нижняя челюсть Яны лишь гальванически подёргивается не в такт речи.

Бледное лицо поворачивается в сторону Насти.

— Принесли?

Настя кивает на чемодан.

Русалка изображает подобие улыбки. Её зубы идеально белые с просинью и, кажется, немного заострённые.

— Так что в чемодане-то?— я продолжаю настаивать.

— Тебе-то какая разница?— скалится Яна.

— В самом деле, какая разница ради чего я день угробил на то, чтобы приволочь его за двести километров? Кстати, у тебя классная улыбка… такая… сардиническая.

Русалка издаёт такой звук, словно кто-то полоскал горло и поперхнулся в процессе.

— Он у тебя и правда смешной. Поделишься?— она обращается к Насте, не глядя в мою сторону.

— «Такая корова нужна самому»…— отрезает моя подруга.

— А я вот уже и не знаю, где мне лучш…

— Тихо!— прерывает нас русалка,— Батя говорит…

Её глаза на пару секунд закатываются, она стоит неподвижно, лишь немного покачиваясь из стороны в сторону. Потом вдруг оглядывается на буксир и реку и снова замирает с закатившимися глазами.

— Рано пока,— наконец заключает она.

— Что рано-то?

— Всё рано,— Яна смотрит на меня с укоризной, дескать, неужели сам, дурак, догадаться не можешь?

— Ты расскажи ему, что случилось, а то так и будет ходить с постной рожей,— предлагает Настя.

— Да… — русалка прерывается на поток брани,— плотина вверх по реке. Ваши с Батей вроде как всё перетёрли, но тут полезли косоглазые со своим уставом.

— Китайский подрядчик занялся самоуправством,— пояснила Настя,— и приволок на стройку шуйгуев для подводных работ.

— Шуйгуи — это китайские ру… водная нежить?

— Вот именно, китайские, мать их, русалки,— Яна почти сплёвывает слова на землю.

Им можно. Нам — не стоит. Не смертельно, всё-таки русалки, а не охочий зацепиться до базара Народец, но никогда не знаешь, с какой ноги вот эта конкретная красавица сегодня всплыла.

— Как они их вообще приволокли?— спрашиваю я,— они ж должны быть привязаны к месту гибели, разве нет?

— Им Партия приказала — они и пошли. Конфуцианство, десу...,— пожимает плечами Настя,— но скорее всего их приволокли с образцами ила и воды.

— Замутили реку, пидорасы косоглазые,— подтверждает русалка,— воняет чужой могилой. И главное-то: с Батей уговора не было.

Она обходит дерево и что-то поднимает с земли. Когда она возвращается, в её руке оказывается ножка от табурета увенчанная чем-то вроде дисков от болгарки, по всей видимости, изрядное время пролежавшая в воде, но всё ещё надёжная.

И я даже знаю автора этого орудия.

Фобос и Деймос, два брата-погодка, обращались на орбите бога войны. В иные времена, их драккары наводили бы ужас на прибрежные деревни, сарацины почитали бы их слугами Шайтана, а гитлеровцы предлагали бы отсыпать за их головы чемодан рейхсмарок. Но они вошли в возраст в девяностые, в уездном городе и, к счастью местной неформальной тусовки, выбрали мишенью своей доисторической ярости туземную гопоту.

Фобос — флегматичный, рослый, чем-то напоминавший молодого Хемингуэя предпочитал скупо и размеренно орудовать именными кастетами.

А вот в Деймосе играла инженерная жилка. На дне реки, валялось, должно быть, до полусотни кистеней, шестопёров и прочих орудий самой незаурядной конструкции. И как минимум пара граждан, произведённых в покойники при помощи этих самых инструментов. Точнее, эти давно уже не валялись: русалки хоть и имели с властями соглашение о криминальных трупах, придерживались его творчески.

Вода исходит пеной и в воздух, причудливо обращаясь, взмывает ещё несколько орудий, по всей видимости, того же автора. Я едва уворачиваюсь от цепа с замысловатым сверлом в мой кулак размером в качестве била.

— Ну чё, понесла нелёгкая,— чревовещает русалка и ныряет по-рыбьи.

Человек после такого маневра сточил бы половину себя о прибрежные камни. Но смертным в эту воду вообще не стоит входить с минимальными перспективами на положительную плавучесть. Русалкам можно.

Первый шуйгуй, вопреки ожиданиям, брёл по суше, аккурат по парапету, одетый в тёмно-серый комбинезон с намалёванными через трафарет иероглифами поперёк груди.

Лицо его, и при жизни, надо полагать, не блиставшее выразительностью, сейчас казалось нелепой восковой маской. Со лба свисала, прибитая промышленным степлером, жёлтая ленточка с qr-кодом.

Шуйгуй шёл свойственной всей нежити жутковатой походкой существа, некогда созданного для прямохождения и заново открывшего его после биологической смерти, будто бы балансируя себя зажатым в руках гвоздодёром.

Я огляделся. Вверху, откуда мы с Настей не так давно спустились, наряд патрульно-постовой службы одновременно пытался наблюдать за происходящим и делать вид, что их здесь нет. Мне сложно было их судить: отношения с той стороной находились далеко за пределами их юрисдикции, а попавшим в замес смертным они разве что могли искренне посочувствовать с безопасного расстояния.

Чуть дальше по склону шагало ещё несколько шуйгуев. От лидера они отличались разве что иероглифами на груди и орудиями в руках.

Из воды, в невероятном для любого подданного физики прыжке, вылетела рыжая с проплешинами русалка в шинели времён Великой Отечественной и, схватив ближайшего ко мне шуйгуя за лодыжку, сдёрнула его на землю. Она пыталась утащить шуйгуя под воду, но тот распластался на парапете, цепляясь за него левой рукой и ногой, и русалка, на мгновение повиснув на ботинке китайской нежити, соскользнула обратно в реку.

Гвоздодёр лязгнул по асфальту.

— Давай, твою так!— Закричала у меня за спиной Настя.

Я размахнулся цепом и со всей силы приложил шуйгуя билом по голове. Цепь, удерживающая сверло на рукояти слетела вместе с хомутом, оставив с моих руках размочаленную на конце палку. Под жёстким чёрным ёжиком волос что-то гулко щёлкнуло и на парапет пролилась густая жёлтовато-белая жижа. Запахло мертвечиной и какой-то ядрёной химией. Я отшатнулся. Желудок заколебался в моей утробе.

Шуйгуй издал клокочущий гортанный рёв и зашарил рукой в поиске утраченного орудия.

В пенном столпе взметнулась бледная рука, нашарила лодыжку и тело шуйгуя скрылось в реке. Но следующий, ближайший ко мне уже бежал на меня, размахивая метровым, кажется, штангенциркулем. Я, оценив траекторию и намерения, в последний момент отступил в сторону.

Стальной клюв штангенциркуля со свистом описал дугу мимо моего плеча и впился в дерево. Подвижная рамка от удара сорвалась со штанги и, звеня по бетону, покинула поле боя.

Не помню наверняка, сказал ли я вслух «хреновый из тебя инженер», выкрашивая изо рта шуйгуя зубы вперемешку с жёлтым гноем, или просто подумал, но мой удар заставил его пошатнуться, а я пинком отправил его тело через парапет. Вода, полная русалок, охотно приняла его.

Кажется, патрульные сверху завопили от восторга.

— Мужики, давайте сюда, тут у нас весело!— прокричала им Настя.

«Мужики» предпочли от веселья воздержаться, заговаривая казёнными нумерами хрипящую на каком-то откровенно змеином диалекте рацию.

Пока я решал, прихватить ли мне остатки штангенциркуля, следующий шуйгуй бросился на меня с добротным таким топориком. У меня было острое чувство, что в точности такой я присматривал себе на Али-Экспрессе.

«Топорик спасать викинга топор туристический викинга многофункциональный взрывозащищенный лагерный артиллерийский огнестрельный молот мачете молоток»

Хороший, надо сказать, топорик. У меня аж копчик завибрировал от принятого на гвоздодёр удара, а топорику хоть бы хны. Я попытался отвести чёрное лезвие в сторону, и тут воздух меня разом покинул, а из-за спины, предательски накренившись, меня огрело по макушке дерево.

Свободной рукой шуйгуй засадил мне под дых — и я только сейчас понял, насколько я недооценивал их силищу! Топор взметнулся куда-то в точку схода перспективы и я, обгоняя собственный страх, вдруг осознал, что жить мне осталось ровно столько, сколько ему лететь до моего черепа.

Что-то кирпично-бурое промелькнуло надо мной, оторвало шуйгуйские ноги в берцах от земли, с хрустом вбило нежить в землю несколькими размашистыми ударами и, наконец, протянуло мне руку.

— Вставай, давай,— произнесло оно голосом Насти.

Я, наощупь, нашарил протянутую мне ладонь и, кое-как цепляясь за неё, поднялся на ноги, попутно заново учась дышать.

— Пасип…,— только и смог воспроизвести я, восхищаясь заново явленному мне чуду кислородной атмосферы.

Настя, ударив с заступом, смахнула с парапета следующего шуйгуя. Полупудовая гиря на длинной цепи оказалась сокрушительным оружием против неторопливого противника.

Река кипела. Из бурлящих водоворотов вырывались конечности, цепи и всё, чем люди предполагали поражать друг-друга. Мертвецы, дословно изумрудной скрижали, рубили друг-друга человеческими орудиями. Над водой стелился гнилостный запах от разрубленных членов.

По суше наступали шуйгуи, сжимая в желтушных руках разнообразные строительные принадлежности, включая «бронзовую блочную плоскость № 103 для тонкой деревообработки», или какой-то ещё номер для обработки дерева — я забыл спросить, отправляя посмертного доброхота на аудиенцию к речным обитателям.

А потом они вдруг кончились. Вот только что было полно шуйгуев, а вдруг ни одного нет, насколько хватает взгляда. Поверхность реки поволновалась недолго — там русалки, похоже, добивали попавших в их лапы и пасти, пришельцев — да и успокоилась. Только сползала неторопливо вниз по течению брошенная баржа.

Патрульные с верха склона растворились в вечереющем тварном мире. Змеиные языки из зарешёченных динамиков раций лизнули их по пяткам и растворились на фоне осеннего неба.

Тяжёлый, прибивающий к земле, трубный возглас, стелящийся по реке, заставил присесть всех, кто его услышал. Вверх по течению, распространяя под собой тяжёлый туман, прямо над фарватером в воздухе плыла огромная рыба. Её пасть была размытым образом, прорастающим сквозь самое себя, и от этой пасти, по три в каждую сторону, распластывались рыбьи хвосты, каждый из которых был с железнодорожный вагон размером. На рыбе, совершенно парадоксальным образом, были закреплены светодиодные прожекторы, разбрасывающие в смеркающемся воздухе пучки света.

Рыба проревела будто штормовая сирена и извергла из своей пасти хлёсткое жидкое золото, сияющей плетью срезавшее в воду несколько прибрежных деревьев.

— Вот сейчас — пора,— крикнула Настя.

— Что «пора»?

— Чемодан, дурья твоя башка, чемодан! Открой и кидай!

Я отстегнул защёлки на чемодане и метнул его куда-то «туда». Он полетел, рассыпая «мертвечину такую, отсутствие радости» расходящейся спиралью.

Рыба взвыла. Прожекторы разразились тревожными вспышками, разбрасывая жёлтыми и красными языками безмолвные мольбы о помощи.

Чемодан был полон чёрной тяжёлой земли.

Примерно пять часов тому назад, Настя протянула мне этот чемодан посреди ничем не примечательного поля. Я не должен был знать ничего, я был безмолвной плакальщицей на этих импровизированных похоронах.

Примерно шесть часов тому назад она закончила набивать нутро чемодана лесной землёй. Потому что Лес — колыбель Лешего и могила его — Лес.

Потому что Лешего нельзя убить, пока жив Лес. Потому что каждая кроха Леса остаётся Лесом. И уж тем более остаётся Лесом десять килограмм лесной почвы.

Которые, рассыпаясь спиралью, следуют сейчас траектории моего неловкого броска.

Чёрно-фиолетовая громада на барже приходит в движение. И становится Тем, кого мы не называем по имени, и даже имя «Леший» — это лишь бледное отражение его настоящей силы.

Чемодан ещё не успевает коснуться земли, когда стрелки часов замирают. Предвечный Лес наступает — здесь и сейчас!

Громада, отрицающая пространство и время, вздымается над рекой, мостом и возведёнными около моста зданиями. Она была здесь до того, как появились люди, прежде, чем они придумали понятие городов. Титанические стволы впиваются в зенит, могучие корни скребут непостижимый надир.

Рыба у подножия этого грозного величия огрызается злобным золотым пламенем. Шальные протуберанцы просекают бетонные плиты на метр вглубь. Но она — не в своей воде и не в своём времени.

Нечто сумрачное, лишённое плоти и, в то же время, самое плотское из того, что мне когда-либо доводилось видеть, опускается из небесного средоточия и мглистый тяжелоступ одним плавным движением истирает рыбу в мясной туман.

…

Мир будто за мгновение до финальных титров. Крупные хлопья первого снега медленно падают на бурую воду. Баржа, несущая на себе нечто, похожее на бесформенный провал вглубь грозового фронта, вопреки всему пятится против течения.

На корме сидит русалка в полупрозрачной ночнушке и весело болтает ногами.

— Покури со мной,— скорее требует, чем просит Настя.

Я, бросивший курить пятнадцать лет назад, подчиняюсь. Она подставляет огонь зажигалки под пляшущий кончик моей сигареты.

Никотин находит давние вентили среди моих рецепторов и мир начинает понемногу плыть, подчиняясь ему.

— Больше никогда!— кричу я и эхо от домов на противоположном берегу вторит мне.

— А ты ведь всё равно вернёшься,— Настя смотрит на меня как «когда-то тогда»,— когда я попрошу, вернёшься, правда ведь?

И я, понимая, что в этой игре все карты — краплёные, и, особенно те, что лежат у неё в рукавах, соглашаюсь.

— Правда.

Потому что другой игры всё равно нет.

Потому что мы никогда не чувствовали себя настолько живыми, как тогда, когда нисходили в мир мёртвых. Мы исправились. Стали серьёзными взрослыми людьми с ответственностью, с обязанностями, с отчётами и декларациями.

Вышли, словно на свет, в прекрасный взрослый мир живых людей, чтобы стать по-настоящему мёртвыми.

Моторная память подсказывает стряхнуть пепел с сигареты. Алые точки летят в воду, перемежаясь с невидимым в тени пеплом.

Вскипевшая вода извергла из себя русалку. Яна, в апогее опершись на парапет, присела рядом с нами.

— Батя говорил,— с деланным вызовом произнесла она.

— И?— поинтересовалась Настя.

— Восемь.

— Мы договорились на десять,— твёрдо ответила Настя.

Яна фыркнула.

Настя вкрутила окурок в гранитную плиту парапета, заглянула внутрь опустевшей сигаретной пачке и забросила бычок туда.

— Значит так. Мы договаривались на десять, и вы мне дадите десять, иначе я не поленюсь дойти до вашего «Бати» и лично поинтересоваться, какие игры вы сами по себе мутите.

Яна рассмеялась жутким русалочьим смехом, без мимики и артикуляции.

— Всё хорошо. Десять, как и договаривались. Ты хороший человек. Мясновитый!

И она нырнула без следа и брызг туда где, как мне казалось, вода не походила и до щиколотки.

Огонёк на моей сигарете взялся за фильтр. Я затушил её о поребрик. Настя протянула мне пустую пачку.

— Сюда давай… Не надо сорить.

Я вздохнул.

— Слушай, а о чём торг?

Настя промолчала.

— Нет, серьёзно. Десять чего? Унций, подсвечников, слитков — за что мы рисковали своими шеями? Чего такого русалки могли тебе предложить?

Настя, не произнеся ни слова, протянула мне ещё одну сигарету.

— Да хватит, чёрт побери, ты ответь мне на вопрос!

Она щёлкнула зажигалкой, и я подчиняясь её странному гипнотизму, подчинился. Затянулся давно, казалось, забытым дымом, выдохнул ей в лицо.

Сизые протуберанцы обогнули её щёки.

— Десять человек, Васич,— сказала она,— десять человек.

Что-то горячее и угловатое рубануло меня поперёк нутра.

В самом деле, почему я мерил её каким-то другим мерилом? Это мы, другие, пытались изо всех сил забыть, кем и где мы были. А она не забывала ни на минуту. И с ней были люди, которых она заставила не забывать, с той лишь единственной целью, чтобы вытащить перешедших по глупости или неосторожности последнюю черту обратно в мир живых.

Сегодня она поставила на кон мою жизнь рядом со своей собственной.

Двое против десяти. Элементарная арифметика. У меня даже не стоило спрашивать, потому что она слишком хорошо меня знала и слишком мало у неё было времени, чтобы объяснять мне мою собственную сущность.

Вторая сигарета шла через силу. Я выбросил её на середине под неодобрительным взглядом подруги.

— Отошёл?— спросила Настя.

— Я тебя ненавижу,— ответил я.

Вокруг меня вставали в рост несуществующие покойники, которые в будущем по пьяни ли, по собственной воле ли, упадут в воду лишь для того, чтобы очнуться на берегу паче всем возможным чаяниям.

— Отвезёшь меня домой?— спросила она.

— Пошли,— кивнул я и мы, сквозь крупные хлопья первого снега и несуществующие титры, принялись подниматься вверх по склону.

- Вот. Возьмите, пожалуйста. Бесплатно, - смущённо бормотал мужичок, протягивая две рыбины, - Вот, Вам и мальчонке Вашему.

На рыбин недоуменно глядела женщина с кучей пакетов в руках и мелким шкетом рядом. На всех троих ворчливо поглядывали прохожие - мужичок пытался всем вручать рыб и мешал людскому потоку. Недалеко от всего этого торчали две бабульки и наблюдали за происходящим:

- Наверное это депутат какой-то. Подписи, небось, выпрашивает.

- Точно. У нас недавно тоже такой ходил! Проныра!

Мужичок обернулся к ним и обиженно загундосил:

- Да нет же. Просто рыба. Берите и вы. Бесплатно же.

Он двинулся было в их сторону, но дорогу ему загородили погоны.

- Здесь вообще-то торговать запрещено, - хмуро сказали погоны. - Сворачивайте торговлю.

- Но я не продаю. Так отдаю. У меня много, - ответил мужичок и словно из ниоткуда достал ещё пару штук. - Понимаете, - вдруг горячо зашептал он, - я поймал Золотую Рыбку и загадал ей желание. Чтоб мне на рыбалке всегда везло. Чтоб просто взмахнул удочкой и сразу рыба была. Но она что-то напутала и теперь у меня при любом взмахе рук рыбы появляются. Вот, глядите.

Он дёрнул рукой и в сторону бабулек полетела пара селедок. Те вскрикнули от неожиданности:

- Хулиган!

- Ты что себе позволяешь?

- Хам!

- Никакого уважения!

- Полиция!

- Чего бездействуете?

- Извините, - снова смутился мужичок.

Погоны нахмурились ещё сильнее:

- Так. Фокусы тут тоже не нужно показывать. Как и пугать население. Либо сворачивайтесь, либо пройдем в отделение.

- Задержите его!

- Обыщите! - продолжали наседать пенсионерки.

- Он наверняка маньяк какой-нибудь!

- Точно! Отравитель. Обмазал селедок своих крысиным ядом и детишкам подсовывает! - бабулька ткнула пальцем в сторону шкета, но тот глядел на внезапного фокусника в ожидании новых чудес.

- Но это же неправда, - залепетал мужичок, - рыбы абсолютно нормальные, свежие, даже живые!

Он принялся показывать рыб окружающим, отчаянно при этом жестикулируя и вытряхивая из рукавов всё новых карпов, окуней и камбал.

- Стоять! - гаркнули погоны. - Пройдемте в отделение, там разберемся.

- Но как же... Я же... - окончательно сник мужичок. - Я же просто хотел... Всем... Бесплатно…

- Разберемся. - повторили погоны.

И они пошли. Мужичок, а за ним погоны.

Шкет смотрел им вслед, пытаясь разглядеть ещё чудес, но они затерялись в толпе. Тогда он спросил:

- Мама, а это был волшебник?

- Не думаю, сынок. Скорее, депутат какой-нибудь. Или мошенник. Идём, на автобус опоздаем.

И женщина с пакетами и мелким шкетом тоже ушли.

Последними ушли бабульки. Сначала обсудили произошедшее, собрали всю рыбу (не пропадать же добру) и разошлись каждая в свою сторону, по своим домам. Рассказывать всем, как они маньяка ловили.

*Наркотики - это плохо. Употребление, распространение и производство наркотиков запрещено законом. Контент несёт исключительно развлекательный характер, мы категорически против наркотиков и не призываем к употреблению*

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

⠀

~

Избегай зеркал, а если вдруг где-то заметишь свое отражение, не вздумай улыбнуться.

Если начнешь неконтролируемо рыдать, сядь на землю. Никогда не трогай плачущих.

Если заметил кровь у себя на лице, НЕ СМЫВАЙ ее.

Если заметил незнакомцев, свистни. Настоящие люди свистнут в ответ. Отсюда следует, что если услышал, что кто-то из группы свистит – свисти.

Не смотри на огонь дольше пары секунд.

***

– Ок, чувак, слушай. Я понимаю, что это все немного дико звучит, но это будет офигенно, обещаю. Родители Джейка чертовски богаты, пойми, нас пригласили не в обычный поход с палатками. Он с дружками устраивает какую-то хрень совершенно нового уровня. Та цыпочка, Лекси, она типа шаман или что-то в этом роде. И они постоянно делают такое дерьмо. Она проведет нас всех вместе.

Так сказал мне неделю назад Ник – мой сосед по комнате в колледже и лучший друг. Пригласил меня поехать загород с парнем, с которым они вместе проходили один из курсов, и попробовать “психоделическую практику”. Назвал это “последним отрывом, перед тем, как мы закончим колледж и станем большими важными задницами”.

– Я даже не знаю этого парня. Как это будет выглядеть?

– Не парься, он сказал, что я могу взять с собой кого захочу. Кое-кто отказался ехать, так что у них освободилась палатка. И, если честно, он чувак без заморочек, вообще не сноб.

Я не знал, соглашаться или нет, в основном потому, что никогда не пробовал ЛСД. Но Ник умел убеждать, так что… Скажем так, когда мы приехали, я уже особо не сомневался. Джек с компанией все подготовили. Мы расположились на берегу небольшого озера в кемпинге, четыре типи разместились полукругом, а посредине высился большой костер. Место выбрали отличное, рядом даже стояла небольшая хижина с кухней и крошечной ванной. Внутри доставшееся нам с Ником типи выглядело как гостиничный номер. Если честно, я был в восторге.

***

Побросав вещи в палатки и коротко представившись компании, все мы рассаживаемся вокруг пока еще не разожженного костра, слушая Лекси, нашего гида на эти выходные. Розовые волосы, заплетенные в косу, платье с перьями – именно так я и представлял психоделического шамана.

– Итак, это очень важно. Знаю, кое-что звучит немного странно, и, возможно, ни одно правило вам вообще не понадобится, но лучше сразу перестраховаться, чем потом жалеть, так? – Она оборачивается на меня, ухмыляясь. Блин, у меня щеки вспыхивают. Минут десять назад я поделился с ней тем, что никогда раньше ничего подобного не пробовал и поэтому волнуюсь. И выслушивание ее странных правил вообще не помогает.

– Думаю, будет лучше всего оставить все телефоны в одном из типи, чтобы ничего не отвлекало. Просто постарайтесь запомнить правила или на руке там запишите, в общем, вы поняли, – добавляет Джейк. Он такой… типичный. Вот если бы вы просто увидели его, сразу подумали бы, что перед вами парень из братства: короткие каштановые волосы, гладко выбритое лицо, рубашка поло. Ну, словом не тот типаж, у кого может быть личный гуру и потребность разложить Таро с поводом и без.

– Так, стоп, я не поняла, а как насчет времени? Как я должна узнать прошла “пара секунд” или больше? – вступает в разговор Лиз, девушка с черными волосами, с ног до головы одетая в черное. Впечатляющий контраст, учитывая, что ее подруга Эйприл с веснушчатым лицом сидит рядом в ярко-желтом сарафане.

– Просто не смотри в огонь вообще, и все, – отвечает ей Джошуа, рассмеявшись, будто выдал самую уморительную шутку в мире. Есть что-то странное в этом парне, но он вроде бы дружит с Джейком чуть ли не с детского сада.

– Итак, давайте все просто расслабимся, и все будет в полном порядке. – Джейк кивает Лекси, и она раздает нам маленькие кусочки полупрозрачной бумаги. Со странным чувством я беру клочок с нарисованной на нем клоунской мордашкой, оглядываюсь нерешительно… а потом просто делаю как все: сую бумажку в рот и позволяю ей раствориться на языке.

– Поехали, – довольно ухмыляется Ник. Наклоняется ко мне и шепчет: – Не забывай о правилах.

Гребаные правила. Я не знаю, насколько они могут быть важны, но решаю, что, просто на всякий случай, стоит их запомнить. Беру маркер и пишу на левой руке:

Никаких зеркал

Не трогать плачущих

Не смотреть на огонь

Не смывать кровь

Свисти

А на другой руке вывожу цифру 6 – число участников, не считая меня, и время: 8:15. Надеюсь, смогу понять записи, если вдруг что, но сразу напоминаю себе главное: Лекси здесь, она ничего не принимала, и она поможет.

Все будет хорошо.

– Первый раз? – Эйприл глядит на меня через плечо, улыбаясь. И только я открываю рот, собираясь ответить, как ее волосы вспыхивают огнем. Они буквально горят. И пламя все растет, превращая ее в подобие демона. Я зажмуриваюсь, повторяя, что мне все это только мерещится.

– Жара прекрасна, разве нет? – смеется она. Я смотрю на нее и вижу, что глаза девушки потеряли весь цвет. Буквально превратились в пустые белые дыры. Черт! Я и не думал, что это будет так быстро. Сколько времени прошло с тех пор, как я взял бумажку с клоуном?

– Почти два часа. – Кто-то гогочет за моей спиной. Голос похож на Ника… Я оборачиваюсь и чуть не кричу: у него все лицо раскрашено под клоунский грим. Это что, краска? Веду пальцем по его лбу… белая краска.

Какого хрена? И он что, прочитал мои мысли?

К черту. Я встаю и бреду к нашей палатке за бутылкой воды. Нужно хотя бы минутку побыть одному.

***

– Йоу, чувак, это ты здорово придумал, записать эту срань на руке. Хотя вряд ли тебе это понадобится. Ну кроме той фигни про зеркало, это жутко.

Ник.

– Какого хрена?! – не могу сдержаться я. – Ты же сидел у костра, когда я пошел в палатку!

– Чувак, расслабься. Ты буквально следом за мной зашел. Я решил захватить куртку, прежде чем начнется веселье.

– Ты еще ничего не почувствовал? – Меня теперь подтрясывает. Что происходит? Видимо, вот так и теряют рассудок.

– Конечно, нет, мы же начали минуты три назад. Все норм?

Ник выглядит абсолютно нормально, и это меня почти отрезвляет.

– Да, – лгу я, хватая бутылку воды. Но все нифига не нормально. Я на взводе и от одного вида Ника только сильнее паникую. Так что решаю вернуться на улицу и поговорить с Лекси.

Я выхожу из палатки… небо стало черным как смоль. Когда мы сели у кострища, солнце только клонилось к закату, а теперь, по виду, была уже середина ночи. Знаете что? А вот и хрен с ним. Та девушка была права, что можно запросто потерять счет времени. Может, у меня просто мысли путаются. Надо сохранять спокойствие. Костер в середине круга ярко сияет. Пожалуй, пойду в соседнюю палатку, чтобы не смотреть на огонь дольше ,чем нужно… Перед костром кто-то сидит. Единственный человек на улице.

На автомате я подхожу к девушке, и… черт, это странно. Не узнаю ее.

Свисти

Я хреново умею свистеть. Как-то пытаюсь изобразить подобие… девушка поворачивается ко мне.

– Все нормально, я тоже не умею свистеть. Странное правило, да?

– Слушай, извини, но ты кто?

– Лиз. Мы уже встречались, – смеется она. Но я отчетливо помню, что у Лиз волосы были выкрашены в черный, а эта девушка – блондинка. Похоже, и правда схожу с ума.

– Извини, наверное, кислота подействовала сильнее, чем я думал. – Я нервно смеюсь в ответ. Все вокруг выглядит вполне нормально, и это наверное самое странное. Усаживаюсь рядом с Лиз, отворачиваясь от костра.

– Кислота? Ты о чем? Джейк обещал, что мы больше не будем так делать.

– Что делать? Принимать наркотики? – снова смеюсь я.

– Эй, чувак, ты с кем говоришь? – Ник. Ник идет по тропинке с черноволосой девушкой. С Лиз. С той Лиз, которую я видел раньше. Я быстро оборачиваюсь обратно к собеседнице… пусто.

Черт, я уже ненавижу эту хрень.

Хочу что-то сказать, но тут из соседней палатки появляются Джейк, Джошуа и Лекси.

– Ну все, с телефонами разобрались, и наконец-то стемнело. Быстрей бы уже все началось! – Джейк плюхается на землю рядом со мной. – Теперь, когда мы все в сборе, может, порассказываем истории или…

– В сборе? Одного же не хватает? – Я показываю цифру 6 у себя на руке.

– Ну да, нас шестеро. Я, Ник, Лиз, Джейк, Джошуа и ты. – Лекси поочередно тыкает в каждого пальцем, называя имена.

– Нет, я считал без себя, нас должно было быть семь.

– Чувак, у нас всего три палатки на двух человек каждая. Нас точно шестеро, – поддерживает ее Джошуа. И да, он прав, черт возьми. На берегу полукругом стоят три палатки. Их же раньше было четыре, нет? И я помню ту девушку с огненными волосами…

Волосы в огне.

Похоже, я схожу с ума. И вообще не вписываюсь. Но хотя бы можно доверять Лекси, ведь она ничего не принимала, так что и хрен с ним. Срочно нужно расслабиться, пока все не превратилось в кошмар…

***

Не помню, что происходило остаток ночи. Уже утро, а у меня до сих пор плывет голова. Наверное, мы разговаривали и во что-то играли, но я просто ничего не помню. Ник на соседней кровати храпит, как паровоз. Глубокий вдох… Все выглядит нормально. И я тоже в норме.

Слава богу, вроде отпустило. Первый и последний раз я притронулся к этой дряни.

Натягиваю свитер, ныряю в кроссовки и иду на улицу. Джошуа, Лекси и Лиз сидят за столом.

– Доброе утро, солнышко! Как спалось? – кричит Джошуа.

– Нормально. – Я падаю рядом, чувствуя себя разбитым.

– Ник еще дрыхнет? – Джейк материализовывается сзади с банкой кофе в руках. Я не слышал, как он подошел.

Оглядываюсь. Никаких следов Эйприл. Хочу заговорить о ней… но нет. Не после вчерашнего разговора. Может, она мне и правда привиделась. Как доберусь до телефона, попробую погуглить ее.

– О, Джейк, привет. Я могу взять свой телефон? Нужно кое-что посмотреть.

– У меня нет твоего телефона. Я скоро их соберу, так что делай, что там хотел. Эй, наконец-то! Вот и наша спящая красавица. – Он говорит с Ником. Тот бредет к столу, невнятно бормоча что-то самым сварливым тоном в мире. Ник никогда не был жаворонком.

Джейк забирается на стул, как на трибуну.

– Отлично, теперь мы все в сборе! Я так подумал, после завтрака можно немного побродить по окрестностям или просто где-нибудь тут зависнуть – решайте сами. Лекси вчера все объяснила, так что после ужина можно будет спокойно начать “путешествие”. – Он с улыбкой машет пакетиком, набитым бумажками с клоунскими рожами.

А я думал, мы уже закончили с этим вчера. Они реально хотят все повторить? Лучше помолчу. Не хочется быть главным занудой.

Мы с Ником возвращаемся в типи, и я не могу удержаться:

– Мы реально собираемся снова это принять?

– Снова? В смысле? Ты же вроде никогда раньше не пробовал? – Он растерянно смотрит на меня.

– Ну, вчера-то попробовал. И с меня хватит впечатлений. Извини, чувак, но это какой-то отстой. – Ну давай, изобрази удивление снова.

– Ок, я нихрена не понимаю, о чем ты. Мы вчера просто рассказывали истории у костра. Трип запланирован на сегодня, чтобы у нас был целый день и ночь, забыл, что ли? – смеется Ник. – Ладно, я пошел в душ, ты это, поспи или не знаю. Выглядишь так себе.

И уходит, подхватив полотенце.

***

Это все какой-то бред. Неужели мне просто приснился вчерашний вечер? Я сейчас совершенно точно не под кайфом, и все вокруг кажутся тоже вполне нормальным. Ну и если я сам все придумал, то понятно, откуда взялся лишний человек.

Я сажусь на кровать, мысли мелькают в голове и не дают сосредоточиться. Закатываю левый рукав… Правила. Записаны маркером на предплечье. Закрываю глаза, сглатываю, собираясь с силами. Правый рукав…

6

8:15

И все это я совершенно определенно записал после того, как проглотил гребаного клоуна.

Что они пытаются от меня скрыть?

~

Оригинал (с) likeeyedid

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Главы: 1 • 2

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

~

У меня получилось. Получилось выбраться с этих долбаных болот. Я уже решил, что уйду с работы. Уже решил, что больше никогда не вернусь назад. К черту животных, к черту природу, к черту «интересные научные явления». Даже если этот заповедник сгорел бы дотла, мир бы только выиграл.

Кажется, я забегаю вперед. Итак, два дня до побега я просидел в хижине, наблюдая за блуждающими огнями. Все пытался понять, есть ли у них какая-то схема поведения, но, как оказалось, нет. Они словно намеренно следили за мной и откликались на мои действия.

У меня заканчивалась еда, и я знал заранее, что ни за что в жизни не рискну пить воду из болот, даже если этого потребует выживание. Так что нужно было или хотя бы попытаться сбежать, или умереть.

Я собрал все, что у меня было: сигнальную ракетницу, ружье, лампу, светящиеся палочки, нож и подобие весла, кое-как сделанного из половицы. Тщательно все упаковал и постарался хотя бы морально подготовиться к тому, что меня ждет.

Дав себе время, я, наконец, распахнул дверь хижины, но не увидел лодки. Лодка, мать ее, исчезла. Видимо, блуждающие огни не просто так царапали и скрежетали всю ночь. Видимо, они перетерли, перегрызли, оборвали шнур, которым лодка была привязана к свае. Это означало одно: придется плыть.

К счастью, блуждающие огни прекрасно отгоняли аллигаторов, плюс, возможно, их напугало случившееся с их большим сородичем. Так что мне стоило бояться только самих блуждающих огней, того гигантского неизвестного существа и, возможно, какой-то обычной живности.

Как и планировал, я привязал сигнальный огонь к баллону с пропаном, высунулся из окна и швырнул его так далеко, как только мог. Целиться из-за света было сложно, но все-таки я попал. Выстрел и взрыв сотрясли хижину, кажется, разрушая последние целые сваи, и, не оставляя себе больше времени на раздумья, я бросился к двери и прыгнул в воду.

Она оказалась ледяной. Черт, заповедник находился на границе между Джорджией и Флоридой, на дворе стоял август, вода должна была быть что парное молоко, а оказалось ледяной. У меня перехватило дыхание, я мгновенно окоченел и пошел бы ко дну, если бы не прилив адреналина. Километр с лишним мне предстояло плыть до пешеходной дорожки, и я надеялся, что справлюсь за пятнадцать минут, если ничто мне не помешает. Надеялся.

Стоило мне двинуться с места, огни снова закричали. Мучительно, яростно, словно в бесконечной агонии. Мне показалось, я не только слышу, но и чувствую их боль, и, несмотря на холод, я невольно замер и обернулся. Минимум пять огней преследовали меня, и двигались они очень быстро.

Отвернувшись, я изо всех сил начал грести руками и ногами. Нельзя было отвлекаться, мне нужно было плыть. Свет приближался, я уже видел отблески на воде. Огни окружали, и я только беспомощно спросил себя, с чего вообще решил, что смогу их обогнать. Они летали, а я плыл, с трудом пробираясь сквозь болотную воду, сквозь ил и заросли. Не было и шанса добраться до дорожки прежде, чем они меня догонят.

В отчаянии я выхватил сигнальную ракетницу и выстрелил в ближайший огонь. Свет прошел насквозь, как и в первый раз, обнажив черные глаза существа. Только теперь его заостренные зубы щерились в улыбке, издевательской улыбки, без слов сообщающей мне: «Я тебя убью. Но сначала повеселюсь».

Но все-таки выстрел их немного замедлил. Я плыл так быстро, как мог, и, кажется, даже немного оторвался. Я уже видел дорожку, оставалось только доплыть, ухватиться за одну из лестниц, взобраться на землю и бежать, бежать, бежать.

Едва я коснулся перил, яростный, громкий рык оглушил меня . Не выдержав, я снова обернулся. Блуждающие огни, позади, собрались в одно большое облако света. Я отвернулся, но это не помогло: недалеко от меня, недалеко от дорожки появилось существо. И оно приближалось.

Забывшись, я попытался забраться по лестнице, но одна из ступенек, затрещав, провалилась. Я ушел под воду с головой. Даже сквозь темную, илистую толщу воды пробивался призрачный свет. Огни были уже совсем близко, и я отстраненно спросил себя, не лучше ли будет просто утонуть вместо того, чтобы подняться наверх к ним.

Нет, не лучше. Я должен, обязан был выбраться – и постараться сделать так, чтобы никто больше не прошел через то же самое. Вышвырнув, выкинув себя на поверхность, я снова схватился за лестницу и взобрался на дорожку. После одного случая, когда какой-то идиот попытался погладить аллигатора, все дорожки мы поднимали над водой, и я даже понадеялся, что это убережет меня от огромного существа, но… Увы.

Оно бросилось к дорожке и проломило ее, обрушив целую секцию в воду.

Мне повезло только в том, что нужно было бежать в противоположную сторону. Я сорвался с места, на ходу заряжая и сигнальный пистолет, и ружье, чтобы хотя бы попытаться защититься. Зажег фонарь. Слава богу, на оборудовании мы не экономили, и он был водонепроницаемым, поэтому я наконец-то мог отчетливо видеть в темноте.

Болотные огни все еще пытались меня догнать, но существо было ближе. Когда нервы сдали, я рискнул обернуться, и свет лампы упал прямо на него. Оно выглядело как медведь. Как медведь, который давным-давно умер. Сквозь свалявшуюся, спутанную шерсть проглядывали кости, разрушенные кости черепа оголили то, что осталось от мозга, позвоночник выступал острыми пиками, как панцирь.

Оно зарычало, мертвенно-пустыми, но отчетливо-яростными глазами глядя на меня. Я зашел на территорию этого существа, и ему это не понравилось. Но впереди уже виднелся главный офис, и я продолжил бежать. Там, вдалеке, я видел луч света, похожий на случайно пробившийся сквозь непроглядную тьму рассвет.

– Кейсон? – ожила вдруг рация. – Кейсон, слышишь меня? Мы в офисе. Ты жив? Тебя ищут люди, похоже, федералы. Говорят, что знают, где ты можешь быть.

– Я уже иду! – закричал я так громко, как только мог. – Я уже близко к офису, но никого не вижу. Где вы?

Рация затрещала помехами, не позволив мне разобрать ни слова. Но я был уже близко к источнику света и прибавил шагу, надеясь, что скоро станет светло, но…

Я бы остановился как вкопанный, если бы не блуждающие огни и мертвый медведь. Такого я еще не видел. Свет сочился из окошка, словно вырезанного в темной ночи вокруг. Оно было похоже на проекцию, которую кто-то решил запустить посреди болота. Но к черту все это, главное, что по ту сторону я увидел капитана. Она и еще несколько мужчин в костюмах, твердой рукой подняв пистолеты, целились в прореху.

Я кинулся прямо к дыре в реальности, твердо решив пробиться сквозь нее. Неважно было, сработает это или нет, это был мой единственный шанс.

Свет коснулся моей кожи. Там в темноте за спиной отчаянно заревел мертвый медведь, но я вышел. Все вокруг заливало солнце, и заповедник снова жил: я услышал птиц, я услышал жуков, бесчисленное стрекотание, пение, шорох листьев. Все звуки жизни.

Костюмы почти сразу засыпали меня вопросами. Спрашивали, где я был и что я видел. Постоянно упоминали что-то вроде “разрыва абберации”, говорили что все в норме, но то, что мне пришлось увидеть было очень далеко от нормы. Капитан сказала, что меня не было восемь дней, и она уже хотела прекратить поиски, когда появились эти парни, оказавшиеся в конце концов представителями некоего «Коллектива». И настаивавшие на том, чтоб мы забыли о произошедших событиях.

Но знаете, что? Плевать на них. Плевать, что я видел и где я был. Не ходите в заповедник Окфеноки.

А если пойдете – никогда не оставайтесь там на ночь.

~

Оригинал (с) googlyeyes93

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Кристина Венидиктова специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Части: 1

~

Судя по часам и календарю в хижине, я здесь уже два дня. Не то чтобы я мог сказать наверняка, ведь за все это время так и не увидел рассвет.

Кажется, я попал в бесконечную ночь. Единственный свет исходит от проклятых блуждающих огней, а они то появляются, то исчезают. Не знаю, что они такое, но я уверен, что это не просто «интересное природное явление».

Я пытался убить время сном – не то чтобы у меня был выбор. Мотор в лодке не завелся бы без шнура, и я на сто процентов был уверен, что не смогу просто уплыть отсюда. Прошлой ночью в промежутках между попытками уснуть я рискнул выглянуть в окно и увидел…

Увидел что-то, двигающееся меж блуждающих огней. Что-то огромное, размером с грузовик. Опираясь на все четыре ноги, оно рыскало вокруг хижины, словно пыталось просчитать, как выкурить меня отсюда.

И это был совсем не медведь. Нет и не было никогда в заповеднике медведей таких размеров. Я всем богам взмолился, чтобы это оказался и не какой-нибудь мутировавший аллигатор. Из-за блуждающих огней я не смог разглядеть его получше, но я увидел точно, своими собственными глазами, как оно свалило дерево, случайно попавшееся на пути.

Так что вот апдейт на сегодня: я застрял на два дня (наверное) в старой вонючей хижине, меня окружают орущие блуждающие огни и неизвестное животное. Те, кто это читают, сейчас мысленно спросят: «Раз у тебя есть телефон, чего ты не позвонил капитану?» А знаете, что? Я пытался. Ее номер все время занят, а если я посылаю смс, они тут же становятся прочитанными, но ответа нет. Так что передайте капитану сами – я все еще в секции 14-18, в хижине, рядом с…

… рядом с болотом аллигаторов.

Черт. Из-за стресса я даже забыл. Я ведь действительно совсем рядом с болотом аллигаторов, а в паре километров оттуда есть пешеходная дорожка, которая выведет меня прямо ко входу в заповедник, к главному офису.

Порыскав по хижине, я нашел карту всего заповедника. Окей. Я в секторе 14, нужная дорожка в полутора километрах к юго-западу от меня. Но сначала мне нужно было придумать, как выбраться из хижины. В лодке должно было быть запасное весло, но только одно.

Я снова обыскал хижину, сваливая в кучу все, что показалось мне полезным: упаковки с батарейками, рации, баллон с пропаном, сигнальный пистолет и ружье с двенадцатью рожками. Еще нашлись лампа и пара фонариков.

Ладно. Чтобы уйти из хижины, нужно было еще как-то отвлечь блуждающие огни. Возможно, сигнальная ракета может помочь, а вот пули, скорее всего, окажутся бесполезны.

Несколько минут я напряженно все обдумывал. Если уж рисковать – а сбегать от блуждающих огней, способных сотрясти целую хижину, и от огромного хищника, сшибающего деревья, это точно риск, – план нужен достойный. Но сигнальных ракет и патронов у меня было достаточно, поэтому я решил сначала хотя бы попробовать.

Итак, из шести сигнальных ракет первая пошла в ход. Я зарядил пистолет, открыл окно и, прицелившись в ближайший огонь, выстрелил. Красная вспышка практически ослепила меня, но я увидел, как она прошла сквозь островок сияния, и оно… изменилось.

Оно превратилось в лицо. Смертельно уставшее, изможденное лицо с черными провалами глаз. Острые зубы из искореженного рта ощерились, словно оно завопило от ужаса – или от ярости. Зарычав, завыв, оно бросилось к хижине.

Я судорожно дернулся, пытаясь закрыть окно, и, к моему счастью, существо ударилось о стекло по ту сторону и взвыло снова, царапая когтями дерево хижины. Что ж, по крайней мере, теперь я узнал, что эти блуждающие огни материальны. Может, и пули пригодятся.

Но сначала я решил все же отвлечь их светом. Привязать к баллону с пропаном сигнальную ракету, выбросить из окна и подстрелить – такой был план. После я рассчитывал броситься к лодке и уплыть.

Мне нужно было собраться. Надеясь сосредоточиться, я побродил по хижине, вслушиваясь в вопли раненого существа за стенами. Оно выло как… как ребенок в отчаянии, но звук был похож на искаженное эхо. Я надеялся, я молился, что выберусь из этой адской дыры.

Вдруг, выплюнув оглушительный шум помех, ожила рация.

– Кейсон? Кейсон, слышишь меня? – Господи боже. Я узнал голос кэпа.

– Кэп? Кэп, слышите меня?! Я здесь, в 14 секции, – закричал я, и мне вторило завывание огней и звук когтей, царапающих стены.

– Кейсон, мы обыскали хижину, тебя там не было. Где, черт возьми, тебя носит?!

Стоп… что? Я никуда не уходил из хижины, и внизу осталась моя лодка.

– Ладно, послушай, – продолжила капитан, – мы нашли твою лодку рядом с тем аллигатором. Оставайся там, где ты сейчас, мы тебя найдем.

Тогда я закричал.

– Кэп! Кэп, я все еще в хижине. Я никуда не уходил. – Не стоило этого делать, но я запаниковал. Это была моя единственная надежда. Единственная.

Сигнал прервался, и в этот момент единственной надеждой стал мой псевдо-план.

Баллон. Лодка. Дорожка до главного офиса. Там я, по крайней мере, был бы в большей безопасности, чем в старой деревянной хижине.

Надеюсь, телефон все-таки поймает сигнал, и я смогу опубликовать этот пост. Тогда, если я вдруг не выберусь, по крайней мере, помогите заповеднику найти мое тело. Не знаю, что за гигантское существо бродит в лесу, но, уверен, если оно разделалось с аллигатором, сможет разделаться и со мной.

Боже, пожалуйста, дай мне выбраться отсюда.

~

Оригинал (с) googlyeyes93

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Кристина Венидиктова специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

С 2010 года я работаю в службе охраны дикой природы в заповеднике Окфеноки. Скажу честно: для меня эта работа просто идеальна. Я всегда любил природу и легко мирился с тем, что приходится целыми днями торчать на жаре. Но с тем, что происходит сейчас, смириться не могу.

Раньше я практически всегда работал только в дневную смену. Проверял, не охотятся ли браконьеры на болотах, и приглядывал за потенциальными источниками лесных пожаров. Все было спокойно, понимаете? Особенно если захватить с собой побольше спрея от насекомых. Но недавно мой сменщик ушел в отпуск по уходу за ребенком, и, что ж, мне пришлось взять и ночные смены тоже.

Прежде, чем уйти, он предупредил меня, на что стоит обратить внимание ночью. Во-первых, иногда деревенские идиоты приходят в заповедник покуражиться. Во-вторых, иногда подросткам негде потрахаться, и они тоже находят убежище здесь. В-третьих, на болотах можно увидеть блуждающие огни.

С первыми двумя пунктами мне все было ясно, я такое видел и в дневных сменах. А вот блуждающие огни…

Естественно, я знал, что раньше с ними связывали целые легенды. Якобы неупокоенные души людей, погибших на болотах, пытаются заманить других странников на верную смерть. Но в 21 веке я знал и то, что существует научное объяснение: фосфористый водород, который образуется от разложения растений и животных, склонен к самовозгоранию. Так что, если не испугаться до смерти при виде блуждающих огней, это не опасное, а наоборот интересное и редкое природное явление.

В общем, блуждающие огни меня не пугали. Меня вообще мало что пугало до одной из ночных смен.

В ту ночь я выехал на лодке проверить часть болот, где не было прогулочных дорожек, и почти сразу заметил в воде что-то огромное. Подъехав поближе, направил на эту штуковину прожектор, и…

Увидел аллигатора. Точнее, то, что от него осталось. Он был огромным, не меньше четырех метров в длину, и напоминал не аллигатора, а скорее грузовик, какую-то жуткую декорацию из «Парка Юрского периода». И черт с ним, с этим, но все его тело было разодрано, а голова едва держалась на остатках костей.

– Эй, кэп, – позвал я по рации.

– Что случилось, Смит? – почти мгновенно отозвалась капитан. Мы всегда старались сделать так, чтобы на смене дежурило как минимум двое людей, и, хотя капитан не патрулировала болота вместе со мной, а просто сидела в главном офисе у входа в заповедник, ее голос меня немного успокоил.

– В секторе четырнадцать мертвый аллигатор, – сообщил я, подбирая с воды ветку, чтобы попытаться перевернуть тело. Вдруг по ту сторону будут какие-то другие следы, способные объяснить, что, черт возьми, случилось.

– Ну, это не редкость. Природа о нем позаботится, – скучающим тоном ответила капитан. Да, и правда, мертвые животные не были редкостью на болотах. А вот мертвые разодранные аллигаторы – были.

– Да, но нет, кэп, – вздохнул я. – Это огромная зверюга, а ее… разорвали на части.

– Разорвали? – Теперь и ее голос звучал удивленно. Не то чтобы я не понимал ее. – Кто? Как?

– Не знаю, – ответил я, потому что все еще не мог определить даже, был ли аллигатор разорван зубами или когтями. Голова была практически оторвана, а из-под лохмотьев кожи выглядывали пожелтевшие кости, но я не знал, что за существо могло оставить такие следы на аллигаторе. – Просто это чертовски… стремно.

– Может, кто-то из медведей с ним сцепился? Старичок Мафусаил в последнее время слегка нервный.

Мафусаил – самый старый медведь заповедника – у нас был кем-то вроде знаменитости. Его пометили еще в конце восьмидесятых, и мы с тех пор приглядывали за ним. По большей части он наслаждался уединением, но, если выходил к воде, никогда не вступал в драки с аллигаторами. Никогда.

– Едва ли, – помедлив, ответил я в рацию. – Ладно, возвращаюсь в офис.

– Нет, иди в ближайшую хижину. Если по лесу бродит какой-то неизвестный нам хищник, тебе нельзя идти через весь лес ночью. Доберись до хижины, запри все двери и жди утра. Мы тебя заберем.

Господи, только не в хижину. Сейчас они в основном использовались как аванпосты для сотрудников, но построили их местные охотники еще в начале двадцатого века, поэтому они были безумно маленькими, старыми и запущенными. Единственный плюс – строили их на высоких сваях, чтобы защитить от наводнений… и медведей.

Смирившись, я направил лодку к ближайшей. За двадцать минут дороги я никак не мог выкинуть из головы то, что увидел. Что, черт возьми, случилось? В заповедники все аллигаторы всегда вели себя послушно – для аллигаторов, по крайней мере. В воде у них было достаточно еды, поэтому никто из них не полез бы в драку с медведем, а кэп ведь была права – только медведь из всех здешних жителей мог оставить такие следы. Но, даже если бы драка случилась, медведь, скорее всего, просто убежал бы.

Я подплыл к хижине, заглушил мотор и привязал лодку к ближайшей свае. Когда рокот смолк, я вдруг понял, насколько тихо было этой ночью в лесу. Обычно шумели цикады, лягушки, сверчки и всякая другая живность, но не сегодня.

Закончив привязывать лодку, я ухватился за лестницу и поднялся в хижину. Внутри пахло плесенью и грязью, но, по крайней мере, было безопасно. Оглядевшись, я нашел в углу генератор. К счастью, раз в месяц кто-то из сотрудников обязательно проверял, достаточно ли в хижине топлива и не перегрызены ли провода, так что у меня будет свет и даже вентиляция. Именно об этом я думал с надеждой, когда обнаружил, что канистра для топлива практически пустая.

Вот дерьмо. Да, у меня был запас батареек в лодке, а в хижине были фонари, но это совсем не то же самое, что настоящий свет в хижине. Вздохнув, я уже хотел спуститься к лодке, как вдруг мое внимание привлекло сияние в окне. Шагнув к стеклу, я выглянул наружу. Огни сияли примерно в пятнадцати метрах от хижины.

– Кэп, – неуверенно позвал я в рацию. – Вы кого-то уже ко мне прислали?

– Нет, – незамедлительно ответила она. – На смене только ты и я. До восхода солнца никто больше не придет.

Рядом с первым источником сияния зажглись еще. Свет рассеивался, но все равно посреди темноты леса казался нестерпимо ярким.

– Я вижу свет, кэп. И он, кажется, приближается, – сказал я намеренно небрежно, стараясь скрыть дрожь в голосе. Огни действительно казались ближе и ближе.

– Просто потерпи до рассвета. Попробуй вздре… – услышал я прежде, чем связь оборвалась. Рация взорвалась шумом помех.

– Черт! Кэп? Кэп? Вы меня слышите?

Никто мне не ответил. Я все еще слышал только помехи. Часы показывали 11:19 ночи, а значит, как минимум еще восемь часов мне предстояло провести в одиночестве. И я попробовал бы смириться и с ним, и с огнями, если бы не то, что произошло через несколько минут после обрыва связи.

Я услышал крики. Жалобные крики, похожие на требовательный плач ребенка, который ушибся и не знает, что делать теперь. Мучительные, оглушительные, они исходили со стороны огней.

«Хер с ним», – сказал я себе. Я на такое дерьмо не подписывался. Схватив фонарь и сигнальный пистолет, я рванул к лодке, практически спрыгнул из хижины в нее, готовый рвануть шнур мотора, и…

Мотор был на месте, а вот шнур – нет. Он будто исчез, растворился в воздухе, и я тупо уставился на то место, где он когда-то был, пытаясь осознать, что я застрял здесь до утра.

Крики стали громче. Огни приближались. Теперь они были всего в нескольких метрах от меня.

Я бросился обратно в хижину. Меня преследовало скрежетание, словно что-то добралось до лодки и царапало ее, а, когда я взобрался по лестнице и захлопнул дверь, хижина начала ощутимо раскачиваться.

***

Сейчас я сижу в углу, как можно дальше от окна. Я зажег все фонари, какие только были в хижине. У меня есть сотовый, но сигнал появляется и исчезает. Крики уже затихли, но я все еще вижу огни.

Если вы это читаете, пожалуйста, помогите мне.

~

Оригинал (с) googlyeyes93

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Кристина Венидиктова специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Главы: 1 • 2 • 3 • 4

~

Семейство восседало за моим обеденным столом, словно за своим собственным. Они ели, смеялись и беззаботно проживали минуты вечернего спокойствия. Но веселье сразу угасло, стоило мне появиться в дверях. Они сидели там, уставившись на меня, будто как на самую неуместную в мире вещь. Будто это я была здесь не дома.

Томас нарушил мертвенное молчание:

– Эбигейл, вот и ты. Хочешь рассказать нам всем, что произошло в подвале, да?

Подыгрывай, Ева. Не нагнетай. Жди помощь.

Но какого черта они все выглядят так спокойно?

– Я… Я искала инструменты и заблудилась в темноте. Это… я просто вспомнила кое-что страшное, и… воображение взяло надо мной верх. Но сейчас все в порядке.

Томас слегка кивнул: “Молодец”. Дети тоже кивнули. Но Пейдж просто уставилась на меня, прищурившись.

Резкий порыв ветра ударил по дому. Окна жалобно зазвенели. Лампы мигнули. Семейство подскочило на стульях от неожиданности. Томас глянул в окно, печально качая головой.

– Эти бури все сильнее год от года. Надеюсь, электричество не отключится. – Жестом он пригласил меня сесть. Поколебавшись мгновение, я заняла пустой стул.

Пейдж стиснула рукоятку зазубренного ножа для мяса.

– Ваша тетя скоро съезжает, дети. – Нож вонзился в стейк, выпуская струйки крови когда-то живого существа.

Дженни – девочка, прятавшаяся в подвале, – сидела напротив, молча глядя на меня. Но она больше не казалась мрачной. Нет, она была довольной. Я уставилась на нее в ответ, ища признаки наигранности, но ничего не заметила.

– Эбби? – позвал Томас.

Я перевела взгляд на него.

Он моргнул, как видно, ожидая ответа на вопрос, которого я даже не слышала.

– Ты хотела рассказать, почему решила переехать, – подтолкнул он.

– А.. – Я откашлялась. – Я… думаю, мне нужно сейчас побыть одной… Кажется, это самое подходящее время.

Дети синхронно кивнули.

– Ну, нам точно будет тебя не хватать. – Томас продолжил. – Но, думаю, мы все согласимся, что пора что-то менять.

Я снова сумела выдавить из себя улыбку. Сколько еще получится вытерпеть?

– Итак. – Томас отвернулся от меня, теперь обращаясь к дочери. – Как дела в школе?

– Я… Я не знаю.

– Ух ты, не знаешь! Первый раз такое слышу, – игриво поддразнил ее Томас.

Дженни улыбнулась еще шире, слегка пожав плечами.

Томас наклонился вперед:

– Расскажи мне о чем-нибудь ОДНОМ, что сегодня произошло. Только об одном, вот и все, чего я прошу.

Что происходит?

Сохраняй спокойствие, Ева. Он просто издевается над тобой.

Дженни рассмеялась:

– Хорошо, ммм… там… сегодня в классе была собака.

– Собака? – переспросил Томас.– Что собака делала в классе?

– Это… это была собака-поводырь, – застенчиво заерзала девочка на стуле.

Томас посыпал солью свой стейк.

– Собака-поводырь? Это как?

– Ну, это собака… и она помогает слепым людям ходить, – просияла Дженни.

– Ух ты. Собака-профессионал.

– Как это? – вклинилась я.

Томас приподнял бровь:

– Профессионал?

– Угу.

– Это тот, кому платят за работу.

– О… не думаю, что собаке платят.

– Ну, как-то должны.

– Может быть, угощениями? – предположила Дженни. Так искренне.

Томас усмехнулся и взглянул на меня глазами, полными родительской гордости: “Разве она не прелесть?” На мгновение я почти забыла, что за ужас творился вокруг. Как будто сидела за обычным семейным ужином, но потом…

– …Как там твоя городская подруга? – Пейдж уничтожила мираж, словно почувствовав мою слабость. Меня резко выкинуло в долбаную реальность.

– Что?

Она неторопливо отправила в рот еще один кусок стейка.

– Твоя подруга из города все еще предлагает свободную комнату?

Я озадаченно покачала головой, не зная, что ответить.

Пейдж вздохнула.

– Твоя подруга Чарли.

У меня в животе внутренности скрутило в скользкий комок.

– О… Не знаю, если… если она еще живет там. – Подыгрывать становилось все труднее.

– Хмммм, – вступил Томас, поливая соусом картофельное пюре. – Мы что-нибудь придумаем. Не спеши, ты всегда можешь задержаться здесь, если нужно. Еще неделя для нас вполне приемлемо.

Пейдж неодобрительно зыркнула на него.

Вау, целая неделя, чтобы съехать из собственного дома.

– Спасибо, Томас. Очень щедро. – Черт, прозвучало саркастичнее, чем я хотела.

Пейдж фыркнула и вскочила из-за стола. Подошла к шкафу. Схватила с полки бутылку любимого красного вина Чарли. Внимательно оглядела полки, чуть замешкавшись. Взяла штопор. Села. Воткнула штопор в пробку…

…Очередной безжалостный порыв ледяного ветра сотряс дом. Свет замигал, лампы с треском включались и выключались, пока…

Темнота.

Электричество все-таки вырубилось. Если бы не оранжевое свечение пламени в камине, нас укрыла бы кромешная тьма.

Томас раздраженно выдохнул:

– Ну здорово. Пойду принесу свечи. – Он поднялся из-за стола и вышел прочь.

Это мой шанс? Что делать? Входная дверь заперта. На окнах решетки. Эбигейл, королева муравьев, бродит по подвалу. Черт. Я свои мысли-то с трудом могла расслышать – Пейдж с мерзким скрипом вкручивала гребаный штопор, не сводя с меня глаз. Сука делала это нарочно. Наконец, она выдернула пробку и наклонила бутылку над бокалом. И лила, лила вино до тех пор, пока стакан не наполнился до краев. До краев? Изящно.

Но… в неровном свете я заметила подвеску на шее Пейдж.

Подвеску Чарли на шее Пейдж. Машинально я потянулась к заднему карману джинсов. Пусто. Поток эмоций захлестнул меня. Горе. Страх. Растерянность. Ярость. Из стучащих висков, чувства жаркой волной разошлись по всему моему телу, по рукам, ногам, каждой мельчайшей клеточке, словно неконтролируемый лесной пожар.

До сих пор я гнала от себя мысли о том, что произошло внизу. Чарли не пряталась. Чарли не держали в плену. Чарли была мертва. Да, видимо, так оно и было. Эбигейл говорила, что Чарли жива, но я же видела тот гребаный молоток. Весь в крови. А теперь Пейдж–ЕБАНАЯ–Фостер сидела передо мной, надев медальон Чарли как свой собственный.

– Где ты это взяла? – выпалила я.

– М-м? – Пейдж спокойно смотрела на меня, лениво потягивая вино.

– Медальон, где ты его взяла?

– В магазине.

Я встала. Дети напряженно выпрямились. Пейдж уставилась на меня в замешательстве. Шаг вперед.

Погоди-ка, что я здесь делаю? Какой был план?

– …Эбигейл? – занервничала Пейдж.

Она все что-то говорила, но я будто вылетела из реальности. Вся во власти прошлого. Воспоминания разыгрывались в голове, словно фильм. Странные, маленькие моменты, которые навсегда впечатываются в память. Как Чарли, бывало, фыркала, когда смеялась, а потом смеялась еще больше от смущения. Как освещалось радостью ее лицо, когда мы видели собаку, подставляющую улыбающуюся морду встречному ветру из окна машины. Как она обнимала меня сзади и утыкалась подбородком в шею ночью. Все это пролетало у меня в голове, а потом…

…Даже не поняв, что делаю, одной рукой я схватила Пейдж, а другой – штопор. Оттащила ее от стола, с грохотом уронив стул.

Время почти остановилось. Я поднесла штопор к горлу матери, и дети закричали. Камин потрескивал. Снаружи завывал ветер. Но Пейдж… она молчала. Впервые в жизни ей, черт возьми, нечего было сказать. Ни единого гребаного слова. Только музыка испуганного быстрого дыхания.

– Ух, сейчас… – Томас вошел в столовую, подсвечивая путь телефоном.

Я развернула Пейдж лицом к нему:

– Где Чарли?

– Дети, идите в свои комнаты. Заприте двери.

Ни звука. Дети просто сидели, парализованные страхом.

– СЕЙЧАС ЖЕ! – прогремел Томас. Они выбежали из кухни. – Эбигейл… – Теперь он говорил так спокойно, как только мог. – Ты должна отпустить ее…

– Что, блять, случилось с ЧАРЛИ?

Он глубоко вдохнул. Выдохнул.

– Она живет в городе. Ты сама нам рассказывала, Эбби…

– Томас, хватит. Я не Эбби. С меня хватит этого дерьма. Просто скажи, где Чарли или…

– …Т-Томас, пожалуйста, – пролепетала Пейдж сдавленно.

– Пейдж, не волнуйся. Она ничего тебе не сделает. Эбби, послушай меня. Чарли в порядке. Мы можем позвонить ей прямо сейчас, она все объяснит… Эбби, это не твоя вина. Это все лекарства. Я знаю, что доза для тебя слишком маленькая. Вот что происходит. Ты просто в ломке, разум играет с тобой… Твой куратор уже едет. Тебе помогут и… – Он поднял телефон. – Видишь? Я только что позвонил им…

– ТОМАС! – Я закричала так громко, что даже дом вздрогнул. – Томас. Выслушай меня. И слушай внимательно. Если ты сейчас же не скажешь мне, где Чарли, все кончится очень, ОЧЕНЬ плохо.

Штопор впился в кожу Пейдж. Она вздрогнула.

– Т-Томас, просто скажи ей. – От страха ее начало трясти.

Томас шагнул чуть ближе к нам:

– Эбби, послушай меня. Ты должна успокоиться. Сосредоточься на ощущениях. Сосредоточься на…

..Погоди-ка, как он узнал об этом?

– …Сосредоточься на…

Зрение: светлые патлы Пейдж. Ошарашенное лицо Томаса. Красные отблески камина.

Звук: стук сердца. Испуганное дыхание. Вой ветра.

Запах: красное вино. Кровь. Отчаяние.

Прикосновение: ладонь крепко сжимает штопор…

Внезапная резкая боль пронзила мое правое бедро. Все тело сжалось в отчаянной судороге. Я отшатнулась, отпустила Пейдж и взглянула вниз. Твою мать. Она вонзила мне в ногу нож…

…Но мои руки… ладонь была пуста. Штопор исчез. Пейдж рухнула на пол как подкошенная. С окровавленным ножом в руке.

Она лежала на полу, задыхаясь, захлебываясь. Что только что произошло? Мои глаза метались, как загнанные кролики, я все пыталась понять…

Вот он. Штопор. По самую рукоятку вбит в горло Пейдж. Я… Я не хотела… Все должно было быть… Тонкая струйка крови стекала из раны на пол. Мать медленно открывала и закрывала рот, словно рыба выброшенная на сушу. Будто она пыталась говорить. Пыталась дышать.

– Пейдж… – ошеломленно прошептал Томас. Я спотыкаясь попятилась на кухню.

Очнувшись от оцепенения, он рухнул на ее тело. Обхватил голову, держал за шею, пытаясь остановить кровотечение…

– Пейдж… – Он пристально смотрел ей в глаза, но она уже ничего не видела. Зрачки метались из стороны в сторону. Пустые. Отчаяние нарастало. Он надавил сильнее, но кровь все бежала.

У меня голова шла кругом. Прихрамывая на раненую ногу, я вышла в коридор. Пейдж не человек. Она не настоящая. Это все не по-настоящему. Но казалось таким реальным… Реальнее, чем все, что когда-либо происходило со мной. Все воспоминания, хорошие или плохие, все, что я когда-либо чувствовала, не имело больше значения – все утонуло в настоящем.

Шатаясь, я вошла в залитую лунным светом прихожую. Входная дверь. Заперто. Не удивлена. Блять… Нужно выбираться отсюда. Я взглянула на ногу: кровь пропитала джинсы. Разберемся с этим потом. Сначала нужно выйти на улицу.

…Молоток. Можно попробовать выбить им замок.

– Пейдж… – рыдал Томас в кухне. – Я здесь, я здесь, Пейдж. Я с тобой.

Сосредоточься, Ева.

Стремглав я бросилась в гостиную, добралась до тихого уголка, схватила молоток и рванула обратно в прихожую. Так же, как пару бесконечно далеких дней назад вытаскивала гвозди, воткнула раздвоенный конец в дверную раму и дернула на себя. Дерово ощетинилось выломанными щепками. Я все тянула, тянула…

Жуткий крик разорвал воздух. Животный. Исполненный невообразимым горем. Яростью. Томас. Я точно знала, что это значит:

Пейдж умерла.

– Нет… нет… НЕТ! – Издав странный гортанный стон, он замолчал. Стук. Кулак впечатался в пол. Удар был таким сильным, что я услышала треск половицы.Снова крики. Удары. Грохот. Теперь он ломал вещи, разносил мою кухню на куски. Полный ярости.

Я все сильнее давила на дверь, но бесполезно. Никакого эффекта.

– ЭБИГЕЙЛ! – завопил он. Жаждущий убивать.

К черту дверь. Не выпуская молоток, я побежала наверх. Томас ворвался в прихожую как раз тогда, когда я исчезала на площадке второго этажа.

Правая нога окончательно онемела, я держалась за стену, подволакивая ее, и брела по коридору. Позади по лестнице грохотали ШАГИ. Как нарастающая дробь барабанов войны.

Первая дверь. Попробовала открыть – заперто. Следующая. Заперто. В конце коридора… спальня Эбигейл. К черту. Я ворвалась внутрь и захлопнула дверь. Прижалась к ней спиной. Оглядела комнату в поисках места, куда могла бы спрятаться…

Эбигейл. Эбигейл стояла в дальнем углу своей спальни, спиной ко мне, опустив голову. Дрожала… рыдала… всхлипывала… и все хныкала:

– Я не знала… Прости… прости… – Снова и снова. Простить за что?

Дверь распахнулась. Томас снес меня как товарный поезд. Толкнул к забранному решеткой окну, впечатал предплечье в мое горло, угрожая раздавить гортань. В полном молчании. Смотрел мне в глаза. Яростно. Печально.

Хватая ртом воздух, я покосилась в дальний угол. Эбигейл исчезла. Была ли она вообще? Перевела глаза на Томаса.

До этого мне казалось, что он просто играет, но теперь… Он и правда верил, что это его дом. Что я его сестра…

– …Мы так много сделали для тебя, – прорычал он, брызгая слюной мне в лицо. – Мы дали тебе ВСЕ! – Свободной рукой он схватил меня за волосы и ударил головой об стену. Пульсирующая боль. – Мы ПРИНЯЛИ тебя в НАШ дом. – Он снова ударил меня. Сильнее. Каждый удар все сильнее и сильнее. Боль охватила меня. Зрение затуманилось. Вот оно. Сейчас я умру. Сейчас…

Лучше врежь этому придурку.

Собрав остатки сил, я ударила его в живот левым коленом. Томас отшатнулся, хватая ртом воздух, и упал на колени.

Я все никак не могла отдышаться, сознание понемногу возвращалось…

…он поднял налитые кровью глаза, приготовился к прыжку…

…моя рука с молотком взлетела вверх. Тошнотворный ТРЕСК взорвал комнату, когда раздвоенный конец молотка впился в челюсть Томаса.

Все еще стоя на коленях, он не отводил от меня пораженного, полного неверия взгляда. Он не ожидал, что я способна на такое. Я тоже.

Несколько мгновений я смотрела на него, а потом… ударила ногой в живот и рванула молоток к себе. Металл разорвал красивое лицо с тошнотворным влажным хлюпаньем. Идеальные зубы рассыпались по полу, утопая в кровавой каше.

Томас рухнул. Кровь стекала по его челюсти, по шее. Жуткая рваная рана на щеке с болтающимся лоскутом плоти… Невыносимо.

Но я снова медленно подняла молоток, приготовилась…

…Томас зарыдал. Жалобные, нарастающие всхлипы заполнили спальню Эбигейл как ядовитый газ. Он прижал ладони к лицу, словно пытаясь собрать себя воедино. Кровь сочилась сквозь пальцы, в полный боли скулеж просачивалось все больше паники, отчаяния…

– Пожалуйста… пожалуйста не надо… Эбби, пожалуйста… – еле внятно бормотал он, пуская кровавые струйки слизи на пол.

…А я все стояла с поднятым молотком. Готовилась довести дело до конца, но… не могла. Несмотря на весь страх, всю ненависть, я не могла заставить себя добить его. С Пейдж все вышло случайно, я не убивала ее. Я не убийца. Я опустила руку. Окровавленный молоток выскользнул из ослабевшей ладони и упал на пол.

Медленно я поплелась обратно в коридор, вышла, толкнула дверь…

…глаза Томаса вспыхнули, уцелевшая половина лица исказилась в жуткой ухмылке:

– Куда ты идешь, Ева?

Рывком захлопнув дверь, я всем телом навалилась на нее. Какого хрена?? Почему он меня так назвал??

Придержи эту мысль.

Я схватила красный стул в коридоре и подставила его под дверную ручку.

Сосредоточься.

Но ПОЧЕМУ, черт возьми, он мне улыбался?

Остановись, Ева. Сосредоточься.

Помощь не придет, они бы уже были здесь…

Выйди на улицу, доберись до соседей.

Но входная дверь заперта. На окнах решетки. Может, есть какой-то способ…

Чердак. Круглое окно на чердаке. Там не может быть решеток. Иди туда, найди способ спуститься. Прыгай хоть в сугроб, если придется.

Я рванула к чердачной лестнице, опустила люк и, морщась от каждого движения, полезла наверх. Из спальни Эбигейл не доносилось ни звука. Ни стона, ни шагов, ничего. Только тишина. Угрожающая тишина.

Наконец наверху. Я побежала по узкому коридору.

Не обращай внимания на боль. Беги.

Голова кружилась, я спотыкаясь шла вперед. Угловая комната. Дверь. Круглое окно… С трудом подтянувшись, я выволокла непослушное тело наружу. Так узко. Извиваясь, почти прошла…

…чужая рука схватила меня за лодыжку и втащила обратно внутрь. Я упала, врезавшись подбородком в неоструганные доски пола, и развернулась как раз вовремя, чтобы увидеть расчерченное алым, изорванное лицо Томаса, блеснувшее в лунном свете.

Как он добрался сюда так быстро?

Он навалился на меня, вцепился руками в горло и начал СЖИМАТЬ.

– МЫ ПОСТРОИЛИ ЭТОТ ДОМ! – гремел он, голосом полным безумия, словно сумасшедший апостол, брызгая кровью мне в лицо.

Я била его руками, хваталась за запястья, пытаясь сопротивляться, но тщетно. Он сжал еще сильнее. Горло превратилось в сплошной комок. Я не могла дышать. Я угасала. Тени наползали, выбирались из уголков глаз, сужая зрение до точек в конце туннеля… Все превращалось в ничто.

– Мы посеяли лес. – Он понизил голос до шипящего шепота.

Ну здорово. Я умру под россказни маньяка-психопата. На самом краю зрения что-то блеснуло. Скосив глаза, я увидела их: универсальные цепи для шин. Спасибо, Чарли. В последнем рывке угасающей жизни я потянулась, пропустила пальцы сквозь звенья…

–...Мы дали жизнь…

Цепи ВРЕЗАЛИСЬ в висок гребаного Томаса. Его голова дернулась. Поток красной горячей крови хлынул на меня, на пол, на стены, на картину с черепахой…

Медленно он вновь повернулся ко мне. Пустые глаза. Сознание покинуло их. Кровь текла из трещины в виске, через дергающееся веко, прямо в голубой глаз, и капала мне на щеку. Хватка ослабла.

– Мы были… здесь до… еще до… – Его речь оборвалась, превратившись в бессвязное бормотание.

Не выпуская из рук цепи для шин, я оттолкнула его от себя и поднялась. Томас тоже попытался, но не смог. Упал на колени, сознание вспышками все еще мигало в пустом взгляде, неотрывно обращенном ко мне. Все продолжал что-то бормотать. Пытался подняться только для того, чтобы снова упасть. Я обошла его и встала за спиной.

– Где… Чарли? – спросила, задыхаясь. Лишь бессвязный поток слогов и звуков в ответ.

Хватит. Я глубоко вдохнула и на выдохе захлестнула цепи вокруг его шеи. Потянула. Он махал руками, хватал цепи пальцами, пытаясь сорвать их. Бесполезно. Слабо. Я потянула сильнее и уперлась коленом ему в спину. Надавила. Томас ахнул. Захрипел. Я потянула сильнее. Он закашлялся, разбрызгивая кровь. Он почти не мог бороться, слабея с каждым движением…

– СТОЙ!

Я обернулась.

В дверях стояла Чарли, смотря на меня широко раскрытыми от ужаса глазами. В полнейшем шоке я отпустила Томаса и отшатнулась. Он упал лицом в пол, задыхаясь, едва живой.

– Чарли…

Но она не подняла глаз. Она смотрела вниз, всем существом впитывая вид полумертвого мужчины. А потом… перевела взгляд на меня.

Вихрь вопросов захлестнул меня так стремительно, что я даже не могла говорить. Но ведь ее телефон в подвале? Почему она в порядке? Как она осталась жива?..

И все это время мы обе хранили молчание. Я видела, как нарастает в ней страх… но она боялась не Томаса.

Она боялась меня.

– Чарли, подожди, – наконец смогла выдавить я. Опустила цепи и шагнула к ней.

Но она отшатнулась, быстро глянув на окровавленный металл в моей руке. Я бросила цепи и снова шагнула к ней. Чарли снова отступила, качая головой, едва сдерживая слезы. Опустошенная.

Входная дверь внизу распахнулась. Тяжелые шаги загрохотали вверх по лестнице. Сирены.

– Чарли, я все объясню, я могу… – Я запнулась, голос дрогнул. Она в последний раз посмотрела мне в глаза, отвернулась и исчезла за дверью.

– Она здесь, наверху!

– Подожди. – Я перешагнула через Томаса, вышла в коридор…

…двое полицейских схватили меня за руки, прижали лицом к стене – клочья изоляции резали кожу, как наждак. На запястьях защелкнулись наручники. Меня как куклу дернули назад. Я не сопротивлялась, не говорила, просто тупо смотрела вперед, пока они тащили меня через весь чердак. От потери крови сознание то и дело отключалось...

Несколько санитаров ворвались на чердак навстречу нам. На втором этаже я скользнула безучастным взглядом по стене: шахта кухонного лифта снова была скрыта под обоями, будто ее и не существовало вовсе. Мы завернули за угол. Из-за приоткрытой двери спальни на меня смотрела Дженни. Лицо полно безутешного ужаса.

Вниз по лестнице. В прихожую. К входной двери. Меня, безвольную и онемевшую, тащили вперед.

Переступив порог, я оглянулась…

Картина. На стене в прихожей. Ровно на месте круглой дыры в гипсокартоне. Томас с семейством на фоне дома: он сам, Пейдж, трое детей. Стоят перед входом, счастливые, улыбающиеся. А наверху, на чердаке, смутная фигура в круглом окошке. Одинокая. Вечно в ловушке.

Погода утихла. Буря закончилась, снег таял. Солнце всходило вдалеке над горами, раскалывая небо пополам на ночь и утро. Вокруг дома – целое столпотворение. Пожарные машины. Полицейские машины. Скорая помощь. Соседи толпятся на улице, а среди них и Харприт с Мигелем. Я все озиралась в поисках Чарли, но не могла ее найти.

Полицейские протащили меня по подъездной дорожке, вдоль желтых лент, сквозь толпу, на улицу…

…там на опушке леса. Снова закрывая лицо ладонями, будто играет в прятки. Эбигейл. Но вдруг она начала разводить руки в стороны. Открывать лицо. И вот показалась полностью. В свете раннего утра ее тусклые глаза наполнились жизнью. Впалые щеки расправились, зарумянились. Она взглянула сияющими глазами прямо в мою охваченную ужасом душу и улыбнулась. Безмятежная. Довольная и спокойная. Благодарная. За что? А потом она просто развернулась и ушла в темный лес. Подальше от толпы. От хаоса. От дома.

И прежде, чем я успела осознать, что это значит, меня швырнули на заднее сиденье полицейского фургона и захлопнули дверь.

Темнота.

***

Все называют меня Эбигейл.

Но я – Ева. Я родилась 3 октября 1987 года в 2:56 утра. Я живу на 3719 Херитэйдж Лэйн. Моего партнера, любовь всей всей моей жизни, зовут Чарли Бастиен. Мы ремонтируем старые дома и продаем их. Мы встречаемся последние семь лет. Меня зовут Ева Палмер, но все вокруг продолжают утверждать, что я Эбигейл Фостер.

Все официальные документы говорят теперь, что мой дом принадлежит семейству. И они живут там много лет. Все мои соседи это подтверждают. Даже Харприт и Мигель. Никто больше не узнает меня, в том числе и Чарли. Я ничуть не изменилась внешне, но все продолжают считать меня другим человеком.

И теперь, вопреки всякой логике и справедливости, я заперта в психиатрической лечебнице. Я – преступник, обвиняемый в убийстве и покушении на убийство. Запертый в комнатушке размером не больше гардеробной. Белые стены. Скрипучая кровать. Холодный, флуоресцентный свет. Не знаю, сколько времени я уже тут. Может, месяцы. А может, годы.

Местный главврач говорит, что я половину жизни провела в психбольницах, то попадая с обострением, то выходя обратно в мир. Они уверены, что я живу во власти психотических заблуждений. Что моя версия событий – та, которой я поделилась с вами, – лишь тщательно сконструированная галлюцинация, замешанная на крошках реальности.

Полное.

Гребаное.

Дерьмо.

Собачье.

Я прочитала достаточно, чтобы понимать, что галлюцинации и психотический бред так не работают. Не для непрерывных историй с определенными концами. Это были не галлюцинации. Не иллюзии. Каким-то образом Томас Фостер скомкал реальность вокруг меня, словно перетертую проволоку.

И я почти уверена, что его сестра Эбигейл помогла ему. Я все еще пытаюсь собрать события воедино и думаю, что она уничтожила настоящую меня в обмен на свободу. Что она подменила меня.

А что до остальных членов его семьи… не знаю, замешаны ли они или находились в каком-то подобии плена, или что-то среднее… Я все еще пытаюсь это осознать.

Чарли… По словам так называемых “официальных лиц”, Чарли была просто моим куратором. Работала волонтером на полставки последние шесть месяцев. Может, сейчас это и так. Может, для нее все так и есть в этой версии реальности…

Сначала я подумала, что надо мной просто решили злобно подшутить. Врачи и все остальные… Но ни соседи, ни друзья, ни мои собственные родители… никто больше не узнает меня. Как будто Томас Фостер вытолкнул меня в параллельный мир.

Мне не к кому обратиться. Чарли? Я пыталась связаться с ней десятки раз. Электронные письма, звонки и даже обычные письма… она не ответила. Ни разу.

***

Единственное, что здесь есть хорошего, – библиотека. Поймите меня правильно, я уверена, что здесь и правда могут помочь людям, которые нуждаются в помощи, но меня это не касается. Не я психопат, а Томас. Тем не менее, если бы в этом заведении не было библиотеки, велика вероятность, что я и правда сошла бы с ума. Есть даже компьютеры с интернетом. Медленным, но все же. В библиотеке я день за днем провожу исследования. Пишу свою версию событий, собираю осколки воедино. Дневник Эбигейл до сих пор при мне, так что многое я нахожу и в нем. Пытаюсь выяснить, кто такой Томас и как его остановить. Я не могу рассказать вам все, пока не раскрою дело. Но просто подождите. Весь мир скоро узнает, что Томас Фостер сделал со мной.

Как бы то ни было, мне не особо важно, верите вы мне или нет. Даже если бы я собрала все доказательства мира, для некоторых они все еще звучали бы неубедительно. Я просто хочу убедить тех немногих, кто мне еще не безразличен. А об остальных подумаю потом.

Но я все еще надеюсь. Несмотря ни на что. Пока я могу оставаться в своем уме, пока могу подыгрывать врачам. Если вдруг у меня не выбьют почву из под ног, я наконец-то смогу выбраться на волю. И тогда поговорю с Чарли лично. Объясню, что произошло. Найду способ вернуть прежнюю жизнь.

По крайней мере, еще неделю назад все виделось именно так.

***

Я лежала на кровати…

…муравей. На белом оштукатуренном потолке бесцельно бродил кругами одинокий муравей.

– Эбигейл? – Чей-то голос вывел меня из оцепенения. Я обернулась.

В дверях в окружении двух охранников стояла медсестра.

– У вас посетитель.

***

Холодный мерцающий свет флуоресцентных ламп заливал комнату свиданий. Выцветший кирпич стен. Россыпь столов. И по охраннику, вытянувшемуся в каждом дверном проеме.

Дверь открылась с механическим жужжанием, впуская…

Томаса Фостера. Отца. Моего предполагаемого брата. Липкий холод пробежал у меня по спине. Он посмотрел мне в глаза, криво улыбаясь: половину лица покрывали шрамы, но разорванная в клочья челюсть на удивление хорошо заросла. Яркие, живые глаза.

Я уставилась на руки, прикованные наручниками к столу. Почему-то ожидала, что пришла Чарли. Не знаю почему. Надежда делает свое дело.

Томас расположился напротив меня.

Долгое молчание разбавляло лишь жужжание ламп. Из глубины больницы донесся истерический смех, вскоре переросший в горестное рыдание.

– Эбигейл? – Томас первым нарушил тишину.

Я не подняла голову, пробегая глазами вдоль цепей наручников который раз.

Он прочистил горло:

– Это… нормально, если ты не готова говорить. Я понимаю. Просто пришел кое-чем поделиться. – Томас притормозил, ожидая встречного вопроса. Я молчала. Не дождавшись, он продолжил: – Это прозвучит странно, но… ты помнишь Уолтера?

Не-а.

– Уолтер, моя любимая черепаха… помнишь, ты рисовала его портрет мне на пятый день рождения. Он до сих пор висит у меня в кабинете наверху. – Томас шумно выдохнул. – Мне было шесть или семь, когда Уолтер умер. Даже это может казаться концом света, когда ты еще ребенок… Все пытались заставить меня не грустить. Ну, кроме папы. Он сказал, что к концу дня я должен прийти в себя. Мама говорила, что это нормально: “Томми, домашние животные умирают. Это просто часть жизни”. – Томас вздохнул, поерзал на стуле. – Не знаю, помнишь ли ты, но… только рядом с тобой мне и правда стало тогда чуть лучше.

Я подняла глаза. Но теперь он смотрел на стол.

– Ты просто села рядом, обняла меня за плечи и позволила поплакать. И все. Никаких нравоучений. Никаких ультиматумов. Ты просто тихонько сидела рядом и разрешала мне чувствовать себя дерьмово. Потому что нормально иногда чувствовать себя дерьмово, даже если просто умерла глупая черепаха. – Он шмыгнул носом, с внезапно повлажневшими глазами. – Боже, Эбби. Не знаю. Я много думал о тебе в последнее время и…

Томас посмотрел прямо на меня.

– Не страшно, если ты не хочешь говорить. Я понимаю. Просто хочу, чтобы ты знала… – Он сделал паузу, тщательно обдумывая следующие слова. – Я много работал над собой, и несмотря на все… на твой рецидив, мои травмы, смерть Пейдж… Я вернулся в церковь. Не знаю, в курсе ли ты, что я терял веру, но… – Томас снова замолчал, выжидая реакции. Я молчала. – Я говорил с врачами, они отмечают у тебя большой прогресс… Сказали, что, если будешь продолжать в том же духе, продолжать совершенствоваться, следуя их указаниям… Если не произойдет ничего неожиданного… Ты сможешь выйти на испытательный срок раньше, чем думаешь.

Я молчала.

– Послушай, – продолжил он. – Я много думал и пришел к выводу, что ты себя не контролировала. Ты была не в себе. Поэтому ты здесь, поэтому тебя лечат… Я просто хотел, чтобы ты знала… Эбби? – Он слегка наклонился. – Эбби, ты не могла бы на меня посмотреть?

Я медленно подняла голову и тупо уставилась на него.

Он ответил угрюмым взглядом.

– Я прощаю тебя.

Слова повисли в воздухе, как гнилостное зловоние, но я осталась бесстрастной. Снова отвела взгляд. Томас все продолжал мяться, ожидая ответа, но черта с два бы что получил. Я не собиралась играть в его игру. Больше нет.

Протянулось несколько напряженных секунд. Наконец, он сдался и медленно кивнул.

– Понимаю. Мы поговорим, когда ты будешь готова. – Томас встал, повернулся, собираясь уйти, но вдруг замер. – О… Чуть не забыл. – Он сунул руку в карман и вытащил коричневый конверт. – Охранники сказали, что тебе можно это оставить. – Конверт упал на стол. – Я знаю, что это много значило для тебя и Чарли.

И вот тогда я посмотрела ему в глаза. Лицо Томаса дернулось на краткий миг. Но маска дружелюбия снова упала, как забрало. Он грустно улыбнулся, развернулся и ушел. Только шаги звучали в тишине. Дверь с жужжанием закрылась.

Я сидела уставившись на конверт. Знала, что внутри, но не могла заставить себя посмотреть. Секунды тянулись, каждая как вечность… Я потянулась к конверту. Открыла…

…щемящая печаль заполнила каждую частичку моего существа.

Медальон Чарли. Как я и думала, там был медальон Чарли.

Я вытащила маленький металлический овал, откинула крышку…

Да. Так и есть. Мое фото. То самое, которые сняла Чарли в первые месяцы наших отношений. То самое, что висело в галерее в дождливый серый день с Сиэтле. То самое, на котором я больше похожа на смазанное пятно и закрываю лицо от камеры ладонью.

Единственное существующее фото Евы Палмер.

−•− ••− −•• •− •• −•• • − ••−•• −••• •• −−• • •−−− •−••

~

Оригинал (с) Polterkites

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Главы: 1 • 2 • 3

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

~

Томас и Пейдж уставились на меня, будто ничего не происходило.

Будто они не слышали как телефон Чарли надрывается в подвале. Оскара этим господам. Но у меня не было ни времени, ни желания оценивать их потрясающую игру по достоинству. Если Чарли каким-либо образом оказалась в подвале, она может пострадать там. Если не хуже. Мне нужно спуститься вниз, позвонить в полицию и найти ее. НЕМЕДЛЕННО.

Сунув в карман телефон Пейдж, я стремительно пошла прочь из кухни.

– Ева, куда ты идешь? – Чертов Томас.

Не обращая на него внимания, я пересекла комнату, схватила фонарик с дивана…

– Ева, поговори с нами. – Этот ублюдок схватил меня за руку!

– Не смей, блять, прикасаться ко мне! – Я вырвалась и отшатнулась от мужчины. Тишина. Они уставились на меня широко раскрытыми испуганными глазами. Правильно. Вам следует меня бояться.

– Ева, что случилось? – Боже, да его голос даже срывался. Вот это представление. Браво.

Сжав фонарик в руке, как дубинку, я попятилась к двери в подвал. Скользнула внутрь и захлопнула ее за собой. Темнота. Двумя руками я вцепилась в ручку, чтобы не дать Томасу пойти за мной… но он и не собирался. Еще пару мгновений простояла, прислушиваясь, но никто не шел к двери. Только вдалеке звучали приглушенные голоса. Я прижала ухо к двери.

– …Что если она найдет… – Голос Пейдж едва доносился, и я не смогла разобрать остальное.

– …Теперь это не имеет никакого значения… – Чуть слышно пробормотал Томас в ответ.

О чем они говорили? Да какая разница. Может, они вообще гребаные сатанисты. Найди Чарли.

Убедившись, что за мной никто не идет, я наощупь отошла назад, развернулась и спустилась вниз. У подножия лестницы достала телефон Пейдж и набрала 911. Два гудка…

– Оператор девять-один-один. Что у вас случилось? – Молодой женский голос поприветствовал меня.

– Вторжение в дом.

– Если можете, выйдите на улицу или забарикадируйтесь в комнате.

– Хорошо. – Только сначала найду Чарли.

– Имя?

– Ева. Ева Палмер.

– Ева, вы ранены?

– Нет.

– Злоумышленник все еще в доме?

– Да. Их больше одного.

– Можете описать их?

– Мужчина, женщина и… – Я запнулась. – Вы можете просто прислать помощь?

– И?..

– Трое детей…

– Трое детей?

– Да, э-э-э, это семья.

– И они вам угрожали?

– Да. Ну не дети, а родители. – Технически это ложь. Подайте на меня в суд.

– Они вооружены?

– Возможно. Я думаю, что они держат в заложниках мою девушку или навредили ей. На чердаке еще одна женщина. Она может быть сестрой того парня, я не знаю. Просто пришлите помощь. Быстрее.

– Адрес?

– 3719 Херитэйдж лэйн.

– Мэ-эм… к вам уже направлена машина.

– Отлично, спасибо.

– Нет, я имею в виду, что кто-то с этого адреса уже вызвал наряд на беспорядки.

– Беспорядки?

– Да. 51-50. Это были вы?

– Нет… – Дайте угадаю. Их вызвал Томас. Никчемный кусок дерьма.

– Мэ-эм?

Блять. Я что сказала это вслух?

– Ева… Оставайтесь на линии до прибытия полиции. Из-за шторма наряд может приехать позже…

…И тут я заметила кровь. Дорожку из крошечных алых капель, тянущуюся по бетонному полу. Я опустила телефон, чтобы посветить…

…БАМ! Внезапный грохот наверху. Скрежет, будто по полу тащат что-то тяжелое. Топот шагов отовсюду… Будто десятки людей мечутся по комнате. Клубы пыли со свистом вылетали из-под половиц надо мной. Что там, черт возьми, происходит?

Сосредоточься, Ева.

Я захлопнула телефон. Полиция едет, и это главное. Даже если Томас первым вызвал их, что он скажет? “На самом деле это мой дом, видите, я тут поставил кресло-качалку”? Ну, удачи, приятель.

Кровавый след завел меня в длинный узкий коридор. Симметричные двери с двух сторон. Пронумерованные. Похоже на тюрьму. Или психбольницу. Какого хрена? С фонариком в руке я двинулась дальше. Брызги крови вели строго вперед, мимо нескольких дверей, и поворачивали в одну из открытых комнат. Затхлый закуток с кирпичными стенами.

Я пошла дальше, через всю комнатушку, туда, где кровь забрызгала кучу разношерстного хлама. Свет фонарика выхватил заваленный грудой мусора дверной проем. Быстро, как могла, я сгребала вещи и доски в сторону. Наверху скрежет и шаги становились все громче, все интенсивнее. Гул ударов чего-то массивного… Наконец, я добралась до двери.

Длинная, очень длинная потрепанная лестница уходила вниз в темноту. Подвал внутри подвала. Ну конечно. Внезапно шум наверху оборвался.

Тишина.

Два быстрых шороха раздались позади меня. Я быстро развернулась, осветив вход в комнатку. Пусто. Обеспокоенная, снова вернулась к лестнице и набрала номер Чарли. Два гудка…

…в темноте у подножия лестницы зазвучал знакомый рингтон. Хорошо. Жуткий под-подвал, встречай меня.

На последней ступеньке дорожка капель оборвалась. Как не было. Все началось здесь? Или закончилось? Я сошла с лестницы в огромную темную комнату. Мелодия звонка Чарли отражалась тут от стен, доносясь со всех сторон. Я пыталась уловить, где находится источник звука, и никак не могла. Свет фонарика по дуге обшаривал комнату, похожую на заброшенную шахту. Или пещеру.

Деревянные балки силились удержать на своих плечах тонны земли. Все помещение было завалено картинами: стопками и стопками картин. Ни одной из них не досталось места на стене, картины просто валялись на земляном полу, стояли приставленные к стенам, кучами громоздились по углам.

Рингтон Чарли смолк, лишь эхо последних звуков на мгновение задержалось в неподвижном затхлом воздухе. Тишина. Я набрала ее номер снова, но звонок не прошел. Нет связи.

– Чарли?.. – крикнула я. Нет ответа.

Преисполненная решимости, я двинулась дальше. Может быть, в этой рукотворной пещере найдется хоть что-то, что сможет придать смысл происходящему безумию. Но меня окружали лишь картины, и все они были похожи друг на друга. Этот дом в разных ипостасях: наполовину построенный, со свежим ремонтом, заброшенный, сгоревший дотла… На одном из полотен красовались только изображения окон и двери, сплошь усеянных крошечными черными точками. Муравьи?

Кто нарисовал это? Эбигейл? Это ее картина появилась над камином? А та, с улыбающейся черепахой на чердаке? Это тоже ее?

Осторожно пробираясь вперед, я наткнулась на картину с изображенными на ней людьми. Присела на корточки, вгляделась… Идеальная семья, как из старой рекламы семейных завтраков: отец – почти точная копия Томаса, вплоть до идеальной улыбки, мать и двое детей. Мальчик и девочка. Мальчик с глазами Томаса. Девочка с печатью печали на лице. Видимо, это портрет его семьи. Той, что жила здесь раньше. Томас, его сестра Эбигейл и их родители. Они выглядели настолько серьезно и традиционно, что по сравнению с ними семейство наверху смотрелось почти карикатурно. Почти.

Я уже собиралась уйти, но… На этой картине юный Томас выглядел неуместно, будто его пририсовали позже другой рукой. Не совсем верные пропорции. Руки чуть длиннее чем нужно, рот чуть шире. Даже краска выглядела чужеродно. Я мазнула кончиком пальца по лицу мальчика. Он был нарисован другой краской. Дешевый акрил… Влажный. Пораженная, я отдернула руку, оставив смазанное пятно на месте его челюсти…

…мимолетный блеск привлек мое внимание. Я резко развернулась, но увидела лишь старую масляную лампу. Она стояла на тесном письменном столе, заваленном стопками ежедневников, обитых темной кожей. А над столом, вдоль горизонтальной балки, оливково-зеленой краской была выведена фраза:

ТОМАС ФОСТЕР НЕ МОЙ БРАТ

Так… Я подошла с другой стороны. На дне лампы все еще оставалось масло. Рядом лежала упаковка старых спичек. Зажгла одну и поднесла к фитилю… тусклое мерцающее пламя ожило. Я снова огляделась, всем существом впитывая атмосферу комнаты в ее сюрреалистичности. На бесчисленных стопках картин дрожали искаженные тени. В дальнем углу валялся матрас, заросший плесенью и густо покрытый пылью. К нему, наверное, не прикасались годами. Эбигейл жила здесь, внизу? Над матрасом из дыры в потолке свисала веревочная лестница. Это может быть связано с кухонным лифтом?

Отвернувшись обратно к столу, я схватила первый попавшийся ежедневник. Быть может, там найдутся хоть какие-то подсказки?.. Но нет. Абсолютно все страницы были исписаны от края до края лишь одной и той же фразой:

Томас Фостер не мой брат. Томас Фостер не мой брат. Томас Фостер не…

Бесполезно. Я отбросила дневник в сторону и схватила другой:

Ты – часть дома. Ты – часть дома. Ты…

Бесполезно. Следующий:

Ты не та, кто они говорят. Ты не та, кто они говорят…

Ничего внятного. Ничего, кроме бессмысленного бреда душевно больного человека. Я готова была поспорить, что в следующем дневнике обнаружилось бы что-то вроде: “Нескончаемая работа без отдыха и развлечения делает Эбби скучной малой”. Но… почему она писала, что Томас ей не брат? Я уже собиралась идти дальше, когда вдруг заметила одинокий темно-красный отблеск в основании самой дальней стопки…

На каждой странице в дневнике оживала юная Эбигейл. Описывала переезд в новый дом. Говорила о том, как хочет стать художником. Как чувствовала себя не в своей тарелке, будто не собой…

Я все переворачивала пожелтевшие страницы, мельком улавливая кусочки трагической истории Эбигейл. И все искала хоть какую-то зацепку.

Она писала о том, как дети в школе издевались над ней за то, что она была слишком высокой. Что они дразнили ее “грязной Эбби”.

Писала, что однажды побрила голову. А родители в наказание заперли ее на чердаке и держали там, пока волосы снова не отрасли. Что они отправляли ей еду на кухонном лифте. Что в первую ночь на чердаке она проснулась вся облепленная муравьями. С ног до головы.

Писала о том, как ужасно расти единственным ребенком в семье…

Единственным ребенком?

А потом… потом на страницах дневника появилась история Тома. Как он стал ее “не братом”. О том, что однажды днем он вышел из леса. Что он жил здесь еще до того,как стены дома встали на этой земле. До того, как семена упали в почву и выросли деревья. Что он пытался свести Эбби с ума, но никто ей не верил. Как он пытался превратить ее в…

…что-то мелькнуло на границе зрения. Я поняла глаза.

Муравьи.

Над столом цепочка муравьев бежала пунктиром по надписи “Томас”, выползая из трещины в букве “О”.

Ну ладно. Сунув маленькую книжицу в карман, я пошла за муравьями, исчезающими за очередной стопкой рам для картин. Муравьи завернули за угол и убегали вдаль по сужающемуся прохду, уходящему в темноту. Я подняла фонарик, включила…

…Женщина.

Женщина стояла в самом конце тупика, спиной ко мне. Слишком высокая для Чарли. Грязно-белый больничный халат, прямо как на чердаке. Вот только почему-то казалось, что она стоит там уже годами, приросшая к земле, будто ставшая частью дома. Неподвижная. Безвольно свесив руки.

Сжимая левой ладонью… маленький молоток. Тот самый, которым я вытаскивала гвозди над камином. Но теперь головка была покрыта чем-то красным. Кровь…

…Затем ее начало трясти. Странное беззвучное дрожание, нечто среднее между плачем и смехом. Я отступила… неуловимым движением, будто сменился кадр, она повернула ко мне голову. Бледное лицо. Впалые щеки. Веки опущены.

Цепочка муравьев с бешенной скоростью взлетела по ноге женщины… запетляла по спине… плечам… и закружилась вокруг шеи на манер инфернального колье. Ее рот раззявился в болезненной зубастой гримасе, а затем… муравьи хлынули на ее лицо. Ныряли в нос, рвались в рот, извивались, отчаянно барахтаясь в трещинах меж больных зубов, пробирались под десны… Но она оставалась неподвижной.

Зрелище было настолько жутким, непостижимым, что я не могла поверить в реальность происходящего.

А затем муравьи начали исчезать. Потоками они убегали внутрь женщины, пока… пока не остался лишь один. Извивающееся черное тельце, застрявшее между ее кроваво-красными деснами. Ерзающее. Рвущееся… И проскользнувшее, наконец, меж зубов с едва слышным щелчком…

Эбигейл резко открыла глаза. Холодные. Синие. Широко распахнутые. Озадаченные. Она перевела взгляд на залитый кровью молоток в своей руке… Лицо наполнилось ужасающей смесью шока и невообразимой вины…

– Меня зовут не… – зашептала она…

Я отступила.

– Меня зовут не Ева. – Женщина развернулась и шагнула ко мне – внезапное, рваное движение, будто ее дергал за веревочки незримый кукловод. Еще один неровный шаг вперед, и рука с молотком взлетела вверх, готовая нанести удар…

Пора убираться. Я рванула прочь из комнаты. Эбигейл погналась со мной – шатающаяся смертоносная марионетка. Вверх по лестнице, через крошечную кладовку, в узкий коридор… Я бежала. Быстрее, чем когда-либо бегала за всю свою чертову жизнь. А за моей спиной босые ноги шлепали по бетону. Так близко.

– ПОДОЖДИ, – выдохнула Эбигейл позади.

И не думая останавливаться, я скользнула за угол. Двери по обе стороны узкого коридора мелькали мимо. Пронумерованные двери. Погодите-ка, разве я здесь уже не пробегала?

Впереди: тупик.

Надо мной: зловещий гул, вернувшийся с удвоенной силой.

Позади: шаги. Все ближе.

Выбора не осталось. Я протиснулась в ближайшую комнату, захлопнула дверь, потянулась к…

…замка не было. Блять. Судорожно я оглядывалась в поисках оружия, чего-нибудь, чем можно подпереть дверь, или места, где можно спрятаться… Но ничего не было.

Стоп.

В дальнем углу. Шкаф с раздвижной дверью. Ни минуты больше не раздумывая. я ворвалась внутрь, захлопнула дверь и всем телом заклинила створку. Грохот наверху не умолкал. Сердце вторило ему короткими, захлебывающимися толчками.

Блять-блять-блять-блять. Заткнись нахуй, Ева. Успокойся. Просто успокойся, черт тебя дери! Она всего лишь человек.

…да, вот только у нее молоток, вот только целый рой муравьев заполз ей в голову, вот только она, видимо, собирается…

ПРЕКРАТИ!

Просто… перестань. Во-первых, выключи фонарик. Он тебя выдает. Светишься как рекламный щит.

Так странно. Мой внутренний голос вдруг стал звучать разочарованно и устало, почти как голос Чарли. Не знаю, хорошо ли это, но… фонарик я выключила.

Выключила?

Да.

Хорошо. А теперь дыши. Медленно вдохни носом… задержи… выдохни ртом.

Я вдохнула носом… задержала воздух… выдохнула ртом.

Помогло?

Сердце все еще колотилось, чуть не разрываясь.

Давай еще раз, придурошная.

Ладно, наверное, мой внутренний голос звучал куда злее, чем Чарли. Но мне и правда помогало. Пульс замедлялся. Сосредоточившись на дыхании, я выглянула сквозь щель между дверцами шкафа в темную комнату. Шум наверху стал просто невыносимо громким. Что-то грохотало так, что сотрясался дом. А затем… дверь в комнатку распахнулась.

Мгновенная тишина.

С окровавленным молотком в руке она появилась в проеме. Эбигейл.

Глубоко пожалев о выбранном укрытии, я втянула побольше воздуха и затаила дыхание. Веди себя тихо.

Эбигейл вошла в комнату, согнувшись, чтобы не задеть головой косяк. Черт, какая же она высокая. Молоток подрагивал в поднятой руке. Она зашаркала глубже.

– Я… Прости… – Женщина замолчала, кружа по комнате, как зверь по клетке. – Прости за Чарли, – всхлипнула Эбигейл. – Она еще жива, но Томас сказал, что только так я смогу уйти…

Какого черта она говорит? Что случилось с Чарли? Это ее кровь на молотке? Вопросы молнией проносились в моей голове, но я игнорировала их, чтобы не потерять самообладание. Уйти отсюда. Сбежать. Выжить. А со всем остальным разобраться позже. Главное, не издавать звуков. Задержать дыхание и не выдавать себя. Легкие сжимались все сильней, спазмы иглами скалывали горло.

Целую вечность Эбигейл бродила по комнате. А потом резко развернулась, вздохнула и побрела прочь. Один. Болезненно. Медленный. Шаг. За. Другим.

Каждая клеточка моего существа вопила: не дыши!

Не вздумай, блять, дышать! Потерпи. Просто потерпи еще чуть-чуть…

С хрипом я втянула порцию живительного воздуха. Эбигейл замерла в дверном проеме. Оглянулась через плечо… И уставилась прямо на шкаф.

А потом наклонила голову. Прямо как та темная фигура у подножия лестницы в первую ночь. И вернулась в комнату. Из грязного уха вниз потекла тонкая дорожка муравьев.

Боже мой.

Эбигейл шагнула ко мне. Еще раз. И еще.

– Ева, ты здесь? – Теперь в ее шепоте сквозило едва сдерживаемое волнение, будто ей не терпелось увидеть реакцию на гадкую шутку. – Ева, не волнуйся. Мы поможем друг другу. Ты поможешь мне уйти. А я… я помогу тебе найти Чарли. – Губы женщины дрожали. Она стояла перед шкафом, глядя на меня через щель. Глаза пустые, как у куклы. Холодное дыхание касалось моего лица. Такое холодное.

Медленно она протянула руку и запустила длинные пальцы в щель между дверцами. Я откинулась назад так далеко, как только могла, но зазубренные желтые ногти царапнули мою щеку.

– Все в порядке, Ева, – снова зашептала она. Муравьи струились по ее руке, по пальцам, по жутко отросшим ногтям… прямо на мое лицо.

Муравьи ползали по мне, крохотные лапки били по коже молоточками… Все ближе ко рту…

С меня хватит.

Быстрым движением я ударила по руке, выворачивая ей пальцы до хруста. Резко распахнула раздвижную дверь…

Эбби дернулась в сторону с жутким криком – искалеченная рука все еще осталась зажата в капкане. Попалась. Она выпустила молоток, и тот откатился к двери.

Метнувшись через всю комнатушку, я подхватила его и продолжила бежать, на ходу отплевываясь от муравьев. Оставляя позади Эбигейл, пытающуюся освободить покореженную руку. Удачи, черт возьми.

Двери по обе стороны сливались в одно расплывчатое пятно. Я неслась по коридору, отчаянно пытаясь найти лестницу. Нужно убраться отсюда. Приглушенные крики начали приближаться… Она освободилась. Черт.

Эбигейл догоняла меня, и на этот раз я ее разозлила. Где-то в глубине моего существа копошилось отчаянное желание размозжить ей череп, но я не думала, что на самом деле способна на это. Даже если от этого будет зависеть выживание. Да и я не была уверена, что она вообще… человек. Оставалось только бежать.

И я бежала. Пока не наткнулась на лестницу. Все еще запятнанную кровавым следом. Прости, Чарли. Но если я сейчас же не уйду, нам обеим конец.

Я рванула вверх по лестнице, пока Эбигейл не успела еще достать меня. Пока она не успела вцепиться в мои ноги, схватить за лодыжки и затащить обратно в темноту. Сопротивляющуюся, кричащую, в отчаянии смотрящую, как прямоугольник двери исчезает в темноте. Уже почти свободна…

Я выбежала в гостиную, в панике захлопнула дверь, навалилась на нее плечом, ожидая, что сейчас дерево содрогнется под градом ударов… но все было спокойно. Никаких шагов. Никаких криков. Тишина. Оглушительная тишина.

– Что случилось? – Томас озадаченно окликнул меня сзади.

Я не обернулась, настолько поглощенная задачей держать дверь, что даже забыла о существовании этого чертового семейства. Они, конечно, тоже жуткие, но у них хотя бы муравьи не выползают из ушей. Во всяком случае, пока.

За моей спиной раздались шаги Томаса. Я не оглядывалась. И держала дверь.

Внезапно он оттолкнул меня

– Что это? – Он ошеломленно моргнул, не сводя глаз с моих колен.

Не сразу, но я поняла, на что смотрел Томас. Не на меня. На окровавленный молоток в моей руке. Он наклонился и выхватил его.

– Где ты это взяла? – Молоток взмыл вверх, вот только… на нем не было крови. Безупречно чистый металл головки отражал огонь камина. Необъяснимо чистый. Мужчина швырнул молоток через всю комнату. С громким стуком он шлепнулся на пол и проскользил до самой стены, до самого тихого уголка. Я была слишком потрясена, чтобы говорить. Слишком измучена, чтобы сопротивляться. Как будто вся вселенная медленно переворачивалась с ног на голову.

– Ты снова себе навредила? – В его голосе плескалось столько страдания… беспокойства. Томас ощупал мою шею, плечи, ища следы повреждений.

– Томас? – Пейдж крикнула ему с другого конца комнаты.

Он проигнорировал ее, пытаясь понять, все ли со мной хорошо.

– Поговори со мной… что произошло внизу?

– ТОМАС! – рявкнула Пейдж так громко, что он подпрыгнул от неожиданности. Оглянулся. Она смерила его злобным взглядом. – Уведи ее наверх. Ты пугаешь детей.

Дети рядком сидели перед камином, глядя на меня испуганными глазами. И в этот момент до меня дошло.

Все выглядело иначе.

Совершенно иначе. Мебель. Ковер на полу. Свечи на столиках. Картины на стенах. Все. Дом выглядел как фотография из каталога идеальных интерьеров. Я попыталась заговорить, но изо рта вырвался лишь тихий хрип. Что за черт здесь происходит?

Вздохнув, Томас с силой взял меня за руку и вытолкал в прихожую.

– Не знаю, что там произошло, но выслушай меня. – Он посмотрел мне в глаза, смертельно серьезный. – Ты должна взять себя в руки или я позвоню в отделение. Ты понимаешь, Эбби? Нельзя, чтобы дети видели, как их тетя бегает по дому как сумасшедшая.

Я непонимающе уставилась на него. Эбби? Тетя? И вот такой у него был план? Он собирался убедить меня, что я его сестра? Эта тупая херня могла сработать с двенадцатилетней девчонкой, но не со мной. Недостаточно поставить свою мебель, чтобы заставить меня поверить, что я совершенно другой человек. Я прочистила горло.

– Что ты сделал с моим домом?

Проигнорировав вопрос, он грустно улыбнулся:

– Ты моя сестра. Я готов на все, чтобы помочь тебе, но не могу рисковать своей семьей. Ты понимаешь?

Всего на мгновение… я и правда задумалась, не сошла ли с ума. Может быть, я и правда его сестра? Но в этом не было никакого смысла. Галлюцинации так не работают. Безумие так не работает… правда?

Кроме того, все, что происходило до этой минуты, технически вписывалось в рамки правдоподобной действительности. Странно и безумно дерьмово, но все же не невозможно. Может быть, кто-то им помог? Может быть, они перетащили мебель из своего грузовика, пока я была внизу? Может, они накачали меня галлюциногенами после падения с чердака. Может…

…может, Эбигейл писала правду в дневнике. Может, Томас и правда жил здесь еще до того, как построили дом, до того, как выросли деревья. Может, он вышел из леса…

Ева, это бред. Он всего лишь человек. Психопат. Но все еще человек.

Я собралась.

Подыгрывай, пока не приедет полиция. Или пока не получится сбежать. Найди помощь, вернись и спаси Чарли. Не нагнетай обстановку. Пока что.

Улыбнувшись ему в ответ, я мягко кивнула.

– Отлично. А теперь, – продолжил он, – мы собираемся ужинать, и я хотел бы, чтобы ты к нам присоединилась. Покажи детям, что все в порядке. Скажи, что их тетя просто кое-что искала в подвале и заблудилась. Договорились?

– Да.

– Мы любим тебя, Эбби. Ты часть этой семьи. – Он протянул руку и нежно погладил меня по плечу. Я вздрогнула, но Томас будто и не заметил. Ну, или ему было все равно. – Ты пройдешь через это, – продолжил он. – С тобой случалось и худшее.

– Спасибо, Томас…

Тепло улыбнувшись, он отправился на кухню. Я смотрела ему вслед, не двигаясь с места, пока он не исчез за углом, а затем…

…бросилась к входной двери, схватилась за ручку…

Заперто.

Окно… решетка? В соседней комнате тоже. На всех окнах стояли решетки. Мой дом превратился в тюрьму. Как они смогли сделать все это так быстро?

– Эбби? Готова ужинать?

Я остановилась. Глубоко вздохнула. Возьми себя в руки, Ева. Ты в меньшинстве. Подыгрывай, пока не придет помощь. А если никто не появится, сделай все, чтобы найти Чарли.

Даже если придется сжечь этот гребаный дом дотла.

~

Оригинал (с) Polterkites

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.