Часть 1 | Часть 2 | Часть 3

~

Да,я давно ничего не писал. Знаете, если честно, я не рассчитывал на большую аудиторию. Быть хранителем – это порой быть в одиночестве. Проснувшись около 3-х часов ночи, я внезапно захотел написать что-нибудь познавательное на reddit, и вдруг получил сотни запросов, вопрошающих: "Фиррин, как не позволить ужасным монстрам убить меня?". Что ж, это большая нагрузка в довесок к моей основной работе! Все это было написано по одной-единственной причине: я думал, что никто не прочитает!

(Да, меня зовут Фиррин. Firinnish – это старая шутка среди моих друзей о том, что мы – это только тени нас самих. Типа, я – Фирринообразный человек, или Фирринский, или Фирриноподобный, но настоящий Фиррин слишком могущественный, чтобы его увидеть. Лично я считаю это забавным, но пойму, если вы захотите мне слегка врезать.)

Так что да, я взял небольшую паузу.

Но я все еще хочу помочь. И многие из вас, кажется, хотят узнать историю о зеркалах.

Видите ли, у нас есть первобытный инстинкт. Это хороший инстинкт. Никто не говорит вам не смотреть в зеркало, когда вы поздно ночью идете в ванную. Никто не говорит: “Эй, это опасно из-за всякого жуткого паранормального дерьма”, а если бы и сказали – вы бы не поверили!

Но вы знаете. Вы ЗНАЕТЕ. Нет нужды говорить, в вас есть этот страх.

Итак, вы хотите знать, почему. Это непонятно, я полагаю.

Позвольте рассказать вам об Алисии Крейг.

Меня вызвала мать Алисии. Когда она открыла дверь, то оставила лишь щелку, так что я едва мог разглядеть ее нервное лицо.

– Вы – страж? – прошептала она, что, должен сказать, бессмысленно, потому что все, чего стоит бояться, прекрасно слышит шепот.

– Хранитель, – поправил я. – Да, я хранитель. Вы зажгли свечку в окне? Я узнал об этом, и вот я здесь.

Она открыла дверь чуть шире, но недостаточно, чтобы можно было войти.

– Это… что ж, это моя дочь. Она… мы все немного боимся ее, но не подумайте, она не опасна или…

– Я не собираюсь ей навредить, – сказал я своим самым обнадеживающе-уверенно-обещающим голосом.

На самом деле, я не употреблял слово "обещаю".

Женщина впустила меня. В эту квартиру, как и во многие другие в Эдинбурге, вела винтовая неосвещенная каменная лестница. Для меня было облегчением оказаться в теплой, залитой золотым светом прихожей. Я закрыл за собой дверь и на мгновение залюбовался яркими разноцветными существами на стенах. Это были невероятно реалистичные картины, изображающие животных. Лиса, заяц, олень, готовые прыгнуть в тень леса. Фоны были нарисованы грубой, пятнистой акварелью, небрежной рукой уверенного в себе художника, но сами животные были выполнены с вниманием к деталям.

– Их рисовал Гарри, – мать Алисии поймала мой взгляд. – Ее брат. Он уехал в университет.

– Поступил на зоолога? – спросил я, восхищаясь слоями перьев малиновки рядом с дверью.

– Биолога, но да, он любит животных. Хотите чашечку чая или еще чего-нибудь?

– Было бы чудесно. А затем мне нужно увидеть Алисию.

Меня поспешно провели в кухню, оформленную в том же стиле. У Крейгов была большая коллекция разномастных чашек, похожая на мою. (Люблю эти моменты, когда вы видите кого-то еще, живущего, как вы, это напоминает о том, что вы все еще человек, понимаете? Иногда я нуждаюсь в этом.)

Мне подали чай в большой красной кружке с изогнутыми стенками, идеально согревающую обе руки. На ней были точки и узор из зеленых листьев по каемке, как будто она притворялась большой клубникой. Я так ею увлекся, что почти не заметил Алисию.

– Можно и мне чашку чая? – жалобно спросила она. Ее мать, только что присевшая со своей собственной кружкой, вздохнула и отправилась обратно.

Пока мать Алисии наливала чай, я изучал девочку. Она казалась почти нормальной. Яркие глаза, каштановые волосы, веснушки, мятая школьная форма. Она плюхнулась на один из кухонных стульев и пристально посмотрела в ответ. Не знаю, что она высматривала, почти уверен, что выглядел достаточно нормально. Я не хожу повсюду в плащах или еще чем-то глупом, если только не соберусь стать ролевиком. Я все еще не определился со стилем после смены пола, но раньше у меня был период ношения длинных темных пальто и жилеток-джемперов, потому что я думал, что выгляжу по-джентльменски. Оглядываясь назад, я понимаю, что был похож на заурядного учителя английского, но, знаете, мы живем и учимся.

Яркие глаза изучали меня, и вскоре я начал чувствовать себя некомфортно под ее взглядом.

– Мам, это страж, о котором ты говорила? Который может помочь с ночными кошмарами?

– Хранитель, – устало поправил я. Уже можно сказать, что вы скоро устанете от этого.

– Да, – мать Алисии посмотрела на меня. – Вы можете помочь? Я никогда раньше не сталкивалась с хранителями. Даже не знала, что вы существуете, и еще месяц назад не поверила бы. Я просто…

– Как вы узнали обо мне? – поинтересовался я, всегда интересно, откуда мне приходит работа.

– Библиотекарь, – ответила Алисия, прежде чем это успела сделать ее мама. – Я спросила у библиотекаря. Мама сначала не хотела вас звать, но я сказала, что свечка в окне имеет высокое соотношение выгоды к риску, потому что она не может навредить нам, если вы не придете, но если придете, то это доказало бы, что происходит что-то сверхъестественное.

Я вскинул брови. Алисия не выглядела достаточно взрослой для употребления выражения “соотношение выгоды к риску”.

– Хорошо. Алисия, могу я задать тебе несколько вопросов?

Девочка кивнула.

– Во-первых, можешь рассказать мне, что случилось?

– Иногда я сильно злюсь, – сказала Алисия как ни в чем не бывало. Она выглядела совершенно спокойной. – То есть, очень-очень сильно. Это неприятно. И когда это происходит, люди заболевают. У мамы неделю было отравление, когда она заставила меня есть брокколи. Я этого не хотела.

Я кивнул и принял это к сведению. Под такое описание подходило бесчисленное количество вещей.

– Хорошо, Алисия. Спасибо, что рассказала. Могу я спросить кое-что еще?

Она кивнула. Яркие глаза все еще внимательно меня изучали.

– В мире существует множество опасных вещей. Но обычно у людей есть естественные защитные механизмы. Например, на кухне есть опасный огонь, на котором твоя мама готовит еду, но ты не дотронешься до огня, потому что будет горячо и больно, и ты одернешь руку. Инстинкт самосохранения. Понимаешь, что я имею в виду?

Алисия кивнула. Я решил поверить, что она поняла. Дети обычно умнее, чем вы думаете.

– Наши инстинкты также охраняют нас от сверхъестественного. Например, когда представляешь, что снаружи машины бежит существо, или играешь в игру, где нельзя наступать на любые трещины, или чувствуешь себя безопаснее, когда кровать стоит возле стены. Ты не нарушала какие-нибудь такие правила в последнее время?

Алисия смутилась, затем скрестила руки. Я быстро добавил:

– Это не проблема, если ты так сделала. Иногда люди чувствуют себя смелыми экспериментаторами, и им хочется посмотреть, что из этого выйдет. Мне просто нужно знать, чтобы я мог помочь.

Она помолчала, поерзала, потом смягчилась.

– Я смотрела в зеркало в ванной, когда было темно. Я просто хотела… это было страшно, и я хотела понять, почему это страшно. Я думала, это смело.

(Смело - это такой глупый способ сказать "глупо". Дурацкое слово.)

– Могу я взглянуть на зеркало? – спросил я. Мать Алисии встала и повела меня по коридору в ванную.

– Это не просто злость, - сказала она мне шепотом, как только мы вышли из комнаты. – Она... немного изменилась. Не помнит, как это сделала.

Я посмотрел на протянутый мне телефон, и перелистнул несколько фотографий. Лицо Алисии, искаженное тьмой и ужасом, слишком широкая улыбка, слишком большие глаза, она кричала на что-то за кадром. Кот, разорванный на куски. Записка, на холодильнике, гласящая: "СЛИШКОМ ПОЗДНО".

Зеркало в ванной было просто зеркалом. Я включил свет и улыбнулся для проверки. Мое отражение с глазами цвета морской волны и неухоженными зубами, улыбнулось в ответ. В волосах мелькнул отблеск пламени, знак моего партнера по танцам, но, конечно, мать Алисии этого не заметила. Она нервно топталась у меня за спиной.

Я вернулся к кухонному столу, стараясь сохранять спокойствие. Никому не нужно знать, что вид кота меня встревожил.

– Итак? Вы можете ей помочь?

– Конечно, – я сел обратно и допил чай. – Зеркала важны для наших душ. Это не двери в альтернативные измерения или что-то в этом роде, по крайней мере, если это не какое-нибудь специальное зеркало. Но факт распознавания себя, понимания, да, это я, я существо, которое мыслит – это то, что создает и укрепляет наше “я”. Зеркала могут помогать этому процессу. Как и другие вещи, которые помогают нам узнать самих себя. Например, перечитывание старых дневников. Или даже глупых онлайн-тестах "Какая ты принцесса Диснея” с расплывчатыми ответами.

– Это не поможет Алисии, – мать выглядела значительно более встревоженно и нетерпеливо, чем сама Алисия.

– Я подхожу к этому. Всегда найдутся существа, которые хотели бы проскользнуть внутрь. Одержимость. Но обычно человеком довольно трудно завладеть, потому что мы знаем, кто мы есть, чего мы хотим, и существам тяжело без какой-нибудь точки опоры. Искаженные отражения… могут дать им эту точку. Вы думаете, что узнали себя, вы принимаете отражение за себя, но это не вы. В темных углах прячется то, чего вы не видите, и что не захотели приглашать к себе. Чистые зеркала в хорошо освещенных комнатах безопаснее всего.

– Так нам нужно переместить зеркало?

– Да. И… – я порылся в сумке. – Одержимость легко вылечить, поскольку она не одобряется законами фей и человеческой моралью, гораздо проще получить помощь, никого не обидев. Вы довольно рано поняли, что некоторые незначительные положительные духи могут справляться с трудностями. Я просто дам вам кое-что, чтобы привлечь полезных сущностей, и позволить им с этим разобраться. Лавандовый круг вокруг кровати Алисии, серебряное кольцо… символ, чтобы оставить на подоконнике, и у вас есть ручка? Текст песни-призыва. Мелодия не важна.

Я отдал вещи, упаковал сумку, выпил еще одну чашку чая и поболтал еще 5 минут. Помню, что у меня осталось хорошее впечатление. Я выполнил свою работу хранителя, это было нетрудно, Крейги были достаточно дружелюбны, и в придачу я выпил две чашки чая.

Я ушел и занялся другими делами: сделал рабочие таблицы, сходил на свидание ( не с Джорджем, хватит нас сводить, это странно) и нарисовал в подворотнях несколько меловых линий, которые нужно было обновить.

Я зашел через два дня, просто чтобы проверить, дверь мне открыла Алисия. Я только что закончил работу, а в Эдинбурге стояла зима, так что было темно, и у меня замерзли пальцы.

– Привет, Алисия! – я широко улыбнулся. – Чувствуешь себя лучше?

– Намного!

– Можно мне поговорить с твоей мамой?

Алисия молча впустила меня. Я вошел и огляделся, затем заглянул в кухню. Ни следа ее матери.

– Эй, где же она? – спросил я у Алисии.

Раздался громкий щелчок – Алисия закрыла за мной дверь.

– Она у себя в комнате, – ответила девочка.

Я прошел по коридору к двери, на которую указала Алисия, замешкался, и вместо этого шагнул в ванную.

Вот оно. В зеркале.

Маленькая трещинка прямо в углу.

Как я не заметил этого раньше?

А в углах ванны и в маленькой вмятине с краю зеркала... плесень, черная плесень, которая появляется в плохо помытой ванной. Это было очень-очень плохо. У меня появилось плохое предчувствие, что с добрыми духами, которых вызывали Крейги, могло случиться что-то ужасное.

Я бросился обратно в коридор.

Ребенок в другом конце прихожей, обрамленный светом из кухни, не был Алисией. В тени я мог различить, что ее лицо исказилось, улыбка больше не была детской, а кожа потрескалась и раздробилась тенями.

Существо сделало шаг вперед, я влетел в комнату матери Алисии и захлопнул за собой дверь.

Мать Алисии тоже была изуродована. Она была расчленена. Ее нервы были рядами растянуты по стенам, кровеносные сосуды спутаны на кровати, кишечник – на письменном столе. Я подумал, что есть что-то любопытное в том, как устроены люди.

Комнату покрывала плесень. Чернота была разбрызгана по снятой коже, пропитанному мочой постельному белью, ковру и письменному столу. В кишечнике появилась какая-то гниль, и полупереваренное содержимое просвечивало сквозь прогнившие участки.

Сердце медленно билось на двух цветных детских карандашах, которыми оно было приколото к столу. Рядом с нервами стены покрывала какая-то писанина. Рядом с коричнево-черными засохшими брызгами, которые, как я подозревал, могли быть почкой, цветными карандашами и плесенью была изображена маленькая овечка с розовым шариком.

Я шагнул вперед, и под моей ногой лопнуло легкое, а вся комната содрогнулась и издала самый ужасный звук, который я когда-либо слышал, и я с ужасом осознал, что мать Алисии, возможно, все еще жива.

Дверная ручка позади меня повернулась.

Я не мешкал. Я побежал. Ринулся к окну и выпрыгнул в него, не думая о том, что будет, когда я ударюсь о землю.

Я не горжусь тем, что бросил эту женщину, и больше никогда не слышал ее имени, но горжусь тем, что выжил. Я сломал лодыжку. Позже Джордж меня подлечил. Полезно иметь друга-медбрата.

Я не знаю, что сейчас с Алисией.

И… некоторые вещи мне неподвластны. Я – хранитель. Я храню мир. Существа, которые вами овладевают? Они не были частью мира с самого начала. Я не обязан вести переговоры, не обязан убеждать людей не лезть в пространство других людей в обмен на то, что существа нас не убьют. Феи так же сильно, как и мы хотят, чтобы это дерьмо было уничтожено. Я позволю разбираться с такими вещами… ну, людям, которые могут позволить себе хотя бы подумать о том, чтобы оказаться в той комнате, когда открылась дверь.

Мне до сих пор снятся кошмары об этом.

В общем. Вот почему вы не должны смотреть в зеркало в темноте. Пожалуйста. Ради Бога, есть причина, почему вас это пугает. Прислушайтесь к этому инстинкту.

Не заставляйте меня больше ломать лодыжки. Пожалуйста. Если этот пост поможет хотя бы одному из вас избежать такой судьбы, это стоит того, чтобы я не спал в 8 утра, публикуя этот пост.

Вы уже знаете правила. Пожалуйста, следуйте им.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Мы с Дрю были женаты уже 2 года, когда он попал в аварию. Лобовое столкновение из-за пьяного водителя. Признан умершим на месте происшествия.

Это было в 2020 году. Горевать по нему во время пандемии, в полной изоляции, было самым тяжелым, что мне когда-либо приходилось вынести. Но я справилась с этим вместе со своими родителями и его мамой. И даже начала вновь ходить на свидания.

Но потом начали приходить сообщения.

Первое я получила, когда была на свидании в каком-то шикарном итальянском ресторане. Сообщение с номера Дрю. Оно было пустым. Как будто кто-то просто нажал на пробел и отправил.

Следующее я получила через несколько дней, вечером, когда лежала в кровати с книгой. В нем была только точка. «.»

Сначала я подумала, что это розыгрыш, как бы жестоко это ни было. Или, может быть, это было сделано из лучших побуждений, кем-то из старшего поколения. Может быть, они думали, что эти сообщения сделают меня счастливой. Но расспросив всех я не получила ответа. Приходила идея обратиться в полицию, но в смс не было ничего угрожающего. Просто странные сообщения со знаками препинания.

Может, это сбой, подумала я. Может, система случайно восстановила его номер и посылает мне кусочки какого-то кода.

Но у этих сообщений, похоже, была некая закономерность. Они часто приходили, когда я была на свидании или готовилась к нему. Казалось, что это не просто совпадение. Я пыталась убедить себя, что у меня паранойя, что все это простая случайность.

Однако по мере приближения годовщины смерти мужа сообщения стали приходить все чаще. С одного-двух в неделю они превратились в одно в день. «...» «.,.» »,,:» «,.......». Просто бессмысленная белиберда, каждый раз.

У меня уже начала развиваться непереносимость этих символов. Получив первое сообщения с расплакалась. Теперь же они просто раздражали меня.

Однако в годовщину смерти Дрю количество сообщений увеличилось в разы.

До полудня пришло пять.

После полудня - более пятнадцати. И по мере приближения времени его смерти - 9:11 вечера - они приходили все чаще и чаще.

Это не могло быть простым совпадением.

Кто-то издевается надо мной.

Приехав в полицейский участок, я рассказала свою ситуацию. Мне сказали, что смогут отследить, откуда приходили сообщения, но им понадобится время, чтобы связаться с сотовой компанией.

– Скорее всего, это просто мошенники, - сказал офицер. - Сейчас масса мошенников, учитывая, как плохо обстоят дела с экономикой...

– Но они не пытаются ничего от меня получить. И сегодня они пишут мне гораздо чаще, чем в любой другой день. Сегодня, в день, когда умер мой муж.

– Сожалею о вашей утрате, - отстраненно сказал офицер. - Мы свяжемся с вами, когда узнаем что-нибудь еще. Хорошо?

Что же мне оставалось делать?

Вернувшись домой, я приступила к традиции, которую соблюдала каждый год. В семь часов я поставила его любимый фильм «Персонаж» и открыла бутылку вина. Похлопав по сиденью рядом с собой, я жестом пригласила его сесть, как будто он был где-то рядом.

Мне нравилось разговаривать с мужем. Представлять, что Дрю действительно сидит рядом со мной.

– Мэгги Джилленхол такая милая, - сказала я пустому месту. - Я бы точно с ней встречалась, если бы не была замужем за тобой. И если бы, знаешь, она не была кинозвездой.

– Уилл Феррелл такой молодой в этом фильме. Будто ребенок.

– Хаха, он такой неловкий. Она его просто ненавидит.

Телефон пиликнул.

«...;»

Я нахмурилась и решила снова позвонить в полицейский участок. Мне сказали, что у них нет никаких новостей.

– Я скучаю по тебе, - сказала я, посмотрев на пустое место рядом и глубоко вздохнув. - Я так по тебе скучаю.

Взглянув на телефон, я ждала, что он завибрирует. Какая-то часть меня желала, чтобы это произошло, словно он слышал меня.

А что, если эти сообщения действительно от Дрю?

Каким-то непостижимым образом?

Вспомнился эпизод из «Сумеречной зоны». Где старушке продолжают звонить, а потом находят поваленный телефонный столб, провода которого свисают над могилой ее мужа. Было ли это что-то вроде эквивалента из 2000-х годов? Неужели жуткое электромагнитное поле призрака заглушило сотовую связь?

Но телефон молчал. Конечно, нет. Это не его призрак пытался связаться со мной. Это кто-то издевался, кто-то играл в какую-то дурацкую игру.

Единственный ответ, который я могла получить - это ответ из полиции.

Встав, я наполнила бокал вином. Но руки тряслись. Пытаясь поставить бутылку обратно на стойку, я уронила ее...

Раздался звон.

Стеклянная бутылка разлетелась на тысячу острых осколков. Вино «Мерло», как кровь, растеклось по полу.

– Черт, - прошептала я. Борясь со слезами, я взяла мусорный пакет и наклонилась, чтобы собрать осколки… - Ай!

Осколок, который я подняла, вонзился прямо в большой палец. Никогда не убирайте разбитое стекло, когда вы пьяны и плачете, подумала я. Ругаясь, я встала и сунула большой палец под кран, окрасив воду в красный цвет.

Дилинь.

Обернувшись, я посмотрела на телефон, лежащий на подлокотнике дивана.

Выключила кран.

Подошла к нему.

Сердце упало в пятки, когда я увидела сообщение.

«: )»

Не глупый текст.

Не строка бессмыслицы.

А гребаный смайлик.

После того как я только что порезалась.

И не какой-нибудь смайлик.

Двоеточие, потом пробел, потом скобка - именно так Дрю ставил свои смайлики. Он не хотел, чтобы автоисправление, Gchat или какая-нибудь другая программа превращала его в эмодзи или настоящий смайлик.

Кто-то наблюдает.

И они очень, очень хотят поиздеваться надо мной.

На цыпочках я подбежала к кухонному окну, обегая разбитое стекло. Задернула шторы над раковиной. Затем обежала весь дом, проверяя каждый замок.

– Мне кажется, они следят за мной, - прошептала я, позвонив в полицию.

– Что?

– Они прислали смайлик. Сразу после того, как я порезалась.

– Ладно... возможно, это просто совпадение...

– Они никогда раньше не присылали смайлики! И вообще ничего, кроме бессмыслицы!

– Хорошо, успокойтесь. Знаете что? Я сейчас же свяжусь с сотовой компанией. Я перезвоню вам минут через... двадцать. Хорошо?

– Хорошо.

Я взглянула на часы.

8:59 ВЕЧЕРА.

12 минут до смерти Дрю.

Я вернулась к дивану, кровь запеклась на бумажном полотенце, обернутом вокруг пальца. Телефон разрывался от сообщений. Дилинь. «.......» Дилинь. «..:;..:::» Дилинь.

– Заткнись, - прошипела я и посмотрела на пустое место рядом.

Фильм стоял на паузе, на экране застыл кадр, на котором Мэгги Джилленхол и Уилл Феррелл смотрят друг на друга.

Дилинь. Дилинь. Дилинь.

– ЗАТКНИСЬ!

21:07.

Дилинь-дилинь-дилинь-дилинь-дилинь.

Поднимаю телефон.

Одно слово было замешано среди бессмыслицы.

.....:::;;;...

БЕГИ

;;;,,,,,,,

......::::.....

БЕГИ

:::::::

....

БЕГИ

...::::;;;;;---

Дилиньдилиньдилиньдилиньдили...

Шквал сообщений прервал звонок из полицейского участка. Наконец-то.

– Алло? - спросила я, дрожащим голосом.

– Немедленно уходите. Сообщения приходят из вашего дома.

Вся кровь отхлынула от лица. Вскочив на ноги, я бросилась к входной двери.

Но сзади кто-то резко отдернул меня. Не справившись с инерцией я упала лицом на пол. Боль пронзила спину. Подняв голову, я моргнула... и обнаружила, что смотрю на мать Дрю.

– Шлюха, - прорычала она, брызгая слюной, после чего пнула меня в бок. - Ты думаешь, что можешь просто притвориться, что его не было, да? Как только он умрет, ты просто пойдешь дальше и снова начнешь встречаться с кем угодно?

– Уже... прошло... пять... лет… - выдохнула я.

– Ты ведь никогда не любила его по-настоящему, правда?! - закричала она.

Я попыталась подняться, но еще один удар ногой вернул меня обратно. Я закашлялась и капли крови полетели на ковер.

– Остановись… - прохрипела я.

– Ты ничтожество…

Дверь распахнулась. На пороге стоял офицер полиции.

***

У копов было достаточно улик, чтобы арестовать мать Дрю. Она следила за мной, преследовала, посылала бессмысленные сообщения, чтобы напугать. Записи с камер наблюдения в различных ресторанах и заведениях показали, что она следила за мной на нескольких свиданиях. Стерве даже не пришлось взламывать дом - Дрю дал ей запасной ключ, когда еще был жив.

Она восстановила старый номер мужа и все это время посылала мне смс, надеясь, что я испугаюсь и перестану ходить на свидания. Перестану двигаться вперед. Останусь с ней в ее коконе скорби.

Эта сволочь не видела всех тех ночей, когда я плакала, засыпая после тех свиданий. Хотела, чтобы рядом со мной был он, зная, что никто другой никогда не сравнится с Дрю.

Однако одна вещь осталась необъяснимой.

Полиция, конфисковав ее телефон, сказала, что она отправляла только символы и смайлики.

И никогда не отправляла сообщения со словом "БЕГИ".

Иногда я думаю, может быть, эти сообщения были от Дрю.

И он следил за мной, чтобы убедиться что я осталась жива.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Это случилось несколько лет назад. Работая дальнобойщиком, я ездил на дальние расстояния, в основном по междугородним маршрутам, которые пролегают через огромные пустынные районы. Знаете, такие, где радио может часами вещать только помехи, а единственным признаком жизни является случайная пара фар, едущих навстречу, и так на расстоянии многих миль. Я был молод, жаждал движения и денег. Одиночество меня не смущало. Или мне так казалось.

Маршрут, по которому я ехал, пролегал через длинный, пустынный участок шоссе, проходящий по границам двух крупных штатов. Не хочу говорить, где именно, но представьте себе большие безлюдные пространства, бесконечный океан деревьев и ничего больше. Среди водителей оно пользовалось дурной славой, именуемое не иначе как «мертвая зона». Ни сигнала, ни городов на добрую сотню миль в обе стороны. Большинство парней старались проехать этот участок пути в светлое время суток, но график есть график.

Я помню то ощущение. Полнейшая тьма за пределами света фар. Такая темнота, что кажется, будто она давит на кабину. Единственными звуками были гул дизельного двигателя, шипение пневматических тормозов и ритмичный шелест шин по асфальту. Убаюкивающе. Слишком юбаюкивающе.

В пути я пробыл уже около десяти часов, с небольшим перерывом в нескольких штатах назад. Кофе выветривался. Приборная панель светилась тусклым зеленым светом, что в какой-то мере успокаивало, но в то же время делало темноту снаружи еще более абсолютной. Веки налились свинцовой тяжестью. Знаешь, как это бывает? Шлепаешь себя по лицу, опускаешь стекло, чтобы вдохнуть холодный воздух, включаешь музыку, которая не растворилась в статике. Я делал все это, но пользы было мало.

Должно быть, было около двух или трех часов ночи. Я находился в том странном состоянии, когда не совсем спишь, но и не то чтобы бодрствуешь. Будто мозг работает в режиме сохранения энергии. Белые линии на дороге начали расплываться, растягиваться и деформироваться. Обычная усталость. Я помню, как усиленно моргал, пытаясь сфокусироваться.

И тогда я увидел это. Или подумал, что увидел.

Просто мерцание в свете фар, на правой обочине. Что-то маленькое. На долю секунды я различил очертания, смутно похожие на человеческие, а затем видение исчезло, поглощенное темнотой.

Какой была первая мысль? Олень. Или койот. Вполне обычное явление. Но оно не двигалось как животное. Оно стояло вертикально. Мой вялый мозг попытался осмыслить это. Слишком маленький для взрослого. Слишком неподвижный для животного, напуганного грузовиком.

Затем логическая часть, та, которая все еще пыталась обеспечить мою безопасность на дороге, заговорила: «Ты устал. Тебе все мерещится. Так бывает.»

И я почти смирился с этим. Правда. Покачал головой, глотнул теплой воды из стоящей рядом бутылки. Не отрывая глаз от дороги. Но образ зацепил. Маленькая, вертикальная фигура. Словно ребенок.

Не может быть, сказал я себе. Здесь? В глуши? Среди ночи? Невозможно. Дети не бродят по шоссе в три часа ночи. Должно быть, это обман света, кусты, игры моего сознания. Я видел и более странные вещи, рожденные усталостью. Танцующие тени, деревья, похожие на фигуры. Это часть работы, когда ты выходишь за рамки.

Я ехал еще секунд тридцать, образ исчезал, а рациональная часть меня начинала побеждать. Это всего лишь плод воображения. Затем я взглянул на зеркало со стороны пассажира. Привычка. Всегда так делаю.

И кровь застыла в жилах. Не просто похолодела, а словно превратилась в лед.

Там, слабо освещенная красным светом фар прицепа, уходящая вдаль, отражалась маленькая фигура. Стоящая. На обочине дороги. Именно там, где, как мне показалось, я что-то увидел.

Это был не куст. Не тень. Оно было маленьким и точно стояло там, не двигаясь, пока мой грузовик отъезжал все дальше и дальше.

Сердце заколотилось о ребра. Это не было усталостью. Это была реальность. Там кто-то или что-то было. И оно выглядело крошечным.

Все инстинкты закричали. Опасность. Неправильно. Продолжай движение. Но другой голос, тот, что делает нас людьми, шептал иное. Ребенок? Один здесь? Что, если он ранен? Потерялся?

Я боролся с собой несколько секунд, которые растянулись в вечность. Образ в зеркале становился все меньше, все тускнее. Если я не приму решение сейчас, он снова будет потерян во тьме. Боже, одна мысль о том, чтобы оставить там ребенка...

Вопреки здравому смыслу, вопреки первобытному порыву просто бросить все, я принял решение и затормозил. Пневматические тормоза зашипели, как разъяренные змеи. Съехав на обочину, грузовик застонал в знак протеста. Затем я включил аварийные огни, и их ритмичное мигание прорезало гнетущую темноту.

Затем я сделал то, что никогда не следует делать с полным прицепом на узкой обочине. Начал двигаться задним ходом. Медленно. Осторожно. Взгляд метался между зеркалами, пытаясь удержать прицеп прямо, пытаясь обнаружить ту крошечную фигуру. Хруст гравия под шинами звучал неестественно громко.

Прошла минута, может быть, две, но мне показалось, что прошел час. В конце концов красный отблеск задних фонарей снова осветил это место. И вот он.

Ребенок.

Я остановил машину так, чтобы кабина находилась примерно рядом с ним, футах в десяти. Включил дальний свет, надеясь получше разглядеть его, а также сделать так, чтобы меня было видно.

Мальчишка был... маленьким. Очень маленьким. Лет шесть-семь, наверное? Трудно сказать в слепящем свете. Он просто шел там, по самому краю гравийной обочины, где начинались деревья. На этом участке дороги лес прижимался вплотную, высокие темные сосны и густой подлесок, который казался сплошной черной стеной прямо за пределами досягаемости фар.

Парень не смотрел на меня. Он шел вдоль дороги, просто... шел. Медленно. Словно на прогулке, совершенно не обращая внимания на массивный восемнадцатиколесный трак, который только что остановился рядом с ними, урча двигателем и пылая фарами. На нем была пижама. Тонкая, светлая пижама. В ночной прохладе. Ни куртки, ни обуви, которую я мог бы разглядеть.

У меня перехватило дух. Это было неправильно. Невыразимо неправильно.

Я заглушил двигатель. Внезапная тишина казалась почти оглушительной, многократно усиливая стрекот сверчков, шелест листьев в лесу от ветерка, которого я не чувствовал в кабине. Сердце все еще колотилось - странная смесь страха, адреналина и зарождающегося чувства ответственности.

Опустив стекло, я почувствовал, как в меня ударил ночной воздух, холодный и влажный, с запахом хвои и мокрой земли.

– Эй! - позвал я. Голос прозвучал слишком хрипло, слишком громко в этой тишине. - Эй, парень!

Ответа не последовало. Он просто продолжал идти, переставляя одну маленькую босую ногу за другой, в темпе, который совершенно никуда не привел бы. Голова слегка опущена. Лицо разглядеть не удалось.

– Малыш! Ты в порядке? - Попробовал я еще раз, на этот раз громче.

Медленно, безумно медленно ребенок остановился. Он не повернул голову полностью, а лишь слегка наклонил ее, достаточно для того, чтобы я смог разглядеть бледную щеку в свете фар. По-прежнему не смотря на меня. По-прежнему игнорируя многотонную машину, стоящую рядом с ним.

По позвоночнику пробежала дрожь беспокойства. Не обычная тревога. Глубже, холоднее. Животные иногда ведут себя странно, но дети? Потерявшийся ребенок должен испугаться, почувствовать облегчение, хоть что-то. А этот... ничего.

– Что ты делаешь здесь один? - спросил я, стараясь, чтобы голос был спокойным и дружелюбным. Как и полагается с испуганным ребенком. Хотя этот совсем не выглядел испуганным. - Посреди ночи.

Тишина. Только звук босых ног, мягко шаркающих по гравию. Как будто мое присутствие было незначительным неудобством, фоновым шумом, который он предпочитал игнорировать.

Это было жутко. Внутри меня все громче звенели колокольчики тревоги. Рука застыла на рычаге переключения передач. Часть меня хотела переключить передачу и убраться отсюда. Но образ этого крошечного ребенка, одинокого, возможно, в шоке... Я не мог просто уехать. Ведь так правило?

– Где твои родители? - мой голос прозвучал немного резче, чем предполагалось. - Ты заблудился?

Наконец, ребенок остановился. И повернул голову, еще чуть-чуть. По-прежнему не глядя прямо на меня, а скорее на переднюю часть грузовика, в свет фар. Теперь я мог разглядеть его лицо чуть лучше. Бледное. В ярком свете оно не имело черт, словно у фарфоровой куклы. Лишь маленькие темные пятна, которые могли бы быть глазами. Никакого выражения. Никакого. Ни страха, ни печали, ни облегчения. Просто... ничего. Нечитаемый лист.

А потом - голос. Детский. Тонкий. Как шелест сухих листьев.

– Заблудился.

Всего одно слово, которое повисло в воздухе между нами.

Меня охватило облегчение, за которым быстро последовала новая волна беспокойства. Ладно, заблудился. С этим я могу справиться.

– Хорошо, малыш. Заблудиться - это не страшно. Мы можем исправить ситуацию. Где ты живешь? Куда шел?

Ребенок наконец медленно повернул голову в сторону грузовика. На меня. Я все еще не мог разглядеть деталей на его лице. Угол, свет, или что-то заслоняло его, сохраняя некую затененную расплывчатость, несмотря на свет фар. Но я чувствовал его взгляд. Он не был похож на взгляд обычного ребенка. В нем была тяжесть, напряженность, глубоко тревожащая для такой маленькой фигуры.

– Домой, - сказал ребенок тем же тонким, детским голосом. - Пытаюсь попасть домой.

– Точно, домой. Где же дом? - спросил я, слегка наклонившись вперед, пытаясь изобразить уверенность. - Он недалеко отсюда? Ты ушел из кемпинга? Из машины? - На многие мили не было ни одного кемпинга. Не было и разбитых машин на обочине. Я знал это.

Мальчик не ответил на этот вопрос. Вместо этого он сделал небольшой шаг в сторону трака. Потом еще один. Рука напряглась на ручке двери, готовая открыть ее, предложить... Что? Подвезти? В приют? Я не знал.

– Здесь холодно, - сказал я, констатируя очевидное. - Тебе стоит забраться внутрь. Согреем тебя, и я смогу вызвать помощь, когда мы доберемся до места, где есть связь. - Рация сейчас была бесполезна, лишь помехи. Телефон показывал «нет связи» уже больше часа.

Парнишка остановился в пяти футах от пассажирской двери. Все еще в тонкой одежде, похожей на пижаму. С босыми ногами на остром гравии. Он должен был дрожать или плакать. Но он не делал ни того, ни другого.

– Вы можете мне помочь? - спросил ребенок. Голос все еще был тоненьким, но теперь в нем слышался другой оттенок. Менее ровный. Намек на... что-то еще. Может быть, мольбы?

– Да, конечно, я могу тебе помочь, - сказал я. - Именно поэтому я и остановился. Где твои родители? Как ты сюда попал?

Ребенок наклонил голову. Отрывистое, неестественное движение.

– Они ждут. Дома.

– Хорошо... А где дом? В каком направлении? - Жестом я указал вверх и вниз по пустому шоссе.

Ребенок не указал на дорогу. Он сделал маленький, едва заметный жест головой, слегка кивнул в сторону деревьев. В непроглядную тьму леса, примыкающего к шоссе.

– Там, - сказал парень.

Желудок сжался.

– В лесу? Твой дом в лесу?

– Заблудился, - повторил мальчик, как будто это все объясняло. - Пытаюсь найти дорогу. Здесь темно.

– Да, здесь... здесь очень темно, - согласился я, обшаривая глазами линию деревьев. Она выглядела как сплошная черная стена. Никаких признаков тропинки или жилища. Просто густой, старый лес. В таком месте можно заблудиться на несколько дней, даже при свете дня.

– Вы можете... выйти? - спросил парень. - Помочь мне поискать дом? Тут недалеко. Просто... я не вижу его отсюда.

Каждая здравая мысль в моей голове кричала НЕТ. Выйти из грузовика? В глуши, в кромешной темноте, с этим... странным ребенком, который хотел, чтобы я пошел в этот лес? Нет. Ни в коем случае.

Но ребенок выглядел таким маленьким. Таким уязвимым. Если был хоть крошечный шанс, что он говорит правду, что его дом находится совсем рядом, а он действительно заблудился...

– Я... я не думаю, что это хорошая идея, приятель, - сказал я, стараясь говорить мягко. - Ночью там опасно. Для нас обоих. Лучше будет, если ты поедешь со мной. Мы будем ехать, пока не поймаем сигнал, а потом позвоним в полицию или рейнджерам. Они помогут найти твой дом.

Парень просто стоял на месте. Его пустое, безучастное лицо было приковано ко мне.

– Но это же здесь рядом, - настаивал он, его голос стал звучать более настойчиво. - Всего в нескольких шагах. Я почти вижу его. Если вы просто... выйдете... свет из вашей кабины поможет.

По коже побежали мурашки. В этом сценарии было что-то совершенно неправильное. То, как меня пытались выманить. Отсутствие нормальной эмоциональной реакции. Пижама. Босые ноги. Лес.

Я присмотрелся к ребенку, пытаясь разглядеть странную неясность в его чертах. Фары светили ярко, но он словно поглощал свет, а не отражал его. Глаза... Я все еще не мог разглядеть их. Только темные впадины.

– Я действительно думаю, что тебе лучше сесть в трак, - мой голос стал более твердым. - Здесь тепло. Мы сможем разобраться во всем вместе.

Парень сделал еще один шаг. Теперь он почти касался подножки грузовика.

– Пожалуйста? - Снова этот жалобный голос. - У меня болит нога. Я не могу идти дальше. Не могли бы вы... помочь мне немного. Просто проведите до тропинки.

Внутри меня бушевал конфликт. Инстинкты дальнобойщика, отточенные годами наблюдения за странными вещами и выслушивания еще более странных историй на стоянках для грузовиков, кричали об опасности. Но человеческая часть, та, что видела ребенка в беде, все еще была здесь, все еще спорила.

Я устал. Чертовски устал. Может быть, я плохо соображал. Может, все это было каким-то странным недоразумением.

Прищурившись, я попытался разглядеть ребенка и увидеть линию деревьев, на которую он указывал. Может быть, я пропустил какой-то едва заметный след? Мерцание света в глубине леса? Нет. Ничего. Только чернота. Сплошная, непоколебимая чернота.

А потом я увидел это. Сначала не совсем отчетливо. Это было больше похоже на... аномалию. Что-то в темноте позади ребенка.

Парень стоял спиной к лесу. За ним темнота леса была абсолютной. Так и должно было быть. Но было что-то... связывающее их. Что-то, что тянулось от поясницы мальчика, из-под тонкого пижамного костюма и исчезало в глубине леса средь деревьев.

Сначала мне показалось, что это обман света, странная тень, отброшенная светом фар, падающим на него под странным углом. Может быть, это веревка, которую он волочил за собой? Может, оторванный кусок одежды, зацепившийся за ветку?

Я наклонился вперед, пытаясь разглядеть получше. Ребенок все еще говорил, низким, настойчивым бормотанием.

– Это недалеко... пожалуйста... просто помогите... мне так холодно...

Но я уже не вслушивался в слова, сосредоточившись на том... том, что было позади парня.

Это была не веревка. Это была не тень. Это была... трубка. Длинная, темная, толстая трубка. Казалось, она выходила прямо из спины мальчика, немыслимо, плавно. Она была темно-матовой, словно полоска ночи, обретшая форму, что тянулась от ребенка на десять-пятнадцать футов, прежде чем исчезнуть в непроглядной черноте между двумя толстыми стволами сосен. Нежесткая, казалось, она обладает легкой, почти незаметной гибкостью, словно массивная пуповина из тени. Она не отражала свет фар. Она просто... поглощала его.

Дыхание сбилось. Кровь, которая и раньше была холодной, теперь словно застыла. Это было не просто неправильно. Это было... невозможно. Неестественно.

Парень все еще пытался уговорить меня.

– Вы поможете мне? Это совсем рядом. Мы так близко.

Голос, когда я наконец обрел его, был едва слышным шепотом. Я не мог оторвать взгляд от этого... отростка.

– Малыш... что... что это? За тобой?

Парень вздрогнул. Едва заметное движение, почти незаметное сжатие его маленькой фигурки. Голова, наклоненная умоляюще, поднялась. Пустота на лице, казалось... застыла.

– Где? - Его голос внезапно лишился умоляющего тона. Он снова был ровным. Холодным.

– Эта... эта штука, - заикаясь, проговорил я, указывая на трубку дрожащим пальцем. - Выходит из твоей спины. Уходит в лес. Что это?

Парень не повернулся посмотреть. Да ему и не нужно было. Взгляд темных, невидящих глаз сверлил меня.

– Ничего, - сказал он. Голос был все еще детским, но в нем появились новые нотки. Нотки твердости. - Вам что-то мерещится. Вы устали.

Мальчик использовал против меня мои же рассуждения.

– Нет, - сказал я, и в моем голосе зазвучала убежденность, порожденная ужасом. - Нет, вовсе нет. Я вижу это. Прямо там. Оно... оно связано с тобой.

Парень замолчал на несколько мгновений. Единственным звуком был стук моего сердца, настолько громкий, что я был уверен, что он его слышит. Сверчки замолчали. Ветер, казалось, утих. Царила неестественная тишина.

Затем лицо ребенка начало меняться. Это не было драматическим превращением в киношного монстра. Оно было гораздо более тонким и ужасающим. Пустота не ушла, но она... обострилась. Бледная кожа словно натянулась на кости. Места, где находились глаза, эти темные пятна, стали глубже, более темными, более насыщенными. А по лицу пробежал отблеск чего-то древнего и совершенно чуждого. То был не человеческий гнев. Это было нечто более древнее, более холодное и бесконечно терпеливое, напряженное до предела.

Воздух в кабине вдруг стал густым, тяжелым, стало трудно дышать.

– Просто выйди из машины, - сказал парень, и голос... о боже, его голос. Это уже не был детский тоненький голосок. Он был глубоким. Резонирующим. Со странным, скрипучим подтекстом, словно камни скрежетали друг о друга. Голос исходил от этого маленького человека, но он был невероятно мощным, невероятно старым.

– Выходи. Сейчас же. - Требование было беспрекословным.

Моя рука, которая до этого болталась возле рычага переключения передач, вцепилась в него, как в спасательный круг. Другой рукой я нащупывал ключ зажигания.

– Кто ты? - задохнулся я, глядя на чудовищное существо, нарядившееся в детскую форму, на темную, пульсирующую трубку, которая была его якорем в тени.

Голова ребенка снова наклонилась, рывком, неестественным движением. Выражение его лица, если его можно было так назвать, выражало чистую, неприкрытую досаду. Презрение. Будто я был особенно глупым насекомым, которое ему не удалось прихлопнуть.

А потом он заговорил, тем же ужасным, резонирующим, скрипучим голосом. Слова, которые он произнес, запечатлелись в моей памяти.

– Какого, - прохрипело оно, и звук, казалось, заскрежетал внутри моего черепа, - черта люди стали умнее?

Вот и все. Одно предложение. В нем было огромное, космическое разочарование. Намек на прошлые встречи, на более легкую добычу. Совершенно чуждая природа происходящего.

Я не думал. Не планировал. Просто отреагировал. Первобытный страх, тот самый, который обходит все высшие функции мозга, взял верх. Рука повернула ключ зажигания. Дизельный двигатель взревел, внезапным, сильным взрывом звука в ужасающей тишине. Ребенок, эта тварь, отшатнулась. Маленький, дерганый шаг назад.

Переведя рычаг переключения передач в положение "драйв", я нажал на педаль газа.

Грузовик рванул с места, шины прокрутились на гравии на пугающую секунду до того, как вгрызлись в асфальт. Я не смотрел на него. Не мог. Я смотрел прямо перед собой, костяшки пальцев побелели на руле, вся кабина вибрировала вокруг.

Грузовик рванул вперед, набирая скорость с мучительной медлительностью. На какой-то ужасный миг я представил, как эта хреновина с трубкой пытается зацепиться за прицеп, вытащить меня наружу, затащить в этот лес. Представил, как эта маленькая фигурка с древним, страшным голосом каким-то образом не отстает от меня.

Я рискнул взглянуть в зеркало со стороны водителя. Оно стояло там. На обочине. Неподвижно. Фары отъезжающего грузовика резко выделяли ее маленький силуэт. А за ним все еще виднелась темная трубка - толстый, отвратительный шнур, уходящий в бесконечную ночь леса.

Тварь не преследовала. Просто стояла и смотрела, как я удаляюсь. И это, почему-то, было даже хуже. Его уверенность. Терпение. Как будто оно знало, что будут и другие. А может, оно было просто раздражено тем, что эта попытка не удалась.

Не знаю, как долго, но я просто ехал. Педаль газа под ногой была прикована к полу. Двигатель ревел. Я видел, как поднимается стрелка спидометра, намного превышая все законные и безопасные пределы для машины такого размера на такой темной дороге. Но мне было все равно. Образ этой штуки, этой детской фигуры с темной пуповиной, ведущей в лес, и этого голоса, этого ужасного, скрипучего голоса, задающего свой ужасающий вопрос, был выжжен на внутренней стороне моих век.

Я проехал, наверное, час, а может, и больше, на скорости, которая могла бы убить меня или привести к аресту, прежде чем адреналин начал улетучиваться, сменяясь глубокой, до костей пробирающей усталостью, более глубокой, чем любая усталость, которую я когда-либо испытывал. Руки дрожали так сильно, что я едва мог держать руль прямо. По лицу текли слезы - не от грусти, а от чистого, ничем неприкрытого ужаса и облегчения.

Когда на небе забрезжил первый намек на рассвет, а мой телефон наконец подал сигнал, указывающий на наличие одной полоски связи, я остановился на первом попавшемся тракстопе. Я практически вывалился из кабины, меня рвало, пока не осталось ничего, кроме сухих рыданий. Долгое время я сидел на холодной земле и смотрел на восходящее солнце, пытаясь убедить себя, что это был сон, галлюцинация, вызванная истощением.

Но я знал, что это не так. Детали этой трубки. Голос. Вопрос. Нельзя галлюцинировать что-то настолько конкретное, настолько последовательное, настолько совершенно чуждое.

Я не стал сообщать об инциденте кому-либо. Что бы я сказал? «Офицер, я видел маленького ребенка, который на самом деле был древним космическим ужасом, привязанным к лесу кошмарной пуповиной, и он разозлился, потому что я не захотел стать его обедом?» Они бы упрятали меня за решетку. Провели бы алкотест, проверили бы на наркотики, отправили бы на психиатрическую экспертизу.

Этот рейс я закончил на автопилоте. Сбросил груз, отвез грузовик на задний двор и уволился под предлогом, что перегорел и хочу отдохнуть. Они пытались убедить меня остаться, предлагали другие маршруты, большую зарплату. Но я просто не мог. Каждый раз, когда я закрывал глаза, я видел того ребенка, ту трубку и тот лес. Каждая темная дорога казалась ловушкой.

Я нашел местную работу, которая позволяет оставаться дома по ночам. Мне до сих пор снятся кошмары. Иногда, будучи очень уставшим, поздно возвращаясь откуда-то домой, я вижу мелькание на краю зрения, на обочине, после чего сердце пытается вырваться из груди.

Я не знаю, что это было. Пришелец? Демон? Что-то еще, что-то, что не вписывается в наши привычные категории? Все, что я знаю, - это то, что оно где-то рядом. И оно терпеливо. И, похоже, оно поняло, что его старые трюки уже не так эффективны, как раньше.

«Какого хрена люди стали умнее?»

Этот вопрос преследует меня. Он подразумевает, что мы не всегда были такими. Он подразумевает, что когда-то мы были проще. Возможно, такие люди, как я, уставшие и одинокие на темных дорогах, просто выходили из кабины, когда их просили. И пропадали.

Так что, если вы когда-нибудь будете ехать по длинной, пустынной дороге глубокой ночью и увидите что-то, что не сможете объяснить... Возможно, вам стоит просто продолжить движение. Возможно, «стали умнее» означает знать, когда не стоит останавливаться. Знать, когда проигнорировать тот маленький голосок, который говорит вам, что нужно помочь, потому что то, что просит о помощи, может оказаться не тем, чем кажется.

Будьте осторожны на дороге. И ради Бога, оставайтесь на хорошо освещенных трассах.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Родители склонны переоценивать своих детей. Как учитель, я постоянно с этим сталкиваюсь:
– Аспен не заслуживает такой оценки. Она так талантливо пишет.

– Лили всегда была ярче других детей.

– Мой Джексон никогда бы не стал жульничать.

Время от времени эти утверждения настолько оторваны от реальности, что заставляют задуматься, а знают ли вообще эти родители своих детей.
Что значит «Джексон не стал бы жульничать»? На прошлой неделе он зажег сигарету в обеденном зале. Я думаю, что подобный стиль воспитания оказывает детям медвежью услугу. Как можно помочь им двигаться вперед, если ты не можешь честно сказать, в какой точке они сейчас находятся?

Я определенно старался быть не таким отцом для Жюстин. Она добрая, но у нее сложный характер. Она умна во многих отношениях, но с трудом все запоминает. Не думаю, что это плохо.
Но, признаться честно, иногда мы, родители, можем зайти слишком далеко. Порой наши дети оказываются даже более необычными, чем мы думаем. Вот почему, если окружающий мир дает удивительную информацию о вашем ребенке, вам, почти наверняка, нужно перестроиться - в ту или иную сторону.

Но что делать, когда весь мир... просто категорически неправ?

Все началось во время Суперкубка. Мой приятель Тим пришел вместе посмотреть матч. Убежденный холостяк, он стал проводить со мной гораздо больше времени с тех пор, как в прошлом году скончалась моя жена. Не думаю, что она ему сильно нравилась. Но это не важно. Мне была нужна компания.

Жюстин, совершенно не интересовавшаяся спортом, провела большую часть вечера наверху, но попросила позвать ее, когда начнется шоу в перерыве. Когда это произошло, Тим посмотрел на Жюстин так, словно никогда не видел ее раньше.

- Ого! Вот это ты выросла!

Жюстин застенчиво улыбнулась ему. Я и сам недоверчиво улыбнулся. Моя дочь была поздним цветочком, как и ее родители, на что она регулярно жаловалась. Хотя Жюстин уже перешла в восьмой класс, ее рост все еще не превышал полутораметров.

- О чем ты говоришь? - сказал я со смехом. - Она выросла?
- В смысле? Она же, почти твоего роста!

Я закатила глаза. Я был ростом 175 см и решил, что он просто шутит. Это было не в первый раз.

- Очень смешно.
- Нет, я серьезно, - сказал Тим, прищурив глаза, - Я думаю, что она может уделать тебя, чувак. Встаньте спина к спине!

Я с недоверием посмотрел на Жюстин. Она, однако, продолжала смотреть в пол.

- Тим. Дружище. Да она сантиметров на 30 ниже меня
- Ты... ты что, блин, слепой?! - Тим практически прокричал это. Он поднял меня на ноги.
- Давай, - потребовал он у Жюстин, которая неохотно встала напротив меня.

Я чувствовал, как ее затылок упирается мне между лопаток. О чем говорит Тим?

- Ну лааадно, ты все еще выше, - со смехом сказал Тим, - Но только немного. Где-то на пару сантиметров, может быть.

Я посмотрел на своего друга в полном замешательстве.
- Тим. Не то чтобы это было важно. Но, представляешь ли ты что такое пара сантиметра?
- Какого я роста? - неожиданно спросила Жюстин
- Не знаю, метр-семьдесят? Семьдесят пять?

Жюстин покраснела от его ответа. Но не от смущения. Или от восторга. Скорее... что-то нервное? В этот момент я не мог сосредоточиться.

- По каким меркам, Тим? В ней метр пятьдесят. Я... Подожди, ты что, издеваешься надо мной?

Разговор продолжался в том же духе, даже немного накалился, пока я наконец не достал из набора инструментов рулетку. Мы с Тимом вместе измерили Жюстин.

- Ну, милая, хорошие новости, - сказал я ей, - Ты и впрямь выросла. Теперь твой рост официально равен метр пятьдесят пять.

К этому моменту шоу в перерыве закончилось, и дочь вернулась наверх.

***

После Суперкубка Жюстин болела почти всю неделю. В понедельник днем учительница математики отправила ее в кабинет медсестры, потому что она выглядела неважно. Но, едва она дошла до двери, как ее начало мутить. Прямо там, в дверном проеме. А потом... она упала в обморок. Медсестра сказала, что ей удалось подхватить Жюстин в паре сантиметров от пола.

Слова Тима, сказанные накануне вечером, эхом пронеслись у меня в голове. Может быть, на пару сантиметров.

Следующие четыре дня Жюстин не ходила в школу и пролежала в постели с лихорадкой и ознобом. Я каждый день приходил домой с работы с разными видами супа и хлебом из местной пекарни, и, по ее словам, это стоило того, чтобы заболеть. Забавный факт о Жюстин: ее любимая еда - суп и хлеб. Она твердо намерена когда-нибудь сделать татуировку с изображением буханки хлеба за ухом. Мне пока не удалось отговорить ее от этого.

К воскресенью ей стало лучше, мы съездили на пару часиков на юг города, чтобы навестить бабушку и дедушку по материнской линии. Мы по-прежнему виделись с ними довольно часто, но уже не так часто, как когда моя жена была еще жива.

- О, Боже! Ты слишком долго не привозил ее к нам! - воскликнула моя бывшая теща, обнимая меня.

- Я знаю, мама, - сказал я. Она настояла на том, чтобы я называла ее так, когда пришел в семью, женившись, и я видел необходимости прерывать эту традицию, - Но ведь прошел всего месяц или около того

Вечер прошел без происшествий. Однако, по дороге домой, размышляя о странностях сегодняшнего разговора и разговора с Тимом, я вдруг кое-что осознал. Странная закономерность, которая постепенно вырисовывалась на протяжении последних нескольких недель.

Жюстин всегда была общительна. Но у нее не будет телефона до 14 лет - суровое правило, подумаете вы, но она так много времени проводит за своим школьным ноутбуком, что я пока не могу смириться с появлением в ее жизни еще одного экрана. В общем, из-за этого ее друзья постоянно звонят на наш домашний телефон. Иногда, чтобы пригласить куда-нибудь, но чаще просто поболтать. Элли. Каденс. Зоуи. Фиона. Кажущийся бесконечным парад сплетен от бесконечного парада тринадцатилетних подростков. Почти всегда девочек.

Но все изменилось. В последние несколько недель все больше молодых голосов, спрашивающих, дома ли Жюстин, принадлежали... мальчикам. Каким-то образом это совершенно не замечалось мной до этого самого момента. Наверное, после смерти Анны я был немного не в себе. Поразмыслив, я решил затронуть эту тему.

- Итак... в последнее время к нам домой звонят много мальчиков, - да, я мастер деликатности.

Джастин насмешливо хмыкнула.
- О, Боже. Паааап
- Что? - спросила я. – Мне нельзя спросить?
- Можно, - проворчала она, - Но это не значит, что я отвечу.

В последнее время она была такой скрытной во всем. Как прошел ее день. Что она и ее друзья делали. Уже несколько месяцев она выходила из себя, если я приближался к ее спальне. Типичное поведение девочки-подростка, думал я, и старался отнестись к этому с юмором.

- Я просто говорю, что заметил. Кто-нибудь, о ком я должен беспокоить...

Джастин коротко вздохнула.

- Ладно, ладно, не буду об этом, - рассмеялся я, - Нельзя винить отца за то, что он...

И тут Жюстину вырвало на приборную панель густой серой грязью.

Я был так потрясен, что затормозил прямо посреди дороги. Машина объехала меня, посигналив. В ужасе я смотрел на свою дочь, которая медленно поворачивалась ко мне.

Белки ее глаз светились.

- Я не... папа, мне нехорошо. Я…

Жюстин извергла на мои колени очередную порцию ядовитой рвоты. Пахло не желчью, а гниющим мясом. Я заткнул себе рот, когда запах достиг ноздрей.

- П-пааап, - застонала она, а затем обмякла, повесив голову, ее тело удерживалось в вертикальном положении только благодаря застегнутому ремню безопасности. Из ее рта вниз по бедру тянулась ниточка серой слизи.

Не знаю, с какой скоростью я ехал до ближайшего отделения скорой помощи.

***

- Это то, что вышло из нее? - спросил доктор, войдя в нашу палату. Он держал в руках пузырек с веществом, возможно, немного дальше от своего тела, чем требовалось.

Я безучастно кивнул, глядя на дочь, лежащую без сознания на больничной койке.

- Что это? - спросил я.

- Это... ну, в основном грязь, - сказал он, - Может быть, какие-то химикаты. Минералы. Пахнет серой, я думаю. Мы не можем знать наверняка, пока не проведем анализ.

То, что он сказал, меня не очень удивило. Вы бы поняли, если бы увидели.

Жюстин пробыла в больнице два полных дня. Я позвонил своему начальнику, отличному парню, и объяснил ситуацию, чтобы взять отгул. Я рассказал ему обо всем - кроме ее глаз, которые нечеловечески сияли. Но только на мгновение. Возможно, мне все это показалось.

Врачи провели несколько тестов и в итоге поставили диагноз «опасно низкий уровень железа». И назначили витамины. Это должно помочь справиться с рвотой.

О, и они подтвердили ее рост. Она была слишком слаба, чтобы стоять, поэтому они измерили ее, пока она лежала. Примерно метр пятьдесят, как я и думал.

- Это... не похоже на правду, - сказала медсестра и измерила ее снова. Она посмотрела на измерительную ленту, издала странный звук, пожала плечами и ушла.
***

С тех пор дочь не ходила в школу, но на прошлой неделе я посетил родительское собрание. Отчасти для того, чтобы извиниться за ее длительное отсутствие, а отчасти - как педагог, который сам работает в другой школе неподалеку, дабы узнать мнение ее учителей.

Трое из них упомянули о ее несуществующем скачке роста.

- Я сама быстро росла, - сказала учительница математики. Та самая, которая отправила мою дочь в медицинский кабинет. - Я несколько месяцев чувствовала голод и слабость. Полагаю, просто их телу требуется некоторое время, чтобы привыкнуть.

Я кивнул, стараясь выглядеть таким же понимающим ситуацию, как и она. Но как это возможно?

Вчера в душе я обнаружил клок длинных волос Жюстин. Не обычные несколько волосков. Целый клок. А ее температура то подскакивает, то приходит в норму. У меня нет ни малейшего представления о том, что с ней не так.

Но мне кажется, у нее есть.

Прошлой ночью я спал беспокойно. Ночью я заряжаю телефон на комоде в другом конце комнаты - если он рядом со мной, я выключаю будильник, не вставая, и снова засыпаю. Но на ночь я забыл поставить его на беззвучный режим. Должно быть, он разбудил меня пятью жужжащими уведомлениями. Разве обычно я начинаю свой день с такого количества сообщений? Я изо всех сил старался не обращать на это внимания.

Наконец меня окончательно разбудил шум голосов наверху. Жюстин, в панике подумал я. Схватил бейсбольную биту из-под кровати. Взял с комода телефон, чтобы включить фонарик и бросился вверх по лестнице.

Из-под закрытой двери было видно странное свечение. Голоса стали громче. Ритмичнее. В ее комнате. Я потянулся к дверной ручке. Она была заперта.

Но как, у двери не было замка.

- Жюстин!!! - закричал я, колотя в дверь кулаком. Голоса в ответ, казалось, стали тише. Но я все равно их слышал. Певучие. Не английские. Они звучали со злостью.

Я ударил плечом в дверь. Раз. Два. С третьей попытки рама сломалась, и дверь распахнулась. Внутри никого не было. Никого, кроме Жюстин.

Вот только... это была не совсем она. Жюстин была там, стояла перед зеркалом в полный рост. Она стояла спиной ко мне и была одета в кроваво-красную накидку. Но ее отражение... нет. Этого не могло быть.

Моей дочери было 13, а выглядела она на 11. Но в зеркале я видел почти взрослую женщину. Выше. Красивее. Она была поразительно похожа на свою мать, когда та была молодой. И лицо ее выглядело надменным и гордым.

Я видел это лишь мельком. Жюстин повернулась ко мне, и ее отражение снова стало таким, каким и должно было быть. Но эта ее более молодая версия - настоящая версия – имела на лице то же ужасное выражение. Она стояла среди круга свечей, зажженных на полу.

Некоторое время мы смотрели друг на друга. Потом она заговорила.

- Возвращайся в постель, папа.

Я застыл на месте, не зная, что делать. Возможно, и нечего было делать. Но нельзя было просто уйти.. В конце концов я сделал неуверенный шаг в ее сторону.

- Жюстин… - начал я

Дочь притопнула ногой, чего я не видел от нее уже много лет. С тех пор как она была совсем ребенком. Она закричала в гневе, и ее голос едва ли звучал по-человечески.

- Я сказала, возвращайся В ПОСТЕЛЬ!

Свечи, окружавшие ее ноги, разом погасли. После этого, что-то, какая-то сила, сбила меня с ног и вышвырнула из комнаты с такой силой, что я ударился головой о стену в коридоре. Дверь захлопнулась, и из-за нее послышались тихие рыдания Жюстин.

Несколько минут я сидел, прислонившись к стене, в полубессознательном состоянии. В конце концов, ошеломленный, потирая затылок, я начал приходить в себя. Что, черт возьми, только что произошло? Я ничего не видел. Фонарик в телефоне выключился. Включив его, я заметил те уведомления, которые пропустил этой ночью. Это были пропущенные вызовы. Восемь. От моего начальника.

Было и сообщение.

«ПЕРЕЗВОНИ МНЕ КАК МОЖНО СКОРЕЕ. ЭТО КАСАЕТСЯ ЖЮСТИН»

Так я и сделал. Он взял трубку на первом же гудке.

- Хэнк? Извини, что напугал тебя, приятель

Я не знал, что сказать.
- Я…
-Послушай, сегодня вечером я встречался с другими директорами округа. И я думаю, что у меня есть информация о том, что происходит с твоей дочерью. Почему она заболела. Это нехорошо, Хэнк. Ты один?

Я оглядел коридор и мрачно усмехнулся.
- Я... наверное, да.
- Четверо других директоров шептались об этом, но я подслушал. Их ученики, девочки, падали в обморок в школе. Страшная лихорадка. Одну вырвало в медпункте, и, похоже, они никогда ничего подобного не видели. С тех пор они не могут вывести этот запах.
- Господи, - пробормотал я, - Это вирус? Какой-то...
- Хэнк, все гораздо хуже. Вчера они нашли кучу... странного дерьма, в спальне одной из этих девочек.
- Странного дерьма?
- Сатанинского, Хэнк. Типа, оккультное дерьмо. Для... не знаю. Ритуалов. Директор позвонил другому родителю, они обыскали комнату другой девочки. В последнее время она вела себя странно. Люди относились к ней странно. Они нашли то же самое дерьмо. Похоже, других родителей уведомили. Никто пока не знает, что происходит. Девочки не хотят говорить.

Я не знал что сказать. На мгновение повисла тишина и стали слышны лишь слабые звуки, издаваемые моей дочерью, которая все еще плакала в своей комнате.

- Хэнк? Я ничего не сказал им о твоей дочери, если ты об этом беспокоишься. Я решил, что оставлю это на твое усмотрение. Кто знает, может быть, с ней то же самое. Они считают, что эти девочки могли тайно общаться в Интернете. Не знаю. Возможно они сговорились.

От этих слов у меня пересохло в горле.

- Что они сделали? Родители?
- Они ничего не могут сделать, Хэнк. Ведется полномасштабное расследование. Некоторые из этих девочек очень больны. Насколько я понял, пару из них уже забрали.
- Забрали? В больницу?
- Нет, не в больницу. Их поместили в психиатрическую клинику, Хэнк. Но почему? Ты думаешь... я хочу сказать, может ли твоя Джастин быть...?

Я молчал. Но он воспринял мое молчание как ответ и продолжил.

- Я прослежу, чтобы тебя заменили на уроках, Хэнк. Удачи! - после чего послышались гудки.

Жюстин забрали сегодня утром. Я долго отвечал на вопросы людей из соцдепартамента. Очень долго. Но в конце концов они ушли. Теперь в доме так тихо, что хочется кричать. Я не знаю, что происходит. Не знаю, что делать. Просто хочу вернуть свою дочку.
Хотя, если честно… Я уже не уверен, что это моя дочь.
~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Ксения Кузнецова специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

«Я верю, что последнее слово останется за безоружной правдой и безусловной любовью. Вот почему добро, пусть и временно побежденное, сильнее торжествующего зла»

Доктор Кинг сказал это, столкнувшись со сценарием, который предполагал самый сложный путь. Путь, который предполагал борьбу с самыми жестокими видами расовой несправедливости, чтобы искоренить системные проблемы, которые были... и все еще остаются.

Я верю, что мы сможем искоренить их вместе. Путем сложных разговоров и практических изменений.

Меня зовут мадам Нэлл Локвуд, я - Последний Пожиратель Грехов. И это конец моей истории.

Я стояла посреди комнаты. Воплощения старших грехов устремились на меня, Нестор был прижат к земле ногой все еще растерянного Бака, Эдгара нигде не было видно, как пока и толпы заключенных, спешащих со всех закутков тюрьмы, со злыми намерениями в головах, готовых разорвать цель на части.

Сказать, что я почувствовала, как на меня навалилась чудовищность ситуации, было бы грубым преуменьшением.

Выхватив нож, я все еще задавалась вопросами о том, как моя мать оказалась здесь, о моих отношениях с Надзирателем по прозвищу Всеотец... что не так с Баком... но не смотря на все эти вопросы, я должна была продолжать выполнять поставленную задачу: уничтожить как можно больше заключенных тут монстров.

Только когда нож внезапно вонзился в мою грудь, пришло ощущение, что мир затих. Стало жарко, я почувствовала, как дыхание становится все более поверхностным, я задыхалась. Подняв глаза я увидела Бака, его лицо исказилось агонии, казалось, что его руки действовали без его ведома.

– Бак… - Это было все, что я успела произнести, прежде чем мир стал холодным и меркнущим.

Последнее, что я запомнила - тьма. Холодная, неумолимая пустота, которая опутывала душу, замораживала кости и заставляла мою плоть чувствовать себя так, словно она находилась в печи крематория. От меня отрывали кусочек за кусочком, а сознание разлеталось в разные стороны.

Казалось, что меня тянут сразу в нескольких направлениях, сенсорная перегрузка чередовалась с чувством полного спокойствия. Я была там, где должна быть.

– Элеонора Гвинедд Локвуд, я так много о вас слышала.

Из абсолютной темноты вырвалось маленькое, слабое пламя. Оно находилось в фонаре, который висел на длинной толстой цепи, прикрепленной к большому металлическому посоху, торчащему из темноты, и не было видно кто его несет. Черно-белое пламя плясало в своей стеклянной тюрьме, и чем ближе оно приближалось ко мне, тем более целостной я себя чувствовала. Зрение начало проясняться, слух вернулся, а приглушенный голос стал отчетливее. Голос с английским акцентом разрезал воздух и принес знакомые нотки, появился запах женьшеня и шалфея, от чего становилось все спокойнее.

Вслед за фонарем появилась фигура. Одетая в темную мантию, скелетоподобная фигура потянулась ко мне, помогая встать. Лицо ее было скрыто за траурной вуалью, но фрагменты костей было несложно разглядеть.

– Тебе будет трудно говорить, поэтому, пока ты не вернешь себе эту способность, я прошу тебя слушать. Ты переживаешь момент, с которым многие сталкиваются в определенный момент своей жизни. Для кого-то он незначителен. Для других это момент, за которым наблюдает весь мир. Все это воспринимают по-разному, и у всех своя реакция. Ты достигла своей цели, Нэлл. - Она протягивает мне костяную руку, унизанную браслетами и украшениями, я беру ее и даже не замечаю, что с ей приходится прикладывать усилия чтобы помочь мне встать. Мы идем вперед, и я обнаруживаю, что под нами нет ничего, только некая невидимой поверхности, а призрачный свет демонстрирует абсолютное небытие вокруг, пока спутница не взмахивает рукой.

– Что... я не… - прохрипела я, кажется голос еще не вернулся. Рука фигуры проходит рядом с моим лицом, и под ногами появляется необъятная картина, точно такая же, как в моих кошмарах. Красивые узоры, сложенные из звезд, туманности, проплывающие под ногами, а над головой вращаются галактики.

– Мертва ли ты? Нет. Просто спишь. Мгновение или... возможно, лучше будет сказать - промежуток между этими ипостасями. Ты сделаешь выбор, проснешься, и все изменится. Каждое действие будет иметь последствие. Хотела бы я, чтобы все произошло иначе. Правда, хотела бы. Именно поэтому я больше не вмешиваюсь в личные дела и ритуалы... это слишком грязно.

Она щелкает пальцами, и пространство под нашими ногами устремляется вперед, вниз, в наш мир и, в конце концов, в Стерджен. Ко всем моим друзьям и жителям, занимающимся своими делами. Каждый из них блаженно не знает, что те самые грехи, которые я изгоняла в тюрьме, теперь прилипли к ним, а солнце неуклонно темнеет, когда великое Бедствие окутывает его, погружая город в сумерки.

– Если ты оступишься, Нэлл, вот что постигнет Стерджен. Вот, что постигнет каждую душу, если хватит зла, красноречия и терпения. Всеотец... Амос... он не остановится. Никто из них не остановится. Безудержные заберут все души, какие только смогут, пока не останется ни одной. Тогда...

Она приподняла голову и взглянула на лица семи чудовищ, скрытых в глубине небес. Мириада глаз, рты оскалившиеся от ликования. Вознесенные люди с готовностью бросались в зияющие пасти, приумножая их силу. В конце концов они объединились и послали на Стерджон единую дугу черного света, уничтожив его за считанные секунды. Ужас от этой сцены был сильнее горя, которое я испытывала от того, что так много жизней угасло в один миг, а на мои плечи легла ответственность, которую я не могла постичь.

– Пустота. Затем они переместятся в другое место и начнут все сначала. Как делали это на протяжении бесчисленных эпох. Вот что ждет их всех, если ты не сможешь сделать выбор. Правильный выбор. Единственный выбор.

– Что ты предлагаешь? - спросила я после долгой паузы. Спутница не отрывала взгляда от разрушений внизу.

– Жизнь за жизнь. Жертва, чтобы проложить путь в нужное русло.

Сцена переместилась в тюрьму. В замедленной съемке на нас надвигалась армада убийц. Бак замер над растерянным Нестором с остекленевшими глазами.

– Он был заражен вирусом Гордыни, который смещает перспективу и толкает любую добрую душу на ужасные поступки. Ты, кажется, контролируешь ситуацию, но Бак слишком слаб после операции. Он убьет Нестора, если я не вмешаюсь. Если ТЫ не вмешаешься. - Она повернулась ко мне, в ее голосе слышалась усталость, а в черном плаще мерцали души бесчисленного множества людей, ожидающих переправы в новую жизнь.

Прежде чем я успела ответить, она вновь щелкнула пальцами, и передо мной промелькнула серия изображений: люди, которых я никогда не встречала, но с которыми была необъяснимая и глубокая связь, все они были мертвы. Кто-то с улыбкой на лице, кто-то просто исчез в мгновение ока, кто-то говорил о воссоединении с семьей, которую потерял и скучал по тем, кого оставил. Все они отдали свои жизни в поисках лучшего будущего. Будущее без Амоса.

– Почему я плачу? Я не знаю этих людей. И я не... я не понимаю. - Боль пронеслась по всему телу, первая настоящая боль, которую я почувствовала с тех пор, как очнулась здесь. Боль, непреодолимо сильнее физической, словно мне пришлось бесконечное множество раз пережить потерю матери.

Леди Смерть взяла мою руку в свою, не отрывая взгляда от множества тел, лежащих и ждущих, пока она и ее эмиссары соберут их.

– В конце концов ты это сделаешь, Нэлл. - Она говорила мягко, приглушенный голос звучал в моих ушах и дергали за сердечные струны, будто она разделяла каждую унцию моего горя. - Все случится, и ты будешь так благодарна за это. И даже больше . Эти люди однажды изменят тебя. Но все начинается здесь.

Когда картинка снова вернулась к Баку, я почувствовала, что начинаю торговаться, прекрасно понимая всю бесполезность подобных действий.

– С твоего благословения отправь меня обратно. И дай любое оружие, все, что угодно, и я клянусь, что смогу защитить его. Я смогу добраться до Всеотца и... может быть, если я это сделаю, заражение гордыней спадет с Бака?

– Истинное признание - это самое трудное. Понимаю. Если ты чувствуешь, что сможешь, я дам тебе шанс. Но мое предложение не изменится. Жизнь за жизнь. Будь то жизнь Всеотца Амоса или жизнь Бака... не мне решать. Или вмешиваться. - Она протягивает мне завернутое в ткань оружие и кладет руки поверх моих, сияние ее браслетов почти ослепляет. - Это всего лишь сон, но ты вспомнишь все, когда проснешься. Эта встреча будет с тобой, как и мой проводник... Присмотри за ним, ладно? Он один из моих любимцев. - На лице ее застыла улыбка, хоть и скрытая, но все же заметная. Не знаю, как череп может изменить свои черты, но, вытирая слезы и улыбаясь, я ощущаю непреодолимое чувство легкости.

Все вокруг расплывается, и мое тело начинает чувствовать боль, грудь пульсирует и горит, когда картинка рассеивается и исчезает из виду.

– Спасибо, миледи.

***

Холодный пол - первое ощущение, которое проходит по моему проснувшемуся телу, глаза смотрят вниз, на нож, все еще всаженный в грудь и почему-то не затронувший жизненно важные органы. Руки хватаются за рукоятку, и с криком я выдергиваю лезвие, рана необъяснимым образом исчезает не оставляя и следа.

– Что за день, кого только не встретишь... - сказала я вставая на одно колено. Ко мне приближался заключенный с длинными острыми когтями наготове и злыми помыслами в голове. Взгляд упал на Нестора, все еще лежавшего на земле, сдерживаемого Баком. - Эй, не лежи пластом, у него все еще дырка в голове, полученная на охоте, ударь его промеж глаз, и он отключится как лампочка. Не думай, делай! И брось мне iPod!

В то же мгновение Нестор откинулся назад, чтобы голова все еще растерянного Бака встретилась со стеной. Заключенный бросился на меня с растопыренными когтями. Откатившись назад и встав на ноги, я поставила ему подножку, свободной рукой схватила за голову и, используя импульс его движения, впечатала его головой в твердый бетон, а ботинком со стальным носком ударила по шее, чтобы он замолчал навсегда. Выхватив у Нестора iPod, я облегченно вздохнула понимая, что он все еще не разрядился, пока вставляла наушники. Когда заиграла музыка, на моем лице появилась улыбка. Пользуясь моментом, я проорала на всю тюрьму, увидев вдалеке черную фигуру.

– Я понимаю, что Всеотец призвал схватить меня и моего друга, сказал, что отпустит вас всех, если это удастся. Но он не сказал вам, кто я. Кто я такая.

Эдгар пролетел над головой и сбросил в протянутую руку сверток, в котором лежала красивая, сверкающая в свете сигнальных ламп, коса. Нестор протянул руку уставшему хищнику, а другой потащил Бака в безопасное место открытой камеры, на его лице играла улыбка.

– Я Нэлл, мать его, Локвуд. Последний Пожиратель Грехов. И каждый из вас…- Я направила косу в их сторону, и во мне зародилась уверенность, которая смешалась с глубоко спрятанным страхом. – Вот-вот будет поглощен.

Я всегда умела отгораживаться от мира, от его криков, оскорблений и бредней. Будь то высказывания о расизме, сексизме или общем фанатизме, я становилась невосприимчивой к ним. Музыка и сосредоточенность - это все что нужно в такие моменты. Хотелось бы сказать, что я действовала изящно, что я была сообразительна и полна решимости.

Но нет, я впитала в себя все грехи этой тюрьмы и воплощала каждый из них, поражая заключенного за заключенным в своем стремлении сохранить тех, кого я любила. Как будто Леди Смерть наблюдала и вела счет стоя рядом со мной.

Страсть к победе, Жадность до соперничества, Зависть ко всем этим никчемным болванам, уже потерявшим шанс на искупление и не заботящимся ни о чем, кроме базовых инстинктов, Лень от понимая в глубине души невозможности изменить что-то... Обжорство от желания проводить больше времени с Баком и матерью... Гордость за свои способности и Гнев от осознания того, откуда идут мои корни.

Множество заключенных устремилось ко мне, ничуть не обескураженные моей бравадой или угрозами. Ничего страшного, я пожну всех до единого, если это означает, что удастся спасти Бака. Плевать, 50, 100 или 10 000 душ придется забрать. Ни одна из них не стоит Бака.

Ты не можешь его спасти.

Нет, заткнись, я могу. Мне просто нужно уничтожить их всех. Сальто через верзилу, разворот и удар, чтобы снести ему голову и заодно его другу, шаг в сторону от надвигающегося удара и ответный удар сапогом в лицо. Я могу это сделать, я могу...

Их слишком много. Ты устанешь.

Черт с тобой, прекрати. Просто прекрати. Я не собираюсь сдаваться. Еще дюжина - и все. Этот клинок наделяет меня силой десяти Нелл!

И все равно этого будет недостаточно.

Внутренняя борьба продолжалась, пока я отбивалась от бесчисленного полчища жестоких убийц. В какой-то момент толпа обступила и навалилась, угрожая отнять все, что у меня было.

– Черт, Леди Смерть помогла тебе? Пожалуй, тогда, я могу снять ограничения! - воскликнул Нестор с высоты груды тел. - Memento Mori.

В одно мгновение тела были подброшены в воздух и разбросаны в разные стороны. Одни повисли на перилах в 40 футах над нами, другие смялись в кучу. Когда один из крупных мужчин разорвал строй и бросился на меня с заточкой, Нестор метнулся вперед и одним мощным ударом ноги отправил его в бетонную стену, от чего заключенный врезался в нее с такой силой, что вокруг образовались мелкие трещины.

Нестор выглядел крупнее и крепче, чем обычно. Руки были более мощными, он стал немного выше, Эдгар кружил рядом с ним и тоже стал явно крупнее. На руках Нестора в черных перчатках проглядывались обсидиановые кастеты, ноги покрыли толстые щитки.

– Фраза, которую мне сказали использовать только в том случае, если дела пойдут совсем плохо и будет дан знак. Полагаю, это он и есть. Ты позаботишься о самом Дорогом Папочке, а я займусь всякой шушерой! - Он нанес еще один удар, и толпа отхлынула назад, как приливная волна. - Вперед! Я присоединюсь к тебе, когда смогу!

Кивнув в знак благодарности, я промчалась мимо все еще находящихся в сознании заключенных и мимо камеры, на мгновение заглянув внутрь, чтобы убедиться, что Бак лежит без сознания. Этот взгляд наполнил меня большим ужасом, чем все, что мне подкидывали в тюрьме.

Камера оказалась пустой.

Времени на остановку не было, оставалось только надеяться, что он одумался и придет на помощь. Я вижу, как навстречу мне маршируют грешники, каждый из которых - не более чем подобие своего греха. Угрожающие, да, но не стоящие моего внимания, когда Нестор и Эдгар так сильны.

Подбежав ближе, держа косу наготове, я остановилась, когда Эдгар взвился в воздух и закрыл мне путь своими черными крыльями.

«Защити маму. Защити папу. Убей Трупоеда».

– Убью, милый. Обязательно. - и я рванула с места, когда ворон закричал, отвлекая внимание на себя, пролетая между протянутыми руками и голодными ртами.

Всего через несколько мгновений я смогу положить этому конец.

***

Открывая двери кабинета Надзирателя, я ожидала громких возгласов, столкновения клинков и быстрого решения проблемы. Наивно, знаю.

Вместо этого я оказалась прикована к полу, когда дверь захлопнулась, а свет погас.

– Ах, Нэлл, я не так хотел, чтобы мы наконец-то воссоединились таким образом, знаешь ли. Я надеялся, что ты придешь ко мне с распростертыми объятиями, и мы будем делать то, что необходимо, чтобы довести дело до предрешенного конца.

Мимо пронеслась тень, и бледное лицо Надзирателя стало едва различимым, пока глаза адаптировались.

– Я хочу, чтобы все закончилось, Надзиратель... Всеотец... как бы ты себя ни называл. Никто больше не должен пострадать.

Мужчина засмеялся, пока мое тело все еще не реагировало на попытки двигаться. Он подошел ближе, обхватив лицо руками.

Его глаза вылезли из глазниц, плоть отслаивалась, осыпалась, а черная кожа пузырилась под ней. Волосы неуклонно выпадали с его головы с каждым шагом.

– Ты не в силах остановить то, что набрало ход, моя милая Нэлли. Твоя мать не могла остановить это, и тебе это не под силу. Кто бы мог подумать, что родня будет так стараться выступить против меня? Мне казалось, что после поедания всех этих грехов ты придешь ко мне добровольно... но, похоже, твоя Гордость нуждается в дополнительной работе. - Моему взору представляется что-то аморфное за его спиной, когда Всеотец наклоняется. Длинные, нитеобразные конечности, торчащие из его спины, и что-то гротескное на его покрытом пеленой лице.

– Катись к черту. У меня нет отца! - прошипела я, когда коса выпала из моей руки и скрылась из виду.

– О, вот тут ты ошибаешься, любовь моя. У всех есть Отец. Тебе просто посчастливилось разделить мою родословную. Но сейчас ты можешь остановиться. У меня есть веская причина, чтобы ты сдалась...

Он хлопает в ладоши, и вперед выход Бак, механический, словно зомби. На его лбу ссадина, а глаза налиты кровью. Всеотец с гордостью кладет руки на его плечи и хлопает по ним.

– В душе твоего мальчика заложен вирус Гордыни. И мы оба знаем, что для снятия греха нужно его поглотить. Для этого, конечно, нужно время... время, которого у тебя нет. Итак, наступает последнее испытание, Нэлли. Последний выбор, который ты сделаешь, чтобы понять, готова ли ты сделать то, что должно быть сделано, чтобы помочь вернуть Стерджен и весь этот мир его истинным создателям.

Всеотец подталкивает Бака, чтобы тот встал на колени и кладет руку ему на голову, глаза Макгроу на мгновение закатываются.

– ОСТАНОВИСЬ! ПОЖАЛУЙСТА! - взмолилась я, наблюдая, как из носа Бака обильно потекла кровь, а улыбка Всеотца становится все шире, все чудовищнее.

– Может, ты и не вкусила грех своей матери, но ты сняла эмоциональные оковы, которые она наложила перед тем, как провалиться в пустоту - одну половину моих ограничений здесь. Другая была помещена в эти богом забытые тотемы и… - Он поднял руку и положил мне на лицо, обжигающая, ослепляющая боль пронеслась по каждой клеточке тела. - В вас двоих. Гордыня Макгроу и гордыня Пожирателей греха. Какие же вы жалкие.

Всеотец поднимает руку, и я падаю на пол, голова в оцепенении ложится на мягкий ковер, Надзиратель опускается на колени и смотрит на нас.

– Он может проснуться в любой момент, после чего станет следующим представителем Гордыни. Великий зверь, который будет рвать все на своем пути, пока не найдет достойного хозяина. Ты... ну, ты все еще моя дочь, так что ты будешь жить. Но тебе предстоит сделать выбор. Можешь последовать за мной, чтобы остановить, как когда-то пыталась твоя мать. Или останови мужчину, которого любишь. Черт, не хотел бы я оказаться на твоем месте, это точно! - Он идет к двери и только раз оглядывается. Ужасающий образ из моих кошмаров тянется за Всеотцом, почти сливаясь с ним, когда все большие куски кожи отслаиваются с его тела и из-под нее пробивается что-то потустороннее. Он стремительно меняется. - Знаешь, почему я выбрал фамилию Лейхенберг, Нелли? Она означает «гора трупов». Очень многие пытались остановить меня в этой жизни и в других... и всегда неудачно. Не совершай ту же ошибку. Буду с нетерпением ждать следующего воссоединения семьи.

Глаза Бака подергивались. Тусклый свет в комнате намекал, что Нестор и Эдгар изо всех сил пытаются выиграть время, но скоро они устанут. Заключенные были неумолимы, Тульпы приближались.

– T... Б... нe… - пробормотала я. Тело Всеотца напряглось и замерло, в нерешительности, оставить ли меня.

– Что это было? Тебе нужно говорить громче. У этой формы ограничен слух.

– Я... я присоединюсь к тебе, если поможешь мне подняться. - стыд переполнял меня. Всеотец затрясся на месте, едва не взвизгнув.

– Ты не лжешь, я вижу. Ну что ж, не мне отказывать своей смышленой дочери, не похожей на своих братьев и сестер, это уж точно. Пойдем, пойдем, позволь помочь тебе!

Он подхватил меня на руки и обнял.Сильное, любящее объятие, я чувствовала запах гнили и серы, а рядом с ним в золотой чаше появились грибы и фрукты.

– Я так горжусь тобой, Нелли. Я верил, что ты прозреешь и будешь счастлива присутствовать при вознесении!»

– Его не будет, отец.

Вытащив свой зазубренный нож, я глубоко вонзила его в спину Всеотца. Воздух покинул его легкие, когда я прижала его к себе. Руки его дергались, он царапался, пытаясь вырваться. Прошло несколько секунд, прежде чем я вытащила клинок и перерезала ему горло.

Он булькал еще секунду, пока черная кровь лилась из шеи, Всеотец в панике хватался за все, что находилось в комнате, в поисках опоры. Пройдя к миске, я начала поглощать фрукты, пирог с ганашем и грибы с невероятной скоростью. Глаза отца расширились и трясущимся пальцем он указал в мою сторону.

– Гордыня... приходит перед... падением… - Он хихикнул, и рухнул на пол, лицом вниз.

Всеотец был мертв.

Я бросилась к Баку, умоляя его открыть глаза.

– Эй! Бак, милый, ты должен открыть глаза, пожалуйста!

Положив его голову себе на колени, я ждала что он просто откроет галаза.

– Я выиграла, мы можем вернуться домой, тебе просто нужно… - Я остановилась на полуслове.С того места, где лежал Всеотец, донесся треск.

Его спина сгорбилась, а кожа продолжала чернеть и шелушиться.

Он менялся, подобно куколке.

– Ты... ты не можешь всегда побеждать, Нэлл.

Посмотрев вниз, я увидела Бака, он открыл глаза полные страха. Я мягко поглаживала его волосы, а внутри нарастал страх.

– Что-то... что-то во мне не так. Что бы ни сделал со мной Надзиратель, это вопит в моей голове, и я... я не могу...

Его кулаки сжались, и он до крови закусил губу. Бак сопротивлялся изо всех сил.

– О, милый... только не так... пожалуйста...

Тело продолжало извиваться, медленно меняя свою форму. У нас было не больше минуты.

– Плоооть.... Тюрьма...

Искаженный голос звал, что-то мерзкое вырывалось наружу. Беспокойство нарастало, Бак откликался от одного только призыва этого голоса, как мотылек на зловещее пламя.

Затем, словно по команде, iPod запустил последнюю песню в плейлисте, и я почувствовала, как мой мир рушится. Нежные мелодии фортепиано эхом разносились в тишине комнаты. Бак перестал биться в конвульсиях, его зрачки расширились, и он пришел в себя.

– Нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала, Нэлл. Если эта... штука внутри меня вырвется наружу. Мы вернемся к исходной точке. Но с моим компендиумом и всеми знаниями, которые я храню в этой голове... он станет еще опаснее. Мы не можем этого допустить. - положив свою руку на мою, Бак посмотрел на меня... по-настоящему посмотрел. - Ты должна положить этому конец. Сейчас же.

Вот о чем предупреждала меня Леди Смерть. О цене, которую придется заплатить. Жертва одного, чтобы остановить резню многих.

Глаза наполнились слезами, и все, что я держала взаперти, начало вываливаться наружу, как разбитый об пол фарфор: миллионы мелких осколков разлетались во все стороны, чтобы никогда больше не сложиться в единое целое.

– Бак, мне так повезло, что я знала тебя. Ты был моим наставником, моим другом... моим всем. - Я гладила его лицо, пытаясь запомнить грубость его подбородка, маленький шрам на правом глазу, мягкость волос. - Я всегда буду помнить о тебе.

Он просто улыбнулся, взял у меня наушник, вставил его себе и закрыл глаза.

– Неплохой способ уйти, учитывая все обстоятельства. У нас было приключение, мы рассказали несколько историй, и самое главное... я оказался в твоих объятиях. - Он вдохнул и затих. - Я люблю тебя, Нэлл Локву...

Обхватив его шею, я со всех сил сжала ее. Он не сопротивлялся, пока не сработали рефлексы выживания. Он приподнялся в попытке вывернуться. Что угодно, лишь бы оттолкнуть меня, бесцельно хватаясь за меня руками. Но он все еще был слаб... и он был хорошим учителем.

Слезы заливали лицо и стекали на Бака, когда я кричала. Кричала громче, чем когда-либо в своей жизни. Каждая унция моего горя вытекала через руки и гасила свет, которым был Саймон Макгроу.

– Люблю... тебя... Нэл… - Он задыхался, его глаза закатились, а тело обмякло.

Я не отводила взгляда от фигуры, появившейся в кабинете, и только стоны и хриплые крики, полные боли, не отпускали меня. Я не позволю этой твари забрать его.

– Я свободен от этой тюрьмы плоти. Я стану вратами, которыми должен был стать... так говорит АМОС! - с криком и ужасными звуками монстр пробил потолок и обосновался наверху.

Только поняв, что мозг неисправимо поврежден нехваткой кислорода, я положила Бака на пол, закрыла ему глаза и нежно поцеловала в лоб.

– Я знаю, ты сделал это, Бак. Я знаю, что ты это сделал.

Убедившись, что его телу удобно, я повернулась, чтобы выйти в коридор.

Оставляя свою любовь позади.

***

Свернув на главный этаж, я уже не видела ни ожесточенной битвы, ни врагов. Нестор просто указал вверх. От увиденной картины волосы встали дыбом: ужас огромной неописуемой формы с почти паучьим лицом, большими мощными конечностями и бесчисленным количеством глаз. Оно направило свой взор вверх, и луч черного света пронзил тюрьму. Грешники-тульпы стояли вокруг него в молитвенном круге.

– Где Бак? Мы должны уходить! - воскликнул Нестор перекрикивая шум.

Обернувшись к кабинету Надзирателя, на глазах вновь навернулись слезы, но на губах появилась улыбка, и я поблагодарил Леди Смерть. Тульпа Бака, с косой в руке, неслась к Амосу с целью уничтожить его.

– Заканчивает работу. - Ответила я, хватая Нестора за руку и бегом направляясь к выходу.

С невиданной силой он ударил косой по тульпам, рассекая их надвое, а затем врезался в бетонную колонну, разрушая ее и образуя пролом, через который тюрьма начала стремительно наполняться водой.

Добравшись до лифта, нажали на кнопку экстренного вызова. В окно лифта было видно, как персонал все так же метался по тюрьме, как и остальные заключенные, и тут под нами раздался сильный рев. Что бы там ни происходило, оно нарастало.

– Эй, Стейн! Тащи сюда свою пьяную задницу, срочно! У нас внештатная ситуация! - крикнул он в рацию.

– Да, я в курсе. Посадка через 5 минут. Мадам слушает? - отозвался его хрипловатый, странно меланхоличный голос. Нестор подтвердил, и он продолжил говорить:

«И величественные корабли идут

К своей гавани под холмом;

Но как же хочется прикоснуться к ускользающей руке!

И услышать голос, что безмолвен!»

Лифт достиг нужного уровня, и мы бросились к выходу. Огромная черная щупальца врезалась в шахту лифта, после чего раздался гортанный рев, пробирающий до костей. Из проделанной дыры начала выползать чудовищная масса с глазами.

– Я... врата... и они будут... открыты! - Она зарычала, и ужасающая какофония нечеловеческих голосов будоражила кровь, до момента когда ее утащили обратно вниз и втянули в яростную схватку где-то в недрах тюрьмы.

– Только не сегодня. Прощай, Отец. - Мы побежали к посадочной площадке, запрыгивая в самолет на ходу. Картина заполнения тюрьмы водой и бушующей вокруг бури соответствовала ее разрушительной природе.

– Разбейся, разбейся, разбейся, у подножия твоих скал, о море! - воскликнул Стейн, когда мы отлетели на приличное расстояние. Как только здание погрузилось под воду, из него хлынул густой свет, словно сработал взрыватель, и все здание погрузилось в огромный водоворот, а молнии и высокие волны захлестнули все вокруг. Стейн закончил свою мрачную поэму самыми подходящими строками, которые я когда-либо слышала.

«Но нежная благодать дня, который умер,

Никогда не вернется ко мне».

***

Первые две недели после потери Бака были непостижимо тяжелыми. Куда бы я ни шла, всё напоминало о Баке. Начиная с воспоминаний коллег, узнавших о его кончине, и заканчивая многими новичками в Стерджене, которых он вдохновил. Я перестала выходить на улицу, перестала делать что-либо, кроме походов за выпивкой и истерик по ночам.

На пятнадцатую ночь раздался стук, который не прекращался до тех пор, пока я не ответила. Вытащив себя из кабинета, где устроила юрту из старых воспоминаний и спального мешка, лишь бы быть рядом с вещами Бака и его запахом, я оделась и открыла дверь, полностью готовая прогнать бесцеремонную задницу, которая потревожила мой покой.

Посмотрев в глазок, я не увидел ничего, кроме тусклого света фонаря. Открыв дверь, я увидела, что на ней оставлена небольшая записка.

– Завтра в полночь. Memento Mori.

Днем я беспробудно спала, стараясь выглядеть и чувствовать себя соответственно длительному путешествию. После первого вояжа на самолете «Каракосса Эйрвейз» я знала, что мне понадобятся дополнительные силы. По какой-то причине я всегда чувствовала необходимость одеваться по случаю, наверное, это привили мне мои бабушка и дедушка.

Даже если я собиралась на что-то неожиданное и совершенно нежеланное.

Нестор встретил меня у входа в дом, обратив внимание на табличку «ПРОДАЕТСЯ» в палисаднике.

– Собираешься в какое-нибудь хорошее местечко, Нэлл?

– Ммм, не уверена. Может быть, в какой-нибудь домик на берегу океана, хотя я слышала, что далеко от Стерджена есть лечебница, где собираются всевозможные чудовища и кошмары, чтобы объединиться и привести здоровье в порядок. Может быть, я смогу найти среди них джинна, который исполнит мое желание… - Фыркнув, я покачала головой от собственной глупости. - Кого я обманываю, это путешествие в один конец. Ничего больше.

– Я бы не сказал, что все так просто. Пойдем, Леди Смерть хотела поговорить с тобой, и тут еще мой пернатый сын, очень хочет с тобой пообщаться.

Затем Нестор обнял меня, как старший брат, мы сели в такси, направляясь к посадочной площадке, где уже ждал самолет. Пока мы ехали, Нестор велел закрыть глаза, пока он наносил краску на мое лицо, сказав, что это «необходимо для ночных обрядов», бог знает, что это значит. Эдгар же устроился у меня на коленях, почти не шевелясь, тихонько попискивая и изредка произнося:

«Мама. Время. Бесценное».

Как будто он знал, что его ждет.

Не знаю точно, чего ожидала я, поднимаясь на борт, но мягкий оранжевый свет, красиво нарисованные черепа и бархатцы, украшающие вход сказочными огоньками, точно не то.

– Dia De Los Muertos... Конечно. - вздохнула я, наслаждаясь великолепием самолета и направляясь по проходу к передней части. - Нестор, ты сегодня не занят? Нужна помощь с буйными пассажирами?

Самолет начал плавный подъем, направляясь к близлежащему океану и пересекая его.

– О, я не думаю, что я такая уж буйная, просто немного нахальная, когда выпью немного вина, милая! - Любящий, рокочущий голос раздался из самого дальнего ряда, волосы были убраны в тот же пучок, что и раньше. Но когда женщина встала, я впервые разглядела ее как следует. Она была старше, усталость проступила на ее лице, но она все еще излучала красоту, которой я восхищалась, когда была маленькой девочкой.

– Мама, я думала, ты… - задохнулась я. Она шла по проходу ко мне.

– Думала, что убила меня или то, что от меня ничего не осталось в той тюрьме, что ты больше никогда меня не увидишь. Что ж, жаль разочаровывать! - рассмеялась она и протянула руки. Она была настоящей. - Я все еще здесь. Надзиратель... Амос, как его называют на самом деле - удивительно одаренное создание. И всегда им было, я полагаю. Заразив тебя болезнью собственной Гордыни, он знал, что тебя можно ослабить. А кто может использовать это лучше, чем я? О, я пыталась сопротивляться, но так много собственного я было потеряно в том... том месте, что его почти не осталось. Но я помню, о чем мы говорили, я помню, что мы обещали. И я все еще имею это в виду, Элеонора. - Мама шагнула вперед, провела рукой по моему лицу, от чего сердце сжалось от осознания ее реальности. - Я так по тебе скучала. И так рада, что смогла увидеть тебя, в последний раз.

Взглянув на себя в зеркало, я увидела, что лицо украшает грим в виде черепа. Повернувшись, я изо всех сил обняла маму, прижимаясь к ней и вызывая в памяти те давно потерянные воспоминания из детства.

– Я должна была оказать тебе любезность, Нэлл. Я всегда держу свое слово. - Донесся мягкий, манящий голос. Из тени вышла Леди Смерть в длинных перчатках, держа в руке пламя. Уже не скелетоподобная фигура, а красивая молодая женщина, чье лицо было скрыто под сложным макияжем черепа, манящая фигура. Мама отошла в сторонку, чтобы пропустить ее. - Ты так долго сражалась, ты была обязана... обязана быть доброй. Но я должна признать кое-что…- Жестом она пригласила меня занять место напротив нее, и я подчинилась.

– Нестор и Эдгар ведь не просто так получили задание помочь мне, не так ли? - спросила я, поскольку говорить прямо - это все, что мне оставалось на данный момент. Она кивнула, и пламя разгорелось, показывая смерти тех, кого я не знала, но почему-то любила.

– Ты изменила цикл, в какую сторону, мне не под силу полностью предугадать. Но теперь тебе, как проводнику, предстоит очень многое. Твой путь будет нелегким, Нэлл. Ты, как дочь Непреодолимого, должна знать это, прежде чем вступить на него. - Она вздохнула и потрясла головой, когда образы в пламени снова сменились. - Так много циклов в стольких местах. Со всеми из них ты познакомишься прямо или косвенно, как их проводник. Будь то, бар меж мирами, гостиница альтернативных миров, морг, вскрывающий аномалии и бедствия... Поместье с пророческими картами таро, дом для детских секретов в Стэйте, поле битвы кошмаров... и затем… - Я увидела себя постаревшей, стоящей перед костяным и злобным существом, покрытым саранчой и несущимся ко мне с вытянутыми руками. - Смерть. Ты приносишь цикл и уходишь вместе с ним. Великие перемены пройдут через тебя, Нэлл.

В голове у меня помутилось, чувство тревоги накрывало, но я не знала, как к нему отнестись.

– Я... это мой конец? Там, в этой яме?

– Ты не сможешь запомнить то, что я тебе покажу, это моя доброта, которую ты будешь хранить в своем подсознании, выпуская ее на поверхность только тогда, когда наступит твое время. С какой целью ты умрешь, я не могу сказать. Но когда ты будешь близка к этому, ты поймешь. Я хочу, чтобы ты знала куда отправляешься до того, как вступишь на этот путь. И чтобы тебе было легче начать... Memento Mori, Нэлл Локвуд. Никто не делает это в одиночку.

Как по команде, послышались шаги и на пороге появился Бак, в лунном свете, падающем на океан и преломляющемся в иллюминаторах, он выглядел ослепительно сияющим.

Бак улыбнулся. Я улыбнулась. Самый простой обмен, какой только можно себе представить.

Затем мы бросились в объятья друг к друга и поцеловались. Такой поцелуй бывает раз в жизни. Поцелуй в первый раз с человеком, которого ты знаешь и любишь уже много лет, поцелуй «я согласна» на свадьбе, когда один из участников ограничен во времени, поцелуй «скоро увидимся», когда ты знаешь, что это невозможно... Поцелуй, который крадет столько мгновений, сколько потребуется.

– Я же говорил, что все получится, правда? - Он усмехнулся, глаза блестели в свете. - Я заполучил свою тульпу, схватил косу... разбил этих придурков и... вот он я.

– Бак Нэсти Макгроу, ты даже в смерти оправдываешь свое имя, не так ли? - Я прижалась к его голове, сначала смеясь, но разрыдавшись следом. - Это ведь правда, не так ли? Ты - тот грех, который я буду нести, тот, который я никогда не смогу поглотить.

– Да. Так и есть. Сказал он тихо, его голос был хриплым и полным сожаления. - Но я всегда буду с тобой. Неважно, куда ты пойдешь и что будешь делать на охоте. Я буду рядом...

Самолет начал снижаться, оранжевые огни становились все ярче, а окружающее пространство погружалось в темноту. Мы достигли конца.

– Пока ты не будешь готова вернуться домой. - Голос Бака дрогнул от боли, в глазах стояли слезы, пока мы прижимались друг к другу. Отстранившись, он достал что-то из сумки.

– Ты даришь мне обручальное кольцо, Бак? - пошутила я, пытаясь любыми способами сохранить легкое настроение в эти последние минуты, когда мое сердце разбивалось на мелкие осколки. Он буркнул и покачал головой.

– Нет, я дарю тебе нечто более важное и обязательное... Компендиум. Я - последний хранитель... последний Макгроу. А ты - последний Пожиратель грехов... Мне кажется, это правильно, что он будет у тебя. - С этими словами он положил книгу мне в руки и поцеловал в лоб. - Теперь ты за это в ответе. Пока мы не воссоединимся.

Мама подошла и сделала то же самое, передав мне одно из своих колец.

– Я буду ждать тебя. У нас будет воскресное жаркое. Обещаю.

Я застыла, не в силах что-либо сделать, пока они направлялись к выходу, а рядом с ними стояла Леди Смерть, надевая на их запястья веночки из цветов магнолии, что-то шепча им на ухо и целуя в щеку, когда они проходили мимо.

Ослепительный свет заливал переднюю часть самолета, но ни один из них не выглядел обескураженным, они улыбались.

Последний образ Бака и мамы, выходящих за порог и четыре слова, вырвавшиеся из уст Бака, прежде чем дверь закрылась, и я попрощалась с двумя самыми важными людьми в моей жизни…

– О, наконец-то я дома...

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я только что растерзала самого мерзкого человека, олицетворявшего Гнев, теперь же мне предстоит расправиться с последним грехом, и значение этого человека нельзя недооценить...

Это моя собственная мать.

– Как... как это... я не… - не могла подобрать я слов, пока мой разум пытался осмыслить увиденное. Голоса Бака и Нестора, зовущих меня, смолкли, когда я потеряла сознание, истощение и тревога лишили меня всякой способности функционировать.

На этот раз, когда сон овладел мной, передо мной предстал ряд комнат. Одни из них были маленькими и знакомыми, другие - большими, тревожными и чужими. Но я была во всех, иногда одна, а иногда с друзьями, возлюбленными, семьей...

И в каждом случае призрак оказывался неподалеку. То нависал надо мной, рассказывая плохие новости, то сидел в углу комнаты, внимательно наблюдая за тем, как я занимаюсь чем-то безобидным. Какую бы комнату я ни выбрала на линии моей жизни, он всегда был рядом, словно привязанный.

Даже когда действие перенеслось в тюрьму, он занимал те же места, что и я. Стоя в углу во время допроса Похоти, сбоку от Жадности, прямо над головой у Зависти, под столом у Лени, держась за меня у Обжорства и необъяснимым образом укрываясь за столом в комнате с Гневом.

Когда мое сознание устремилось в зеленую комнату, где сейчас лежало мое тело, я наблюдала, как эта мерзость ползет по моему спящему телу и подносит к моему лицу 1 палец, после чего задирает голову и устремляет свой взор ко мне, на его разлагающемся лице расплывается улыбка.

«1»

***

Я не подскочила, как раньше, ибо уже привыкла к ужасам, которые приносил мир сна. Вместо этого я глубоко вдохнула и, продрав глаза, увидела, что Эдгар уютно устроился в моих волосах, тихонько посапывая.

«Удобно. Мама. Безопасно»

Он тихонько щебетал, льстя мне. Слабая улыбка появилась на моих губах, когда я увидела Нестора, читающего книгу.

Он хитро ухмыльнулся и посмотрел на часы.

– Долго же тебя не было, Бак как раз ушел переодеться. Отправимся наверх, как только ты будешь готова.

– Где Надзиратель? Он обычно находится поблизости, когда я просыпаюсь. Хочу поговорить с ним об этих проверках…

– Эти слова подразумевают использование кулаков и ног, направленных в его сторону? - спросил Нестор, изображая озабоченность, закрывая книгу и подходя к холодильнику. Я осторожно встала и взяла Эдгара на руки.

– Возможно. Но леди не бьют, а разговаривают. - Лукаво ответила я, разразившись смехом и пытаясь выкинуть работу на задворки сознания.

– Что ж, я не знаю где он. Видимо занимается последствиями побега Сирила Монкса и некоторыми другими проблемами. Поскольку речь идет о заключенном № 001, то, по его словам, ему нужно провести много каких-то организационных вещей. Но он сказал, что будет ждать в комнате допросов. - Нестор закрыл холодильник и протянул мне пару сэндвичей и стакан апельсинового сока. - А сейчас поешь, хотя надо сказать, что в самолете и то лучше кормили.

– Не возражаешь, если я спрошу тебя кое о чем, Нестор? - Сказала я, с удовольствием вгрызаясь в сандвичи с сыром и ветчиной. Он кивнул и жестом дал понять, чтобы я продолжала. - Каково это - работать на Леди Смерть?

Сделав паузу и на мгновение задумавшись, подыскивая подходящий способ сказать что-то о той, кто, как я могу предположить, постоянно подслушивает, он все же подобрал слова.

– Ни один день не похож на другой, ни одна ночь не бывает скучной. У нее есть поговорка, которую я стараюсь использовать по жизни, особенно при выполнении сложных заданий, которые, как я знаю, повлекут за собой много боли, борьбы и душевных терзаний. Нужно иметь мужество, чтобы принять свою судьбу, храбрость, чтобы переступить порог, и искренность, чтобы увидеть ее такой, какая она есть. Смерть может быть как грозной, так и всепрощающей, в зависимости от того, какой вы ее сделаете. Это путешествие, которое мы все должны пройти. Хотя идем по нему в одиночку... оно не должно быть без любящей компании в конце.

– Пошловато, но мне нравится. Это определенно девиз, под которым стоит жить.

Эдгар открыл глаза и, увидев еду, начал ластился ко мне, пока я не угостила его. Он вел себя так очаровательно, что трудно было удержаться.

– Некоторое время назад у нас были проблемы с террористической группировкой. Они называли себя «Смертельная катушка» и цеплялись к телам недавно умерших. Говорили, что сама смерть - преступление против человечества и ее нужно остановить. Когда мы имели с ними дело, приходилось вести неудобные разговоры о жизни, смерти и обо всем, что происходит между. В конце концов, это заставило меня кое-что понять… - Он улыбнулся, губы дрогнули, когда дверь открылась и вошел Бак, застегивая рубашку и все еще пытающийся обуздать свою бионическую руку.

– Это научило тебя, что все моменты имеют значение, и мы должны брать жизнь за рога и держаться до тех пор, пока она нас не свалит? - Он улыбнулся, несмотря на недостаток сил. - Я рад, что ты пришла в себя, Нэлл. Готова победить эту штуку и отправиться домой?

Я попыталась улыбнуться, изобразить уверенность, но как только он упомянул о работе, я почувствовала, как наваливается грусть.

– Эй, Нэлл. Ты же знаешь, что бы там ни было, это преодолимо. Если это твоя мать, мы все равно сможем разобраться с этим. Никто не должен пострадать, если мы этого не хотим, но… - Он опустился на одно колено и посмотрел прямо в глаза. - Я не уверен, что это твоя мать. Я думаю, кто-то долго… Очень долго играл с нами.

Я задумалась над его словами. Тесты, видения, информация, которой располагали заключенные. Все это стало складываться, как пазл, наполняя меня отвращением и гневом, не похожим на отвращение к Зависти, Обжорству или Гневу.

– Зачем? Зачем они это сделали? А главное, кто? - Когда я задала этот вопрос, Бак встал и уставился прямо в камеру наблюдения с гневным выражением на лице и нахмуренными бровями.

– О, я бы предположил, что это тот же человек, который подложил досье в мою книгу. Но это всего лишь догадка... «тест», если хотите. Но мы теряем время, нас ждет последний заключенный, и я уверен, что мы узнаем, кто это, когда дело будет сделано.

– Думаю, ты прав, мы можем закончить работу вместе. Ничего другого до тех пор не остается. Но я уверена, что у нас еще будет, кому надрать задницу, когда все будет сказано и сделано, верно, Эдгар?

«ВРЕМЯ БИТВЫ. ВРЕМЯ БИТВЫ.»

Он взмахнул крыльями и закружился по комнате, а затем запрыгнул на плечо Нестора. Мы направились к лифту в сопровождении охранника.

– Всех заключенных закрыли по камерам, освободив вам место с заключенным №001. Надзиратель говорит, что вам может понадобиться место, а заключенные будут только мешать. - Охранник указал в окно, пока мы продолжали спускаться. Оогромная дыра в дальней стене навевала тревожные мысли даже с такого расстояния.

– Отлично, это облегчает работу. Мы обязательно поблагодарим его. - Пошутила я, проверяя оборудование, когда лифт остановился, и мы переступили через широкий порог. Оглядывая окружавшие нас несколько этажей камер, я чувствовала, как на нас направлены кровожадные намерения тысяч заключенных.

Было такое ощущение, что мы - животные в клетке, за которыми наблюдают ради забавы.

Чем ближе мы подходили, тем сильнее запах бил в ноздри и тем сильнее бурлили мои эмоции.

Это был запах ее стряпни. Почти такой же, каким я его запомнила много лет назад.

– Нэлл, что бы ты там ни увидела, мне нужно, чтобы ты оставалась профессионалом, хорошо? - Голос Бака прорвался сквозь рассеянность, и он взял мою руку в свою. - Я знаю, что ты там почувствуешь, что увидишь... но в любом случае не теряй самообладания. Это может стать переломным моментом между жизнью и смертью. И что бы ни случилось, мы будем рядом с тобой.

Я улыбнулась и кивнула. Он всегда был хорошим наставником и вселял в меня ту дополнительную толику уверенности, о которой я и не подозревала. Когда мы подошли к двери, я увидела теплое сияние, исходящее от большой камеры. Из нее прозвучал голос.

– Только ты, любовь моя. Мальчикам придется подождать снаружи!

Голос был очень похож на ее...

– М-мама? Это ты? - Лишний вопрос, я знаю, но это все было слишком нереально.

– Не помню, чтобы я недавно меняла имя, так что да, это мама. Зайдешь?

Я посмотрела на Бака, Нестора и Эдгара, и все они, пожимая плечами и поглядывая в сторону двери, выглядели растерянными и обеспокоенными.

Глубоко вздохнув, я переступила порог и вошла в ее обитель.

Оказавшись внутри, я увидела, что камера полностью переделана под наш старый дом: на стенах висели небольшие украшения ручной работы, фотографии семьи и мои собственные украшали книжные полки, а на импровизированной кухне стояла моя мать. Совсем не похожая на свою фотографию, она не постарела ни на день с тех пор, как я видела ее в последний раз. В буквальном смысле. Высокая, пышная и красивая, с большой афрокосичкой, в синем комбинезоне и фартуке, она тихонько напевала, готовя еду.

Это было почти невыносимо.

– Присаживайся, милая. Я присоединюсь через минутку. Уверена, у тебя много вопросов! - Ее успокаивающий голос подействовал на меня так, что я беспрекословно выполнила все указания. Устроившись на удобном кожаном диване, я постаралась, чтобы захваченное оружие было под рукой. Я наблюдала, как женщина, которую я не видела более десяти лет, повернулась и тепло улыбнулась, поставив на стол чай. – Ужин будет не скоро, поэтому я подумала, что чая будет достаточно. О боже… - Мама посмотрела на меня и, кажется, только сейчас на самом деле увидела меня. Ее глаза наполнились слезами и она потянулась за носовым платком. - Элеонора... моя Нэлл... совсем взрослая. Ты такая красивая.

Я улыбнулась и изо всех сил стараясь скрыть слезы, хотя и напрасно - они покатились по лицу.

– Мама, я так по тебе скучала. Но я должна знать… - Я почувствовала, как желудок завязывается в узел, когда я заговорила, но ее теплая улыбка и кивок помогли успокоиться.

– Я знаю, солнышко. Тебе нужно знать, как я здесь оказалась, как все прошло и что будет дальше. Полагаю, нам стоит начать с первого вопроса, да?

Кивнув, я сделала глоток чая. Эрл Грей с нотками меда, ее собственная смесь, которая вернула меня домой. Я столько лет пыталась повторить его, но безуспешно.

– Той ночью мне сообщили по рации, что в центре леса что-то происходит. Люди видели, как кто-то разводит костер, и, разумеется, я должна была проверить что там происходит. Сначала мне казалось, что это обычное нарушение порядка. Ну, знаешь... дети балуют и все такое... но, увидев свет, пробивающийся сквозь ветви деревьев, я поняла, что это что-то другое. Кто-то звал меня к себе.

Я вспомнила, что ДеСантос говорил, что мама - это Мать-Накопительница, главная жрица Церкви Сумрачных Ходоков.

– Мама, мне сказали, что ты участвуешь в работе церкви, о которой я не знала... это правда? - Вновь накатило беспокойство, я не хотела знать, что эти слова о моей матери - правда, но необходимость спросить - вот почему я здесь. Ее лицо поникло, мама выглядела пристыженной.

– Когда я присоединилась к ним, это было не то, во что все превратилось. Всеотец, который управлял организацией, был потрясающе гениальным человеком, полным идей о том, каким может быть мир. Он хотел добиться больших перемен и видел потенциал в своих убеждениях. Когда я помогала ему, я была всего лишь... духовным наставником. Поскольку мы, Локвуды, можем видеть то, чего не видят другие… Это и было моей главной целью пребывания там. Но скоро это переросло в нечто ужасное... Когда я попыталась уйти, он сказал, что заберет тебя. ты станешь гордостью его монастыря. Вот кто ждал меня на лесной поляне той ночью.

Запах ее стряпни становился все сильнее, смешиваясь с другими ароматами, которые я не сразу узнала. Снаружи слышались какие-то разговоры, но я не обращала на них внимания.

– Что произошло в лесу? Я помню, что видела что-то во сне… - С трудом подбирая слова, я словно сбивалась с толку, пытаясь собрать события воедино. Она покачала головой.

– После того как я вышла на поляну и увидела там Всеотца, стоящего посреди костровища, а слева от него - странную черную пустоту... Я поняла, что что-то не так. Он сказал мне, что пришло время представить тебя церкви должным образом. Я ответила, что ты еще не готова, что я хочу дать тебе возможность выбора. Но... Милая, когда говоришь такому самоуверенному человеку, что он не может что-то заполучить, это ничем хорошим не заканчивается. Ты, должно быть, увидела свет или услышала шум, потому что как раз в тот момент, когда он направился к дому, а я пыталась его остановить, появилась ты с растерянным и испуганным видом. - Мама выглядела несчастной и испуганной. - Нэлл, созерцание Всеотца без предварительной подготовки часто бывает слишком тяжелым для любого человека, не говоря уже о ребенке. Ты закричала, а он схватил тебя, пытаясь заполучить, что хотел. Я... Видимо, включился материнский инстинкт, и я вырвала тебя и защищала, пока твое сознание колебалось. Но... Тут в дело вступила моя гордость, и он...

На ее глазах появились слезы, и она, всхлипывая, закрыла лицо руками. Это был странный момент - видеть, как твоя все еще молодая мать рыдает в твоем присутствии - это не то, с чем часто приходится сталкиваться.

– Мама, я уверена, что ты сделала все возможное, чтобы защитить меня. Что бы ты ни сделала, я все равно буду тебя любить. - Успокаивала я ее, не будучи уверенной в том, что смогу помочь, но все же желая успокоить.

– Но в этом-то все и дело, Нелл. Я совершила серьезную ошибку. Я позволил ему все-таки забрать тебя. - Она подняла глаза, красные и полные боли. - Он шептал на ухо слова о грядущих событиях, которые произойдут, если ты попадешь в церковь, под его влияние... И я позволила ему заразить тебя своей Гордыней, как он заразил меня. Ты корчилась, кричала и через некоторое время... затихла. Когда же очнулась, я пыталась ухаживать за тобой, но видела лишь ярость в твоих глазах. Предательство. Ты оттолкнула меня и... и я сдалась.

В воздухе повисла мертвая тишина. Казалось, мой разум раскалывается под тяжестью произнесенных слов. В голове пронеслись яркие воспоминания о той ночи, не было ничего, кроме пары злобных глаз и широкой ухмылки, обращенной ко мне.

Улыбки ничем не отличающаяся от той, что была в моих кошмарах.

– Я провалилась во всеобъемлющую пустоту и чувствовала, как распадается каждая частичка во мне, Нэлл. Я умирала снова и снова в этой черной пучине. Затем я очнулась и была доставлена сюда Надзирателем. Он устроил для меня комфортные условия, сказав, что я была приговорена к смерти моей собственной дочерью - Последним Пожирателем Грехов. - Договорив, она слабо улыбнулась, и на меня нахлынули горе и осознание. - Я смирилась с тем, что будет дальше. Что приводит меня к твоему следующему вопросу.

– Всеобъемлющая пустота... как ты… - начала я, но она покачала головой и отпила еще чая.

– Что произойдет дальше, так это то, что ты возьмешь нож и сделаешь то, что должно. Покончишь со всем здесь и сейчас. Ты отпустишь свою мать на вечный покой, зная, что она призналась в своем грехе. - Мама пристально смотрела на меня, в ее глазах была предельная искренность. - Ты делаешь работу, к которой тебя готовили бабушка и дедушка, и сделаешь то, что нужно сделать после.

Даже прося о смерти, она несла в себе изящество и красоту, потягивая чай и вставая, чтобы вымыть чашку.

– Что бы ни случилось, ты всегда будешь моей дочерью. Ты всегда будешь Нелл Локвуд. И ты будешь носить это имя с гордостью. - Мама подошла к маленькому динамику, в котором находился iPod, который она однажды подарила мне, и нажала на кнопку воспроизведения. - Не забывай, что, несмотря на все наши ошибки и заблуждения, в душе мы - Локвуды, хорошие люди… - Вздохнув, не глядя на меня, она продолжая мыть посуду. - Я готова отправиться домой, Нелли...

Зазвучали первые мягкие приглушенные тона Сэма Картера. Она определенно умела выбирать подходящую музыку, даже если при этом разбивала мое сердце.

«Должен быть более простой способ избавиться от этих чувств».

Встав, я вытащила нож и на подкашивающихся ногах направилась к матери.

«Так далеко от дома, мне нужен твой голос, чтобы держать себя в руках».

Нужно было просто прицелиться между ребер, ударить со всей силы и одним движением пронзить сердце. Через несколько мгновений все было бы кончено.

«Так... Так далеко от дома, что мне нужен твой голос».

Сжав рукоять ножа, я почувствовала, как каждый нерв в руке напрягся, как это было уже много раз. Запах ее блюд переполнял меня.

Видения о том, как мама купила мне на Рождество мою первую книгу о животных, как я наряжаюсь в ее костюм в школу в качестве своего героя. Хватит. Остановись. Пожалуйста.

«О, должен быть более легкий способ».

Через несколько мгновений все пройдет как по маслу.

«О, должен быть более простой способ избавиться от этих чувств».

Приблизившись, я вцепилась в ее плечо левой рукой, развернула ее и вогнала нож правой. Мама резко вдохнула воздух, глаза расширились, но на лице появилась улыбка. Она расслабилась и упала вперед, обхватив меня руками.

– Я всегда буду с тобой. Всегда, когда, где тебе будет хуже всего. Я люблю тебя, Нэлл.

Опустив ее тело на пол, я закрыла ей глаза и зарыдала навзрыд.

Хотелось бы мне сказать, что на этом моя история закончилась. Что мы освободили последнего грешника этой тюрьмы, собрали вещи и ушли. Что я оплакала потерю матери и устроила ей прекрасные проводы.

Но это всего-лишь красивые фантазии.

Свет выключился, и нас залил темно-красный свет, когда по внутренней связи раздался голос Надзирателя.

– Я вижу, вы победили последний грех - свою собственную мать... Браво, фрау Локвуд. Вы превзошли все мои ожидания, и я должен сказать… - Его голос понизился, и появился сильный акцент, не похожий на мой собственный британский. - Я так горжусь вами. Думаю, пора положить этому конец, не так ли?

Голова загудела, я посмотрела на тело матери и поняла, что не только на мне нет крови, но и на ней тоже. Она светилась яркой белой аурой, и запах ее стряпни улетучился, когда ее тело исчезло на моих глазах, а комната, в которой я стояла, стала пустой и грязной. Снаружи я услышала перепалку Бака и Нестора и, выйдя за порог, увидела, что Бак стоит над Нестором, а его рука крепко сжимает что-то сломанное.

Тотемы, которые нам дали, были уничтожены.

– Я позаботился о том, чтобы не было никаких лишних... проблем при моем освобождении отсюда. Гордость живет не только в вас, мисс Локвуд, но и в мистере Макгроу... Я позволил себе несколько лишних вольностей, когда его оперировали.

Раздался сигнал тревоги, и ужасающие звуки открывающихся дверей камер заполнили некогда тихие тюремные залы, а через главные двери начали входить люди. Знакомые фигуры.

– Вы думали, что освобождаете этих злодеев, отправляете их к их богам и смиряетесь с их судьбой. Но нет, вы стали ключом к освобождению от смертных оков и позволили им обрести прежние формы. Моя ситуация немного более... комплексная. Возможно, вы избавились от Гордыни, но я - нечто БОЛЬШЕЕ, чем Гордыня. Но вы и сами это прекрасно знаете, не так ли?

Фигуры Инкуба, Маммона, Молоха, Кирки, Белфегора, Ади и Тульпы вошли в двери, а заключенные встали перед перилами, глядя на нас сверху.

– Как отец, как дочь. - Гортанный смех заполнил комнату, а в моей душе зародился ужас.

Прочистив горло, он нажимает на кнопку микрофона, и все заключенные, которые раньше не смотрели в сторону окутанного пеленой кабинета Надзирателя, теперь задирают головы вверх, когда он снова заговорил.

– Внимание всем! Первым заключенным, которые убьют Нестора Холдена, Эдгара Кроу, сэра Саймона Бака Нэсти МакГроу и захватят живьем Нэлл Локвуд, будут смягчены приговоры. До тех пор этот объект будет находиться в режиме изоляции.

Я стояла на пороге полного забвения, не зная, с чего начать, когда в мою сторону устремились жестокость и убийственные намерения, Бак все еще находился в трансовом состоянии, а Нестор лежал на полу.

Это действительно было похоже на конец. Издевательские интонации Всеотца обрушились на меня, как только он закончил, пронзительные глаза и слишком знакомая ухмылка из моих кошмаров повергли в оцепенение.

– Удачи, Нэлл, я уже тобой горжусь.

***

ДАЛЕЕ: КОНЕЦ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Всего два греха стояли между нами и концом пребывания в этой мрачной тюрьме.

Я смотрела на тело Сирила Монкса, трапеза была завершена, а злость все еще бурлила в венах. Я все еще видела, чувствовала и осознавала его грехи. Каждой клеточкой своего естества жаждала причинить ему еще больше боли. Меня переполняло непреодолимое желание впиться зубами в его лицо и откусить нос. Желание было настолько сильным, что я почувствовал, как это чувство нарастает во мне, но все ограничилось сжатием зубов до скрипа.

Затрудненное дыхание Нестора и обезображенный вид Бака отвлекли меня от этого морального провала. Не успела я сделать и шага вперед, как двери распахнулись и в комнату хлынули толпы охранников, оцепляя территорию и оказывая срочную помощь все еще находящемуся без сознания Баку.

– Что ж, вы доказали, что знаете свое дело, фрау Локвуд. - Надзиратель стоял у тела Сирила, глядя на него сверху вниз. - Я не ожидал, что вы будете с ним... взаимодействовать физически. Вот каким человеком вы становитесь. Возможно, эта тюрьма все-таки подходящее место для вас, ja? - Это была шутка, но его глаза были полны любопытства и... радости?

– Я сделала то, что должна была, не более того. И я хотела бы отдохнуть, прежде чем встречусь со следующим заключенным, если позволите. - Ответ прозвучал категорично, хотя адреналин неуклонно выветривался и наваливалась усталость. Мужчина встал, размял шею, пожал плечами и закатал рукава.

– Des Teufels liebstes Möbelstück ist die lange Bank. - Ответил он, покачав головой, а затем посмотрел на меня и уточнил по-английски. - Любимый предмет мебели дьявола - скамейка. То, что вы откладываете на потом, позволяет дьяволу победить. Лучше сделать дело раньше, чем позже. Кроме того... Этот заключенный не такой, как все. #0744 - это уникальная личность, которая, я думаю, застанет врасплох даже вас. Его зовут Элдон Калико. 36 лет. Вы без труда найдете то, что вам нужно, в рекордно короткие сроки, в этом я вас уверяю. Более того… - Он подошел к Нестору и осмотрел его рану, а врачи занялись им, пока остальные укладывали Бака на носилки и торопливо выносили его из комнаты. - Если с вами будут герр Холден и дас... Krähe… Эдгар, не думаю, что вам понадобится информация от меня. Это будет испытанием только для вашего терпения.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но что толку спорить с манией величия? Потому просто вздохнула и направилась к двери.

– Как долго будет длиться операция Бака? - спросила я, надеясь у меня будет время вздремнуть и поесть. Грехи, которые я поглощала, никогда не насыщали меня.

– Я бы сказал, шесть часов, если мы будем действовать быстро. Используйте это время, чтобы покончить с этим грехом и отдохнуть. Уверяю вас, вы освободитесь в течение часа. Возьмите что-нибудь поесть в зеленой комнате, а мы займемся герр Холденом. У вас есть 20 минут. - Он видит недовольство на моем лице, и его выражение смягчается. - Я проверяю вас только потому, что верю в ваши способности, фрау Локвуд. Вы - яркая звезда в этой тюрьме, и я горжусь вами.

Больше мне нечего было сказать, я повернулась и направилась к зеленой комнате.

Гордость не позволила сделать это до того, как дверь закрылась за мной, но после этого я привалилась к стене и разрыдалась, подтянув колени к груди и хлюпая носом.

Я подвела их обоих. Я была дерзкой, я совершала ошибки, и это стоило им обоим... Бедный Бак...

Через несколько минут самобичевания лифт остановился, и взору предстала зеленая комната. Ноги с трудом держали меня, покачивая из стороны в сторону, пока остальное тело молило о кофе и пище, которая могла бы дать хоть какую-то энергию.

Сварив кофе и съев несколько сэндвичей, я опустилась в кресло и почувствовала как закрываются глаза.

Темнота. Вспышки образов из прошлого: запах маминой стряпни, ее мольбы не выходить из дома, прохладный летний воздух и густые заросли, царапающие мои руки, когда я мчалась к зловещему свету вдалеке, мужчина с широко раскрытыми глазами, манящий меня... Схватка. Кровь. Жгучая боль.

Затем фигура, стоящая в огненной яме. Его тело пылает, куски плоти плавятся и падают на пол. Шаткие руки вытянуты вперед и показывают по одному пальцу, улыбка сменилась хмурым взглядом, а мышцы с трудом удерживают его, когда по телу разливается огонь.

«2»

***

Я вздрогнула. Кофейник вновь вскипел, и было похоже, что меня не было всего несколько минут. Допив кофе и переодевшись в туалете, я вспомнила о нем, протянула руку в карман и нащупала тотем, надеясь, что просто ошиблась в рассуждениях и он в полном порядке.

Но он оказался разбит на три части, и тревога начала одолевать меня от одного только вида его в таком состоянии.

Если бы не Нестор, кричавший на Эдгара в коридоре, уверена, беспокойство поглотило бы меня полностью.

– Черт побери, Эдгар, перестань копаться в моей ране, она в порядке! - кричал Нестор, пока Эдгар летал вокруг и тихонько ворковал.

«ПОМОГИ, ПАПА. ЕШЬ МЕРТВУЮ ПЛОТЬ. ПОМОГИ ЭДГАРУ».

Он засмеялся, подлетев ко мне и прижавшись к шее, приземлившись на плечо, явно пытаясь задобрить меня. Должна признать, это сработало.

– Это не мертвая плоть! - протестовал Нестор, потирая рану. - Мисс Локву... э-э, Нелл, мы поднимемся через минуту. Ты только займи этого сукинового сына, чтобы он перестал покушаться на мою рану, ладно? - Сказал мужчина войдя в зеленую комнату.

«ВСЯКАЯ ПЛОТЬ - МЕРТВАЯ ПЛОТЬ»

Эдгар тихонько защебетал, повторяя «папа» снова и снова, пока я гладила его и чувствовала, как слабая улыбка впервые за долгое время пробегает по моему лицу.

Момент беспечности, который я со временем оценю и по которому буду тосковать.

Когда мы вышли в зону посещений, охранник пропустил нас вперед и указал на самую дальнюю комнату с торца - большой круглый купол, который при ближайшем рассмотрении можно было принять за выставочный зал ИКЕА. Повсюду была расставлена мебель, к которой никто не прикасался, на которой никто не сидел и которую никак не использовал. Книжный шкаф, который ничто не украшало, обеденный стол, на котором стояли самодельные тарелки и столовое серебро, но не было еды. Все было совершенно причудливо, и в центре всего этого сидел кроткий человек, устроившийся на стуле, нервно перебирая руками хорошо отглаженные брюки и время от времени теребя воротник рубашки. Когда его глаза встретились с моими, он поднялся и широко, искренне улыбнулся с непоколебимой вежливостью.

– А... Вы, должно быть, мадам Локвуд? Очень приятно, я Элдон. Уверен, вы устали, поэтому постараюсь не отнимать у вас много времени. - Он протянул дрожащую руку, и я просто уставилась на нее. Запах проникал в ноздри, но не настолько, чтобы определить, что это за аромат или напоминающий его вкус. Он убрал руку и покачался на ногах. - Конечно, наверное, не стоит ко мне прикасаться, я ведь все-таки заключенный... Пойдемте?

Нестор и Эдгар заняли свои места неподалеку, причем Эдгар издалека поддразнивал Элдона, к большому огорчению Нестора.

«ПАХНЕТ СЕРОЙ!».

Если Элдон и обиделся, то никак этого не показал, поскольку мы заняли свои места по разные стороны обеденного стола. Я заметила, что под куполом что-то движется, но не сводила глаз с заключенного.

– Итак, мистер Калико, почему вы здесь? - спросила я, внимательно следя за его поведением. - Если позволите, вы немного не похожи на наших обычных собеседников. Может, что-то перепутали?

Это, похоже, расслабило его, и он разразился искренним смехом. Идеальные белые зубы блестели на свету, придавая ему почти священный вид.

– У каждого из нас есть свои грехи и неприятности, не так ли? Я совершил несколько ошибок, возможно, расстроил нескольких человек своим нравом... но сейчас я стал намного лучше. Это заслуга этого учреждения и, надеюсь, вашей заслугой будет то, что вы сможете снять с меня остатки грехов прошлой жизни.

Этот запах становился все невыносимее, а окружающее давление - все тяжелее. Я посмотрел на Нестора, затем вздохнула и снова обратила свое внимание на Элдона.

– Вы любите детей, Элдон? - спросила я, чувствуя, как побелели костяшки пальцев от напряжения. Он склонил голову набок и искренне усмехнулся, а его добрые глаза с нежностью посмотрели на меня.

– Конечно, дети - это будущее, и я бы не доверял никому, кто не наслаждается их свободолюбием и открытой добротой. - Он откинулся назад и сложил руки на коленях. - Они - будущее, правда. Какой еще может быть ответ?

Глубоко вдохнув и задержав воздух в легких, я позволила запаху серы обжечь меня, а затем выдохнула и почувствовала жжение на языке.

– Тебе нравится их трахать? - Спросила я так прямо, как только можно. Пусть этот момент повиснет в воздухе, как хотелось бы мне, чтобы это давило на него. Улыбка Калико померкла первой. Она дергалась и сопротивлялась, но уголки опускались все ниже, а сверкающие зубы пропадали из виду. Я продолжала. - Должно быть, да, поскольку ты продолжал это делать даже после того, как община узнала об этом и отлучила тебя от церкви, вместо того чтобы вызвать полицию, поскольку родители не хотели выдвигать обвинения. Благодаря тебе та испуганная девочка стала первой из очень и очень многих.

Его аура была пропитана смолой, он ходил по комнате, оставляя на всей мебели бесчисленные отпечатки рук, обжигающе горячих на ощупь и наполненных невыразимыми запахами. Только снаружи мебель выглядит безупречно, но стоит подойти ближе...

– Это твоя основная вина, но не то, что привело тебя сюда, не так ли, мистер Калико? Нет, это то, что ты сделал, когда узнал, что город собирает улики, чтобы упрятать тебя за решетку, дабы не дать тебе увидеть ребенка, которого ты зачал с одной из тех маленьких девочек. Они были маленькими девочками, Элдон! Ты просто подобрался к одной из них в тот момент, когда она уже могла иметь детей, гребаное ты животное! - Мне становилось все труднее сохранять спокойствие, хотя я прекрасно понимала, почему начальник проверяет меня.

Он знал, что я раскушу этого человека еще до того, как заговорю с ним.

Глаза Элдона словно запали в череп, зрачки расширились и потеряли прежний яркий оттенок. Он медленно встал из-за стола и начал тяжело дышать, плечи сгорбились, на шее выступили вены. И все же я продолжала.

– Ты разозлился... так разозлился, что разорвал их на части голыми руками... одного за другим. Двадцать жителей деревни были убиты твоими руками, в том числе и твой собственный ребенок. Один взмах - и плач его затих. Ты явился сюда, думая, что нашел бога или, черт побери, как там его... и ты думаешь, что сможешь обмануть любого, даже меня. - Я встала и подошла к нему вплотную, нас разделяло около 15 футов. - Что ж, мне понадобилось 9 минут, чтобы разобраться в твоем дерьме, и я уже знаю какой грех лежит на твоих плечах. Гнев. Возможно, один из самых древних грехов, но, боже мой, его так легко обнаружить.

Тарелка на столе начала наполняться. Иглобрюх, тонко нарезанный, со всеми внутренностями, ждал, когда его съедят. Дыхание Элдона сменилось рычанием и ворчанием, его мускулы росли и рвали рубашку, а глаза становились все более пустыми.

– ЗАТКНИСЬ, ТВАРЬ. ТЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ О ТОМ, КТО Я ТАКОЙ! - Кулаки разбили стол, а я бросилась к тарелке и стала есть так быстро, как только могла. Элдон разносил мебель в щепки, когда Нестор вмешался, а Эдгар пролетел над головой и бросился клевать лицо заключенного, прежде чем удрать.

Я почувствовала, как ядовитая ярость почти мгновенно заполнила мое тело. То был обжигающий гнев на предыдущие грехи, на Надзирателя... на это гребаное чудовище передо мной. Меня больше не волновало, что его сожрет тульпа, чем бы ни было это мерзкое существо. Но я хотела, чтобы он умер от МОЕЙ руки.

Зрение помутилось, я поднялась со своего места, выхватила нож, дождалась возможности забраться ему на спину и начала вгонять зазубренный клинок в его плоть. Найдя мягкое место на лопатке, я вогнала нож по самую рукоять, а затем потянула на себя всем весом, рассекая кожу и ткани.

Он завопил, и это было хорошо. Я хотела, чтобы ему было больно, хотела, чтобы он был подавлен. В довесок я врезала ему сапогом по лицу, пока он вопил и истекал кровью.

Тульпа подплыла к Элдону и с любопытством посмотрела на него. Но я еще не закончила. Еще один удар по лицу повалил его на спину, и, встав над ним, с выпрыгивающим от адреналина сердцем и бешеной яростью в теле, я вонзила нож ему прямо в пах с криком, который, как мне казалось, я никогда не издам. Нестор просто смотрел в ужасе, а Эдгар крикнул «НЕТ».

Его крики боли были музыкой для моих ушей, когда тульпа опустилась на Элдона и заглушила все мысли о его гневе, боли и протестах. Подобно жертве удушья, он отбивался с особой жестокостью, пока жизнь не покинула его и он не стал не более чем прилипшей к земле свиньей.

– Ты не стоил ни нормального разговора, ни чего-то близкого к нему. - Плюнув на его тело, я направился к двери, не желая больше оглядываться и терпеть запах его греха. - Все в порядке, Нестор?

Нестор попятился и прочистил горло, зная, что я направляюсь в лазарет к Баку.

– Да... да, все хорошо. Думаю, сейчас самое время поблагодарить за то, что вся трапеза продлилась… Была быстрой...

***

Когда я добралась до лазарета, Бак все еще не пришел в себя, его тело было покрыто порезами и синяками. Мне сказали, что его рука не подлежит спасению и вместо нее ему поставят современный протез. Не знаю, как они это сделали, но эта чертова штука действительно могла сгибаться и реагировать так же, как и его человеческий аналог.

И все же, видя его в таком состоянии, таким израненным и страдающим... Я ощутила, как вина пересиливает мой Гнев, как только я подошла к его кровати. Глаза дрогнули и осторожно приоткрылись, чтобы увидеть меня, а улыбка, способная растопить ледяные шапки, сохранилась, несмотря на его травмы.

– Всегда рад помочь, Нэлл. Я так понимаю, ты остановила этого большого ублюдка? - Он сделал паузу, и я просто кивнула, погладив рукой его усталое лицо.

– У нас возникли некоторые проблемы, Бак. Некоторые осложнения, из-за которых нам пришлось продолжить работу без тебя. Ничего личного, просто надо было это сделать. - Нестор замялся, явно не привыкший к утешительным словам у постели. - Но тебе нужно было подлечиться, понимаешь?

– Подлечиться? От пары шишек и царапин-то... ой... ох, я вижу... - его голос упал до скрипучего шепота, когда он сжал руку, и механические пальцы ответили согласием. На мгновение я подумала, что его охватит ярость, страдание или отчаяние. Но вместо этого он рассмеялся. - Что ж, я знал, что рано или поздно потеряю что-то жизненно важное в этой работе! Мне повезло, что я зашел так далеко, как зашел, если честно... и теперь у меня есть крутой кулак, которым можно бить что угодно и не беспокоиться о медицинских счетах! - Он рассмеялся, и я почувствовала, как мое сердце екнуло.

Я сделала это. Из-за меня он попал сюда.

– У нас остался один заключенный, целый день на отдых, а потом мы отправимся к нему. Как думаешь, справишься с этой задачей? - Нестор наклонился, и Эдгар спрыгнул с его плеча на кровать Бака, посмотрел на него и наклонил голову.

«РОБОКОП. ЖЕЛЕЗНЫЙ ЧЕЛОВЕК. КРУЧЕ ВСЕХ!» - прокаркал он, когда Бак, улыбаясь, ласково погладил его по голове.

– Я последний и лучший Макгроу, который у них есть, не могу же я пополнять каталог с больничной койки, верно? Давай-ка откалибруем этого плохиша, а потом двинемся в путь.

Я вытащила тяжелую книгу из сумки и положила ее ему на колени, улыбнувшись.

– Посмотри на это с другой стороны, Бак. Ты не потерял свою пишущую руку!

Мы рассмеялись, и показалось, что последние несколько дней были не более чем дурным сном или далеким воспоминанием. Но мы знали, что нам предстоит последний грех и что это будет самое большое препятствие, которое нужно преодолеть.

Ни Надзирателя в поле зрения, ни пророческих иллюзий, только знание, что мы движемся вперед.

Когда Бак открыл сборник, из него выпало досье и упало на бок. Любопытствуя, мы взглянули на него и увидели название сверху;

Заключенный #001.

Открыв папку, я почувствовала боль и печаль, к которым не могла быть готова.

Не из-за совершенных преступлений, которых было бесчисленное множество.

Не из-за греха или тульпы, о которых не было почти никакой информации.Только название - «Гордыня».

Но из-за имени и приложенной к нему фотографии. Имени и фотографии, которые я храню в своей голове уже более десяти лет.

На фотографии была изображена всклокоченная женщина лет пятидесяти, с мертвым взглядом и горделивой ухмылкой, растянутой по лицу, с сигилом церкви Сумеречных ходоков.

Как ее зовут? Гвенллиан Ниа Локвуд.

***

Заключенный № 0744: Элдон Калико, Мясник из Феликсстоу.

Грех: гнев

Еда: Рыба, наполненная ядовитой яростью, которая заражает и причиняет вред как себе, так и другим.

«Мама...»

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ГОРДЫНЯ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Меня зовут Нэлл Локвуд, а если вы только что присоединились к нам, то я - Последний пожиратель грехов. Я только что расправилась с изощренным злом, которым была Лень. Теперь мне предстоит разобраться с куда более насущной проблемой: кто-то взял в заложники моих друзей и удерживает их для получения выкупа.

Ожидание в лифте было мучительным. Оно всегда было долгим, но всегда ли оно было настолько долгим? Я не могла сказать наверняка, но с каждым последующим этажом и лучами света, пробивающимся сквозь окно шахты, мое беспокойство нарастало. Лифт словно был заполнен водой по горло, пока я металась и размышляла о самом худшем.

Через некоторое время двери с грохотом распахнулись, и я побежала в центральную часть, где меня ждал невозмутимый Надзиратель с засученными рукавами и руками в карманах.

– О! Фрау Локвуд, спасибо, что так быстро приехали, я очень боялся, что вас задержат...

Я пронеслась мимо него, чтобы посмотреть на большое окно из плексигласа, за которым виднелась бойня внизу, в огромном вольере. Тела на пиках, разорванные на части и лишенные органов, Выбитые зубы, оторванные носы и почти ни одной живой души среди моря разорванных на куски заключенных.

Разумеется, если не считать человека, расположившегося в конце большого круглого стола. Он был гигантским. Бедра были похожи на стволы деревьев, руки - на огромные аморфные выпуклости мышц, его бочкообразная грудь была вдвое шире моей, огромная борода спускалась до пупка. Живот мужчины вздрагивал и непрерывно урчал, когда он брал с тарелки куски еды и запихивал их в огромный рот, издавая ужасающие звуки. Мерзкое чмоканье губами и слизывание языком остатков пищи, оставшихся во рту, полное наплевательское отношение к каким-либо манерам. Несмотря на стекло, до меня доносился звук каждого укуса, каждого жевания, глотания и плевков.

Но в момент, когда я разглядела его тарелку, меня охватил страх, хотя я прекрасно знала, что она будет необычной.

Тарелка была заляпана темной кровью, кусок ноги так и остался лежать недоеденным. Он с досадой посмотрел вниз, отодвинув стул, подошел к бедняге на импровизированной пике в углу, к счастью, еще не насаженному, а прикованному к ней за шею.

– У тебя есть 60 секунд, чтобы спуститься сюда, или я оторву от него кусок. - Низкий голос с северным акцентом звал, его массивный кулак тянулся к ноге человека. Я видела непокорные глаза Нестора, который смотрел на меня и качал головой.

– Не надо, ты ему нужна только для... АГХ!

Кровь хлынула из живота, когда острые когти впились в него и отхватили фунт плоти, а крупный мужчина, держа ее над раздвинувшимися челюстями, проглотил одним махом. По его подбородку потекла струйка крови.

– Время пошло, любовь моя, поторопись.

Повернувшись на каблуках, я направилась к лестнице. Надзиратель пошел рядом, по пути сунув мне в руки документ.

– Заключенный №5933 - Сирил Монкс, бывший чемпион подпольных боев и торговец убийственным наркотиком «Танатос», он мастер манипулирования и берет то, что хочет. Я не советую вам идти туда без нашей охраны, фрау Локвуд. Риск для вас и для тюрьмы очень велик. - Он умолял, едва поспевая за мной, пока мы добирались до последнего коридора, соединяющего нас с камерой Монкса.

– В жопу риски. В жопу тюрьму. Он хочет личного допроса? Он его получит. Он должен знать, что не стоит недооценивать никого из нас. Если что-то пойдет не так, я буду надеяться на вас, Надзиратель. - Я посмотрела на него, и на моем лице появилась ободряющая ухмылка. - Я зашла так далеко не за счет смазливой мордашки, мне под силу выпотрошить ублюдка, если понадобится. - Надзиратель сглотнул и кивнул.

Обернувшись, я на мгновение увидела, что крайний левый охранник что-то заметил. Он низко надвинул шляпу и отдал честь, когда мы проходили мимо, направляясь к двери.

По крайней мере, мне показалось, что это было приветствие. Его пальцы были прижаты к краю шляпы, но что-то было не так... не было обычных четырех пальцев с оттопыренным большим пальцем.

Он поднял голову, и на долю секунды рука опустилась вниз и оказалась передо мной, на его лице появилась знакомая маньячная ухмылка, а число на его руке появилось также как несколько раз до этого…

«3»

***

Первым запахом, который уловил мой нос, был запах железа - вокруг было столько крови и внутренностей, что не заметить этого было невозможно.

– Они заставили меня ждать в очереди с несколькими заключенными из группы меньшего риска. Думали, что раз я хорошо себя веду, то сделаю все возможное, чтобы получить лучшие привилегии. Даже разрешили свидание за 9 лет без происшествий. Представьте себе их шок, когда я начал отрывать конечности от людей. У этих ублюдков не было ни единого шанса, благослови их Бог. - Он откинулся на спинку стула, его импровизированный обеденный стол был забрызган кровью. - Давай, присаживайся, нам есть что обсудить.

Посмотрев в конец комнаты, я увидела по обе стороны от него Бака и Нестора, оба окровавленные и избитые, но не мертвые и не смертельно раненые. Вздохнув с облегчением, я села на противоположный конец и отложила свои бумаги, готовясь представиться.

– Ты знаешь, кто я, я знаю, кто ты, так что давай не будем мешкать, а? У меня есть свой подход к делу, и тут ты не исключение, мисс Локвуд. Если мы это сделаем, то только на моих условиях. - Он пропустил мое представление мимо ушей, как будто это было пустяком. – Я задам тебе ряд вопросов, и если ты ответишь так, как я хочу, то сможешь задать один в ответ. Ответишь неправильно - и… - Он откинул руку назад, направив большой палец в сторону моих парней. - Я оторву от них кусок. Буквально.

Руки задрожали, и я почувствовала комок в горле. Он не шутил. Неохотно я улыбнулась и кивнула, не испытывая радости от отсутствия контроля над ситуацией.

– Хорошо. Итак, что ты можешь рассказать мне о своем воспитании, Нелли? - Он откинулся в кресле, его внушительная фигура давила на окружающее пространство, а руки были сложены на животе.

– Первые 11 лет моей жизни были хорошими, дома все было просто, но приятно. Мама много работала и всегда была занята, но никогда не переставала находить время для меня, чего бы это ни стоило. Выпечка, прогулки на природе, поиск и идентификация животных в лесу поблизости или что-то еще - мама никогда не переставала стараться. Потом мне исполнилось 12, и все стало меняться… - Я поджала губы, болезненные воспоминания всплыли на поверхность. Ссоры, хлопнувшие двери, недоразумения. Типичные подростковые вещи, которые должны быть обычными деталями жизни, а не последними решающими моментами последних дней с матерью. – После этого все было уже не так, как раньше. Однажды она попросила меня остаться дома, пока отлучится по работе. Она так и не вернулась, и за мной присматривали бабушка с дедушкой. И вот мы здесь. - Я пожал плечами и помотала головой, ненавидя, что рассказываю все это животному в тюремной клетке.

– Хорошо, хорошо. Кажется, ты все поняла. Спрашивай. - С усмешкой сказал он, закончив реплику.

– Что заставило вас стать таким? Как законопослушный бодибилдер и семьянин, согласно вашему досье, вы начали распространять новый мощный наркотик и рвать людей на части? - Я бегло просмотрела записи, решив не отрывать от него глаз слишком долго. Он улыбнулся, ярко-белые зубы были окрашены в красный цвет.

– Адефагия. Или Ади, если вы ее знаете. Я порвал ACL и MCL, врачи сказали, что мне понадобится 18 месяцев, чтобы вернуться к какой-либо работе. Это означало наблюдать, как мои коллеги продвигаются вперед, становятся больше и сильнее, добиваются всего того, чего должен был добиться Я. Меньше денег, меньше власти, меньше интереса. - Он встал и схватил пару человеческих позвоночников на полу с прикрепленной к ним веревкой, используя ее в качестве скакалки, пока продолжал говорить. - Мне это надоело. Гнев и желание переросли в нечто большее, я подслушал разговор пары парней о новом виде стероидов - Танатосе. Ублюдки говорили, что это перерождение системы, но чтобы получить его, нужно было знать нужных людей. Может, я и был на костылях, но все равно избивал этих глупых засранцев, пока они не выдали информацию. Затем встретил парня на парковке супермаркета в четыре утра, заплатил ему все, что у меня осталось от сбережений, после чего он умчался, едва я разглядел его лицо во всей этой суматохе. Вот тут-то все и... изменилось. - Он закончил скакать, и от скрежета позвонков по полу меня затошнило.

Вокруг его тела начал образовываться густой, едкий золотистый туман, но он не обращал на него внимания, даже если знал, что он там есть.

– Твоя очередь. Чувствуешь ли ты запах и вкус собственных грехов? Знаешь ли ты, что таится в глубине твоей души? - Он захихикал, схватил горсть мяса из-под стола, открыл рот, затем закрыл его и недоуменно посмотрел на меня. - О, ты не возражаешь, если я буду ужинать, покуда мы будем плакаться друг другу о прошлом? Хаха... - сказал он запихивая мясо в рот с отвратительными звуками.

– Многие спрашивали об этом, но на самом деле я ничего не чувствую. Когда я погружаюсь в медитацию и сосредотачиваюсь на себе, я не чувствую ни запаха, ни вкуса, ни собственных грехов... хотя я знаю, что они там есть.

Сирил решительно отодвинул свой стул и, нахмурившись, подошел к Баку. Протянул руку к его запястью. Бак едва пришел в себя, его голова покачивалась.

– Я предупреждал тебя о лжи, Нелли! - прорычал Монкс, с силой вгрызаясь в руку Бака и прокусывая ее до кости, когда раздался леденящий кровь крик. Сирил наслаждался укусами и пел на одной волне с воплями Бака.

Выхватив нож, я почувствовала, как по венам побежала горячая кровь.

– Я прикончу тебя, мать твою, прямо здесь и сейчас.

Но мужчина остался сидеть, качая головой и смакуя последние кусочки руки и пальцев Бака, раздавленных между зубами алмазной прочности.

– Нет, ты этого не сделаешь. Меня не интересует ничего, что мне не принадлежит, но я ценю свою жизнь выше любого из ваших унылых существований. Только подойди на расстояние пяти футов, и я откушу более желанные кусочки Бака, а потом начну с ног Нестора. Ты не только скажешь правду о своем последнем признании, но и ответишь на еще один вопрос в качестве наказания. Итак, давай попробуем еще раз.

От злости я ударила по столу, крича и пытаясь перевести дыхание, но это не принесло желаемого результата.

– Я... Да, да, да, однажды я узрела свой грех. Он был облачен в черное, пах маминой стряпней и был на вкус... ничем. Он полностью отсутствовал. Но я могла его видеть. И он...

– Он был похож на ту тварь, которая мучает тебя в кошмарах? Да, я знаю. Спасибо. Ты любишь Бака? - Он облизнул губы и подошел к паре неповрежденных трупов, свисающих со стропил, и стал бить по ним, словно по говяжьим тушам, на которых можно тренироваться в боксе. Быстрые, точные удары сыпались на бедняг. Гнев сменился смущением и целым рядом сложных эмоций. Сначала я хотела спросить, как это его касается, отмахнуться или дать частичный ответ. Но это не сработало бы. Сейчас не время для самоуспокоения или полумер.

– Да. Но не просто романтической любовью. Любовью, которая выходит за рамки физического плана. Он был моим наставником в юности, относился ко мне как к равной и сейчас обращается ко мне за советом. Он - все для меня. Поэтому то, что ты сделал минуту назад, еще чудовищнее в моих глазах. - Сделав паузу, и переведя дыхание, я смирилась с тем, что с последствиями придется разбираться позже, и отчасти поблагодарила Бака за то, что он потерял сознание от шока, так что я была избавлена от неловкости. – А теперь расскажи мне, что привело тебя сюда, во всех подробностях.

Левый хук, правый хук, апперкот, удар коленом в пах. Сирил Монк был непрерывен в своем натиске, как будто ему нужно было что-то доказать.

– Я попробовал Танатос той ночью. Первая доза вошла прямо в вену, и по телу прокатился такой всплеск, что, клянусь, у меня случился чертов сердечный приступ. Когда вернулись чувства, я был явно не в себе. Я стоял в огромном мраморном зале, где стояли статуи величайших воинов и самых крутых ублюдков, живых и мертвых. В конце стояла Ади. Огромная женщина, мускулистая и крупная во всех нужных местах, сильнее, чем я когда-либо мог надеяться быть. Большие челюсти на животе и хвост размером с меня, с голодной пастью на конце. Она сказала мне, что если я смогу победить семерых мужчин, забрать у них что-то и победить ее, то она поможет мне подняться до истинного понятия силы. Доминирования. Ничто не будет мне неподвластно. - Он нанес последний удар правой, ребра тела затрещали, кровь брызнула ему на лицо. - Было достаточно легко победить их, когда у меня была мотивация и контролируемая доза Танатоса. С парнем, который мне продал это дерьмо, мы были в таких хороших отношениях, что я стал толкать его дурь выступая своего рода мускулами и охраной. Через некоторое время у нас появились отчаянные торчки, у которых было много дури, но не было денег. Так родилась бойцовская игра. Еще один способ забирать и прогрессировать...

Он подошел к столу, и его желудок заурчал, когда он схватился за него. Густая желтая дымка разрасталась по его телу.

– Но меня стало тянуть к еде. Все начиналось просто - взять еду на вынос или перекусить. Но затем желудок начал отказываться от нее, отказываться от всего, кроме одной вещи, которая лежала у моих ног после каждого боя. Плоть… - Его глаза расширились, зрачки увеличились, прежде чем он закашлялся и потянулся под стол за очередной порцией еще теплого трупа какого-то бедняги. - Перед боем я заставлял их подписывать со мной договор о том, что бой будет не только до смерти, но и в случае победы я смогу забрать все, что захочу. Отчаянные маленькие засранцы с готовностью подписывали договор. Несколько ударов в жизненно важные органы, и они падали, пребывая в том прекрасном состоянии между этим миром и иным. Не в силах сопротивляться, но сердце все еще качало горячую кровь. Восхитительно.

– И одно из этих тел стало вашей погибелью, я полагаю? - спросила я, но в ответ он поднял руку.

– Но, но, но мон шери. Не твоя очередь. Расскажи мне, что было на той бумаге. - Сказал он это так буднично, что очевидное чуть не прошло мимо меня.

– Но это было... как вы… - вздохнула я.

Казалось, он готов был разрешить этот сюрприз, так как наклонился вперед и достал что-то из своей тарелки, и показывая мне.

Черное перо.

– Птичка напела. Кажется, он наблюдал за тобой издалека, чтобы защитить. Когда он услышал, что его папа здесь, он прилетел, чтобы защитить его, и попался. Знаешь, я не большой любитель цыплят, но время от времени отхожу от меню! - Серил разразился хохотом, пока слезы наполняли мои глаза. - Я задал вопрос, Нелли. Я не позволю тебе вновь уклониться от ответа.

Все, что я видела - это Эдгар. Его смех, постоянные перебивания, грубые колкости и тот незабываемый образ, где он свернулся калачиком на руках у Нестора, тихонько воркуя и повторяя «папа» снова и снова. Нет, нет, я должна была прижать его и идти дальше. Я должна была. Должна ради него.

«Дочь верховной жрицы приносит с собой рассвет, а ее отсутствие - закат. Под ее рукой цикл начнется заново.

Ее подношение - вечное служение, чтобы направлять других.

E Dolore Magna Gloria.»

Плотная аура начала расползаться по телу Сирила, обволакивая его мускулы и бочкообразную грудь. От запаха серы и подгоревшего сала у меня заслезились глаза, но я проигнорировала это. Остановившись, чтобы перевести дыхание и задать вопрос, который засел на подкорке мозга.

– Почему вы хотели, чтобы наш разговор был Тет-а-тет, Сирил?

Он поднялся со своего места и, вместо того чтобы пройти к другому телу или тренажеру, шагнул ко мне и протянул руку, такую же большую, как мое лицо, приближаясь все ближе. На мгновение мне показалось, что он собирается впечатать меня в стену, подхватить и сожрать или еще чего похуже...

Но вместо этого его большие пальцы коснулись моего лица, и его глаза остекленели, а лицо озарила мягкая улыбка.

– Потому что я хотел доказать тебе, что всегда могу получить то, что хочу. Тем или иным способом. - Его пальцы нашли путь к моему горлу и с легкостью обхватили его, вены вздулись на его запястье, когда Сирил поднял меня с земли, почти не прилагая усилий. Через несколько секунд в глазах начали плавать цветные пятна, а его расплывчатое выражение лица сменилось выражением чистой злобы и голода.

– Ты боишься меня, Нелли? - Его голос звенел. Находясь так близко, я могла видеть, как вокруг него клубится дымка, дрожащая от самого прикосновения. Я дважды моргнула и попыталась кивнуть, едва ли способная сделать хоть какое-то движение, кроме беспорядочных движений ногами, отчаянно пытавшихся найти опору.

Монкс улыбнулся и бросил меня на землю. Дыхание начало возвращаться ко мне, но я все еще чувствовала, как трахея упирается в стенку горла. Он определенно подумывал о том, чтобы просто убить меня в тот момент. Он уселся на свое место и посмотрел на что-то позади меня.

– Похоже, время почти пришло. Последний вопрос, Нелли. И пусть он будет правильным.

Я задумалась над тем, что он мне рассказал: как получил травму, как злоупотреблял наркотиками, как дрался и пожирал куски своих поверженных противников... а потом вспомнила кое-что написанное на бумаге, которую дал мне Надзиратель. Кое-что, от чего у меня свело желудок.

– Что случилось в ту ночь, когда вас схватили, Сирил? Говорят, от вас остались лишь кожа да кости, вы тряслись и бились в конвульсиях от наркотика. Должно быть, уже здесь вы дошли до таких размеров, не так ли? Расскажите мне, как вы стали одним из самых страшных монстров в этой тюрьме.

Меня трясло, адреналин бил ключом, я была напугана до безумия, а мозговые нейроны пытались придумать другие способы потянуть время или сбежать. Но это было то, что нужно. Я должна была придерживаться только что придуманного плана.

Монкс, казалось, обдумывал вопрос, посмотрел на свои руки и нахмурился, прежде чем встать и пройтись к дальнему углу.

– Я уже привык забирать части своих трофеев домой. То, что не было предложено Адефагии в этом одурманенном наркотиками царстве, я оставлял для собственного удовольствия. Но мне нужно было найти более эффективный способ добывать пропитание для дома. Моя жена начала что-то подозревать, и я надеялся, что, приобщив их к моему миру, они примут его и увидят, какую пользу он мне приносит. Поэтому я предложил однажды вечером приготовить еду для всей семьи, настоящий пир, чтобы показать свою любовь и признательность. Они съели все с удовольствием, сказали, что мясо было сочным и очень вкусным... Я был вне себя от радости. Настолько, что я сразу же рассказал им, что это было. - Сирил повернулся ко мне, в его глазах читалась неподдельная грусть. - Все пошло не так, как планировалось. Жена лишилась чувств, начала кричать, что я уже не тот добрый, внимательный и целеустремленный человек, каким был до аварии. Она перестала меня узнавать и собралась уйти. Моя жена была... не такой, как другие люди. Я не мог и пальцем ее тронуть, поэтому, когда она сказала, что ей нужно немного побыть с детьми, я предоставил ей такую возможность. Пошел наверх подумать, зная, что она не может рассказать полиции ничего такого, что не могло бы ее выдать, рискуя потерять детей.

Он перестал вышагивать, плечи затряслись под тяжестью его слов.

– Должно быть, я был на взводе от Танатоса, потому что потерял сознание и снова увидел Адефагию, которая смеялась надо мной. Каждый из ртов на ее животе и хвосте смеялся в ответ, издеваясь надо мной и кусая мои истерзанные мышцы. Когда я очнулся, то увидел в доме дым. Проследив за ним до гаража, я увидел, что жена и дети сидят в машине, глаза открыты и смотрят в пустоту... совсем мертвые. Она оставила на кухне несколько слов в наспех нацарапанной записке. «Никогда не прощай. Никогда не забывай».

Он вздохнул и покачал головой, зажав нос.

– В ту ночь я попытался передознуться Танатосом, стоя перед Адефагией без подношений и не имея больше возможности подняться по этим освященным ступеням. Она посмотрела на меня с жалостью и сказала, что, когда я проснусь, у меня появится новая цель: поймать и убить величайшего воина, с которым я когда-либо сталкивался. Нелл, мать ее, Локвуд. И вот мы здесь, в конце всего этого. Больше нет грехов, о которых ты могла бы рассказать. Я - твоя последняя остановка.

Он шел ко мне, окружающая дымка почти полностью покрывала его тело, и у меня не оставалось времени.

В последний момент меня осенила мысль.

– Вы съели Эдгара, не так ли, мистер Монкс? Проглотили его целиком, не задумываясь? - Я не могла не почувствовать, как по моему лицу расползается улыбка. Сирил остановился, ошеломленный.

– Я уже говорил тебе об этом, Нелли. Я также сказал, чтобы ты больше не задавала вопросов, так что ты будешь иметь удовольствие видеть новые страдания, прежде чем все закончится. - Он направился к Баку, когда я разразилась смехом. Это был искренний, радостный смех, который бывает, когда находишь что-то потерянное, от чего гнев, горе и тревога уходят.

– Вы... вы глупый человек. Вы действительно думаете, что он мертв, да? Что вещи, которые вы съедаете, исчезают, и вам больше не придется иметь с ними дело? Боже, какая же я дура, что не догадалась об этом раньше! - Я рассмеялась еще сильнее, на глазах навернулись слезы. Лицо мужчины осунулось, а губы приоткрылись, обнажив стиснутые зубы.

– Да что ты вообще понимаешь, а? Я повел эту встречу туда, куда хотел. Я получу твою плоть еще до того, как все будет сказано и сделано. Какая разница, жив он или мертв?

– Это имеет большое значение, мистер Монкс. Вы съели существо, находящееся в рабстве у Леди Смерть. Вы съели нечто, хотя и безобидное, но не от мира сего. Он вредный, раздражающий, грубый и временами просто заноза в моей заднице. Но он - член этой группы и полон сюрпризов. Могу также поспорить, что сейчас он очень и очень голоден. Удивительно, что вы еще не почувствовали, как он там копошится, если честно! Но вы почувствуете, когда я назову его имя.

Я почувствовал прилив силы и злобы, как будто весь мир был в моих руках. Я сделала уверенный шаг к его возвышающейся массе мышц и увидела, как Сирил побледнел, трясущимися руками схватившись за живот, который начал извиваться и булькать.

– Эдгар. Аллан. Кроу. - Прорычал я, наблюдая, как этот могучий мужчина при одном только упоминании о нем сгибается на полу в агонии, а из его рта вырываются болезненные стоны. - Я никогда не прощу Нестора за то, что он дал ему это гребаное имя…- шипела я под нос, обходя Сирила, словно львица перед своей добычей.

– П-пожалуйста... не так… - Захныкал он, слюни стекали по его бороде вместе с кровью. Что бы ни делал Эдгар, это было эффективно. Я потянула его за бороду, чтобы он посмотрел на меня, заставила его встать на колени и положила руку на его лицо, точно так же, как он поступил со мной.

– Вы знаете, как называют стаю ворон, мистер Сирил? - спросила я, заложив одну руку ему за голову, а другой сняв с пояса зазубренное лезвие, вогнав его в левую часть живота и проведя по всей длине мощным взмахом. - Имя ей - убийство.

Вонь из его желудка наводила ужас, когда Эдгар вылетел наружу, весь в потрохах и крови, и с воплем пронесся по зданию.

«УБИЙСТВО. УБИЙСТВО ЖИРДЯЯ. ПАПЕНЬКИН СЫНОК ЖИВ».

Пронзительно крича и смеясь, он подлетел к Нестору и тихонько закричал над его бессознательным телом.

Туман, покрывающий Сирила, засветился ярче и проник в его плоть. Тело уменьшалось и теряло мышечную массу на глазах. Через несколько минут от него остался лишь скелетный каркас с распоротым животом.

Вернувшись за стол в двух шагах от него, я увидел тарелку с куриными крылышками, стейком из абердин-ангуса, сосисками, фасолью, яйцами, тостами и беконом. Я знала, что на этот раз не было никакого трюка, никакой гниющей еды или человеческой подмены. Только чистая, вкусная, насыщающая еда. Почему бы не насладиться ею?

Как только я сделала первый укус, комнату заполнил звук визжащего поросенка. Сырой и вязкий, он мог потрясти любого до глубины души, но моя решимость была тверда. Я смаковала каждый кусочек, и каждый новый укус добавлял крик к хору страдающих существ.

Все это время я смотрела прямо перед собой, не обращая внимания на то, что Сирил ползет ко мне и слабо умоляет дать ему хоть толику еды или еще одну порцию Танатоса.

Только когда его рука коснулась моего бедра, я посмотрела на него, откусывая колбаску.

– Мне нужно... мне нужно увидеть ее снова. Я знаю, как это работает, ты видишь мой грех в физической форме, и я ухожу с ними, чтобы вознестись... От меня нельзя избавиться до тех пор... Пожалуйста... - его глаза впали на исхудавшем лице, борода стала ломкой и клочковатой, зубы пожелтели и частично выпали. С насмешкой я решительно откусила колбаску, и ее сок брызнул Сирилу в лицо.

– Ваш грех был настолько силен, настолько полон желания, что он проявился и съел сам себя. Вы не задавались вопросом, почему вы так быстро надулись, а потом сдулись? Вы - Уроборос, мистер Монкс. В конце концов вы питаетесь сами собой. Или, может быть, есть лучший способ сказать это... дайте подумать… - Я вновь отвернулась и увидела, что Эдгар наблюдает за мной, склонив голову набок и, несомненно, прикидывая наилучшую тактику, чтобы украсть что-нибудь. Отломив кусочек яйца, я бросила его в открытую рану Сирила.

Как и ожидалось, он тут же нырнул внутрь, копаясь во внутренностях Монкса и причиняя ему при этом неимоверную боль.

Но после того, как он играл со мной, использовал информацию против меня и заставил моих близких пройти через ад, мне было все равно. Возможно, я по-своему выросла, повзрослела. Я также знала, что Надзиратель наблюдает за мной, и хотела, чтобы он увидел, что я больше не собираюсь играть ни в какие игры. Не после поедания двух последних грехов.

Вся тюрьма будет знать, что с Нэлл Локвуд лучше не связываться.

Когда я доела последние кусочки и предсмертные хрипы Сирила Монкса слились с агонизирующими криками съеденных мною животных, я постаралась, чтобы он услышал последнюю пророческую фразу перед тем, как покинуть этот мир. Встав со своего места, я на мгновение остановилась над ним, направляясь спасать своих друзей.

«То, что прожорливо, может вечно лгать. Но пусть даже через вечность, даже ты можешь умереть».

***

Заключенный: #5933: Сирил Монкс

Грех: Обжорство

Еда: Полный английский завтрак. В комплекте с криками тех, кого мы пожираем.

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ГНЕВ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Если вы только что присоединились, то меня зовут Нэлл Локвуд, я - Последний Пожиратель Грехов, и я собираюсь встретиться со следующим заключенным - человеком, погрязшим в халатности, самодовольстве и лени. Перед ним была похотливая женщина, которая превращала своих жертв в “эликсир любви”, включая свою дочь, пара близнецов, настолько одержимых жадностью, что они готовы были срастить свою семью воедино, дабы получить желаемое, и мужчина, наполненный такой завистью, что жестоко лишал жизни людей, у которых было то, чего он желал себе.

Но прежде чем перейти к новому заключенному, нужно обратить внимание на слона в комнате - начальника тюрьмы. Некоторые из вас с тревогой отмечали, что ему нельзя доверять. Вы упоминали его фамильярность, и то, как Эдгар вел себя рядом с ним, и то, как мужчина был бы рад сорвать всю операцию, когда я была в отключке.

У меня возникла цель узнать его планы, попросив у одного из охранников разрешения пройти в его кабинет после того как посплю, чтобы прийти в себя. Я не стала говорить ни с Баком, ни с Нестором, ни с кем-либо еще о том, как горе от потери матери выплеснулось наружу после окончания последнего ужина. Не было такого момента, когда на моем лице это можно было бы прочитать, даже если слезы текли по лицу. Когда мы закончили и вышли из комнаты, Бак просто обнял меня, пока я всхлипывала, и, дав мне время на отдых, отправился «исследовать тюрьму и добывать информацию», а Нестор пошел наверх, чтобы дать Эдгару возможность полетать и размять крылья.

Проехав на лифте целых 15 минут, я оказалась в длинном мраморном коридоре с огромными портретами греческих богов, ведущих битву. Сатурна, поедающего собственного сына, заточения титанов в Тартар и буйства, происходившие на Земле до того, как Зевс захватил власть. Каждый портрет становился все более мрачным по мере того, как я приближалась к дверям большой комнаты, в которой располагался кабинет Надзирателя.

Секретарь не сказал ни слова, я просто постучала и стала ждать ответа. Услышав неистовое бормотание из-за двери и тихую песню, я снова постучала и приоткрыла дверь, чтобы позвать чуть громче, но в пределах допустимого шума, не желая обидеть его, если он на совещании.

И когда я заглянула, то увидела, что он, несомненно, не один в комнате.

Но совсем не то, чего я ожидала.

В центре огромной комнаты сидел пленник, заключенный в большую бочку и погруженный по пояс в мутную воду - бассейн диаметром до 50 футов, в котором под мутной поверхностью копошились мелкие твари всех форм и размеров. Два высокопоставленных охранника стояли по обе стороны бочки, делая записи и наблюдая за Надзирателем, который сейчас был без мундира и в позолоченной серебряной жилетке с черными и золотыми знаками, под которой была белая рубашка с закатанными рукавами, открывающими длинные строки стихов, написанных, как я поняла, на немецком языке.

– Итак, заключенный №855, вы прибываете в моем заведении уже довольно долгое время, верно? Я делал все возможное, чтобы вам было комфортно, уважал вас и не причинял вам вреда. Я выполнял свою работу, как надзиратель, чтобы обеспечить вашу безопасность, а вы отплатили мне... этим?

Он выставил перед мужчиной заточку, сделанную из зубной щетки и разделочного ножа, смоченную в яде и острую на вид. Мужчина дернулся в бочке, но ничего не ответил.

– Знаете, я очень горжусь этой тюрьмой, ведь у нас содержатся только худшие из худших. Заключенные, которые никому не нужны. - с этими словами он швыряет заточку в стену, и она вонзается в нее, сотрясаясь. На лице Надзирателя пробегает легкая ухмылка. Наклонившись вплотную и наклонив голову набок, он легонько шлепает заключенного по лицу. - Du. Are. Nicht. Wanted.... Und Du. Are. Nicht. Loved.

Надзиратель отворачивается, скрещивает руки за спиной и смотрит в окно своего кабинета. Из него открывается прекрасный вид на все население его огромной тюрьмы, по этажам бродит столько типов особей, которые явно не были людьми: ликантропы, урсы, вендиго, обезьяны и обычные люди - все они резвятся, как будто это нормально. Он вздыхает и продолжает говорить, пока двое его помощников начинают ходить вокруг, наливая что-то в отверстия, и я чувствую тошнотворный запах молока и меда - медовухи, поднимающийся на поверхность и вызывающий рвотные позывы. Но я сдержалась, ибо ужас пригвоздил меня к месту.

– Известно ли вам о Шафизме, 855? Это один из худших способов покинуть этот мир. Тебя бросают в грязную воду, кишащую паразитами, насекомыми, плотоядными рыбами и млекопитающими, которых привлекает твоя мягкая, вкусная плоть. Они съедят тебя кусочек за кусочком, и ты будешь гнить несколько дней, прежде чем смерть придет, чтобы забрать твою жалкую душу.

Наконец заключенный нарушил молчание и запротестовал.

– Я пытался защититься! Эти черные... вы знаете, каковы они на воле... Вы должны понять, что я должен быть в безопасности! Ради безопасности нашей расы!

Но Надзиратель поднял руку и покачал головой.

– Давайте-ка мы кое-что уточним, герр Руфедж. Может быть, я и немец, но я взялся за эту работу, чтобы ловить и уничтожать таких, как вы. Меня не интересуют ваши представления о расовой чистоте, а ваша апелляция к моему цвету кожи оскорбляет нас обоих. Превышение моих исключительных полномочий - это вещь, которую я не могу игнорировать, у меня больше самоуважения, чем это. Кроме того… - Он повернулся и посмотрел на меня, улыбаясь. - Вы оскорбили нашего Пожирателя грехов. Если вы не были покойником прежде, то сейчас самое время.

Он щелкнул пальцами, и двое помощников погрузили бочку в воду, оставив на поверхности только голову, прикрытую мешком, чтобы заглушить мольбы заключенного о помиловании. Затем конструкцию выкатили из комнаты и провезли мимо меня. Надзиратель тепло улыбнулся, когда я неловко прошмыгнула в его кабинет.

– Надеюсь, это покажет, что, несмотря на мою холодную внешность, у меня есть моральный компас, фрау Локвуд. - Он жестом указал на окно, и я подошла к нему. - Здесь содержатся все виды социальных преступников, от тех, кто причиняет вред людям на почве расовых и гендерных предрассудков, до тех, кто причиняет вред детям, и так далее. Никто не ускользает от нашего внимания, и никто никогда не ускользнет. Но я чувствую, что потерял ваше доверие, и поэтому должен быть откровенным...

Он указывает на камеру в самом низу тюрьмы, где находилась большая дыра, и все заключенные избегали ее, как чумы. Я уловила запах полевых цветов, вкус бузины и ощущение чистой, ничем не сдерживаемой ненависти, исходящей от этого места.

Там что-то таилось. Что-то старое и могущественное. Невидимые глаза пронзили тьму и впились в меня, поколебав мою решимость до самого основания.

– Ты тоже это чувствуешь, да? Это заключенный 001, наш первый заключенный. Некоторые сказали бы, что он - главный герой этой тюрьмы, если, конечно, не считать меня. Он здесь с первых дней, и вы встретитесь с ним, когда придет время.

– Он... не в камере смертников? - спросила я, чувствуя, как в горле встает комок, его аура была подавляющей, и мне пришлось отвернуться.

– Не совсем. Но вы ведь пришли сюда не за этим вопросом, фрау Локвуд? - Надзиратель подошел к шкафу с напитками и достал бутылку - черную, в шкатулке, с цепями, обмотанными вокруг конструкции в церемониальной манере, и надписью на лицевой стороне «Мечта охотника. Для тех, кому покоя не видать». Два стакана наполнились красно-черной жидкостью, в которые опустились белые круглые кусочки льда, подобно чистому лунному свету на фоне ночной пелены в напитке.

– Почему мы должны поедать грехи этих гребаных монстров? - Спросила я, потянувшись к одному из стаканов, пока капельки пота начали стекать по вискам. Надзиратель сидел в своем кресле и тоскливо пригубил напиток, прежде чем ответить.

– Кажется, настал момент, когда я должен быть откровенным, фрау Локвуд. Есть более важная причина для вашей работы здесь. Та, которая определит очень многое, помимо вас, меня, этой тюрьмы и внешнего мира. Когда я говорю, что вы выполняете работу богов, я имею в виду именно это.

Осушив залпом стакан, я почувствовала как жжение, охватившее горло, мгновенно пробуждает от оцепенения, вызванного страхом. Прежде чем я успела спросить, мужчина поднял руку.

– Не сейчас. Я должен попросить вас довериться мне в этом вопросе, но в свое время вы обязательно все узнаете. Однако я знаю, что доверие должно быть восстановлено, и поэтому предлагаю вам вот это.

Он достал из стола документ и протянул мне. Фотография молодой женщины со струящимися черными волосами, закрывающими половину лица, и хмурым взглядом, обращенным в камеру.

– Заключенная №6626, Лусиана Мария ДеСантос, 21-летняя глава Церкви Сумеречных Ходоков, ответственная за День расплаты Стерджена.

Он положил передо мной газету, заголовок которой гласил:

«РЕЗНЯ В СТЕРДЖЕНСКОЙ ЦЕРКВИ; СОТНИ ПОГИБШИХ В РЕЗУЛЬТАТЕ МАССОВОГО САМОУБИЙСТВА»

К газете прилагалась фотография, на которой было изображено море тел, укрытых брезентом, из-под которого торчали кроссовки и туфли, а снаружи собралась толпа, застывшая в криках от увиденного кровавого убийства.

Многие ботинки были детских размеров.

Среди них была моя старая подруга, с которой я так давно потеряла связь.

Первый друг, которого я завела в городе.

– Насколько я понимаю, вы знаете этого человека? Кто-то, с кем вы были знакомы на родине? - Спросил Надзиратель, и я кивнул. - Что ж, тогда я хочу, чтобы вы кое-что знали. Вы мало чего добьетесь от заключенного. Она самая несговорчивая из всех наших подопечных в камере смертников. Только когда вы покажете ей это... вы получите нужный ответ и относительно безболезненный опыт.

Он протянул мне записку, запечатанную тюремной печатью и снабженную припиской, предписывающей не открывать без необходимости.

– Надеюсь, это поможет навести мосты и развеять опасения, фрау Локвуд. Я очень горжусь этой тюрьмой и хочу, чтобы ее репутация оставалась нетронутой... что бы ни случилось.

***

Когда я спустилась вниз, охранники сразу же проводили меня в комнату для допросов, несмотря на то, что со мной не было ни Бака, ни Нестора. Я запротестовала, но охранники лишь развели руками, сказав, что настало время для интервью.

Собравшись, я нащупала во внутреннем кармане куртки маленький комочек. Может, тотем? Может, эта... штука все-таки работает? Так или иначе, времени на раздумья было мало, пока меня вели в главную комнату для допросов, залитую голубым светом и мягкой игрой на фортепиано, с запахом сыра гауда и вина, проникающим сквозь щели в двери.

Войдя внутрь, я почувствовала себя удивительно уязвимой в первый раз без моих надежных друзей и проводников, но уверенная в том, что из всех людей, с которыми мы до сих пор сталкивались, эта - та, с кем я смогу справиться.

В конце концов, я хотя бы знала ее.

И что она делает.

Лусиана пришла в Стерджен без гроша в кармане, нищая и одурманенная наркотиками женщина из трущоб. Матери у нее не было, а об отце чем меньше говорить, тем лучше. В 14 лет она сбежала из дома и начала читать проповеди на улицах, пытаясь помочь людям увидеть то, что видела она в этом мире: поток людей, потерявшихся в суете, идущих по своим делам без причины для беспокойства или цели. Многие лгали себе о своих убеждениях, говорили одно, а делали другое, молились о своем пути на небеса, а делами стремительно сползали в тесную щель, которая была воротами в лимб.

Она предлагала им задать себе вопрос: что, если бы вы были честны с собой? Если бы вы жили так, как должны были, видели то, чего избегали, какие чудеса открылись бы перед вами?

Люциана, как и многие пророки, рассказала о видениях из своей юности, объявив, что Бельфегор восседает на своем троне из муниципальных отходов. В то время как многие описывают его как сидящего на унитазе, Лусиана сказала, что он сидит на воротах к лучшей жизни, пропуская только тех, кто действительно воплощает его идеалы и идеалы великих богов, чтобы встретиться с ними. Бельфегор был привратником.

Из первого города ее изгнали. Многие считали ее богохульницей, еретичкой и не видели места для женщины, высказывающей свое мнение о религиозных идеалах. Но ее история по-настоящему ожила, как только она переступила порог Стерджена спустя 2 года, когда ей было всего 16 лет. По ее словам, человек, стоявший там, где воздух не мог ничего сделать, кроме как гноиться, а запахи притупились до полного отсутствия, предложил ей жалование, заведение и новый титул: Мать-Накопительница.

И церковь процветала в здании, постоянно погруженном в полумрак - церковь Святого Мартина. Каждый член церкви заходил в помещение, получал толстую мантию и с завязанными глазами проходил через пещеру в небольшое помещение, погруженное в полумрак. Фанатики говорили, что солнце скрыто за черной луной, и вся община купается в сумеречном сиянии, которое бодрит и вдохновляет на поступки, которые они никогда не совершили бы, на отказ от старых традиций и богов.

И все же думать, что эта женщина ответственна за «День Расплаты»... это было ужасающе.

Глядя на нее сейчас, лежащую в тихо покачивающемся гамаке и закутанную в пушистое одеяло, спокойно попивающую вино и выглядящую как обычная миллениалка, я видела почти полную противоположность той, о которой писали в газетах. Заняв свое место, я закатала рукава, собрала волосы в пучок и приготовилась, предчувствуя, что это станет для меня испытанием.

– Мисс ДеСантос, меня зовут мисс Локвуд, вы обратились ко мне за услугами, чтобы замолить свои грехи перед кончиной. Должна извиниться, что со мной нет моих коллег, они, похоже, заняты иными делами. Но я считаю, что мы достаточно хорошо знаем друг друга, чтобы обойтись без них. Вы не против?

Тишина. Она огляделась по сторонам, затем покрутила вино и выпила его одним махом. Бокал снова наполнился, когда девушка поставила его на пол. Невидимые руки выполняли все ее прихоти.

– Вы также носите имя Мать-Накопительница, не так ли? Глава Церкви Сумеречных Ходоков, организации, с которой я, к сожалению, хорошо знакома. - Я сделала паузу, вспоминая ту первую подругу, которая была мне почти как тетя: ее дверь всегда была открыта, когда мне нужен был совет, а в принадлежащем ей кафе вечно толпились счастливые гости, художники и философы, которые спорили до самого закрытия. Эбигейл Пристли была талантливым оратором, мастером варить кофе и любила всех животных, а ее геккон Монтгомери всегда сидел у нее на плече или заползал под густые светлые волосы, когда ему становилось страшно.

Но со временем она столкнулась с финансовыми трудностями, так как в Стерджен пришел экономический кризис, и стала бродить по ночным улицам в надежде найти ответы на свои проблемы. Когда ее приютил один из членов местной церкви, все было кончено. Она стала Сумеречной Эбби, и в течение шести месяцев она...

Нет, мне нужно было сосредоточиться.

– Мисс ДеСантос, эта процедура не пройдет без вашего участия. Другие заключенные...

Она махнула на меня рукой, покрутив тонко наманикюренными пальцами в гораздо менее сдержанной манере, чем снисходительное помахивание мистера Блазника. Она просто не хотела, чтобы я продолжал в том же духе.

– Я - не они. Они - не я. Мы все разные в этом месте, и, хотя я вызывала вас, у меня изменилось мнение. Боги говорят, что ты не та, и я внемлю их речам. Если ты не сможешь доказать свою значимость, то это значит, что я просто не справлюсь со своей задачей и умру здесь, так и не выполнив ее.

Брови на мое лице приподнялись. Не справилась с заданием? Из-за ее плече начала струиться небольшая струйка синего дыма. Конечно, этого недостаточно, чтобы что-то проявить, но начало положено.

– Но... все ваши последователи погибли по вашему приказу. Разве не в этом заключалась ваша великая задача? Довести их всех до вознесения?

Она насмешливо хмыкнула, откусила кусочек тирамису и вытерла губы салфеткой, тихо дыша и позволяя своей стройной фигуре опуститься в гамак, даже не потрудившись поднять голову, чтобы посмотреть на меня.

– Так предполагали СМИ. Возможно, так думали и новички, те, кто только искал повод умереть. Но нет, каждый посвященный знал, что именно мы делаем. Мы готовили МЕНЯ. Готовили МОЕ тело к следующей стадии. Мне стоило только поднять руку, и они делали то, что я попрошу. Самый ленивый массовый убийца, которого когда-либо видел этот мир. Мои последователи существовали не только в стенах Святого Мартина. Нет, у нас есть отделения по всему миру, и они будут продолжать просыпаться и делать то, что предписано, пока их число не станет достаточно большим. Теперь мне ничего не остается, как ждать следующего шага. Ждать своего законного трона среди звезд.

Туман начал клубиться в дальнем углу, образовав большое сиденье, на котором что-то дрожало, а маленькие веретенообразные руки цеплялись за него снизу, словно пытаясь ухватиться за сиденье посильнее.

– Вы говорите, что отличаетесь от остальных, но я чувствую в вас сходство. У каждого из вас есть проводник, цель, шанс вознестись... здесь происходит нечто большее, чем просто позволить вам умереть, не так ли? - Я встала, готовясь идти к двери. - Я не стану пешкой в чьей-то игре, даже если Надзиратель скажет иначе. Можете гнить здесь и дальше, мне все равно.

Когда я сделал несколько шагов к двери, ее беззаботный голос проворчал мне вслед.

– Ты знаешь, куда отправишься после смерти? Я знаю. Я знаю, куда попадают все.

Что-то заставило руку замереть на дверной ручке, светящиеся глаза метнулись в мое сознание, как будто что-то еще наблюдало за мной. Я почувствовала себя обязанной вернуться и продолжить разговор, поэтому со вздохом села обратно.

– Я слушаю, продолжайте. - Ответил я, чувствуя, как запах гауды начинает проникать в ноздри и искоренять любовь к сыру. Она улыбнулась и впервые наклонила голову.

– Это не так должно работать. Сделай пожертвование мне, церкви. Если оно будет достаточно хорошим, я его рассмотрю. - Откусив еще кусочек, она запила его большим количеством вина.

Мне предстояло либо стать ее резонатором, либо покончить с этим, не зная, о чем я могу попросить, чтобы продвинуться дальше ее проповедей.

Затем я вспомнила о записке, которую дал мне Надзиратель.

Выдержав паузу, достала ее и прислушалась к словам сверху: «Пусть сначала она прочтет это». Сняв печать, я приложила письмо к плексигласу, чтобы девушка первой прочитала его.

В считанные мгновения ее поведение изменилось. Она выронила сыр и вино, выпрыгнула из гамака и бросилась к письму, чтобы внимательно прочитать его, прослеживая пальцем каждую строчку, а затем взглянула на то, что, как я предполагаю, было картинкой в самом низу. Слезы наполнили ее глаза, а уголки рта искривились в широкой улыбке бурной радости, когда она отошла назад, вытирая глаза и выпрямляя спину.

– Ваше предложение весьма приемлемо, мадам Локвуд. Я расскажу вам все и дам несколько советов перед концом. - Она подошла к стене напротив своего гамака и начала рисовать. Материалы появлялись из ниоткуда, а ловкие руки проводили по простому холсту.

– Когда к вам явился ваш господин?

– Я была еще маленькой девочкой, когда он появился передо мной на троне, сделанном из костей, сухожилий и тел многих людей, пытавшихся удержать его тело в удобном положении. Бесчисленные маленькие тела, руки и ноги напрягались, чтобы сделать его счастливым, его тело нависало над порталом в лучшее место. Они так хотели, чтобы их впустили, чтобы они получили благосклонность, но он предложил это только мне. Сказал, что я несу в себе величие и должна идти, следовать его указаниям и не сходить с пути. Харизматичность и красота, конечно, помогли, а также встреча с одним из моих лордов, который предложил убежище и финансовую безопасность. После этого наши ряды последователей росли в геометрической прогрессии, особенно когда мы научились говорить и ходить.

Наступила пауза, лицо ее окрасилось в глубокий красный цвет.

– Когда мы впервые показали новым посвященным звезды и то, что их пожирает, их радость была на редкость великолепной. Это было понимание своего места в этом мире и осознание того, что все, что им нужно сделать, чтобы узреть следующий шаг... это служить мне.

Голубой туман заполнил всю дальнюю стену, став огромным и увеличившись почти до 12 футов в высоту. У основания металлического сиденья громоздились тела, лица которых застыли в абсолютной агонии под тяжестью груза.

– Итак, вы подготовили все для Дня расплаты Стерджена. Прохладный летний день в августе, когда солнце уже село, а луна еще не взошла. Город проснется от зрелища, которое увидит весь мир. Мы все это знаем, и я знаю, что вам не сложно в этом признаться, так что давайте сразу перейдем к делу: чего ОНИ не знают? Что случилось с прихожанами? С моей подругой Эбби? - Я пожалела, что сказала это, как только ее имя слетело с губ, но ничего не могла с собой поделать. Лицо Люцианы на мгновение поникло, но затем она взяла в руки желтую краску, яркую и теплую, как волосы Эбби.

– А, Сумрачная Эбби, одна из наших доверенных жриц. Она была так предана группе после того, как в ее жизни произошел поворот. Мне... жаль, что она не смогла попрощаться с вами перед концом. Но ты была чужаком. Ты не должна была ее знать. Если я о чем-то и жалею, так это о том, что нечаянно обделила вниманием кого-то из вашего рода и положения. Мы приготовили зелье в соответствии с учениями лорда Белфегора - яд, который неуклонно гасил свет внутри, в такт последним отблескам на горизонте. Они погружались в сон и через несколько минут... уходили.

На троне возникла большая рогатая фигура, рука которой лежала под подбородком, а другой она упиралась в ноги, на ее лице было выражение, не похожее на то, что было на фотографии Люцианы. Девушка начала рисовать быстрее, с большей целеустремленностью и меньшим изяществом.

– Яд был добровольно принят каждым членом нашей группы. Более 700 душ, готовых пойти с солнцем и уйти до того, как луна поймет, что они ушли. Глубоко под землей, где сияли сумерки, мы грелись в лучах света, а я наблюдала со своего трона, как все они славили меня, славили Белфегора, славили нашу Всеобщую Мать и тех, кто не имеет имени. Они погрузились в глубокий сон, а я остался наблюдать и ждать, зная, что это будет моим последним пристанищем. Но...

– Подождите, разве не вы - Мать-Накопительница? - спросила я, не желая вмешиваться, но не в силах проигнорировать такое признание. Она провела кистью по затуманенному холсту, краски на нем словно светились, окутывая ее странным сиянием.

– Так и есть. Но она - Omnium Matrem. Женщина, которая основала наше движение и была здесь в первый день работы по приказу нашего повелителя. Ее уже не было с нами к тому времени, когда я возглавила движение, но ее дух всегда был рядом. Конечно, не обошлось без сложностей... Яд не на всех действовал одинаково. Полагаю, треть прихожан погрузилась в сон. Еще треть молчала, но явно не могла найти покоя, а последние просто кричали, корчась и извиваясь, когда яд уничтожал их тела. Поначалу мне было... не по себе, но Белфегор сказал, что это мое испытание. Он велел сделать то, что закрепит мое наследие как величайшего настоятеля церкви.

Туман закончил формироваться. На костяном троне восседал краснорогий огр, а бесчисленные проклятые души пытались его удержать, сбежать или попасть в черную дыру, над которой висело его тело. Легко понять, как это можно было принять за туалет, но я увидела лишь трон, буквально построенный на труде тех, кто работал на него.

В то же время тарелка начала наполняться, а желудок заурчал. Грехи, которые мы едим, не насыщают нас, и мы никогда не сохраняем пищу на потом, но на то время, пока мы чувствуем запах, вкус, прикосновение и едим ее, она реальна. Посему мой желудок не мог быть счастливее, когда глаза встретились с наполняющейся тарелкой.

Самый роскошный пир, который я могла представить: филе миньон в беконе с французским каберне, ассорти из бри, гауды и голубого сыра, картофель au gratin с расплавленным шоколадным тортом на десерт. Я понимала, что в этом есть что-то неправильное, но моему голоду было плевать. Не смотря на это, работа была еще не закончена, и я была полна решимости довести ее до конца.

– Что вы сделали, Лусиана? Что же вы сделали такого, что привело вас в это место и к такому греху, как лень?

Она закончила картину, завязала свои черные волосы в пучок и положила руки на бедра, повернув ее ко мне и на мгновение ослепив своим блеском и светом от биолюминесцентных красок.

– Я ходила среди океана мертвых. Видела, что многие обрели покой, но еще больше было тех, кто все еще пытается достичь этой цели. Дети и младенцы кричали, взывая к своим матерям, ко мне... но я просто смотрела на них с жалостью и наблюдала за их борьбой. Все дети сумрака должны пройти этот путь самостоятельно. Я видела, как многие переступили этот порог, и не покидала их, пока не убедилась, что каждый член моей паствы преодолел его. Это и есть истинное благочестие. Таково наследие Лусианы Марии ДеСантос, Матери-Накопительницы Церкви Сумеречных Ходоков, предвестницы Дня Расплаты и, самое главное...

Мои глаза начали разглядывать картину, когда раздался сигнал тревоги, по всему зданию взвыли сирены, а по громкоговорителю раздался панический голос Надзирателя.

«АХТУНГ! ВНИМАНИЕ! ЗАКЛЮЧЕННЫЙ №9400 ЗАХВАТИЛ ДВУХ НАШИХ ГОСТЕЙ. ОБЪЕКТ ОЦЕПЛЕН. ФРАУ ЛОКВУД, ПОЖАЛУЙСТА, НЕМЕДЛЕННО ОТПРАВЛЯЙТЕСЬ В ЦЕНТРАЛЬНОЕ КРЫЛО, ОНИ НЕ БУДУТ С НАМИ РАЗГОВАРИВАТЬ!»

Бак, Нестор... вот почему они не появились.

Жаль, что я не успела среагировать сразу же, в тот момент. Встав, чтобы броситься к ним на помощь, я поняла, что изображено на картине, пока Люциана беспрепятственно шла в конец комнаты, где сидел Белфегор. Он все еще возвышался над ее миниатюрной фигурой, даже когда сел.

– Мне было очень приятно узнать, кто вы на самом деле, откуда родом, мадам Локвуд. Ваша мать сделала для нас великие дела... поистине великие. Хочу дать вам совет. Если вы впустите ее, она заберет все. Удачи, мы еще встретимся. Может быть, в баре между мирами.

Я не могла оторвать глаз от картины, руки механически запихивали еду в рот без паузы для раздумий или беспокойства. Звуки, с которыми Люциану раздирали на части и запихивали в дыру под креслом, заполнили мои уши, не оставив ни единого крика или стона с ее стороны. Она действительно смирилась со своей участью наблюдателя, какой бы больной она ни была.

На картине была изображена моя мама. Молодая и красивая, такой я ее и запомнила, с большой афрокосичкой и розовым гребнем, воткнутым в волосы, с которым я постоянно играла. Она смеялась и держала на плече младшую версию меня. На шее у нее висел большой кулон с замочной скважиной над медальоном, сигил, символизирующий Церковь Сумеречных Ходоков, и выгравированное сверху название:

«To Omnium Matrem; E Dolore Magnia Gloria...»

Я знала эту фразу. И мать, и бабушка не раз вдалбливали мне ее, когда становилось трудно. Эта фраза хранилась в семье Локвудов и не была известна за ее пределами. Откуда она могла ее знать?

Еда начала превращаться в гниль у меня во рту. Опустив взгляд на остатки еды, я увидел ползающих по ним гадов. Гниющая, пульсирующая гниль, пропитанная личинками и грибками. Едкий смрад напоминал, что это результат лени одного и усилий других.

Со слезами на глазах от ужасной еды, с непреодолимым страхом за безопасность друзей, заставляющим меня спешить, и с ужасом осознавая, что моя мать... мой кумир... не такая, какой казалась, я произнесла вслух увиденную фразу и со слезами на глазах проглотила последний кусочек, прежде чем броситься спасать своих друзей.

***

Заключенный №6626: Лусиана Мария ДеСантос, она же «Мать-Накопительница» из Церкви Сумеречных Ходоков.

Грех: лень

Еда: Гурман наслаждений, сгнивших из-за небрежности и бездействия. Изготовлен на спинах других.

«Через великую боль приходит слава»

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ЧРЕВОУГОДИЕ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Сказать, что это были тяжелые 48 часов, значит не сказать ничего.

Тело плохо отреагировало на еду, и, пока я смотрела на пустую миску, мир помутился, тело обмякло, и токсический шок настиг меня.

Некоторое время я просто плыла в бездонной пустоте между мирами. Почти ничего не видя, кроме вспышек биолюминесцентных цветов, красивых узоров, которые проносились мимо глаз и врезались в череп, подталкивая эндорфины к ноющим конечностям. Вдалеке слышались голоса, но я была так высоко над всем этим, что это не имело особого значения.

По мере того как я сосредотачивалась, из тьмы проступали очертания. Огромные планеты, прекрасные звезды и звездные галактики, которые казались гораздо ближе, чем были на самом деле, и каждая отдельная нить их огромных космических рук подмигивала мне азбукой Морзе. Приветствие? Нет, предупреждение.

«S.O.S.».

На краю периферического зрения образовалось что-то еще: пустая черная дыра с горизонтом событий, охватывающим весь обзор. Она была ярко-оранжевого оттенка с густым, резким красным цветом, который пульсировал по мере того, как дыра увеличивалась, поглощая все, что приближалось к ней с большой скоростью.

Затем из мутной глубины черноту пронзила длинная рука. Колоссальная, она вырвалась на свободу, а за ней ней появилось тело.

Тот самый фантом, который мучил меня с тех пор, как я села в самолет. Он разжал челюсти и начал вгрызаться в ближайшую планету, разрывая ее на куски острыми зубами и окрашивая зубы, как будто планета была спелым фруктом.

Вытянув свои шишковатые пальцы, он снова сжал кулак вокруг другой планеты, свободной же рукой подняло пять пальцев, крепко зажмурилось над раздробленной планетой, при этом оно гоготало таким злобным голосом, что это выбросило меня из сна.

«ПЯТЬ».

***

Первое, что я ощутила, проснувшись - острую боль в голове. Главным образом потому, что, просыпаясь и вставая, моя голова врезалась в Надзирателя с неприятным стуком.

– АУЧ! Майн гот, женщина, я просто осматривал вас, чтобы убедиться, что нет никаких серьезных повреждений! - Он попятился назад, хватаясь за лоб, как и я за свой. Нестор вскочил и, увидев, в каком мы состоянии, приготовился к накалу страстей.

– Нэлл! Ты в порядке? Тебя не было полтора дня... мы уже начали волноваться. Надзиратель сказал, что ему придется исключить тебя, если ты не встанешь в ближайшее время.

Надзиратель неловко сдвинулся с места и посмотрел на меня, его губы скривились в полуулыбке.

– Сейчас, майн фройляйн, важно лишь то, чтобы вы проснулись и были готовы к следующему греху. Эмароса была уникальным испытанием, но я был уверен, что вы справитесь... даже если еда будет достойна сожаления. - Он вздрогнул, когда наши мысли вернулись к тарелке с мясом. Мясом семьи Картрайт.

– Это не ваша вина. Никто не знает, какой будет еда, пока она не появится. Но с этого момента больше никаких игр, хорошо? Я хочу знать, с чем имею дело, когда вхожу туда. Особенно после этого последнего потрясения. - Я встала и подошла к нему, обвиняюще вытянув палец, изо всех сил стараясь выглядеть устрашающе по отношению к высокому мужчине, чье имя буквально переводится как «гора трупов». - Я понятно выражаюсь?

На долю секунды мне показалось, что он сделает что-то резкое: может, ударит меня или плюнет в лицо. Выражение его лица было не что иное, как полное недоумение от того, что кто-то с ним разговаривает в такой манере. Но в следующее мгновение он вернулся к своей невероятной эксцентричности, которую проявлял все это время, и с энтузиазмом кивнул.

– Да, да. Думаю, вы доказали, что справитесь. Хорошо, наш следующий подопечный - заключенный № 2122 Итан Эллиот Блазник III, 22-летний программист, совершивший серию похищений и пыточных убийств молодых мужчин и женщин в районе Вашингтона. Его грех… он сам о нем расскажет, но я должен вас предостеречь: этот человек будет использовать любую информацию против вас и попытается выслужиться перед вами. Почему? Я не могу сказать. Но в своем запросе он сделал... некоторые комментарии по поводу вас. Я подозреваю, что у него есть причины для вашего присутствия здесь, помимо простой просьбы.

Надзиратель направился к двери, сообщив, что у нас есть четыре часа на подготовку и что за нами придут в назначенное время.

Оглядев комнату в поисках чего-нибудь, не связанного с мясом, мой взгляд наткнулся на открытый сборник. На нем стояла фотография Бака и всей его семьи. Он был моложе, его знаменитая борода была не более чем щетиной на точеной челюсти, а мужчине едва исполнилось 20 лет, на нем был более консервативный наряд исследователя, чем тот, который он с гордостью носит сейчас. По бокам от него - два старших брата, Дариус и Джонни, сестра Тара, двоюродные братья Портер, Соломон и Брэндон. Отец Натаниэль гордо стоял рядом с ним, нежно положив огромные руки ему на плечи, а его жена, она же мать Бака, Саойрс, с любовью прижалась к его груди, глядя на своего мальчика. Перед ними стоял охотничий трофей, который Бак забрал себе в качестве ритуала посвящения: он успешно расправился с заблудшим ликантропом, используя только свою смекалку и нож-бабочку.

Бак ненавидел убивать что-либо без причины, но это существо он не мог игнорировать даже тогда. Оно пожирало детей, которые отваживались уйти слишком далеко от безопасной деревни и забредали в лес, где их поджидал этот умный убийца. Говорят, когда Бак вспорол ему живот, из него вывалились двое детей. К сожалению, ни один из них не выжил. Именно тогда Бак и получил свое прозвище: он держал зверя, когда тот метался и отчаянно пытался освободиться его хватки, изворачиваясь, когда он раз за разом вгонял нож ему в уши и глаза. Отныне Саймон навсегда перестанет быть его именем. В тот день родился «Бак Нэсти Макгроу».

Я улыбнулась. Фотография излучала тепло и уют после нескольких изнурительных дней, я провела по ней рукой, вспоминая те хорошие времена, когда мы только познакомились.

– Трудно поверить, что прошло уже 10 лет, правда? - воскликнул Бак, передавая мне чашку чая и усаживаясь рядом, пока я с тоской смотрела на фотографию. - Я встретил тебя на первой же работе, на которую устроился в качестве лицензированного криптоохотника и каталогизатора. Ты тогда еще проходила обучение у бабушки с дедушкой, тебе, должно быть, не исполнилось и шестнадцати, когда ты помогла мне поймать того неуловимого лесного божка. Ты разговаривала с ним, казалось, часами, чтобы выведать его грех, пока я пытался его усмирить.

– А потом он взревел, зарычал и бросился головой вперед на дерево, сбив вас обоих с ног. Да, я помню. - Я засмеялась, его глаза закатились при одном только упоминании о неудаче, но он тоже начал смеяться.

– Откуда мне было знать, что он больше козел, чем бог? Тем не менее именно в тот день я получил один из самых важных жизненных уроков, который я перенес в наши рабочие отношения на все эти годы.

Я обратила внимание на послание, оставленное внизу фотографии, то самое, которое Бак берег, как самое ценное сокровище, которым он когда-либо владел или будет владеть.

«Сынок,

Сегодня ты мне ровня. Завтра ты превзойдешь меня.

Теперь сборник - твоя ответственность и твоя работа.

Но обещай мне, сын, что ты не забудешь о семье и воплотишь в себе нашу самую важную черту;

Заводи как можно больше знакомств на своем пути. Ведь наше время быстротечно, и все циклы однажды должны повториться.

Со всей любовью в мире,

Папа».

– Что это за урок, Бак? - спросила я, улыбнувшись, когда он взял мои руки в свои, и его ореховые глаза засияли гордостью и восхищением.

– Нелл Локвуд сильнее меня, и если она смогла уговорить лесного бога на глупость, то сможет победить любого грешника или чудовище, которое только может подкинуть ей этот мир. И я буду поддерживать ее на каждом гребаном шагу. Я делал это, когда мы попали в город комы, я делал это, когда мы разбирались с ходоком снов, и я буду делать это до самого последнего моего вздоха.

Меня накрыла слабость. Отчасти от чувств и от отсутствия еды в течение полутора дней. Я утвердительно кивнула, и он похлопал меня по рукам, а затем, услышав протестующий стон желудка, предложил мне что-нибудь поесть.

– Мы будем здесь, если тебе что-то понадобится. В этом весь наш modus operandi.

Несмотря на то, где я находилась и что чувствовала, я была по-настоящему спокойна.

Пусть образ этой гребаной твари из моих снов все еще маячил на краю зрения, даже в эту минуту.

***

Когда прозвучало объявление о том, что нам пора идти в зону посещений, у всех возникло чувство тревоги, что все это достигнет критической точки, от которой мы будем совершенно не в состоянии оправиться. Я знаю, что в моем случае вопрос, который все время крутился в голове, был прост;

Сколько грехов я могу взять на себя, прежде чем они начнут поглощать все доброе что есть во мне?

Я держалась рядом с остальными и старалась сосредоточиться на работе, а не на растущем списке опасений по поводу этого объекта, его обитателей или моей собственной компетентности. Когда мы миновали ворота, стала слышна тихая музыка, доносящаяся из комнаты для допросов.

– Это... нормально? - поинтересовалась я у охранника. Он даже не взглянул на меня, сосредоточившись на дверной ручке, пока проводил сканирование удостоверения личности и ждал зеленого света.

– Для большинства? Нет. Но для приговоренных к смерти - да. Некоторые, как вы уже заметили, не заботятся об обустройстве этих маленьких комнатушек, но Блазник и остальные заботятся. Если музыка будет слишком громкой, просто позовите Холдена, и мы попросим его сделать потише. О, и... постарайтесь сохранять спокойствие. У заключенного есть привычка раздражать людей.

Автомат издал писк, и дверь распахнулась, выпустив на волю жесткий звук, доносящийся со стороны заключенного. Стробоскоп осветил комнату и молодого человека, невысокого роста, мускулистого сверху, а снизу - худощавого и лишенного какого-либо рельефа. Танцуя по комнате, он крушил все на своем пути и часто бил в одну и ту же точку на стене с особой жестокостью. Парень визжал во все горло когда костяшки пальцев врезались в бетон. Что-то было впечатано в стену, кровь и кожа с костяшек покрывали это место. Парень отпрянул, тяжело дыша, когда песня подошла к концу.

Стало видно, что это была чья-то фотография, изображение выцвело и помялось, но улыбка очаровательной молодой женщины в возрасте около 20 лет все еще сияла.

– Вы Итан, верно? Я Нел...

Прежде чем я успела закончить, он поднял окровавленную костяшку и протянул ко мне указательный палец, пока мы рассаживались по местам.

– Нет. Так не пойдет, дорогуша. Ты будешь обращаться ко мне по моему ПОЛНОМУ титулу, и только тогда я отвечу. - Он вдохнул, ссутулив плечи и напрягшись. - Сучки действительно думают, что у них есть такое право, не так ли?

Я почувствовала, как закипает гнев, я и в лучшие времена не терпела оскорблений и отсутствия уважения, но знала, что лучше не позволять советам, данным мне всего несколько минут назад, вылетать в окно. Откинувшись на стуле, на мгновение закрыла глаза, прежде чем ответить.

– Мои извинения. Мистер Итан Эллиот Блазник III, меня зовут мисс Нелл Локвуд, мои помощники...

Он снова указал пальцем, притянув к себе кресло-мешок, не пострадавший от вспышки гнева несколько минут назад, и опустился в него, расставив ноги и стараясь, чтобы его выпуклость в трениках была видна все время, пока он говорит. Высокомерие так и сочилось из него.

– Плевать. Это просто рандомные чуваки, они меня не интересуют.

Я ущипнула себя за нос. Это будет долгая, мучительная сессия.

– Мистер Блазник, с какой целью вы позвали меня сюда? Полагаю, вам есть что сказать, кроме оскорблений? Мне дали понять, что вам нужно исповедаться в каком-то грехе?

Он сплюнул на пол и почесал промежность.

– Мм, может, и есть, а может, и нет. Знаешь, ты была бы намного сексуальнее, если бы отбросила притворство, что ты умная или в какой-то степени авторитетная. Женщины гораздо более желанны, когда они просто молчаливы и/или покладисты.

Вместо того чтобы ответить, я решила записать несколько заметок в журнал, изредка поднимая взгляд, прежде чем передать их Баку и Нестору для ознакомления.

– Почему ты меня игнорируешь? - парень наклонился вперед и напряг челюсть, свесив руки. Я продолжала передавать бессмысленные записки с комментариями вроде «Улыбайтесь и хихикайте, бросая на него короткие взгляды».

Ему понадобилось всего три минуты, чтобы впасть в ярость. Он подхватил что-то из мебели и с грохотом швырнул его в плексиглас.

– Ты думаешь, что ты лучше меня, грёбаная шлюха?! Почему? Потому что ты красивая? Потому что ты умная? Сука, у меня IQ 186, я поднимаю тяжести чтобы держать в форме это совершенное тело и могу ЗАСТАВИТЬ кого угодно и сделать что угодно. Ты мне не нужна! Убирайся на хрен с моих глаз! СЕЙЧАС ЖЕ! - прорычал он, и слюна полетела изо рта, лицо его стало свекольно-красным, а дыхание тяжелым.

– Звучит неплохо. Мы можем выйти на улицу, жить своей жизнью и творить великие дела. К тому же, похоже, ваш грех все равно не стоит того, чтобы его съесть... У заключенных по ту сторону есть куда более вкусные. - Я подошла к двери и взялась за ручку. Грех этого бедного мальчика было легко определить.

Его лицо могло быть красным от гнева, но его грех был зеленым от зависти.

И я намереваюсь сыграть на нем, как на скрипке.

– Погодите. Мой грех достоин. Просто... просто послушайте, и я расскажу вам. Простите, мадам... Мне очень жаль. - Задрожав, он опустился на колени и сцепил руки, словно жалкий персонаж аниме. - Пожалуйста, простите мое поведение. Вы - королева. Я должен лучше контролировать себя!

Это было жалко, но совершенно неудивительно для манипулятора. Я убрала руку с дверной ручки и села обратно. Эдгар застонал, когда Холден извинился за то, что разбудил его только для того, чтобы подвинуться.

«ГРУСТНЫЙ МАЛЬЧИК. УБОГИЙ». Щебетал ворон, Холден бросил ему кусок мяса, чтобы успокоить. Я заметила, как дернулась бровь Итана, но он не изменил своего положения, пока я полностью не уселась.

– В вашем досье говорится, что вы выдающийся программист. Бывший член «Белых шляп», умеющий уничтожить любого соперника, который вам противостоит, с успеваемостью 4,0 балла в школе и стипендией в любом университете, который вы захотите. Вы происходили из высшего сословия и намеревались сделать многообещающую карьеру... Что, черт возьми, с вами случилось? - Поглаживая бороду, Бак с недоверием отложил бумаги. Итан оглядел его с ног до головы и приложил руку к своему заросшему бородой лицу, в нем кипел гнев, поэтому мне пришлось вмешаться.

– Итан, милый, сосредоточьтесь на мне. Бак - мой друг, и, как и Нестор, он здесь, чтобы помочь. Вы можете это сделать? - Я никогда не была экспертом по обаянию людей, но я использовала свой самый милый тон и самую искреннюю улыбку, что, похоже, сработало. Парень расслабился и ухмыльнулся.

– Конечно. Мистер Саймон Макгроу из легендарного клана криптозоологов Макгроу в любом случае не представляет ни малейшей угрозы, даже если его борода лучше моей. В конце концов, у меня будет своя, больше и лучше его. И готов поспорить, что я знаю о монстрах гораздо больше, чем он, достаточно насмотрелся на них в свое время… - Он хмыкнул, разминая руки. - Так много сраных животных в интернете, из-за которых я выгляжу прирученным, по косвенным признакам.

– Что же вы видели, Итан? Что превратило вас в человека, которым вы являетесь сегодня? - мягко спросила я, держа наготове тарелку.

– Давайте начнем с социальных сетей. Это токсичная, бессодержательная черная дыра, из которой ничто не может выбраться. Вы видите что-то, делаете фотографию и выкладываете ее. Показываете это всем своим обожаемым фанатам. Дерьмо, которое они никогда не смогут себе позволить или даже надеяться заполучить. От денег до стерв, женщин и всего остального. Это позерство, и это тошнотворно. - Фыркнул он и отвел глаза. - Столько друзей женилось, заводили детей, успешно работали... о чем я и мечтать не мог. Это было несправедливо. Это и есть несправедливо. Но это еще не самое худшее...

– Продолжайте, мы слушаем. - Я ритмично постукивала пальцами по столу, надеясь, что от происходящего у меня не скрутит живот.

– Видите ли, в даркнете можно найти много всякого дерьма. Да что угодно. Я завел там несколько хороших друзей, думал они были моими братьями по оружию. Думал, они понимают, через что я прошел. Ближе всего я был к «Системе Террапина» - группе единомышленников, которые занимались отсеиванием проблемных личностей. А еще гордые «Патрульные Тота». Мы были так хороши в своем деле.

– Простите, патрульные Тота? Не уверена, что понимаю… - вмешалась я, уверенная, что это какое-то уничижительное выражение.

– Допустим, встречаешься с девушкой, а у нее было несколько партнеров. Может быть, дюжина или около того. Думайте об этом как о туфлях, хорошо? Почему я, явный альфа, должен хотеть купить туфлю, которая была использована и растянута, а не свежую, ни разу не надеванную? Именно в этом и заключается суть «Патруля Тота». Найти этих отвратительных женщин и пристыдить их. Но мы не останавливаемся на этом, мы преследуем их, следим за ними, чтобы они никогда не чувствовали себя в безопасности, пока публично не извинятся и не откажутся от своих дурных наклонностей. - Он остановился, и по его лицу пробежала широкая ухмылка, а глаза горели страстью. - Это было такое прекрасное время. Пока не произошел инцидент...

Итан встал и подошел к доске, доселе скрытой на заднем плане, провел по ней пальцами, а затем подкатил к нам.

Доска была заполнена фотографиями, некоторые из которых были похожи на модельные снимки, а другие - гораздо менее приятными. Снимки тех, кто шел к своему дому, непритязательные кадры тех, кто спал, принимал душ или ел. По коже побежали мурашки, дыхание перехватило, я слишком хорошо знала этот вид ужасного поведения, этот уровень одержимости, который заставил бы любую здравомыслящую женщину бежать в полицейский участок, если бы она узнала...

На каждой фотографии была запечатлена одна и та же девушка.

– Я встретил SirenSarah2213 на стриме однажды ночью, когда мне было скучно. Она была... не такой, как остальные. На ее стриме было мало народу, и она говорила что-то о женской чистоте, несправедливости к мужчинам и о том, что нужно быть добрее ко всем. Но, черт возьми, она выглядела чертовски сексуально в косплейном наряде. Я просто почувствовал мгновенную связь и потянулся к ней, сделав донат, чтобы она заметила меня. Всякий раз, когда она произносила мое имя и спрашивала меня о чем-то, я чувствовал, что меня понимают. - Он посмотрел на нас, наклонив голову, с пустым взглядом в глазах. - Вы знаете, каково это, когда кто-то смотрит на вас и ВИДИТ вас, мисс Локвуд? Я имею в виду, после вашей матери, конечно...

Я почувствовала резкий укол в животе, но мне не хотелось останавливать его поток, поэтому я просто кивнула и попросила продолжать.

– В итоге я потратил на нее почти три тысячи долларов. К тому моменту, когда последний донат был отправлен, она проводила стримы 1 на 1 со мной и давала «жизненные советы». Говорила, что мои методы работы с Террапинами недостаточно сильны. Что они не те, за кого себя выдают. Она подталкивала меня покопаться в их досбе, и когда я наконец это сделал... она оказалась права. У большинства из них были семьи, друзья, партнеры и даже дети... у них были чертовы дети. Как они могли понять наши методы, если у них были любящие партнеры?!

Он зарычал, на глазах навернулись слезы.

– Я нашел их секретный чат, где они издевались надо мной, называли меня девственницей без поцелуев и королем инцелов. Сотни мемов обо мне с моим телом, отфотошопленным в нелестных вариантах, или мемы с собаками, прямо попирающие мои личные взгляды и опыт. Это было... убийственно. Когда я рассказал об этом Сирене, она успокоила меня и пообещала рассказать, как отомстить. С ней я стану самым чистым рыцарем, которого когда-либо видел этот мир. Она даже сказала, что мы сможем быть вместе, когда я справлюсь с заданием. Вы можете в это поверить? Мне так повезло, и вместе с тем я знал, что это правильно. Я - альфа-самец, и ничто этого не изменит.

Наступила пауза, когда он пристально посмотрел на Нестора, полуобнимающего Эдгара, который спокойно ел, а его тело все еще было напряжено на случай непредвиденной ситуации. Улыбка Итана померкла, и он подошел к дальнему краю стекла, присматриваясь к Нестору.

– Эй, Холден, ты еврей? - спросил он с отвращением в голосе. Глаза Нестора вспыхнули, но он сохранил спокойствие.

– А что, если да? - спросил он, продолжая нежно гладить Эдгара. Итан покачал головой.

– Жаль. Пустая трата хороших мышц. - сплюнул он вновь.

– В любом случае это все ерунда, мистер Блазник. По крайней мере, в моей работе все оказываются в одном и том же месте. Неважно, какому богу, богине или демону ты молишься. Это ничего не стоит, когда ты предстаешь перед Леди Смерть.

Итан взорвался, и двойные стандарты начали сочиться из его слов.

– Моя религия чиста. Это самый верный путь через Бога и Иисуса. И я слышал о твоей «линии работы», это полная, блядь, фальшивая херня, ты думаешь, я хоть на секунду поверю, что ты работаешь на ЛЕДИ СМЕРТЬ? Иди ты нахуй. Если Смерть - женщина, то она самая большая гнида. Тупая пизда.

Он снова начал впадать в ярость, и, не желая нарушать ни его расистские взгляды, ни глубины их религиозной идеологии, я вмешалась, чтобы удержать его внимание.

– Итан, ваш грех. Что Сирена велела делать дальше? - Чувствовалась закономерность в этих встречах. Итан вздохнул и снова опустился на свой мешок.

– Она стала появляться в моих снах. Это было странно, но она дала мне замечательные инструкции и инструменты, чтобы уничтожить их одного за другим... Адреса их домов, имена их близких, методы... для осуществления моей мести.

– И именно в этот момент вы начали свой «крестовый поход» против несправедливости, верно? - спросил Бак, Итан отказался смотреть на него.

– Я начал с проверки новичка. Его было легко найти, поскольку он никогда не отклонялся от своего шаблона. Он никогда не видел меня лично, поэтому, когда я выдал себя за мормона, желающего дать ему информацию о книге Джозефа Смита, он и глазом не моргнул, поскольку сам был таковым. Парень даже пригласил меня к себе домой. Большая ошибка. Как только его дверь закрылась, я вышиб ему мозги молотком. Именно тогда Сирена снова заговорила со мной.

Он с тоской посмотрел на потолок и сделал паузу, прежде чем продолжить. Ему было стыдно? Или он наслаждался моментом?

– Она сказала: Они забрали у тебя все. А теперь возьми у них то, что ты пожелаешь... Так вот, я посмотрел на этот поваленный кусок мяса... Даррел, кажется, его звали. Я смотрел на него и спрашивал себя, чего я хочу больше всего. У Даррела был прекрасный дом, несмотря на его новый статус в группе, так что я взял это. Достаточно просто переехать и взять на себя оплату его счетов. Парень был замкнутым, и никто не задавался никакими вопросами.

Густой зеленый туман покрывал пол вокруг, он казался почти ядовитым, но Итан не обращал на него внимания.

– Как она с вами разговаривала? - спросила я, когда его внимание ослабло, и кажется его его немного обидело, из-за того, что я остановила его на середине повествования.

– Что? Какое это имеет значение? Она была рядом, когда я нуждался в ней, как и всегда. - Ответил он с желчью в голосе.

– Для меня это важно, я не могу съесть ваш грех, если не знаю всего. Вы же не станете мне лгать? Я не так умна, как кажусь… - Я почувствовала отвращение к собственному уничижению, но это было частью работы, поэтому я продолжала в том же духе. Выражение его лица смягчилось, и он продолжил.

– Ладно, ладно. Сирена не была обычной девушкой, она была сияющей, манящей и всегда была рядом, когда я в ней нуждался. Я говорю это буквально. После того как я пожертвовал ей достаточно, начались сеансы 1 на 1, и она проявилась передо мной. Я никогда не мог прикоснуться к ней, но всегда видел ее так же ясно, как вижу вас. Она сыграла важную роль в моем развитии, и по мере того, как мы продолжали, она становилась все более реальной для меня. После еще нескольких целей я забрал их машины и банковские счета, но с последним все стало... сложнее.

Он снова сделал паузу, и я обменялся взглядом с Баком, мне не нравилось, к чему все идет. Дымка начала приобретать очертания женщины, чаши.

– Сирена велела мне не слушать ничего из того, что они говорят, и сосредоточиться на том, что у них есть, а у меня нет. Что это будет одним из последних шагов к вознесению. Она дала мне что-то выпить, и на мгновение наши пальцы соприкоснулись... Я почувствовал, как между нами пробежала искра. Сделав, как мне было сказано, выпил из чаши и не обращал внимания на все, пока не добрался до спальни. Там я почувствовал себя... по-другому. Зрение стало туннельным, глаза заволокло зеленой дымкой, а кулаки действовали сами по себе. Отбросив в сторону молоток, я задушил стоящего передо мной человека, увидев видения той жизни, которой он был лишен. Смех всех моих коллег, счастливые парочки и весь гребаный мир за мой счет. Все это заполняло мой мозг, заставляя его изнывать, как этих тупых шлюх передо мной, пока моя хватка не стала крепче... и крепче... пока...

Он остановился, изобразив, как лопается воздушный шарик и выплескивается содержимое.

– Больше ничего не осталось. Я чувствовал себя так, словно подчинил их себе. Стал настоящим альфой, вожаком стаи. Но нет, вместо этого я смотрел вниз на совершенно незнакомого человека... на женщину, на самом деле.

– Ты смотрел на женщину, которую жаждал все это время, не так ли, Блазник? - Бак вздохнул, в его словах слышался яд. - Саойрс Мейси Лаввуд, 19-летняя стримерша и модель. Ты платил, чтобы привлечь ее внимание, и однажды ночью пришел в ярость, когда она забанила тебя на сервере, получив информацию о тебе от твоих соратников, когда они попытались остановить тебя.

Он поднял фотографию, когда туман начал формироваться, и две фотографии идеально совпали. Красивая женщина со струящимися рыжими волосами, на фотографии - косплей Ядовитого Плюща из комиксов о Бэтмене. Теперь в комнате появилась женщина, одетая в изумрудно-зеленое платье, открывающее плечи, и сжимающая в руках большую миску с пузырящейся жидкостью.

– Нет... это не... я не...

– Саоирс, Индивиоза… - сказал Бак, вставая, чтобы прислонить фотографию к стеклу. - Саоирс, преисполненная зависти. У тебя никогда не было сирены, зовущей к себе Блазника, никогда не было грандиозного плана, подходящего для альфа-мастера. Твоя зависть просто захлестнула тебя, создав картину, в которой ты все контролировал и все имел. Что ж, тебе предстоит пережить свой грех, хочешь ты этого или нет. Ты проведешь свои последние минуты, зная, что никогда не сможешь получить то, что хочешь.

Я взглянула на свою тарелку и увидела два блюда. Одно - мексиканский рис с фасолью и зеленым перцем, другое - гламорганские сосиски и йоркширский пудинг... такой, каким его готовила моя мама. Именно так, как она его готовила, даже пахло также. Я почувствовала непреодолимый прилив эмоций и ностальгических воспоминаний, которые отчаянно пытались вырваться на поверхность с первым укусом.

Но я не могла дотянуться до него. Даже если бы захотела.

Пристально глядя на разворачивающуюся передо мной бойню, мое тело действовало само по себе и начало запихивать рис в рот, пока сосиски и йоркшир исчезали из виду, с любовью поглощаемые чем-то невидимым. Я со злостью и страданием наблюдала, как желанное блюдо исчезает.

После нескольких мгновений размышлений Итан повернулся и увидел перед собой лицо своей Сирены. Свободной рукой она властно указала на пол. Он заскулил и подчинился, прижав голову к земле.

– Я хотел только то, что принадлежит мне. Разве это не справедливо? Разве это не право мужчины требовать то, что принадлежит ему по праву? Я не понимаю... Это вознесение? Или наказание? Я не... я не...

Он поднял голову, чтобы взглянуть на Саойрс, когда она вылила содержимое чаши на него сверху и попала в рот, слегка расширившийся в крике, который никогда не будет услышан.

Зеленая жидкость разъедала его кожу с поразительной скоростью, плоть пузырилась и лопалась, разбрызгиваясь по плексигласу, его стремительно разлагающийся торс содрогался, а глаза таяли в глазницах, пока он не захлебнулся.

Но я меньше всего задумывалась о его боли, а больше - о своей собственной. Этот грех не обременял меня физически, не заставлял испытывать боль или усталость. Нет, вместо этого он проник в мою душу и нашел себе местечко рядом с воспоминаниями о матери, которые я носила с собой каждый день.

Оно смогло поколебать мой профессионализм и уверенность в себе, чего никто не делал раньше.

Когда впереди оставалось еще больше этих поганых монстров, я не была уверена, что справлюсь с задачей, и начала сомневаться в своих силах.

Как по команде, тот самый призрачный ночной ужас, который мучил меня с момента прибытия, блеснул в плексигласе, встав прямо за моей спиной с недоразвитой рукой, поднесенной к потрескавшимся губам, и замер. В другой руке оно держало тотем, который мне дал Нестор в качестве оберега от бог знает чего. Я наблюдала за тем, как эта тварь разбивает его в пыль, и выводила число.По телу пробежала ударная волна, от страха у меня подкосились колени, и что-то в тюрьме зашевелилось от моего присутствия, что-то, чего я буду бояться больше, чем любого другого существа на свете.

«4».

***

Заключенный №2122: Итан Эллиот Блазник III

Грех: зависть

Еда: Мексиканский рис с фасолью и единственное блюдо, которое я всегда буду хотеть, но никогда больше не попробую.

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ЛЕНЬ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

В моменты, последовавшие за нашей волнительной близостью с Таллулой, женщиной, олицетворяющей «Похоть», я с усилием глотала бульон «Медового человека» и чувствовала, как все мое тело покрывается тошнотворным налетом, который возникает после употребления масла из печени трески. Каждая частичка моего существа изнывала от тошноты и изо всех сил пыталась не выплеснуть содержимое желудка.

Но любой хороший пожиратель грехов знает, что не стоит портить хороший ритуал.

Бак увидел, что я сопротивляюсь, и взял меня за руку, пока охранники входили внутрь, устремляясь по обе стороны плексигласа: один - чтобы проверить нас, другой - чтобы поднять с пола на импровизированные носилки гигантскую фигуру Таллулы. Хотя даже отсюда было очевидно, что этой конструкции недостаточно, чтобы выдержать ее тело.

– Эй, Нелли. Посмотри на меня. - Он говорил мягко, и я почувствовала, как желчь поднимается вверх, но не смотря на это сделала, как он сказал. Я смотрела на него, казалось, несколько минут, его спокойное поведение успокаивало, кислота в груди боролась, но все же утихла, когда Бак положил руки мне на плечи и поцеловал в лоб. Когда он отстранился, дыхание его было горячим, а вид болезненным, но он быстро пришел в себя.

– В любой момент, когда будешь в таком состоянии, просто обопрись на меня, хорошо? Я твой защитник. Для этого я здесь. Ну... - он бросил взгляд на сборник на столе, перелистнул страницу с новостным репортажем о «Медовой женщине из Юты» и отвернулся, на его лице появилась хитрая ухмылка, от которой я растаяла. - Это новая глава для старой книги. Мама Макгроу не обрадуется, если я не закончу ее в ближайшее время!

Встав, я взглянула на книгу. Его мать была матриархом клана Макгроу, старой и могущественной группы криптозоологов, которые веками охраняли берега Великобритании от угроз как извне, так и изнутри страны, существ старше любого здания, могущественнее любого короля и мудрее любого старейшины. Работа Бака заключалась в том, чтобы обеспечить каталогизацию и заполнение страниц до его возведения в статус старейшины.

Интересно, знал ли он, чем обернется эта книга? Что она будет представлять.

Охранники вывели нас, и между нами и комнатой отдыха встал начальник тюрьмы с протянутой рукой и широкой улыбкой.

– Вундербар! Вы отлично справились, дорогой пожиратель грехов! Я был очень впечатлен, хотя и немного удивлен последствиями... Встреча прошла по плану?

– Нет. Но я никогда не знаю, как все сложится, когда начинаю. Я просто позволяю разговору течь и, как ветер в парусах, нести меня туда, куда он приведет. Но сейчас я просто хочу спать. Было бы здорово узнать, кто она такая, прежде чем идти сюда. Знать что мне нужно... поглотить.

Если начальник и понял мою не слишком деликатную просьбу, он со знанием дела проигнорировал ее.

– До следующей встречи с заключенным № 6572 осталось около 12 часов, но я должен предупредить вас... история этого заключенного еще неприятнее, чем предыдущего. Они молоды, но не принимайте эту молодость за наивность. По сравнению с ними заключенный № 4822 кажется совсем невинным щенком.

– Почему мне кажется, что вы будете говорить это перед каждым интервью?

Глаза Нестора сузились, а Эдгар закричал, хлопая крыльями, когда начальник тюрьмы зашагал рядом с ним.

«ХРАНИТЕЛЬ ТРУПОВ. ТРУПОЕД. БЕЖАТЬ!»

Начальник внимательно посмотрел на него и широко улыбнулся, на его ликующее лицо вернулось радушие.

– Я делаю это потому, что я это делаю. Это нелегкая задача, и я зря потратил бы ценнейший ресурс, если бы сразу отправил вас к Дер Вульфу. Вместо этого вы пройдете то, что я считаю наиболее подходящей кривой сложности. Так уж получилось, что это #6752. Я перешлю вам кое-какие бумаги, чтобы вы просмотрели их, но я бы предпочел, чтобы эту информацию знали Бак и человек-птица. Чем меньше Пожиратель грехов знает, тем лучше.

– Почему? Думаете, я не справлюсь? Это вы вызвали меня сюда, надзиратель Лейхенберг. - Я устала и к тому же была оскорблена. Он покачал головой и вздохнул.

– Это потому, что вы явно слишком много сопереживаете. Пожиратель грехов берет на себя бремя грешника навсегда. Я хочу, чтобы вы пережили это, и не оказались полностью раздавлены. Вы - последний пожиратель грехов, и мы должны помнить об этом. К тому же, что это будет за надзиратель, если я позволю гостю умереть в своей тюрьме?

С этими словами он щелкнул пальцами, и мужчины последовали за ним по пятам, проталкивая частично скрытое тело Таллулы в коридор и убирая его с глаз. Войдя в комнату отдыха, я рухнул на кровать, изнемогая от усталости.

Из-за поездки и мыслей о том, что она сделала, все тело сковала смертельная усталость. Я не испытывала такого изнеможения со времен первого сеанса поедания греха, который состоялся около 10 лет назад.

Проваливаясь в сон, я слышал приглушенные голоса Бака, Нестора и иногда Эдгара, обсуждавших лежащие перед ними бумаги. В их голосах звучали отвращение, озабоченность и тревога. Я слышала, как они прикрепляли что-то к доске и произносили такие фразы, как «сшитый», «неправильно сформированный» и «урод», но больше ничего, поскольку глубокий сон завладел мной.

Именно тогда я увидела такой знакомый, повторяющийся сон. Ночь, когда меня забрали из дома и отдали на попечение бабушке и дедушке.

В ту ночь я поняла, что я пожиратель грехов.

Мама приготовила жаркое и смотрела передачу о природе с Дэвидом Аттенборо. Мне нравился его голос, и до сих пор нравится. Его успокаивающий тембр и любовь к природе нашли отклик во мне, проводившей время, каталогизируя жуков на заднем дворе и мечтающей о том, как однажды отправлюсь в великое приключение, чтобы найти невыразимые тайны и существ.

Помню, как я смотрела на нашу подъездную дорожку, ведущую к главной дороге, граничащей с лесом. Мама работала лесничим, и ей регулярно приходилось уезжать на вызовы. Иногда это был инцидент с животным, когда олень врезался в машину, иногда - небольшой лесной пожар или придурковатые подростки, запускающие фейерверки.

В этот раз все было по-другому. В ее голосе звучала паника, она схватила ключи и велела мне запереться и не трогать духовку, так как она вернется через 30 минут.

После этого наступает время ожидания. Так всегда бывает. Но я помню фиолетовое свечение с поляны, громкий звук и обжигающую горячую боль, заполнившую грудь.

Затем я увидела лицо, нависшее надо мной, перевернутое вверх ногами, с искаженными чертами, и оно наклонилось ближе. После этого я проснулась в холодном поту.

Но на этот раз я увидела нечто новое. То существо из аэропорта. Черты лица стали еще более ужасающими, когда оно наклонилось ко мне, запах его греха обволакивал нос и заставлял глаза слезиться.

Запах гниющего трупа.

Оно улыбнулось и снова протянуло шишковатые пальцы, на этот раз медленно опустив одну цифру в свой гротескный кулак.

7.

***

Проснувшись, я увидела, что свет приглушен, Бака нигде не было видно, как и его книги. Нестор сидел на кресле напротив, не сводя с меня глаз и прижимая к себе спящего Эдгара. Когда ворон не выкрикивал ругательства или не был занудой, он был просто очарователен. Маленький черный пушистый малыш покоился в его объятиях.

– Ты знаешь, что я нашел его в тот день, когда потерял все? Я стоял среди тлеющих руин своего дома и нашел небольшое черное яйцо, которое, как я полагал, сгорело от пламени. Но нет, это было не так. Обсидиановое яйцо, не тронутое царившим вокруг бедствием. У меня возникло желание защитить его, особенно если учесть, что я не смог защитить их. Ворон сразу же привязался ко мне и усваивал слова гораздо быстрее, чем положено. Черт, иногда мне кажется, что его привела ко мне Леди Смерть, но это было бы слишком странно… - Он нежно погладил перья Эдгара, издающего тихие воркующие звуки.

– Надеюсь, ты знаешь о моем грехе, Нэлл? - мужчина нарушил тишину и придал комнате тяжесть, о которой я и не подозревала. Он улыбался, но чувство вины нависло над ним, словно потоп эмоционального груза.

– Да. Но не стоит так переживать. Ты принял неверное решение, и оно стоило тебе всего. Твоего любимого человека, двух твоих мальчиков, средств к существованию. Леди Смерть заключила сделку, и вот ты здесь. Твой грех состоит из нескольких маленьких частей, которые цепляются за тебя, где бы ты ни находился. Они пахнут серой и углями, а на вкус словно яблоки и слезы. - встав, я подошла к нему, опустилась на колени перед его усталым лицом и взяла его руки в свои. - Ты не плохой человек, Нестор. Я этого не чувствую, и Бак тоже. Ты защитник. Если ты прикроешь мою спину, я прикрою твою.

Эдгар зашевелился в его руках и пробормотал: «Папа. Безопасность. Папа. Любовь.». А затем взъерошил перья. Глаза Нестора остекленели, он шмыгнул носом и кивнул в знак благодарности, а я распрямилась и пошла перекусить, отчаянно пытаясь избавиться от привкуса меда во рту.

– Как ты думаешь, следующий грех действительно будет таким страшным, как утверждает надзиратель? - спросил он, взглянув на часы, до начала встречи оставалось три часа.

– Думаю, если бы надзиратель хотел нам солгать, он бы попробовал что-нибудь посложнее. Так что да, я ничего не исключаю. - вздохнув, сделала долгий глоток ромашкового чая, аромат которого помог избавиться от дурноты, а вкусовые рецепторы послали ощущение благодарности.

– Но надо думать, что парню с кличкой «трупы на горе» не стоит доверять.

***

Мы сидели и ждали заключенного, выполнив все те же процедуры, что и раньше. На этот раз в воздухе витало чувство предвкушения и страха. Не только из-за того, как прошел предыдущий раз, но и потому, что Нестор и Бак знали что-то, чего не знала я. Что-то, что они отчаянно хотели раскрыть под пристальным взглядом Надзирателя.

Но их убивала необходимость скрывать это сейчас.

Закатав рукава, я глубоко вдохнула. С той стороны плексигласа послышался звук, будто кого-то ввозят на каталке. В отличие от каталки, на которой увезли предыдущего заключенного, это было кресло-каталка с ограничителями. Человек снова был скрыт за слабым освещением.

– Могу я узнать ваше имя, прежде чем мы начнем? Оно слишком неформально по сравнению с присвоенным вам номером.

Фигура склонила голову набок и подняла руку в приветственной форме, прошептав что-то, прежде чем ответить нам.

– Имена - могущественная вещь. Пока что вы можете обращаться к нам как к Эмаросе. В нас заключено все прекрасное. – Они наклонились вперед, жидкие каштановые волосы пробились сквозь тень и позволили нам взглянуть на их владельца. – А ты - наш пожиратель грехов. Самый лучший. У нас есть грех, который мы хотим изжить из себя. Это единственное, чего мы не хотим.

– Хорошо, для этого я и пришла, Эмароса. Расскажи мне, как появился ваш грех. Что его сформировало?

– Мы рано поняли, что жаждем большего, чем позволяют наши средства. Родившие нас люди делали все возможное, принося скудные подношения, мимолетные причуды и безделушки, которые в конечном итоге ничего для нас не значили. Мы стремились к большим вещам. Мы хотели ВСЕГО. Но мы были молоды, слабы и не могли сделать это самостоятельно. Мы слушали и ждали, пока не повзрослеем настолько, чтобы начать восхождение.

– Слушали? Кого? - Я решила быть посуровее, их манера говорить от третьего лица утомляла, хотя и была увлекательной. Они откинулись в кресле, их тело дрожало от возбуждения. Не иначе как Таллула.

– Нашего спасителя. Одного из наших путеводных огней - Молоха.

В комнате раздался гул. Из углов потекло мягкое тепло, и я увидела, как вокруг спинки кресла Эмароса начинает распространяться красная дымка.

– Ханаанский бог? Тот самый Молох? - Бак пролистал свою книгу, положил палец на статью и пододвинул ее ко мне. Изображения детей, брошенных ему в живот, кричащих и тянущихся к отчаявшимся родителям. Из его носа валил дым. От этого зрелища стало не по себе.

– Да. Хотя он не просил совершать подобные действия от его имени. Он пришел к нам во сне в день нашего восемнадцатилетия и сообщил, что мы - сосуд, в который он однажды вселится. Но чтобы сделать это, мы должны были забирать у всех, кто нас окружает. Мы должны были... расширить свои горизонты и умения. Итак, мы отправились в путь, чтобы стать врачами и изучить инструменты этого ремесла. Это было необходимо для нашей метаморфозы. Полагаю, когда вы разговаривали с Мейкпис, она сообщила вам о чем-то подобном?

В памяти всплыли ее рассуждения о том, что мы становимся все крупнее, менее чистоплотны и отказываемся от гигиены. Не обращая внимания на накатывающую дрожь, я кивнула головой.

– У нас было нечто подобное. Разве вы не считаете, что это правильно, когда люди растут и меняются? Желать большего, чем позволяет их положение? Возможно, стремиться к большему. К тому, что есть у других. Мы не считаем это такой уж странной концепцией, люди постоянно берут у других, чтобы выжить.

Бак вмешался, а Нестор уставился на Эмаросу.

– Но вы ведь не так поступили, верно? Вы не просто брали, чтобы выжить. На самом деле, вы НИКОГДА не брали, чтобы выжить. Вы просто грабили. Вор в самом низком смысле этого слова. - Он сжал кулаки и стиснул зубы, жестом я призвала его остановиться.

– Все в порядке, все будет хорошо. Обещаю. - Прежде чем он успел запротестовать, я заговорила самым твердым голосом на который была способна, чтобы не потерять уважение Эмароса. - Ни слова больше.

Он откинулся в кресле, его плечи опустились под тяжестью этих слов, и он сосредоточился на сборнике.

– Органы считаются жизненно важными предметами для выживания, знаете ли. Просто нам потребовалось их больше, чем обычному человеку. - Эмароса закивала, и впервые я почувствовала в их тоне нечто иное, нежели нейтралитет.

– Мне нужно, чтобы вы сели ближе, чтобы я могла вас видеть, Эмароса. Я не думаю, что мы сможем провести этот разговор должным образом, если вы будете скрываться.

Послышалось бормотание, форма сдвинулась, и заговорил другой голос, грубый и мужской, звучавший так, словно он проглотил пепельницу и запил ее бурбоном.

– Что за херня? Ты думаешь, что можешь отнять у меня что-то? Я. Владелец. Ты… Мне принадлежит ВСЁ. Я делаю то, что хочу, потому что деньги на моем банковском счете и статус, которого я жажду, делают это. Иди ты на хер. Я ни за что не сдвинусь с места!

Это обескураживало. Звуки шли из ниоткуда и совершенно не соответствовало тому отстраненному тону, который они демонстрировали до этого. Что это было?

– С кем я сейчас разговариваю? - спросила я, пытаясь разобраться в ситуации, но форма изменилась, став элегантной и закинув одну ногу на другую, она сложила руки на колене.

– О, дорогая. Ты считаешь, что у тебя есть право, чтобы обращаться ко мне? Я королева в своем доме и не разговариваю с такими ничтожествами, как ты. Я могу купить и продать тебя в мгновение ока, усекла, сучка.

Форма поспорила сама с собой, но в итоге успокоилась и покачала головой. Вздохнув, она наклонилась вперед, к свету, демонстрируя настоящий ужас.

Мне потребовалось все силы, чтобы не закричать.

Прометей наших дней. Это единственное, что пришло мне в голову в тот момент, когда силуэт разделился на два паттерна. С одной стороны волосы были вьющимися, с другой - зализанными назад. Голова была заполнена сшитыми сегментами обесцвеченной плоти, лишние глаза смотрели оттуда, где их не должно быть, два отчетливых лица смотрели на нас, в то время как несколько меньших лиц на их шее и щеках стонали в знак протеста. Слева - едва заметное мужское лицо, справа - чуть более женственное, в центре - один всеобъемлющий рот. Бесчисленные зубы и толстые черные губы, которые приоткрывались при разговоре.

Они представляли собой сплав других человеческих существ. Когда они говорили, было видно язык, который был раздвоен и расходился в разные стороны.

– Когда-то мы были двумя. Похоже, наши имена больше не имеют значения ни для кого, кроме вас. Доннел и Миллисент Картрайт. Мы знали, что наши призвания уникальны, но не подозревали, что их будет два. По одному на каждого жадного близнеца. Если у Доннела в ушах звучал голос Молоха, то у Миллисент голос Маммона, олицетворяющего незаконно нажитое богатство. Хотя для нас любое богатство, приобретенное в нашей форме, означает, что оно всегда было нашим. Увы, мы хотели большего...

Бак поискал газетную статью, но не показал ее мне. Я смогла лишь разобрать слова «похититель органов», и мои подозрения подтвердились. К этому моменту туман почти полностью заполнил комнату.

– Зачем вы украли личности людей? Зачем отнимать их таким образом? Я знаю, что жадность - это еда, деньги, власть... но почему именно это?

Эмароса на мгновение задумалась, оба лица смотрели друг на друга, прежде чем ответить.

– Величайшая власть - это власть над душой. Владеть плотью человека, владеть всем его существом. Маммон и Молох по-разному говорили нам об этом, но мы знали, что для того, чтобы подняться на следующий уровень, нам нужно заполучить определенное количество душ. Наша жадность должна была быть проверена. - Они остановились на мгновение, сомневаясь. - Нам нужно было пройти испытание. Прежде чем мы предстанем перед вами. Самой жадной женщиной всех времен и народов в не менее жадной компании.

Я почувствовала, как во мне поднимается жаркий гнев от этого заявления. Когда чудовищный убийца называет меня подобным образом... что ж, этого было достаточно, чтобы вывести меня из себя. Но я постаралась сохранить самообладание, пока Нестор и Эдгар наклонялись вперед, возможно, ожидая неприятностей.

– Я поглощаю грехи, чтобы отпустить человека. Чтобы освободить его. Это не делает меня жадной. И Бак или Нестор тоже не из вашей компании. - Я перевела дыхание, стараясь не сбиться с мысли. - Ты подводишь к греху, о котором хочешь рассказать, и каков же он?

Но Эмароса еще не закончила. Они по очереди постучали по своим головам шипастыми пальцами.

– Но ты несешь в себе все эти грехи. Такой прекрасный метод поглощения других, о котором мы никогда не могли бы и мечтать. Мистер Макгроу пытается завладеть всеми знаниями о зверях и людях, подобных нам, ради собственной выгоды. А вон тот мистер Холден потерял все из-за жадности и все равно хочет еще… - Они улыбнулись. - Мне дают столько информации, сколько я пожелаю. Мы не такие уж разные.

– Грех. Если вас не затруднит. Я занятая женщина. - Я отвечала отрывисто, мне не нравилось, что мой характер ставят под сомнение. Нестор и Бак держались изо всех сил.

В ответ раздался мягкий женский голос.

– Я начала добывать души, необходимые для вознесения. Это была нелегкая работа, но мы с братом удивительно ловко управлялись с этим делом. Мы следили за тем, чтобы у объекта было то, что нам нужно. Сначала это были деньги, еда, статус. Причина, чтобы оправдать наше дело, в те ранние дни...

Доннел вмешался.

– Но в конце концов ты понимаешь, что это не имеет значения. Все это не имеет значения. Наша судьба - забрать, и мы забирали. Каждый из них служил великой цели, вплетаясь в нашу сущность и становясь частью нас. Мы сжигали то, что нам было не нужно, служа Владыке Молоху.

– И лорду Маммону, да. - заметила Миллисента, чей голос дрожал от волнения. - Но мы знали, что потребуется еще большая жертва. Особенно когда наша любящая семья узнала наш секрет. Одна из наших игрушек проснулась и сумела сбежать из подвала. Папа не успел и глазом моргнуть, как Доннел забил его до смерти. Я набросилась на маму, кипятком из чайника сожгла ее плоть, а сковородкой проломила мягкий череп.

Туман был почти сплошным и в нем виднелись две фигуры: слева - огромный бык с ногами человека и хвостом скорпиона, справа грузный мужчина в золотой короне и множестве украшений, с обнаженным нутром и улыбкой на широком лице.

– Мы позаботились о том, чтобы братья и сестры не сильно пострадали. Но нас поджимало время, и оба голоса постоянно звучали в наших ушах. Мы не могли оставаться в стороне от семьи и друг от друга. Поэтому, когда у нас оставалось время, мы в последний раз испытали свои способности.

Еда начала заполнять стол стоящий передо мной. Тарелки с мясом, идеально приготовленным. Аромат бекона и яиц наполнял воздух. Но я не была голодна.

– Они так кричали, что кровь шла из ушей. Мы усердно трудились над тем, чтобы как можно лучше разделаться с ними, прежде чем впустить их в себя и соединить в прекрасную форму, которую ты видишь сейчас. Эмароса - это состояние нирваны, которого мы надеялись достичь, прежде чем встретиться с тобой, нашим богом жадности.

Когда туман рассеялся, Эмароса поднялась со своего места на очень хрупких ногах, четыре колена грозили подкоситься, и эта огромная масса плоти и конечностей сделала неуверенный шаг к плексигласу, положив на него одну из своих рук. Эта рука душила, резала, рвала и разрывала на части невинных людей. Забирая их органы, кости и плоть. Забирая все, что им нужно.

Это действительно была рука жадности.

– Мы сожалеем лишь о том, что не смогли взять больше. Ведь это наше право по рождению. Но нам было велено рассказать о своих делах и обнажить свои грехи. Что мы и сделали. Теперь мы переходим к последней фазе трапезы.

Они убрали руку, пока мясо продолжало появляться на столе, Нестор приподнялся в желании поддержать стол, чтобы тот не опрокинулся. Но я помотала головой. Это был заключительный этап.

– Это вознесение... что это такое? Что оно означает? - Я знала, что это, возможно, мой последний шанс спросить их, а еще мне стало жутко от того, что знала, к чему приведет окончание этого разговора. Они улыбнулись, на головах появились выражения радости.

– Это значит, что мы поглотим все. Ни один лучик света не останется вне нашей власти. Так написано. Удачи, миледи. Она понадобится вам на предстоящем пути. Не представляю, как трудно будет такой жадной особе, как вы, пожертвовать чем-либо... но вам придется это сделать, прежде чем миссия будет выполнена.

Туман окончательно рассеялся, две фигуры подошли к Эмароса, которая каким-то образом возвышалась даже над ними.

Молох опустил на лицо Доннела пару огромных, как наковальня, кулаков, а Маммон положил ярко-красные мускулистые руки на Миллисент.

Затем, без предупреждения, они потянули.

Крики были неистовыми, каждое лицо и лоскутное тело вопили во всю мощь своих легких. Медленно кожа отделялась от тела, и двух соединенных воедино людей растаскивали по углам, а внутренности Эмароса просто падали на пол в груду плоти с противным влажным хлюпаньем.

Доннела толкнули в открытое огненное брюхо Молоха, крики вырывались из его рта и носа, а красные глаза сверкали.

Миллисенту поставили на колени перед Маммоном, который раскрыл свои чудовищно огромные челюсти, обхватил ее за талию и откусил верхнюю половину, струйка крови окрасила плексиглас, а он продолжал пожирать остатки, брыкающиеся в знак протеста или, возможно, даже от радости.

Бак и Нестор бросились вперед, чтобы остановить меня, но я знала, что должна все съесть. Без этого ритуал был бесполезен. Закрыв глаза, я просто откусил кусочек. Окружающая суматоха ушла на второй план. Первый укус был мягким, немного крови вытекло и испачкало мой подбородок, мясо было нежным и таяло во рту. После Медового человека это была амброзия. Я принялась откусывать больше, яростнее и прожорливее, стараясь очистить тарелку как можно быстрее, желудок растягивался, чтобы вместить все, что в него закидывала... но я не ощущала ни сытости, ни даже вздутия. Как будто еда просто испарялась при глотании. Я наслаждалась, но едва сделав паузу, чтобы отдышаться, поняла, что это не только не настоящая еда, но и то, что я задыхаюсь. Жесткое, грубое мясо заполняло мое горло и обжигало ноздри. Густой неподатливый жир облепил зубы и въелся в горло, заполнив носовые пазухи и даже заставив глаза слезиться.

Вкус... он был ужасен. Но не так сильно, как ощущение клокотания в горле, когда я изо всех сил старалась сглотнуть, а оно сопротивлялось и казалось маленьким яйцом, которое я решила съесть одним махом. Клянусь, я чувствовал, как оно давит на меня, когда мое тело извивалось и отчаянно пыталось протолкнуть его дальше. Я была полна решимости закончить, я не могла потерпеть неудачу.

И только когда Бак оттащил меня, а Эдгар опустился на землю и уставился на меня с воплем «Мясо. МЯСО. Вкусное мясо!», я поняла, что происходит.

На тарелке с мясом лежали не стейки. Это была не курица и даже не что-то близкое к ней. Когда Бак стал бить меня по спине, пытаясь помочь мне выплюнуть мясо, я его проглотила и почувствовала, как что-то с железным привкусом упало в желудок.

На тарелке лежало одно человеческое сердце, все еще слабо бьющееся, и небольшая лужица крови вокруг него.

Я только что съела то, что олицетворяло целое семейство.

Заключенный № 6527: Доннел и Миллисент Картрайт. Известны под общим прозвищем «Эмароса».

Грех: жадность.

Еда: стейк... Семья Картрайт.

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ЗАВИСТЬ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Пожиратель грехов - человек, который съедает ритуальную пищу, чтобы духовно взять на себя грехи умершего человека.

Если бы все было так просто.

Меня зовут Элеонора Локвуд, но вы все можете звать меня Нэлл. Я не называю поедание грехов своей работой или чем-то подобным. Просто это причина по которой я существую.

Моя бабушка Эфа Локвуд была одной из последних в Уэльсе, кто продолжал эту практику. Не имея ни матери, ни отца и не желая иметь собственных детей, я, будучи единственным потомком, взяла на себя ответственность и продолжила это дело.

Но я буду последней, это точно.

Люди утратили связь с этой стороной мира: традициями давно минувших дней, уважением к старым устоям и ритуалам, которые маленькие города и деревни предпринимали, чтобы защитить свои общины от заблудших душ, невидимых ужасов и ночных тварей.

Когда Эфа познакомилась с моим дедушкой Аджани, иммигрантом с Ямайки, он привез с собой истории о проклятиях Вуду, известных как Обэя. Традиции, хранившиеся веками, и важность уважения своих родственников через практику. Но мир менялся, и, когда я достигла совершеннолетия, то поняла, что мне нужно взглянуть на мир шире, чтобы продемонстрировать наши семейные тайны.

Тогда-то я и наткнулась на Стерджен. Город, в котором есть бар, обслуживающий нуждающихся, город, где в каждом отеле на каждом этаже есть физические невозможности, город, где мертвых переправляют на гидросамолетах и где монстры встречаются с мастерами боевых искусств на турнире кошмаров.

Но то, о чем я хочу рассказать вам сегодня, уходит далеко, очень далеко от этого. За пределы Стерджена и оказывается в тюрьме строгого режима в центре самого опасного места на Земле - Бермудского треугольника;

Я - Последний Пожиратель Грехов. И это моя история.

***

«Мисс Локвуд, мистер Макгроу;

Срочно требуется ваше участие в удовлетворении последних просьб наших заключенных из камеры смертников. Более подробная информация будет предоставлена после вашего согласия, а также будут приняты меры, чтобы доставить вас на место в течение 48 часов. Просто наберите прилагаемый номер, и мы организуем все остальное.

С нетерпением жду вашего звонка.

С уважением, Надзиратель Лейхенберг»

Бак откинулся в кресле и лениво потягивал виски, пока я дочитывала.

– Ты собираешься ехать? Черт, почему я вообще спрашиваю? Конечно, собираешься. - Он выпил все одним глотком и, вздохнув, встал во весь рост и выгнул спину. Это был крепкий мужчина лет тридцати, с накачанными мышцами и густой черной бородой, скрывавшей точеную челюсть и пронзительные зеленые глаза. Бак был таким же суровым, как и все остальные, но более спокойным и терпеливым, чем большинство мужчин в три раза старше его. Он никогда не осуждал, не пытался говорить за меня или указывать, что мне делать. Он уважал меня как равного, и за это я восхищалась им еще больше.

– Интересно, что за чертова тюрьма находится в самом центре такого места, и как туда вообще можно добраться, не попав в катастрофу и не сгорев? - размышляла я вслух, записывая номер и подходя к стационарному телефону в нашем офисе. Мы уже несколько лет работали как деловые партнеры, беря на себя странную работу, связанную с «необычными объектами и происшествиями», за которые никто не брался. Бак называл нас «детективами кошмаров», я же - учеными, которым недоплачивают за хлопоты.

– По-моему, вполне логично, особенно если слухи об этом месте правдивы. - Бак погладил бороду, полистывая книгу, которую взял с большой полки. - О тюрьме Темпеста ученые говорят лишь вскользь, как о месте, где содержатся самые проблемные личности в истории. Не серийные или политические убийцы, а монстры, которых история изо всех сил старается стереть со страниц... Если мы туда попадем, это будет тяжелая поездка… - Он захлопнул книгу и улыбнулся, отчего мое сердце заколотилось.

– Звучит как чертовски интересная охота, я в деле.

Один тайный звонок спустя, мы были собраны и получили инструкции по встрече с грузчиком в аэропорту.

– Caracossa Airways, ты ведь уверена в этом? - спросил Бак, уткнувшись лицом в блокнот, который он штудировал в течение нескольких недель, предшествовавших получению письма от надзирателя. Говорил, что это его «величайший научный проект», но ни разу не показал мне ни единой записи из него.

– Да, они сказали, что нас будет встречать парень с вороном. В Стерджене трудно его не заметить, верно? Даже гуляя с таким пародистом Индианы Джонса, как ты! - Я хихикнула, игриво ударив его по руке, а другой рукой пробежалась по плейлистам на моем iPod. Никогда не могу расслабиться в поездке без хорошей музыки.

– Говори за себя: ты одеваешься и ведешь себя так, будто изо всех сил пытаешься стать следующим Ван Хельсингом. Пусть даже валлийцем и женщиной.

– И с волосами получше. - Я решительно отмахнулась от него, и мы оба рассмеялись, а беспокойство, вызванное морем людей, проносящихся мимо, улетучилось.

Из толпы вышел высокий мужчина в черном одеянии и с перевозбужденным Вороном на плече, который трепал его волосы и кричал «МОЗГИИ».

– Черт, Эдгар, я же говорил тебе остыть! - шипел он, протягивая палец к птице в знак предупреждения, но та лишь недоуменно наклонила голову, а затем укусила его и взвизгнула от восторга.

– СВЕЖАТИНА! СВЕЖАТИНА! - завопил он.

– Вы, должно быть, Локвуд и Макгроу, я вас за милю заметил. Добро пожаловать в «Caracossa Airways». Я - Нестор Холден, а эта маленькая прелесть - Эдгар. Мы будем вашими проводниками до тюрьмы Темпеста. У вас есть все необходимое? По пути мы не будем делать остановок, и мне поручено помогать вам всем, чем смогу, когда мы прибудем на место.

– СЫРОЙ И ШУМНЫЙ! СЫРОЙ И ШУМНЫЙ! - закричал Эдгар, когда Нестор щелкнул пальцами перед ним. 

– Что мы говорили о грубом поведении на публике? - прошипел он.

– ТОЛЬКО ВЕСЕЛЬЕ! - Торжественно ответил Эдгар, опустив голову, а я и Бак захихикали, хватая свои сумки.

– Да, кстати, мне сказали передать вам это перед вылетом, держите это при себе все время. Это амулет, помогающий отгонять негативную энергию или что-то в этом роде, мой босс Л. Д. сказал, что его обязательно нужно передать вам.

Он протянул каждому из нас по оберегу. Они были старыми и вырезанными вручную, оба изображали хрупких людей с костлявыми руками, держащими толстый капюшон в вечном состоянии между поднятием и опусканием, и невозможно было понять, поднимают они его или опускают, но глаза были скрыты.

Это встревожило меня, но я убрала его в карман, как и Бак, и мы пошли.

На долю секунды, когда мы проходили через терминал, я заметила что-то периферийным зрением: худое, бандитского вида существо выглядывало из-за бетонной балки, торчащей из пола. Маленькие черные глаза, светящиеся биолюминесценцией, были устремлены на меня, а по вытянутым губам стекала слюна, шишковатые пальцы неловко хрустели, пока он не вывел в моем направлении число. Число, которое с того дня станет синонимом всей моей жизни.

Число 8.

***

Поездка была... интересной, если не сказать больше. Наш пилот пребывал в состоянии перманентного опьянения, изрекая слова лорда Альфреда Теннисона, пока вез нас через каменистые берега и мрачные чернеющие небеса. У меня была включена музыка, и будь я проклята, если она не была атмосферной, когда зазвучал вступительный рифф.

Когда я выглянула в иллюминатор, а Бак рядом со мной яростно храпел, у меня отвисла челюсть от открывшегося зрелища.

Там, где океан был спокоен, а ветер еще более спокоен на протяжении всего нашего путешествия, теперь нас встречал сильнейший шторм. Резкие порывы ветра били в окно, приводя океан в бешенство и злобно обрушивая на самолет шквалы пенящейся зеленой жижи, тщетно пытаясь остановить наше приближение.

«Сморщенное море под ним ползет; он смотрит со своих горных стен, и, как молния, он падает!»

Пилот запел по внутренней связи, резко уводя самолет на снижение, и с хрустом отправляя все еще храпящего Бака головой вперед. Эдгар завопил.

«МЫ ВСЕ УМРЕМ! МЫ ВСЕ УМРЕМ!»

– Эдгар! Не обращайте на него внимания, с нами все в порядке. Заход нормальный, для такого места… - Нестор держал руки скрещенными, сидя напротив меня в зоне стюардесс, бросив взгляд наружу, когда яркий свет начал заполнять иллюминаторы. - Взгляните. Это ваш новый дом на ближайшую неделю.

Бак пробудился ото сна как раз вовремя, чтобы мельком увидеть внушительное сооружение, ожидавшее нас, когда самолет выровнялся при заходе на посадку.

Круглая конструкция высотой в несколько тысяч футов возвышалась над морем, потоки воды стекали с вершины овального основания в океан, несколько посадочных площадок стали видны. В центре сооружения находилась толстая стальная труба, уходящая куда-то в глубь.

Вокруг тюрьмы дули сильные ветра, разбивались волны, и на многие мили вокруг царила тьма.

Если бы кто-то захотел сбежать, он не обнаружил бы никакого варианта спасения, выбравшись за стены тюрьмы.

Нас обступило море охранников, позади которых возвышался импозантный мужчина. Черный плащ и зонт с узором в виде голубых цветков вишни. Он приветственно помахал рукой, когда мы вышли из самолета, и рука в кожаной перчатке с огромным энтузиазмом сжала мою руку.

– Добро пожаловать в мой личный Тартар! Нравится ли вам моя обитель? - С гордостью глядя на меня, он вытянул руки и покрутился вокруг себя. - И все это только для того, чтобы худшие из худших не выбрались наружу. Раздавить их надежды и мечты под моим стальным каблуком…

– Вечно у власти оказываются эксцентричные ребята, не так ли? - пробормотал Бак, подкалывая меня. - Да ладно, подыграй ему. В конце концов, это его королевство. 

С этими словами Бак шагает вперед, не обращая внимания на дождь. Он крепко пожимает руку Надзирателю, а затем жестом подзывает меня.

– А, вы, должно быть, наш почитаемый Пожиратель грехов! Я никогда не видел того, что делают такие, как вы, вблизи и лично, но я буду гордиться тем, что вижу, как это происходит с нашими заключенными, если это означает, что они будут страдать чуть больше...

Моя бровь непроизвольно приподнялась, начальник тюрьмы заметил это и тут же защитно поднял руки.

– О нет, не принимайте меня за садиста! Я просто хочу, чтобы моя работа была выполнена должным образом. Это плохие, плохие создания. Я даже не решаюсь назвать их людьми за то, что они сделали. Каждый из них совершил преступление... э-э, «грех», если хотите, настолько вопиющий, что сам Бог скорее плюнул бы на собственного сына, чем допустил бы хоть одного из них в королевство Элизиум.

– Вы религиозный человек, мистер Лейхенберг? - спросила я. Мы с Баком последовали за ним к центральной башне, соединявшей вход с главной тюрьмой, Нестор и Эдгар шли позади, в то время как пилот хрипло засмеявшись собрался улетать обратно.

– А вы нет, мадам Локвуд? В мире, где творятся такие ужасы, как в нашем заведении, нужно иметь что-то, за что можно уцепиться, что позволяет верить в существование правды, справедливости, наказания и воздаяния. Баланс для всего сущего - так считали греки. 

Я тряхнула головой, когда мы вошли в лифт. Двери начали закрываться, предоставив нам возможность в последний раз на предстоящую неделю взглянуть на внешний мир.

– Если бог и существует, то он давно закрыл глаза на нашу борьбу. Что бы здесь ни происходило, теперь все зависит от нас. Я просто вношу свою лепту в этот процесс.

Бак вздохнул, Нестор покормил Эдгара, чтобы тот успокоился, пока мы спускались, внутри лифтовой шахты полностью состоящей из стали.

Но через мгновение перед нами открылся вид на огромную тюрьму - зону общего содержания. Тысячи заключенных, некоторые из которых были людьми, а другие... ну, монстрами в самом буквальном смысле этого слова. Все они были одеты в бирюзовые комбинезоны и либо собирались в группы, либо выполняли работу для офицеров, либо занимались спортом. Когда мы подошли ближе, стало очевидно, что это здание гораздо больше и глубже, чем я могла себе представить.

– В нашей тюрьме содержится 7 000 заключенных с самым разным прошлым, преступлениями и происхождением. Наша задача - следить за тем, чтобы они не выбрались и не устроили еще больший хаос наверху. Я бы рассказал вам о них подробнее или даже провел бы экскурсию, но, увы, мы здесь не по их душу… - Лифт продолжил движение, а мы снова погрузились в темноту, если не считать нескольких лампочек, заливающих все вокруг красно-фиолетовым светом.

– Ваша тюрьма... весьма большая, Надзиратель. Я впечатлена. Сколько легендарных чудовищ у вас здесь заперто? Я бы с удовольствием каталогизировала некоторых из них для сборника...

Начальник, казалось, на мгновение задумался, прежде чем вежливо покачать головой.

– Ах, приношу свои извинения, но в вашем расписании нет такой возможности. Каждый сеанс будет... сложным и займет у вас целый день. А их семь, и я не хочу тратить лишнюю энергию. Но я горжусь структурой, в которой размещены эти люди. С тех пор как я занял эту должность, у нас стало гораздо больше благодушных преступников и гораздо меньше смертей! - Он возбужденно захлопал в ладоши, когда мы остановились перед единственным белым коридором.

– Знаете, я никогда не думал, что получу работу своей мечты к 34 годам, но вот мы здесь! Странно, как устроен мир, правда?

Он провел нас к импровизированному офису. Здесь были кровать, кушетка, торговый автомат и исследовательская зона.

– Это ваше рабочее место, мы обеспечим вас всем необходимым, а все дополнительные удобства будут предоставлены при сопровождении эскорта. Ваш первый заключенный уже ждет.

Положив свою мокрую одежду и багаж на пол, я недоверчиво уставилась на него.

– Сейчас? А как же информация о нем или о ней?

Улыбка пробежала по лицу Надзирателя, плечи ссутулились. Мужчина не был угрожающим, но его рост в сочетании с властью, которой он обладал, делали его вид грозным.

– Я хочу проверить, насколько хороши ваши навыки. И ваши тоже. - Он посмотрел на Бака, который ухмыльнулся в ответ, но за этим явно скрывалась обида.

– А что насчет меня? Мне нужно испытание? - спросил Нестор.

– Нет, ты телохранитель. Пока ты защищаешь их, думаю, у нас не возникнет проблем. Даже если мне не нравится твой... питомец. 

Эдгар наклонил голову в сторону надзирателя, и пронзительно закричал: «ВКУСНЫЕ ГЛАЗКИ! ВКУСНЫЕ ГЛАЗКИ!». И рассмеялся, пока Нестор ругал птицу.

– Полагаю, сейчас самое подходящее время. Пойдемте.

С этими словами он провел нас по длинному коридору, через единственную запертую дверь и вывел в своеобразный центр для посетителей. Несколько охранников стояли на посту и проверили нас на наличие контрабанды еще до того, как мы ступили в зону допроса.

– Добро пожаловать, Надзиратель. К кому сегодня пожаловали наши уважаемые гости?

– Камера 2, офицер Митчелл. Заключенный № 4822.

Он протянул нам ручку для подписи и кивнул, после чего зажужжали ворота, пропуская нас.

– Помните, если вас поймают, мы не будем вести переговоры. Ни на что и ни на кого.

Нестор улыбнулся, когда мы прошли в комнату для допросов.

– Если я их подведу, они все равно умрут.

***

Камера для допросов была, мягко говоря, странной. Она казалась отгороженной от остальной части здания, словно карантин. Небольшой стол с четырьмя стульями встретил нас, окно из толстого плексигласа тянулось по всей длине дальней стены, по другую сторону - полная темнота.

– Заключенный скоро прибудет. Я буду наблюдать из своего кабинета, но справа от стены есть кнопка, если что-то пойдет не так. Я поговорю с вами после того, как вы закончите. Удачи, фрау Локвуд! - Он сделал паузу, пока дверь оставалась открытой, словно раздумывая, стоит ли говорить что-то еще. - Не обольщайтесь на ее счет, внешность может быть... обманчивой.

С этими словами дверь захлопнулась, и наше первое интервью началось.

На мгновение в комнате воцарилась тишина, словно ожидая, что кто-то начнет. Бак сидел с открытым сборником наготове, маленький микрофон был подключен к диктофону, Нестор прислонился к стене и развлекал Эдгара.

Я обратилась к ней, надеясь получить ответ.

– Надзиратель назвал вас заключенным № 4822, но я надеюсь, что у вас есть более подходящее имя. Никогда не была поклонницей сложностей. Я мадам Нелл Локвуд, человек, которого вы все просили прийти сюда ради ваших э-э-э... грехов. Вы здесь?

Что-то сдвинулось в темноте. Объемная, волнистая фигура, которая начала хрипеть и кряхтеть, двигаясь вперед.

– Да. Я здесь, мэм. Меня зовут Таллула Мейкпис. Спасибо, что пришли.

Я почувствовала... что-то. Я не была уверена, что именно, но старалась продолжать, пытаясь найти естественный ритм - сеанс не удастся, если мы не начнем с хорошей ноты.

– Зачем вы позвали меня? Насколько я понимаю, никто из вас особо не сожалеет о содеянном. - Мне кажется, что неловкость уже прошла, но игнорировать ее было глупо. К ее чести, она насмешливо отнеслась к моему комментарию.

– Если я не сожалею, это не значит, что грех не должен быть смыт. Может, это заставит меня почувствовать раскаяние, кто знает... Я знаю, что поступила неправильно, но это было сделано ради великой цели, вот увидите.

– Вы знаете, что я делаю? Как я это делаю? - Задав вопрос, я услышала как фигура хмыкнула и захихикала, прежде чем ответить.

– Да, я знаю, дорогая. У меня много грехов, но именно ранние... те, из-за которых я угодила в этот металлический гроб, требуют, чтобы я сняла с себя ответственность. И, Боже, неужели я смогу легче дышать!

Она рассмеялась, и у меня создалось впечатление, что она стала еще тяжелее, даже под покровом темноты. Но вместо того чтобы заставить ее двигаться дальше, я сделала то, что делала всегда.

Я попросила ее рассказать свою историю.

– Все началось, когда мне было лет 11 или 12. Я была хорошенькой юной цыпочкой, скажу я вам. Носила красивые цветастые платьица, у меня была светлая кожа, и все мальчишки хотели со мной встречаться. Черт, даже девочки, но я не возражала. Мама говорила, что я ее безупречный ангел. Проблема была в том, что мне никто из них не нравился. Во всяком случае, не очень. Они были просто... рядом. Фоновый шум, который я поглощала, когда мне требовалось внимание, подарки или одолжения. Если бы на мир сбросили еще одну атомную бомбу, и я осталась бы в одиночестве, не уверена, что меня бы сильно волновали последствия. - Она хмыкнула и сплюнула на пол, прочистив горло, прежде чем продолжить.

– Однажды ночью, прямо перед Днем святого Валентина, на краю моей кровати появилось нечто. Он был высоким, мускулистым, с рыжими волосами и накачанным прессом... То есть, боже мой… - Она вздрогнула, и я почувствовала, как по моей коже поползли мурашки. - Он сказал, что его зовут Азазель и что он инкуб, посланный сюда, чтобы передать послание: я не обрела свою истинную форму, а лишь ту, которую хотели придать мне другие. Пока я не стану тем, кем, как он знал, я могу быть, как внутри, так и снаружи... что ж, мне было бы суждено быть одинокой и нелюбимой.

– И что же вы сделали дальше, Таллула? Вдохновились ли на перемены или обратилась к врачу? - спросила я, постукивая пальцами по столу, чтобы лучше понять, что за женщина передо мной.

– Врача? Сучка, ты с ума сошла? Я получила озарение от идеального мужчины, и он сказал мне, что я должна измениться. Такое нельзя просто проигнорировать... Так что я сделала то, что мне сказали. Стала больше есть, не заботилась о своей гигиене, если только родители не заставляли меня... но в конце концов они сдались. Я перестал учиться, всецело посвятив себя ремеслу совершенствования. Всего за несколько лет я набрала 150 фунтов, и боже мой... я была прекрасна. Конечно, я и сейчас такая, но когда ты видишь себя впервые, это все равно что содрать старую кожу и выйти из кокона. - Она откинулась назад, и я услышала, как кресло застонало под ее тяжестью.

Вокруг женщины начал образовываться густой туман. Побочный продукт сеанса, но ей пока не следовало об этом знать.

– Примерно в это время вы начали заманивать молодых мужчин и женщин в лес, Таллула? - спросил Бак, его глаза потемнели, а ухмылка сменилась хмурым взглядом. – Вам, наверное, было около семнадцати лет, когда вы начали, верно? Я узнал ваше имя и то, чем вы занимались.

Таллула подвинулась на своем сиденье и издала одобрительный звук, наклонившись в темноте, чтобы лучше видеть Бака.

– Боже, Боже. Как будто недостаточно было иметь здесь одного наблюдателя, у меня их целых два. Вы все помогаете мне с грехом или вы все закуски? Выглядите достаточно хорошо, чтобы съесть… - Она хихикнула и продолжила. - Когда я завершила физическую метаморфозу, Азазель вернулся ко мне и пропел на ухо, что для идеальной любви я должна быть готова отказаться от всего и пойти дальше. Забрать любовь у других.

Она почесала лицо, толстые мозоли сопротивлялись ногтям, и, клянусь, я услышала, как лопнул прыщ. Желудок скрутило, но я проигнорировала желание потерять самообладание.

– Первые несколько раз я просто говорила им, что у меня в доме есть нуждающееся в помощи животное или что я потеряла в лесу младшего брата. Полагаю, «девушка в беде» все еще популярна. Они всегда приходили, помогали мне и попадались... вот тут-то и начинался настоящий процесс. Понимаете, просто убить их было недостаточно. Смысл настоящей любви в том, чтобы унести их с собой навсегда. Забрать их жизни, взять их частичку и сделать так, чтобы она всегда была частью тебя. - Она наклонилась вперед, и мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не отшатнуться в ужасе.

Это была огромная женщина лет тридцати. 600 фунтов весом. Жир и крупные складки выпирали из ее бирюзового комбинезона и растекались по креслу. Черные волосы прилипли к голове, а черты лица были настолько утоплены в вытянутом и разжиревшем черепе, что я с трудом понимала, как она вообще что-то видит. Но этот рот... Боже мой, он был вдвое больше моего собственного. Зубы пожелтели, десны были ярко-красными, беспорядочные волоски и прыщи усеивали ее лицо, как почетные знаки.

– Говорят, что лучший мед делают пчелы. Но это не совсем так. Азазель рассказал мне о мумификации старых человеческих останков. Мужчин и женщин, которые добровольно отдавали свои тела, чтобы стать чем-то «большим». Но есть гораздо более быстрые способы сделать это... если у тебя есть направляющий голос.

Она усмехнулась, и длинный черный язык выскочил изо рта, как змея, пробующая воздух вокруг испуганной жертвы.

– Я следила за тем, чтобы ямы были глубокими, а гробы - идеально подогнанными по размеру... Помогал дружелюбный сосед, который делал их специально для меня, если я оказывала ему... ответные услуги. Как только они падали внутрь, падение было достаточно крутым, чтобы они не могли выбраться обратно, жидкость действовала как желирующее вещество, не давая им уйти, до тех пор пока я не вернусь с остальными ингредиентами... наблюдать за тем, как они бьются, словно мухи в ловушке, всегда было безмерно приятно...

Она застонала, и волосы встали дыбом. Мне все больше и больше казалось, что меня оценивают. Красно-розовый туман, наполняющий ее комнату, стремительно набирал плотность.

– Так вы превратили этих людей в... еду? - спросила я, стараясь не задохнуться, когда заканчивала предложение.

– Они боролись до тех пор, пока их силы не иссякали и головы не опускались под воду. Тогда я накрывала их крышкой и ждала. Мой собственный маленький сад в Эдеме... Я словно была богом на своем собственном заднем дворе. Дайте им всего два месяца, и они станут не более чем сладкой жидкостью, которая сохраняла мою молодость, красоту и бессмертие. Пока у меня был этот сладкий нектар, я никуда не собиралась уходить. Я должна была выполнить свою задачу и сыграть свою роль, так говорил Азазель. Я не могла остановиться, пока не встретила ту, в которую мне суждено было влюбиться. 

– Но это ведь не все, что вы сделали? Потому что если бы это было так, мы бы уже закончили. 

Туман начал приобретать форму, но еще не окончательно сформировался. Таллула неловко пошевелилась на своем месте, наконец-то проявив хоть немного эмоций, прежде чем продолжить.

– Я начала терять счет тому, скольких я кладу в эту яму. Неважно, была ли это пара, парень постарше, девушка помоложе. Неважно. Но, главное, я знала, что нужно быть умной и осторожной. Никогда никаких личных связей. Поэтому, когда Кэндис забрела сюда… - Она сделала паузу, ее маленькие глазки-бусинки налились слезами, а щеки затряслись от грусти. - Я нарушила свое единственное правило. Моей девочке было всего три года, когда она вышла поиграть. Она забрела в яму, которую я вырыла для нашей следующей жертвы, он был ее другом по играм, и если бы она просто... просто подождала еще немного...

Задыхаясь от рыданий, она закрыла лицо жирными, грязными руками.

– И после этого вы сдались? - Это показалось слишком удобным, но она кивнула, сопли стекали по ее лицу.

– Я не видела пути к своей цели и цели Азазеля без Кэндис. Моей малышки. Поэтому я сдалась и вот я здесь. Жду смерти.

Дымка уже почти полностью сформировалась, но чего-то все еще не хватало...

– Это еще не самое худшее, не так ли, Таллула? - Бак надавил на нее, и в его голосе прозвучало что-то властное. - Ты заманивала людей жалостью и сексуальными услугами, а мы должны были поверить, что у тебя были какие-то нежные чувства? Я на это не куплюсь. Я знаю, чего стоят величайшие жертвы. Кэндис ведь не случайно забрела туда, верно?

Плач стал громче, когда Бак прижал ее.

Потребовалось мгновение, но ее манера поведения снова изменилась, и, клянусь, я никогда прежде не чувствовала себя так, как ныряльщик в аквариуме, ожидающий, когда его сожрут. Каждая клеточка моего тела призывала бежать, когда плач сменился громким смехом и громовым ударом о плексиглас, от которого я едва не выпрыгнула из собственной шкуры, так сильно она гоготала.

– О, я думала, что моя игра вас всех одурачит! Похоже, я теряю свой шарм, да?

Меня затошнило, ноздри наполнились ароматом меда, и я поняла, что мы близки.

– Нет, я сдалась не от горя. Я сделала это, потому что Кэндис была последней. Мой маленький ангел с розовым бантом, струящимися локонами и вьющимися волосами, она видела во мне бога... а я же видела в ней средство для достижения цели. Безответная любовь от дочери к матери. Она даже не сопротивлялась, когда я опустила ее в яму. Просто посмотрела на меня своими ласковыми глазами и сказала «Мама, зачем?», когда я вылила туда смесь. И вот что я вам скажу...

Таллула наклонилась вперед, от ее едкого дыхания запотело стекло, и туман вокруг нее принял форму высокого человека, одетого в рыжий мех и с мощными рогами. Желтые глаза смотрели на нее с ожидающей ухмылкой.

– Она была самой вкусной из всех. И они всегда со мной. Все они.

– Таллула, зачем я вообще здесь, если ты не боишься, что будет дальше? Зачем втягивать нас в эту грязную и отвратительную историю? - Я пыталась сдержать свои эмоции, с трудом сохраняя самообладание.

– Потому что я хотела, чтобы кто-то в последний раз взглянул на мою красоту и увидел меня, не отягощенную грехом, когда я перейду на следующий этап. Это только первая часть, и вы были моими свидетелями. И больше ничего.

Она поднялась со стула, а я едва сдерживала отвращение, зная, что через несколько мгновений мне придется поглотить ее грех. Она выгнула свою огромную спину и шею, улыбаясь нам так, словно мы были теми самыми жертвами, которых она заманила в лес, в нескольких мгновениях от их смерти.

– Рада была познакомиться с вами, рада, что вы пришли послушать мой грех. Но время не ждет. Мы с Азазелем отправляемся на божественные пастбища. Но я уверена, что когда-нибудь мы снова встретимся...

С этими словами она подошла к мужчине и страстно поцеловала его, когда он одной рукой зажал ей нос, а другой схватил за горло. Она боролась и, несмотря на свой вес и рост, не могла освободиться из его хватки. В ужасе я наблюдала, как ее сопротивление слабеет, и когда ее руки обмякли, он отстранился, сломал ей шею и позволил упасть на пол.

Его глаза просканировали нас еще раз, прежде чем Бак назвал его имя, и он исчез из комнаты в клубах дыма.

Нестор побежал к тревожной кнопке и нажал ее, завопили сирены, и по коридору загрохотали торопливые шаги. Я же сосредоточилась на заключительной части ритуала.

Некоторым пожирателям греха достаточно было поглотить грех в виде еды, унести его с собой и двигаться дальше. Но в моем случае должна быть история, причина и связь. Теперь я смотрю на конечный результат подвигов этого существа. Я знаю, что это навсегда останется частью меня.

Передо мной стояла небольшая миска, наполненная золотистой жидкостью, которая бурлила и пенилась. Я понимала, что должна съесть ее, чтобы завершить ритуал, но что-то останавливало меня. Что-то, что я увидела в бульоне и поняла, что буду жалеть о посещении этой тюрьмы до конца своих дней.

Прядь волос, завязанная в маленький розовый бантик, всплыла на поверхность и исчезла.

С закрытыми глазами и дрожащими руками я поднесла чашу к губам и сделала то, что мне было велено.

Я поглотила грех.

Заключенный: #4822 Таллула Мейкпис.

Грех: Похоть.

Еда: Медовуха.

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ЖАДНОСТЬ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Это был четверг, когда Бог явил себя всему человечеству.

День начался вполне обыденно, но где-то после полудня я почувствовал присутствие в своей груди и услышал голос в голове.

«Я вернулся - возвестил голос».

И так случилось, что все услышали этот голос, все почувствовали это присутствие, и вскоре все повыходили из своих жилищ, подняли взор к небу и увидели, что облака исчезли и на мгновение воссиял яркий свет, такой яркий, что он никак не мог быть солнечным, это было нечто иное.

И это было ясно. Чувство в наших сердцах было несомненным. Господь был реален, и он был с нами.

То, что произошло дальше, было, скорее всего, тем, чего вы ожидали.

Мир стал добрее - более сострадательным. Не в силу врожденной силы добра, захватившей нас, а скорее из-за страха перед возмездием. Мы не хотели драться, не хотели оскорблять, не хотели осуждать, потому что не знали, что произойдет, если мы это сделаем. Безопасная жизнь, с учетом последних сверхъестественных событий, была такой, в которой было больше милосердия, больше подставления другой щеки и больше притворного благодушия. Притворяйся, пока не добьешься своего,

Я следил за знаками того, какие изменения произойдут дальше. Мы все находились под бдительным оком, но, по крайней мере, казалось - и это было ошибкой, - что вмешательство всемогущего пока что было минимальным.

Каждый по-своему осознавал, что смерть осталась в прошлом.

Некоторые узнали об этом сразу, когда их близкие, находящиеся в хосписе, заметили поразительные изменения в состоянии здоровья.

Другие пропустили эту новость, до тех пор пока не установился массовый консенсус, когда ученые и эксперты пришли к выводу, что по всем известным показателям - природные катастрофы, автокатастрофы, сердечные приступы - количество ежедневно регистрируемых смертей сократилось со 160 000 в среднем до нуля.

Жизнь продолжалась, и по мере того как она продолжалась, я начал слышать слухи о том, что являло собой поклонение. В зависимости от того, с кем вы общались, в Интернете или в кругу друзей, вы слышали разные слухи, разные интерпретации.

И только когда маму призвали, я понял, что это такое. Я помню это отчетливо.

В семь часов, после ужина, мама встала со своего места в гостиной, собралась, надела пальто, подошла к полке для обуви.

– Куда ты направляешься, милая? - спросил ее отец.

– Меня призвали.

– Что, прости?

– Всевышний призвал меня для поклонения.

Я помню, каким странным показался мне этот момент. Вся жизнь приобрела оттенок нереальности с тех пор, как главный вопрос был раскрыт. Видеть, как мама направляется к двери, было и логично, и бессмысленно. Если бы это был любой другой год, мы бы подумали, что с ней что-то случилось.

– Тебя... э-э... нужно подвезти? - растерянно спросил папа.

– Господу угодно, чтобы я шла пешком, - ответила она. Затем повернула ручку и вышла на улицу.

В то время мне было семнадцать. Моему брату было двадцать. Мы оба спросили отца, стоит ли нам идти за ней. Он велел оставаться дома, а сам пошел с ней дабы разобраться, что происходит.

Он вернулся только вечером следующего дня. Услышав звук открывающейся входной двери, мы бросились вниз, надеясь застать там обоих родителей. Но вместо этого появился только отец, взъерошенный, изможденный, с угрюмым выражением лица.

Я никогда не забуду, как он смотрел на нас.

– Она стоит в поле, - сказал он. - Там есть и другие люди.

***

Прошло четыре месяца с тех пор, как маму призвали к поклонению.

За это время мы узнали кое-что еще о Божьих «вмешательствах».

«Новые заповеди», как я называл их у себя в голове, оказались следующими:

1. Ты не можешь умереть (от болезней, стихийных бедствий и т. д.)

1. Ты будешь призван к поклонению в свое время.

Соглашусь, что ни одна из этих заповедей не так привлекает внимание, как "Заповеди из прошлого". В конце концов, это не официальное слово Господа, а всего лишь мое прочтение.

«Заповедь 3» пришла ко мне во сне. Шучу, она пришла ко мне во время просмотра видео на Youtube.

Это было обычное видео уличной драки. Два парня на углу улицы по непонятным причинам обмениваются ударами, пока более крупный из них не берет верх, начинает причитать и кричать, затем достает нож и...

Словно лампочка зажглась в его голове, он остановился, поднялся и отстранился от своего соперника.

Парень, получивший взбучку, тоже встал.

А потом они оба просто... пошли. Одной шеренгой, с пустыми выражениями на лицах.

Так вот.

1. Если ты попытаешься убить другого, тебя немедленно призовут к поклонению.

Таков был вывод.

Но что, скажите на милость, на самом деле представляет собой поклонение?

Однажды днем я навестил маму, чтобы лучше понять происходящее.

Место, куда она отправилась, находилось в часе езды от дома, так что в ту первую ночь она, должно быть, проделала многочасовой путь.

Я прибыл на поле, где тысячи людей стояли на равном расстоянии друг от друга - три фута во все стороны. Все они были обращены в одну сторону, головы слегка наклонены к небу, совершенно неподвижно. Совершенно неподвижно.

Казалось, я лавировал по рядам бесконечно долго. Найдя ее наконец, я почувствовал, что мне крупно повезло.

Это был первый раз, когда я увидел ее с тех пор, как она ушла. Мысленно я убеждал себя, что мне незачем было сюда приходить. В конце концов, она должна была вернуться домой со дня на день.

– Мама.

Признаться, я был малость взволнован.

К моему удивлению, несмотря на неподвижную позу и устремленные вверх глаза, ее рот шевельнулся.

– Здравствуй, солнышко.

– Как ты?

– Я в порядке. Я на поклонении.

Похоже, она была не совсем в себе.

– Мам, ты можешь двигаться?

– Я на поклонении, - повторила она.

– Но хочешь ли ты вернуться домой?

Мягкость ее тона не изменилась, но было похоже, что она наделяет свои слова каким-то подтекстом. Пыталась сказать что-то большее.

– Я не могу, родной. - И затем, еще более четко проговаривая слова, - Я думаю, тебе стоит отправиться домой. Возможно ты еще вернешься.

– Но...

– Домой. Поезжай сейчас же, дорогой.

Затем я сказал ей, что люблю ее, и пошел через толпу собравшихся, расположившихся так безупречно. Как на шахматной доске - у каждого было свое место. И мест было много, очень много. Настолько много, что впору было задуматься, какие места однажды займу я сам, мои друзья, папа, старший брат и все, кого я когда-либо любил.

По пути я заметил еще нескольких посетителей. Они выглядели еще более угрюмыми, чем я. Шептали слова одобрения и любви своим близким, слышали ответы, но из уголков рта близких они казались легкими, тихими, отрывистыми, ориентированными на Бога. Как будто они стояли у чьей-то могилы - хотя их родные и близкие были скорее были статуями, нежели надгробиями. Словно память о ком-то давно ушедшем.

Мама не вернулась. Но поклонение скоро закончится, наверняка так и будет. Может быть, еще пара недель, максимум пара месяцев, а потом она вернется домой, и Господь призовет кого-то другого на ее место.

***

1. В поклонении ты не будешь стареть.

«Заповедь 4» стала общеизвестна спустя год.

За это время количество людей, призванных к поклонению, неуклонно росло. Конечно, это был глобальный процесс, так что любой любопытный мог в любой момент посмотреть прямую трансляцию отведенных «мест поклонения» по всему миру и увидеть людей, стоящих ровно, застывших, идеально расставленных, в парках, на пляжах, городских площадях, да мало ли где еще. Каждый город, каждый населенный пункт имел свое место.

Моим местом, как я предполагал, будет то же поле, где была мама, если только оно не заполнится к тому времени, когда подойдет моя очередь, и в этом случае оно вполне могло оказаться в каком-нибудь совершенно случайном и неизвестном месте.

Откровение о том, что старение не наступает, опять же было замечено постоянно уменьшающимся количеством ученых на планете. За пределами мест поклонения жизнь продолжалась более или менее нормально, за исключением последнего, сложного, «смертельного» шага.

«Скорбь поклонения» теперь была настоящим термином - по сути, это опыт потери кого-то ради Бога. В то время еще не был придуман тайный аналог, спрятанный в наших умах, который, как знает Бог, в буквальном смысле этого слова, мы не смели произнести - “страх поклонения”.

Я изо всех сил старался сохранить чистоту своих мыслей. Мне казалось, что мысли о богохульстве, которые я мог держать в семнадцати с небольшим сантиметрах моего мозга - это честная сделка для нашего всемогущего правителя. Это была приятная фантазия - мысль о том, что может существовать место, закуток, где нет божественного радара. Где можно просто быть собой, не опасаясь, что неподчинение ускорит получение билета на ваше особое место на холсте Божьем.

Были и группы поддержки, к одной из них я и присоединился, и именно там мне впервые объяснили, что элемент поклонения «без старения» - один из многих плюсов всей этой истории.

Заповедь 4 не показалась мне утешительной, но тем не менее я улыбался и кивал.

Мир оставался миром, но уже менее реальным. Я ехал в поезде на работу и замечал, что в среднем выражение лиц людей изменилось с усталого и раздраженного на неуловимо угрюмое. Однажды я видел, как женщина сорвалась и начала плакать, и я готов поклясться, что она сказала себе под нос: «Я не хочу уходить». А может, я просто сочиняю.

Кошмары уже не были такими, как раньше. Самый страшный сон, который мне снился, был не тот, в котором меня преследовал убийца или я попадал в бурю, а скорее тот, в котором я замирал на месте, занимаясь чем-то обыденным. В голове раздавался голос. Голос говорил: «Тебя призвали». Ноги начали двигаться сами по себе, и я точно знал, куда иду, даже если не знал, где это находится.

Вздрагивая, я просыпался в своей постели, весь мокрый от пота. И молился, как это ни смешно, чтобы у меня сохранилась возможность контролировать свои действия. Это, а также небольшие моменты, когда я чувствовал случайные подергивания или спазмы в ноге, были убийственными.

А потом прошло четыре года, и, должно быть, около тридцати процентов населения планеты тогда были на поклонении, и мой отец стал прискорбным дополнением к этому собранию.

У нас с братом не было возможности увидеть, как он уходит - в тот день, когда его призвали, он шел по улице. Полагаю, он ходил к механику, а после этого, возможно, у него была назначена физиотерапия. Сейчас это не имеет значения. Мы надеялись до третьего дня его отсутствия.

Поле, на котором стояла мама, было уже заполнено, и к этому моменту в нашем городе было довольно много мест для призванных.

Мы с братом по очереди ходили по разным точкам, чтобы посмотреть, может быть, удастся увидеть нашего папу среди толпы. Безуспешно.

Примерно тогда я начал приходить к мысли о том, какой могла быть «пятая» заповедь. Опять же, это были всего лишь мои догадки, но ощущение каких-либо правил или структуры в это время, как ни странно, успокаивало. Было приятно осознать, какие правила, если они вообще были, существуют.

На самом деле это было лишнее правило, и я уверен, что вы поймете, когда я его четко сформулирую. Эта мысль пришла мне в голову, когда я увидел людей, стоящих на крышах небоскребов, совсем близко к краю, как будто они собираются прыгнуть. А потом... они просто разворачивались.

Или когда я видел людей на мосту, идущих вперемешку с машинами, хотя и весьма механически. И я задавался вопросом: может, я просто циник, а может, у некоторых из пешеходов, идущих среди машин, изначально были скрытые мотивы.

После ошибки брата все стало ясно.

Как-то раз я вошел в его комнату и застал его сидящим за столом с пистолетом, прижатым к виску, рука дрожала, ствол трясся, палец лежал на спусковом крючке.

Я застыл на месте, и, признаюсь, у меня возникла следующая мысль: “Пожалуйста, пожалуйста, Господи, пусть пуля пройдет сквозь его череп. Пусть он умрет.”

Но вместо этого пистолет упал на землю. Его рука перестала дрожать.

Он встал со стула, подошел к шкафу, взяв пальто, надел его.

– Маркус?

– Просто собираюсь отлучиться, - сказал он.

– Чтобы...?

– Поклоняться, - сказал он, как ни в чем не бывало. - Меня призвали.

И он направился к входной двери.

– Маркус, - повторил я, следуя за ним. Но он меня проигнорировал. - Я не собираюсь... я просто спрашиваю из любопытства. - Своими словами я старался не подписывать форму отказа от прав на свободное существование. - Ты вообще можешь контролировать свое тело? Хоть немного?

– Нет, и я собираюсь на поклонение.

– Ты даже не можешь...

– Если бы ты почувствовал зов, он был бы понятен и тебе, а сейчас мне нужно идти.

Я провожал его всю дорогу - пять часов - пока он не занял свое место на расчищенной парковке ныне не существующего парка развлечений, рядом с тысячами мужчин, женщин и детей.

Он ничего не сказал мне по дороге туда, хотя, если честно, я тоже мало что ему сказал.

1. Если ты попытаешься покончить с собой - ты правильно догадался, - тебя немедленно призовут к поклонению.

***

В конце концов, 70% человечества, плюс-минус, сейчас находилось в состоянии поклонения.

Я изо всех сил старался не думать об этом. Стоять неподвижно, повернув голову к небу, застыв телом на недели, месяцы, а в случае моих мамы с папой - на годы.

Это было эгоистично, но я изо всех сил избегал посещения матери. Когда я все же навещал ее, то лишь для того, чтобы обнять, сказать «Я люблю тебя», а затем поспешно уйти. Мне всегда хотелось, чтобы она находилась в состоянии глубокого транса и не могла ответить на приветствие, но вместо этого она неизменно сохраняла ясность ума.

«Я тоже тебя люблю, милый» - говорила она слишком поспешно. Мне становилось не по себе. Быть настолько бодрствующим, настолько осознающим происходящее... Мне это не нравилось. По моим представлениям, поклонение должно было быть блаженным, без усилий, похожим на сон. Однако все свидетельства говорили об обратном.

К чести Господа, казалось, что мы можем говорить о страхе поклонения совершенно открыто. Все группы поддержки, онлайн-сообщества и тому подобное, конечно же, отражали более искреннее отношение людей к происходящему.

Видеоролики на Youtube и клипы в TikTok, рассказывающие о «верном способе побега» - тактике перемещения из этой временной шкалы в другую. Глубокие состояния медитации, которые позволят вам спокойно уйти, не будучи призванными на одну из многочисленных Божьих обителей. И, конечно же, огромное количество видеоэссе, в которых внимательно изучают Господа. Жалобы на существующее положение вещей. Призывы к революции - да что там, к безумствам.

Было два момента, которые запомнились мне - моменты, которые действительно передают дух происходящего.

Первым было последнее видео того парня, который планировал тщательно продуманный побег из своего физического тела в стиле Руба Голдберга. Он облил себя и свою комнату бензином, привязал веревку к лезвию, подвешенному над головой, запустил таймер с отсчетом времени до взрыва. Я одобрил его усилия. В нужный момент он бросил спичку со своего места в угол. Пламя разгорелось, он дернул за веревку, и тогда...

Огонь угас, как только достиг его. Клинок застыл в воздухе. Взрыва так и не произошло (слава Богу, правда, поскольку запись с камеры, которую в конце концов обнаружили и выложили в сеть, была на вес золота), а затем наш друг поднялся со своего места, все еще облитый и охваченный пламенем, и вышел из кадра.

Заповедь 5, мой друг. Заповедь 5.

В другой раз мы смотрели видео крупного стримера, который притворялся, что его « призвали» в прямом эфире на Twitch.

Его лицо становилось безучастным, он вставал со своего места и механически выходил из комнаты. Он проделывал это так много раз, что, когда все произошло по-настоящему, чат несколько часов пребывал в состоянии отрицания.

Уморительный ужас.

Люди все еще работали, все еще цеплялись за рутину, но это было совершенно бессмысленно. Я видел уличных проповедников с мегафоном, которые говорили нам, что «наше время скоро придет». Apple, несмотря на то, что большая часть ее сотрудников навсегда уволилась, все равно умудрялась как-то выпускать новые продукты. Стриминг, однако, в основном состоял из повторов. Видимо, сложно решиться на полный сезон, когда режиссер, ведущий актер, ведущий сценарист и все остальные участники съемок могут в один момент уйти и больше не вернуться.

Меньше людей везде, куда бы вы ни пошли, но в этом был свой смысл. Меньше клиентов и все такое.

Я взял кофе в ближайшем «Старбаксе», где еще оставались сотрудники, и отправился к брату.

Прошло два года. Для меня это было самым трудным. В конце концов, в глубине души я знал, что он не хотел бы, чтобы я его жалел. Но, черт побери, это было так.

Я вернулся на парковку. На ней было гораздо больше людей - казалось, что она заполнена до отказа. Лавируя в пространстве, я наконец добрался до него.

– Привет, - поприветствовал я брата.

– Привет, - ответил он.

– Как дела?

Я видел, как вздымается и опадает его грудь от ровного дыхания. Голова поднята. Глаза обращены вверх.

– Как дела? - спросил я еще раз.

– Я на поклонении, - сказал он.

– Вероятно, скоро придет и мое время. Помоги мне подготовиться.

Он снова промолчал.

– Бро…

Прошло некоторое время, прежде чем он наконец заговорил.

– Знаешь, - сказал он, - больше всего я думаю о том, что какая-то случайная пуля может летать где-то рядом. Просто случайная пуля, выпущенная с расстояния в сотни миль. И она пролетит незамеченной для Божьего радара. И она попадает мне в затылок. И все для меня становится черным. Это моя любимая мысль. Это мечта, которая не дает мне покоя.

Я ничего не сказал - не мог ничего сказать.

– Недавно в груди появилось какое-то чувство, некая уверенность. Это не прекратится.

Казалось, что я попал в ловушку.

– Это будет продолжаться вечно. Никакой смерти. Только поклонение.

Моя рука легла ему на плечо. Пустой жест, на самом деле. Думаю, мне просто нужно было что-то, что помогло бы мне удержаться в вертикальном положении.

– Пожалуйста, найди способ убить меня, - сказал Маркус.

После этих слов мне пришлось уйти.

Кажется, уходя, я услышал, как брат сказал: «Пожалуйста, останься, мне нужно поговорить». А может, мне показалось, а может, я услышал это совершенно отчетливо, но я не хотел об этом задумываться, потому что это заставляло чувствовать себя дерьмом.

Предвзятое отношение к выжившим - очень странное чувство, когда ты все еще находишься на тонущем «Титанике». Конечно, твоя часть корабля еще не затоплена, но ты скоро окажешься там вместе с Лео и его бандой.

***

Кто бы ни вел счет, он уже перестал считать. Почти все ушли.

Это было простое везение, чистое и простое. Тупое везение, что меня еще не призвали.

С момента исчезновения отца я занялся поисками, но можете быть уверены, что после разговора с братом они усилились.

Я подходил ко всему с открытым сердцем и пробовал все, что мог. Особые медитации, заклинания, молитвы Господу о прекращении глобального сеанса поклонения. Я отправлялся по определенным координатам и в города, где, по слухам, люди действительно могли умереть. Мои поездки были безмерно разочаровывающими. Смерти нигде не было.

Старые константы - смерть и налоги.

Новые константы - бессмертие и поклонение.

Я направлялся к своей восьмидесятой или около того отчаянной попытке найти спасение (см.: аннигиляция). Фотография листовки, которой поделились с одной из многочисленных групп типа «Срань господня, мы должны умереть как можно скорее», в которую я входил, подробно описывала церковь, в которой служил преподобный Люсьен Феррер. Он давал высокие обещания относительно своей группы поддержки, которые, я был уверен, он не сможет выполнить, а нижняя часть листовки напоминала финансовую пирамиду: «Присоединяйтесь к сообществу с надежным решением проблемы страха поклонения! Никаких отзывов, потому что у нас 100-процентный процент успеха! Приходите и увидите чудо своими глазами!»

Но... Настали отчаянные времена и все такое.

Я проделал четырехчасовой путь, по дороге замечая многие, многие и многие новые знаковые места, где собрались люди, идеально расставленные друг от друга, обращенные в одну сторону, с наклоненными вверх головами, запертые в вечном восхищении Господом.

Было ощущение, что мое время подходит к концу. Как будто я в любой момент могу остановить машину, выйти из нее и идти по обочине, пока не доберусь до своего места.

И вот я прибыл к месту назначения.

Снаружи церковь выглядела пустынно. Казалось, она давно заброшена. Не знаю, что здесь затеял преподобный Люсьен, но если это был просто розыгрыш, то я попался.

Шагнув внутрь, я сразу почувствовал.

Отсутствие. Отсутствие ощущения Всевышнего в моей груди. Казалось, что связь с творцом оборвалась.

У входа стоял стол с бланком регистрации и ручкой. Я вписал свое имя и время.

Помещение оказалось довольно длинным. Я занял место на скамье. В рядах сидело еще несколько человек, выглядящих так, будто они ждали уже довольно долго.

Через некоторое время к нам вышел мужчина.

– Это займет еще пару часов, но скоро он примет всех вас, - сказал он.

Было такое ощущение, что я нахожусь перед кабинетом врача.

Как и обещал, он не появлялся довольно долго. Время остановилось. Я слышал тиканье часов. Руки лежали на коленях. Только не двигайся непроизвольно, не двигайся непроизвольно...

Он вышел, назвав чье-то имя.

– Томас Гилмор? Томас Гилмор здесь?

И, конечно же, Томас поднялся со своего места и последовал за мужчиной в заднюю комнату.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

– Ева Мерритт? Ева?

– Это я! - Ее рука взлетела вверх. - Это я, - и она пошла к задней комнате.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Я действительно не знал, сколько времени у меня осталось.

– Здесь написано просто Лили, - сказал он, глядя на лист. - Есть тут Лили?

– Она отошла в уборную, - сказал какой-то незнакомец.

– Хорошо. Примем ее, когда она вернется.

И вот уже солнце начало садиться.

Как долго продлится этот прием?

Я не мог выжидать, когда они прикроют лавочку.

Я не смогу прийти завтра.

Я не могу ждать, я блядь не могу...

– Так, здесь есть Джейк Миллер? Джейк...

– Это я! - крик вырвался из моего рта.

И тут я же встал со своего места. В голове мелькнула ужасная мысль, что мое тело развернется само собой, я выйду из церкви и уйду в закат, но вместо этого ноги послушно зашагали по проходу, и вот я уже стоял прямо перед ним.

– В заднюю комнату, - сказал он, и я последовал за ним по довольно запутанному и извилистому пути мимо закрытых дверей, коробок, беспорядка и других коридоров, пока мы не добрались до места. К...

К кабинке для исповеди.

– Мне туда? - спросил я мужчину.

– Туда.

Войдя внутрь я увидел кровавые отблески на стуле.

Кровь. Какое необычное зрелище.

– Присаживайся, не волнуйся о засохшей крови... Все в порядке. Все будет хорошо. Садись, - сказал тот, кто, как я предполагал, был священником, сидевшим по другую сторону перегородки. Я сделал, как он просил.

– Преподобный Люсьен?

Ему потребовалась пара секунд, чтобы ответить

– Ах, да, да. Преподобный Люсьен. Конечно.

– Э-э, - продолжил я, - я никогда раньше не занимался этим... исповедью, но, наверное, вы должны попросить меня исповедаться... в чем-нибудь?

– Да! Пожалуйста, признайся во всем, что у тебя на душе.

Мне потребовалась секунда, чтобы собраться с мыслями.

– Хорошо, да, что ж...

Я услышал звук, как будто что-то вытирают тряпкой, а затем - нарочитый, отдающийся эхом хруст. Он что, ел?

– Так, значит, я видел ваше объявление, точнее, нашел его, и... да, я... страдаю от страха перед поклонением, наверное. Я не хочу совершить богохульство против Господа или что-то в этом роде, но...

Послышался звук еще одного укуса. Господи, какой грубый человек.

– Но... да, не уверен, что хочу... стоять в поле сто лет, поклоняясь, наверное...

– Это не сто лет, - сказал он, громко жуя. - Это навсегда. Вечность. Это был его маленький проект.

– Его маленький… Что?

– Рай на Земле. Вечность. Так всегда было задумано. Чтобы вы все стали единым целым с Владыкой до конца времен. Конечно, он решил появиться, когда собралось побольше народу, не так ли? - сказал он, пережевывая. - Наверное... - мужчина подавил смех, - наверное, не так интересно, когда это кучка гребаных пещерных людишек, верно? Что на счет миллиардов разумных людей? Или десять тысяч пещерных людей? Что бы ты выбрал?

– Простите, а какое это имеет отношение к делу?

– Никакого, совершенно никакого, извини, пожалуйста, продолжай.

– Так, - сказал я, собравшись с мыслями, - и... то есть нет, я думаю, это было оно. Там было написано, что у вас есть верное решение? В вашем объявлении.

– Да, - послышался ответ. - Я могу убить тебя.

– Вы можете убить меня?

– Да. Прямо здесь. Прямо сейчас. Конечно, если тебе нужно время, чтобы подумать, то это будет «нет». А если ты выйдешь из церкви, Бог тут же призовет тебя в свою паству.

– Это... Что? Откуда вы знаете?

– Так каков же твой ответ? Люди ждут, а я занятой парень. Занятой, призанятой Преподобный.

– Я... то есть, ответ был бы «да», но это было бы нарушением Заповеди 3... простите, я думаю, вы не знаете, что это такое. В общем, я стараюсь следить за всем, и заповедь 3 - это мое сокращение для всего, если вы попытаетесь...

Внезапно перегородка опустилась. Нож стремительно вошел в яремную вену.

Я не мог поверить в это.

Кровь хлынула на рубашку, на ноги.

Я задыхался, зрение расплывалось, когда я пытался сфокусироваться на человеке, который нанес удар. В одной руке у него был окровавленный нож, в другой - наполовину съеденное яблоко.

– У нас со Всевышним есть соглашение, - сказал он. - У него есть свое владение, а у меня - свое. Хотя оно гораздо меньше, чем то, к которому я привык.

Голова безвольно опустилась. Глаза запечатлели последний кадр - я сам весь в красном.

– Пожалуйста, - кажется, прозвучало из его уст напоследок.

А потом все погрузилось во тьму.

Свершилось чудо.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я пригласил Елену на танец, когда впервые увидел ее пятнадцать лет назад. Вопреки советам друзей, в то время как мы стояли на подступах к школьному спортзалу, украшенному алыми сердечками и вырезанными из плотной бумаги купидонами для ежегодной вечеринки в честь Дня святого Валентина.

Мы, должно быть, выглядели нелепо в кожаных куртках-бомберах, которые отказывались снимать. Мы старались держаться как можно спокойнее, несмотря на то, что комната была заполнена до отказа другими студентами. В результате тепло тел в сочетании с плохой вентиляцией сделало помещение еще более жарким и влажным, чем вьетнамские джунгли. Все толпились вокруг чаши с пуншем, выпивая стакан за стаканом и отчаянно пытаясь не потерять сознание от теплового удара.

В любое другое время своей жизни я бы с насмешкой отнесся к этой вечеринке и ее посетителям. Крутые парни не танцуют, в конце концов. Вечеринки были для слабых людей без личности. Люди, которых легко впечатлить яркими огнями и громкой музыкой, прикрывающей их от неспособности завязать разговор.

Но в этот момент, когда мои глаза встретились с ее глазами на танцполе, не существовало другого места в этом чертовом мире, где бы я хотел быть. Сам дьявол не смог бы оторвать меня от вновь обретенной красоты происходящего вокруг.

– Куда это ты собрался? - спросил Майкл откуда-то справа.

– Братан? - Уилл схватил меня за левую руку.

– Мне нужно поговорить с той девушкой, - отвечаю я, не отрывая от нее взгляда.

– Которой? - Майкл просканировал комнату, следя за моим взглядом. - С Еленой?

Я слышу, как позади меня смеется Уилл, как будто то, что сказал Майкл, было самой смешной вещью в мире. Вырываю руку из хватки и поворачиваюсь, чтобы взглянуть ему прямо в лицо.

– Не понимаю, что смешного? - рычу я.

– Остынь, - говорит он, улыбаясь и кладя руку мне на плечо, - Ты здесь всего несколько месяцев, так что еще не всех знаешь.

– И что? - рычание переходит в выражение искреннего любопытства.

– Так вот, - подхватывает разговор Майкл - Это Елена Доминго, и ты зря тратишь свое время.

– Почему? - поворачиваюсь я, чтобы сосредоточить на нем все свое внимание.

– Потому что она неприступна, вот почему! - Он пожимает плечами - Каждый парень в школе пытался подцепить ее в какой-то момент, начиная с седьмого класса, и потерпел неудачу. - Половником он наливает еще одну чашку пунша и протягивает ее мне. - Мы пытаемся избавить тебя от унижения.

Я беру чашку, а он продолжает.

– А вон та Саманта в платье с глубоким вырезом... Она на тебя запала. Легкая добыча.

Я смотрю на Саманту, которая действительно разглядывает меня среди своих друзей, поправляя свои светлые волосы и улыбаясь.

– Не интересно. - Говорю я и одним залпом выпиваю стакан. - Увидимся позже, ребята.

Бросаю стакан через плечо и направляюсь к Елене.

– Не говори, что мы тебя не предупреждали! - окликает меня сзади один из них. Музыка заглушает голоса с каждым шагом, который приближает меня к ней, делая невозможным различить их. Впрочем, меня это и не волнует. Чем ближе я подходил к ней, тем сильнее порхали бабочки в моем животе, переполняя меня эмоциями.

В воздухе висел тяжелый запах одеколона, которым мальчики-подростки, похоже, заменяют ванну. Жара, с которой я боролся всего несколько секунд назад, сменилась ощущением холода. Руки замерзли, так как большая часть крови прилила к сердцу, чтобы помочь ему биться в груди.

К тому моменту у меня уже было несколько девушек, но, судя по тому, как кружилась моя голова, она могла быть первой, на кого я положил глаз.

Красота - это скорее барьер, чем приглашение, и противоположный магнетизм, который она излучала, сигнализировал каждой клетке моего тела, что нужно бежать, прятаться, что я ее не заслуживаю. Впервые за всю свою самозабвенную жизнь я почувствовал себя недостойным чего-то.

С трудом сглатываю, глядя на нее. Завороженно смотрю на черные волосы, ниспадающие на ее плечи. Тихо молю Бога о том, что если она примет мое приглашение, то я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать лучшим для нее.

Должно быть, в какой-то другой жизни я сделал что-то, что порадовало его, потому что, к моему изумлению, она приняла приглашение. Я смотрел, как мои друзья стоят там, где я их оставил, с открытыми ртами, пока я вел девушку за руку на танцпол. Только что началась какая-то спокойная мелодия, которую я и по сей день не могу вспомнить, скорее всего, потому, что я сосредоточился на том, чтобы коленки не подкосились.

Я опустил взгляд на руку, которую собирался положить ей на талию, и остановился, чтобы убедиться, что она не запачкана. Забавная привычка, которой я придерживаюсь уже 15 лет. Прижимаясь к ней, пока мы раскачивались, я смотрел в ее глаза, как будто она видела меня насквозь, и все, что я мог сделать - это вернуть ей улыбку, потому что слова меня бы точно подвели.

Именно об этом я вспоминал, пока она смотрела на меня со всей любовью, какая только есть в мире. Держа ее на руках, я вытер окровавленную руку о рубашку, чтобы не испачкать ее еще больше. Магнум, из которого я выстрелил ей в грудь, бессильно валялся на полу, напоминая о том, что прошедшие мгновения были реальностью.

Она вытерла слезы с моего лица и улыбнулась сквозь сбивчивое дыхание.

Это я должен был умереть.

Рак - это чертовски неприятно, если о нем вам говорит врач. Это обычное слово, которое почти каждый человек слышит в разных контекстах в тот или иной промежуток времени. Но только когда его произносят в форме диагноза, ты по-настоящему понимаешь всю его серьезность. Все слова, произнесенные врачом до этого, и все последующие были неразборчивы, но рак звучит громко и отчетливо.

Я наблюдал как она готовит ужин через кухонное окно, когда вернулся с приема. Не знаю, сколько времени я простоял на улице под снегопадом, но, должно быть, долго, потому что она подошла к телефону, лежавшему на стойке, чтобы позвонить мне.

Куртку я оставил где-то в больнице, так как вышел оттуда в оцепенении. Белая футболка, в которую был одет, стала прозрачной, прилипая к мокрому телу, обнажая покрасневшую кожу, которая приближалась к обморожению. В заднем кармане зазвонил телефон, и она наконец подняла глаза, наконец-то заметив меня.

Входная дверь распахнулась, и она бросилась ко мне. Увидев, как она снимает свитер, чтобы накинуть его на мои плечи, все эмоции, которые я подавлял, нахлынули волной.

Я упал на колени и зарыдал в ее объятиях, пока она гладила мои волосы. На губах ощущался вкус соли, и я не мог понять, ее это слезы или мои.

Из всего, что я ей сказал, помню только «поджелудочная железа» и « прости».

– Я люблю тебя! - это все, что прозвучало в ответ.

Последовавшие за этим дни были самыми мрачными в моей жизни. Трудно сказать любви всей своей жизни, что ты умираешь. Еще труднее сказать, что ты отказываешься от лечения.

Я не мог смириться с мыслью о химиотерапии. Не только из-за мучений, которые это причинит моему телу, но и из-за бремени, которое придется нести Елене. Процент успеха был так мал, что казалось, это только продлит ее страдания.

Она плакала, кричала, обвиняла меня в том, что я добровольно бросаю ее, и единственное, что, казалось, возвращало ее назад - это заключить ее в свои объятия, пока все не утихнет.

– Не оставляй меня, - умоляюще шептала она, - пообещай, что будешь бороться.

– Мне не нужно бороться, - шептал я, целуя ее и терзая свое разбитое сердце. - Я уже победил.

В те дни она не отходила от меня ни на шаг. Мы проводили каждое свободное мгновение, прижавшись друг к другу в постели, вдыхая друг друга. Внешний мир и его обитатели перестали для нас существовать. Каждый день, когда я открывал глаза, я вздыхал с облегчением, что могу снова увидеть ее.

В последующие дни Елену охватило наваждение. Она ждала, пока я усну, чтобы без устали листать книги и без устали искать в Интернете все, что можно сделать для моего спасения.

Мне было больно видеть ее в таком состоянии, но это занимало все ее время. Каждая минута, проведенная за чтением, была спасением от слез, так что в каком-то смысле я был благодарен ей за это.

Один день, проведенный без нее за несколько месяцев после постановки диагноза, был страшнее самой болезни. Проснувшись в одиночестве, я в панике шарил руками по кровати, пытаясь найти ее под одеялом. Все, что я нашел в ответ на свои усилия - это написанную от руки записку, которую она оставила на своей подушке.

Мне нужно кое-что сделать.

Скоро вернусь.

Бесконечно люблю тебя, Джеймс.

Твоя Елена.

Схватив телефон с тумбочки, я тут же позвонил ей. Звонок сразу же ушел на голосовую почту.

Когда мои ноги коснулись пола, я приготовился к головокружению, которое мучило меня несколько недель. Но его не было. Зайдя в ванную, я мельком взглянул на себя в зеркало. Сегодня я выглядел хорошо, и это заставило меня улыбнуться. Желтуха, окрасившая мою кожу, казалось, была несколько приглушена, и я проклинал свою удачу, что единственный раз, когда Елены не было рядом, стал первым днем, когда ей не нужно было растирать мне спину, поскольку меня рвало только желчью, как и каждое утро.

В душе я мурлыкал песню Билли Джоэла и даже напевал в бутылочку шампуня. Вытираясь, я все еще напевал, все еще улыбался. Чувство голода застало врасплох. Я так привык насильно кормить себя почти ничем, чтобы оставаться в живых, а потом все это возвращалось обратно в виде приступов тошноты, что почти забыл, как это - жаждать еды. Когда умираешь, поражаешься, как много радости доставляют самые незначительные вещи.

Сегодня хороший день.

Я продолжил свое выступление на кухне, жаря яичницу с беконом. Выпив стакан апельсинового сока, я отправил два куска хлеба в тостер, а затем съел каждый кусочек, несмотря на протесты желудка, который стал настолько мал от недостатка питания, что требовал, чтобы я прилег, пока он справляется с нагрузкой.

Я смеялся над этим ощущением и продолжал веселиться, пока не задремал.

Проснулся я от того, что Елена сидела на полу рядом со мной. Мое сердце заколотилось, как всегда при виде ее.

– Ты в порядке? - сказала она, глядя на меня.

– Сбежала к своим любовникам? - ухмыльнулся я.

Вместо того чтобы смягчиться, как это обычно происходило, когда я говорил что-то нелепое, ее лицо исказилось, и я увидел, как слезы из ее глаз потекли к подбородку. Я приподнялся и обхватил ее лицо обеими руками.

– Что случилось? - прошептал я.

– Ты в порядке? - повторила она, обнимая меня за шею и уткнувшись лицом в мое плечо. - Ты в порядке?

– Я в порядке - говорю я, тяжело дыша, растворяясь в ее объятиях. - Я в порядке.

Мы просто сидели там и повторяли этот обмен словами сквозь слезы и дрожь, пока дневной свет не сменился темнотой.

Похоже, слово «чудо» имеет тот же эффект, что и слово «рак», когда его произносит врач. Потому что это было единственное слово, которое я уловил в его кабинете во время приема. Слово «рак» прозвучало еще раз, но на этот раз за ним последовало слово «отступил».

Пожав доктору руку, я встал, чтобы уйти, и, уже подойдя к двери, услышал, как он сказал мне, что у меня, должно быть, есть ангел-хранитель, который присматривает за мной. Моя рука так и осталась протянутой к дверной ручке, пока я думал, что ответить.

– Это моя жена, - это все, что я смог выговорить.

За все приходится платить. Ничто не дается бесплатно.

Выздоровление было стремительным. Уже через несколько дней после того, как я обрел новую жизнь, тело, разрушенное болезнью, казалось, вернулось в прежнее состояние. А возможно, и лучше.

При каждом удобном случае я приподнимал Елену за талию. Привычка, которой мне ужасно не хватало, пока я был слишком слаб, чтобы поднять даже себя.

Я любил ее физически и эмоционально каждую секунду.

Я поклялся себе, что эту новую жизнь, которую Вселенная сочла нужным подарить мне, я проведу, заботясь и оберегая ее. В течение года я выполнял это обещание. Однако после этого все закончилось провалом.

Мы отмечали годовщину моей ремиссии с бутылкой шампанского, когда пришло ее время возвращать долг.

Алкоголь разогрел нас и привел к желаемому эффекту - мы стали легкомысленными и игривыми. Она поднялась с ковра и направилась к холодильнику за новой бутылочкой шампанского, а я тщетно пытался схватить ее за руку, чтобы остановить и притянуть к себе.

– Черт возьми, женщина, вернись и будь со мной! - взывал я к ней.

– Терпение - это добродетель, – ответила она, очаровательно склонив голову набок, и зашагала спиной вперед. Моя безразмерная футболка, в которую она была одета, развевалась на ее голых ногах, сводя меня с ума.

– Ни одна из моих… - пробормотал я себе под нос, когда она скрылась на кухне. Я уткнулся лицом в ковер и издал стон разочарования. Даже спустя столько лет она привлекала меня так же сильно, как и в подростковом возрасте.

Звук бьющегося стекла, донесшийся со стороны кухни, заставил меня приподняться на локтях и крикнуть, все ли с ней в порядке. Но ответа я не получил.

– Я же говорил, что тебе нужно было остаться со мной! - усмехнулся я, поднимаясь на ноги. - Осторожно там со стеклом, - предупреждаю я, сворачивая за угол.

Она стояла спиной ко мне в луже игристого вина. Ее руки двигались по телу, словно она что-то ощупывала.

– Детка? - спрашиваю я, протягивая руку, чтобы дотронуться до ее плеча, не забывая об осколках бутылки, которыми был усыпан пол.

Рука так и не достигла цели, потому что она быстро повернулась, чтобы встретиться со мной взглядом, остановив меня на месте.

– Приветик, Джейми, - сказала она, закрывая глаза и делая глубокий вдох. - Не желаешь потискать эти сиськи? - Улыбаясь, она оголила грудь, причем это произошло так быстро, что я едва ли мог быть уверен, что успел что-либо увидеть. - Хотя думаю, тебе это не нужно, - продолжила она, - ты все о них знаешь.

Ее руки забрались под футболку, обхватив грудь и обнажив живот.

– Позволь признаться, я щупал кучу разных сисек, но, черт возьми... вот эти? - Она сжала их и хмыкнула - Это просто нечто!

Не знаю, что меня больше шокировало. Поведение, манера общения или тот факт, что она назвала меня Джейми - именем, которое она никогда не использовала.

Мой защитный механизм от страха - это гнев, поэтому я дотянулся до нее, схватил за руки, лежащие на груди, и опускаю их вниз.

– Прекрати, Елена, - говорю я сквозь стиснутые зубы.

– Оууу, большой, сильный, мужественный Джейми. - Она смеется, передразнивая мой тон голоса. - Теперь я понимаю, почему все девушки в тебя влюбляются.

Она вырывается из моей хватки и толкает с силой мужчины, что застает меня врасплох, и я выбрасываю ногу назад, чтобы не упасть.

Я смотрю, как она идет к набору ножей, стоящему на столешнице, и берет самый большой из верхнего ряда.

– Что ты делаешь, Елена? - спрашиваю я, напряженно наблюдая за ней.

– Елена! Елена! Елена! - продолжает насмехаться она, - Знаешь, для красивого задумчивого мужчины ты произносишь ее имя, как сопливая сучка! - Она переносит вес на левое бедро и кладет палец на кончик ножа.

– Опусти его! - говорю я, делая шаг вперед.

– Еще один шаг, Джейми, и я отрежу этот милый пальчик. - Звериный оскал в ее глазах возвращается и исчезает в одно мгновение.

– Хорошо, - отвечаю я пораженно, - просто успокойся.

Выставляю обе руки перед собой, чтобы она могла их видеть, и паника охватывает меня.

– Ах, черт, я передумал, - говорит она, вгоняя лезвие в палец и почти полностью отрывая ноготь.

– Нет! - кричу я, наблюдая, как кровь из раны начинает стекать по ее руке, когда она поднимает ее к лампе на потолке.

– Ооой… - Она смеется, зачарованно глядя на кровь. - Будет немножечко щипать.

Это переходило все границы. Воспользовавшись её секундным замешательством, я делаю выпад в сторону ножа. Но это была ошибка.

Ответная реакция была настолько быстрой, что я едва успел почувствовать, как лезвие вонзилось в мою ладонь. Зажав рану, я, пятясь, избежал повторного удара.

– О, куда это ты собрался, Джеймс? - Ее голос стал еще ниже, чем прежде. - Не уходи, мы только начали веселиться.

Последнее слово прозвучало так тихо, как будто его произносили в замедленной съемке. Трудно описать то, что я видел в ней в виде отдельных вспышек. Все менялось с каждой секундой. В одном случае это была моя Елена, сжимающая нож, в другом - то, что можно описать только как антропоморфное животное. Оно стояло на задних лапах, но редкая шерсть на его крупном теле напоминала скорее зверя, пораженного лишаем, чем человека. Неровный прикус выдавал кривые клыки. Неизменными оставались только глаза.

– Кто ты? - выдохнул я.

– Вот так сразу к делу, да? - Он делает шаг вперед, а я отступаю на шаг назад. - Никакого ужина, никаких танцев? Никаких прелюдий, сразу в киску! Уважуха!

Осколок стекла впивается в ступню во время моего отступления и я вскрикиваю. Не рассчитав расстояние до обеденного стула позади себя, я спотыкаюсь и падаю ударяясь головой о стену.

– Ах да, ты же любитель песен, - говорит он, ускоряя шаг. - Фанат Билли Джоэла, если я правильно помню. - Он уже в нескольких футах от меня. - Давай споем?

Я упираюсь рукой в стену позади себя, пытаясь использовать ее как рычаг, чтобы встать.

– И она пообещает тебе больше, чем сад Эдема! - Напевает он своим отвратительным голосом, сокращая расстояние между нами и опускаясь на колени, прижимая мою ладонь к стене, не давая мне возможности пошевелиться, а второй рукой подносит кончик ножа к моему глазу и с хирургической точностью проводит по щеке, смеясь, когда я вздрагиваю. - Вот так! А потом она небрежно порежет тебя и будет смеяться, пока ты истекаешь кровью! - кричит он мне в лицо с придыханием, пахнущим гнилью, а его звериная морда ни на секунду не исчезает. - Прими это, Джейми! - произнес он в замедленном темпе так громко, что у меня зазвенело в ушах.

Затем я зарычал в агонии, от того, что нож пронзил мою ладонь пригвождая ее к стене.

– Ооо! - прорычал он, продолжая напевать в такт моему крику, похоже, довольный моим вкладом в песню.

– Да кто ты, блядь, такой? - завопила я, - Чего ты хочешь?

Меня охватила неистовая дрожь.

– Ох, ох, ох, Джейми, пожалуйста, не надо так волноваться. - С этими словами он целует меня в лоб, - В конце концов, нельзя так разговаривать с парнем, который спас тебе жизнь.

– Где, блядь, Елена? - Я больше не в состоянии контролировать свои эмоции. - Если ты причинишь ей вред, клянусь богом, я убью тебя!

– Воу, а в тебе есть искра! - Он насмешливо вздрагивает. - Но все же, где мои манеры? Меня зовут Мальфас. - Он приподнимает невидимую шляпу.

– Оставь мою жену в покое! - шиплю я.

Он втягивает воздух сквозь зубы.

– Пожалуй моим ответом будет „нет“, здоровяк, - и невинно пожимает плечами. - Видишь ли, у нас с твоей милой женушкой есть соглашение, - улыбается он, - Так сказать, контракт.

– Чушь собачья, - только и смог выдавить я, - Контракты можно разорвать, забирай меня!

– О, я бы с радостью, я действительно очень супер-пупер за, - теперь он сидит на полу лицом ко мне, скрестив свои грязные ноги, как ребенок в начальной школе, - Но наша маленькая Елена здесь не просто симпатичная мордашка, - он хлопает в ладоши, снова превращаясь в мою жену, жестикулируя ее телом, - На самом деле это особый пункт нашего соглашения.

Я ошеломленно смотрю на него, надеясь, что смогу проснуться от этого кошмара.

– Твоя жизнь за ее душу. - Говорит он, возвращаясь к демонскому облику. - Не волнуйся, я не монстр, я предложил ей действительно хорошую сделку!

Лицо Елены на мгновение проступает, но уже не похоже на ту женщину, на которой я женился. Оно все быстрее скакало туда-сюда от красавицы к чудовищу, как в плохо смонтированном фильме.

– Я даже дал ей один год бесплатно, чтобы она могла насладиться жизнью, прежде чем я возьму бразды правления в свои руки. - Он зажимает мое лицо между большим и указательным пальцами. - Разве ты не считаешь меня хорошим парнем?

– Иди в жопу, - пробормотал я сквозь разбитые губы.

Он игнорирует меня, как будто я ничего не сказал.

– И в довершение всего я позволяю ей дожить до конца ее естественной жизни. Он поднимается на ноги так, что я теперь смотрю на него с пола. - Так что вы должны меня благодарить! Черт, позвольте протянуть тебе руку помощи, - и протягивает правую руку, как будто хочет, чтобы я ее пожал. Шутка, конечно, в том, что моя правая рука приколота к стене и совершенно неподвижна.

– Смотри, 6 дней в неделю она твоя. Но каждый 6-й день в неделе она моя. Скажем, в 6 часов, чтобы завершить троицу! - говорит он, заливаясь смехом над собственной шуткой. - Нам придется разделить твою женушку, маленький рогоносец. - Он опускает протянутую руку и смотрит на нее, пожимая плечами.

- Покеда, милый, к ужину не жди, - говорит он, уходя в облике Елены, помахав рукой напоследок, - Надо кое-куда сходить, людей повидать, ты же понимаешь, да?

– Подожди, - умоляю я, судорожно пытаясь вынуть нож из руки, чтобы освободиться из заточения, - Пожалуйста, забери меня! - Я слышу, как за ним закрывается входная дверь. - Забери меня! - повторяю я в отчаянии, но безрезультатно.

Нож не поддавался еще 24 часа. Кровь из раны уже начала приобретать коричневый оттенок, пропитывая все от стены до пола. Процесс заживления, казалось, хотел просто продолжать и встроить сталь в мое тело, потому что свернувшаяся кровь вокруг места удара была густой, как сироп. Целый день и ночь я бессильно лежал на полу, борясь с оковами, не в силах поверить, что гипсокартон способен удерживать нож с такой силой. Должно быть, демон позаботился о том, чтобы он оставался на месте.

Я уже засыпал, когда адреналин схлынул из моего организма, но звук скрипящей входной двери разбудил меня. Страх завладел разумом, и все, что я мог сделать - это постараться стать как можно меньше, поскольку шаги становились все громче.

– Джеймс! - вскрикнула Елена увидев меня, и я ответил ей аналогичным восклицанием. На ней была та же рубашка, в которой она уходила, но разорванная и залитая кровью. Подбежав ко мне, она с удивительной легкостью вынула нож. Пожалуй, я поморщился больше от того, что рука затекла от долгого нахождения в неудобной позе, нежели от того что из нее достали лезвие.

– Ты в порядке? - сказал я сквозь сдавленные вздохи, обнимая ее одной рукой.

– В порядке, - прошептала она сквозь слезы.

И второй раз в жизни мы сидели и обменивались словами сквозь дрожь. Только на этот раз до тех пор, пока темнота не сменилась днем.

Шли недели, я пытался убедить ее рассказать, как ей удалось вызвать демона. Она не хотела.

Я пытался убедить ее умолять и просить изменить выбор между моей душой и ее. Она не согласилась.

Я пытался уверить ее, что у нас все получится. Она не смогла.

Проклятие ее в том, что она помнит все безобразия, которые Мальфас творит в период своего господства. Она почти ничего не рассказывает мне, чтобы уберечь меня. Лишь упоминает, что у него есть склонность к детям.

Он сильнее меня, и, чтобы я ни делал, я никогда не смогу помешать ему уйти. Я всегда нахожу себя в крови и прикованным к чему-то новому, тщетно умоляя забрать меня вместо Елены.

Все, что я могу сделать - это обнять ее, когда она возвращается сломленная и раздавленная. Я умоляю ее продолжать борьбу, и ее реакция всегда повторяет мою собственную, когда она просила того же самого. Она уже победила.

Сегодня был еще один шестой день, и она заметно дрожала в ожидании.

– Я не могу сделать это снова. - Сказала она мне со страданием в голосе.

– Знаю, - ответил я, прижимаясь к ней сильнее, морщась от различных ран, нанесенных мне Мальфасом за прошлые недели, пока она лежала на диване в моих объятиях. Все мое тело ныло.

На часах 5:50.

– Я так тебя люблю! - Сказал я и поцеловал любимую в губы, борясь с подступившим комом в горле.

– Будь хорошим парнем, - улыбаясь, говорит она.

5:55

– Ты помнишь песню, под которую мы танцевали? - спрашиваю я.

– Конечно, - отвечает она, - “Небеса” Эрика Клэптона.

Не найдя слов, я киваю и вспоминаю, как все было. Мы сидим в тишине, а слова песни звучат у нас в голове, на мгновение перенося нас в ту ночь, когда мы впервые обняли друг друга много лет назад. Сейчас мы чувствуем друг друга так же, как и тогда.

Отчасти улыбаясь, отчасти плача.

– Ты - лучшее, что когда-либо случалось в моей жизни. - Говорю я, с трудом сдерживая слезы, - И я бы повторил все это снова.

– Я тоже. - Самая красивая женщина, на которую я когда-либо смотрел, невинно улыбнулась мне, и даже в это мгновение я не мог поверить, что она могла полюбить такого мужчину, как я.

В 5:59 я нажал на курок.

В ушах зазвенело от грохота, в воздухе повис сизый дым, а рубашка насквозь промокла.

Я целовал ее, пока она утирала слезы с моих глаз, и заревел во всю мощь своих легких, когда она наконец потеряла сознание.

6:00

– Тупой ты ублюдок! - хрипло проговорил Мальфас. - Ты ее ни от чего не спас! - закашлялся он кровью, - Она могла бы быть твоей 6 дней в неделю, идиот. Теперь у тебя не останется ничего, потому что я заберу ее с собой.

Дыхание затихло, а вместе с ним исчез и Мальфас. Я поднялся с дивана и пошел наверх по лестнице с Еленой на руках, несмотря на боль, которая пронзала меня, как молния. Осторожно положил ее на кровать, которую мы делили долгие годы. Сняв с нее одежду, я протер рану теплым полотенцем, смоченным в спирте. Не могу объяснить, почему я так старался продезинфицировать ее, ведь я не питал иллюзий, что она оживет. Или почему я решил перевязать рану и облачить ее в любимый белый халат. Не было никакого смысла в укутывании ее в простыни, как будто она спала. Я просто не мог оставить все как есть.

По крайней мере, до тех пор, пока я дышу.

Я покинул наш дом, прихрамывая, с определенной целью. Нелегко найти грех, который был бы повсеместно осуждаем. В некоторых случаях Стоики считали самоубийство благородным поступком, и я не знаю, по правилам какой религии я играю. Я остановился на убийстве, но даже в этом случае не все убийства осуждаются одинаково. Лишение жизни больного или пожилого человека может рассматриваться как милосердие. Лишение жизни преступника - правосудием. Чтобы быть по-настоящему чудовищным, достаточно отнять невинную жизнь.

Содрогаясь, я стоял в детской комнате больницы, куда пробрался, держа подушку над своей жертвой. Я просил прощения у человека, слишком юного, чтобы понять меня. Подушка, которую я держал в руках, была больше, чем он сам.

Когда все было кончено, я изверг содержимое своего желудка, как будто все еще был болен раком. В какой-то степени так оно и есть.

Выбежав из больницы, я услышал полицейские сирены. Санитару, который пытался остановить меня под аккомпанемент воплей женщин, в ближайшие месяцы не придется пользоваться своей челюстью, если он, вообще, поправится.

Этот пост - моя исповедь. Я пишу ее здесь, вероятно, потому, что это единственное место, где мне поверят.

Я не жду от вас прощения, потому что я его не прошу. Я совершенно не раскаиваюсь, потому что мне приходится быть таким.

Только сейчас я вернулся домой, оставив машину на подъездной дорожке. Медленно шагая с вытянутыми руками, глубоко вдыхая ночной прохладный воздух, я переступил порог дома.

Я забрался на кровать, где оставил свою женщину. Поцеловав в глаза, я обхватил ее руками, и они останутся там, пока их насильно не уберут. Револьвер, который я подобрал с пола по дороге в комнату, почти музыкально щелкнул затвором.

Я не смог спасти ее из глубин ада, но будь я проклят, если она отправится туда одна.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Где-то во дворах в Калининграде встретила эту девочку днём.

Хорошо, что не поздно вечером

Я никогда не понимал ее увлечения. С какой стати позволять себе погружаться в недра земли, когда можно, ну не знаю, дышать свежим воздухом? Смотреть на небо? Двигаться, ходить?

Инцидент с пещерой Ореховой Путти был одной из многих историй, которые запали мне в душу, и мне было неприятно осознавать, что она где-то там, практически заживо погребенная, исследует какой-то богом забытый туннель. Мне было неприятно осознавать, что любая встреча с ней может стать последней. Я умолял ее выбрать какое-нибудь другое хобби, не столь рискованное. Но она отказывалась.

Она всегда так страстно рассказывала о том, как это захватывающе. «Когда ты там, внизу, Джуд, - начинала она, и я не знал, завидовать ли ее смелости или презирать ее беспечность, - когда ты там, внизу, ты двигаешься по-другому. Ты думаешь по-другому. Ты уже не ты, а кто-то более ловкий и безмятежный; твоя кожа плавно скользит по камням, через нутро горы. Это что-то древнее и полное жизни. Время просто останавливается, и твое сердце бьется в такт воде, капающей со стен, твои глаза расширяются и вбирают в себя темноту. И ничто, ничто не сравнится с первым глотком свежего воздуха, когда ты оказываешься на поверхности».

Каждый раз, когда она пыталась переубедить меня, я останавливал ее.

– Это ужасно. Тебя, по сути, съедают горы и ты надеешься, что они будут достаточно добры, чтобы выплюнуть тебя обратно. От всех этих тесных пространств у меня мурашки по коже. Представь, что ты не можешь сделать глубокий вдох, потому что какая-то стена давит на тебя. Я бы умерла.

В прошлом месяце она не умолкала, рассказывая о новой системе пещер, которую обнаружила где-то на севере. Она сказала, что до нее 5 часов езды.

– Не могу поверить, что я никогда не знала об этом! Это было так близко от нас, все это время.

У меня свело живот от одной мысли, что она снова отправится в одно из этих «приключений».

– Знаешь, есть и более приятные способы провести время.

– Чушь собачья, - рассмеялась она. - Слушай, со мной все будет в порядке. Я не глупая. Я бы не стала этого делать, если бы сомневалась, что не вернусь. Как-нибудь поезжай со мной.

Я поспешно отказалась, а она лишь ухмыльнулась и покачала головой. Если она на что-то решалась, ничто не могло ее остановить.

Она прислала мне несколько смс с новостями вроде «осталось 2 часа» или фотографией входа в пещеру, но потом все прекратилось. Я привыкла давать ей возможность заниматься своими делами и просто ждать, пока она сама не свяжется со мной, и со временем перестала сильно волноваться каждый раз, когда она на какое-то время пропадала из поля зрения. Я знала, что у нее там нет сигнала. Я понимала, что нужно просто ждать.

Последнее сообщение она прислала мне около 10 утра. Была уже полночь, и, когда я попыталась заснуть, что-то не давало мне покоя.

Я продолжала видеть ее, когда закрывала глаза, представляла ее там, внизу, погребенную под камнями. Я крутилась и переворачивалась в своей постели так же, как она, там, глубоко под землей. Одежда на мне была мокрой от пота, и я надеялась, что она просто забыла сообщить мне, что вышла из пещеры.

В какой-то момент телефон пиликнул. Я поднялась и посмотрела на время - было чуть больше трех часов ночи.

Это было потрясающе.

Я протерла глаза и почувствовала, как тяжесть свалилась с плеч. Слава Богу.

Напечатав какой-то поверхностный ответ, я наконец-то уснула.

На следующий день она вернулась домой. Сначала я ее не узнала. У нее были более выразительные скулы, она не помылась - вся в грязи и пахла гнилью. Ее глаза были полны жизни, перебегали с одного места на другое, а руки не могли усидеть на месте.

Она почти не говорила. Не знаю, в чем дело, но я предположила, что там произошло что-то такое, что напугало ее настолько, что она передумала. Я почувствовала облегчение - возможно, она пережила достаточно близких к смерти событий, чтобы наконец завязать с этим.

В тот день я оставалась в своей комнате и в основном работала. Несколько раз я слышала, как она ходит по дому, заглядывает в ящики и шкафы, хлопает дверцами. В какой-то момент она затихла, и в коридоре воцарилась тишина.

Я сидела за своим столом и работала за ноутбуком. Мне была видна покосившаяся дверь моей спальни, ведущая в темную прихожую, и часть одной из наших напольных белых ламп. Я была сосредоточена на экране, поэтому все остальное было расплывчатым, просто какие-то формы и цвета, смешивающиеся друг с другом. Не то чтобы я обращала внимание на фон. Где-то в районе двух часов ночи я решила лечь спать. Бросив взгляд на коридор, кое-что привлекло мое внимание.

Белой, размытой формы лампы там больше не было. Неужели она... переставила ее?

Приоткрыв дверь пошире, я выглянула в коридор. Лампа стояла на своем обычном месте, которое никогда не было видно с моего стола. У меня немного щипало глаза от монитора, и я понимала, что мое зрение порядком подсело, но я могла бы поклясться, что видела что-то белое и неподвижное через щель в двери. Я даже предположила, что это была лампа, потому что она стояла там уже несколько часов.

Хотя, если подумать, лампа была не такой уж высокой.

Я даже не знаю, что об этом думать, но сейчас, когда я это пишу, у меня комок в горле. Так странно, что чаще всего человеческий разум не воспринимает необычные вещи как необычные и отмахивается от них словно от обыденных. Сколько раз я видела что-то в уголке обзора и просто принимала это за какой-то предмет, например растение или пальто, хотя это было не так? Это заставило меня понять, насколько мы глупы как человеческие существа. Если кто-то хочет наблюдать за нами, он может делать это сколько угодно, и мы не узнаем, пока он сам этого не захочет.

Я повернула голову в сторону комнаты сестры. Дверь была закрыта. Интересно, спит ли она?

Осторожно, на цыпочках, я подошла к ее двери и осторожно повернула ручку.

– Эй? - прошептала я.

Она сидела, скрестив ноги, на кровати в темноте. Ничего не делая.

– Эм, ты... наблюдала за мной?

– Наблюдала за тобой?

– Да, мне показалось, что я видела...

Она просто смотрела на меня, потом ее взгляд скользнул к неподвижной точке позади меня. Она следила за чем-то глазами. Едва не свернув себе шею, я повернулась, чтобы посмотреть, на что она смотрит. Но там ничего не было.

– Эм, ты в порядке? Как тебе пещерная система? Тебе... было интересно?

– Там все по-другому.

– Да... я знаю. Там... темно. И сыро. И тесно.

– Нет.

Ее голос был хриплым. Она изучала свои руки, поворачивая их снова и снова.

– Послушай, мне не нравится то, что ты делаешь. Это просто нелепо, и я не понимаю, может, ты просто хочешь, чтобы я испугалась, и это один из тех розыгрышей. Если ты не расскажешь мне, что ты там увидела, я просто сочту, что ты врешь, чтобы привлечь внимание. Иногда быть твоей сестрой очень утомительно.

У нее расширились зрачки, она все еще была сосредоточена на своих руках. Какое-то время я думала, что сестра намеренно игнорирует меня, пока она не начала кашлять. Кашель становился все более отчетливым и сдержанным, пока я не поняла, что в какой-то момент он перешел в смех, который звучал болезненно. Она улыбнулась мне, но ее глаза были пусты.

Затем она пробормотала что-то, от чего у меня по позвоночнику побежали мурашки.

Она выплюнула слова так быстро, что в течение минуты я не могла понять, что она сказала.

Мы замолчали и просто смотрели друг на друга. Я не знала, что ответить, и начала сомневаться, стоит ли продолжать разговор.

– Ты устала. Лучше немного отдохни», - начала я, но меня прервали.

– Ты должна пойти со мной, Джуд.

– Куда?

– Ты должна пойти со мной и спуститься под землю.

В груди все сжалось, а в глазах поплыло.

– Остановись.

Она просто смотрела на меня. Затем ее взгляд переместился в сторону, на окно в конце коридора. Я замерла, но прежде чем я успела повернуться, чтобы посмотреть на улицу, Джуд быстро встала и перекрыла мне обзор. Подбежав к окну, она задернула шторы.

– Зачем ты это сделала?

– Все в порядке. Спокойной ночи.

После этого она ушла в свою спальню и закрыла за собой дверь. Отдернув шторы, я всмотрелась в темноту, ища, что бы она там ни увидела.

Улица была пуста, не считая машины и черного мусорного бака. Несколько кустов. Дом моего соседа. Велосипед, уличные фонари.

Когда я вошла в свою комнату, в голове мелькнула одна мысль. Все произошло в течение нескольких секунд, но этого хватило, чтобы вывести меня из себя.

Мы выносим мусорные баки только по вторникам, когда их забирает мусоровоз.

Сегодня пятница.

Я снова отдернула шторы, но черного мусорного бака там уже не было. Но я даже не была уверена, что это был именно он. Когда видишь, что что-то не так, разум автоматически привязывает это к чему-то рациональному, к какому-то объяснению. Если подумать, то это мог быть кто-то, склонившийся над ним.

Я покачала головой. Хватит. Ты встревожена. Ложись спать.

Пока я печатала этот пост в постели, я просто не могла не думать о том, что сказала мне Эм. Два предложения крутились у меня в голове, и они задели меня, потому что исходили не от сумасшедшей. А Эм никогда не лгала мне, значит, она действительно верила в то, что сказала.

В своей спальне, когда она одарила меня своей лучшей ухмылкой.

«Я узнала, что происходит после смерти. Тебе туда не попасть»

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Подождите, я знаю, что это звучит безумно. Две недели назад я очнулся на больничной койке. Мне сказали, что я попал в аварию. Я не помню аварии, только ослепительную вспышку света. С тех пор как меня выписали, я чувствую себя... странно. Не просто слегка странным - очень странным, словно мир надел маску, и только я вижу ее швы. Поначалу это были мелочи, от которых легко было отмахнуться. Но сегодня кое-что произошло. Что-то, что я не могу объяснить. И теперь я точно знаю: что бы это ни было, оно не просто в моей голове. Это реальность. И это чертовски пугает меня.

Поначалу все казалось довольно обыденным. Я никогда раньше не ночевал в больнице, поэтому, проснувшись в стерильной, освещенной флуоресцентным светом палате, должен был чувствовать себя тревожно. Я отмахнулся от этого. Родители были более заботливы, чем обычно, но для людей, чей сын чуть не умер, они восприняли это на удивление хорошо.

По крайней мере, пока мы не добрались до машины.

Вот тогда забота дала трещину, и разочарование просочилось наружу. Они ругали меня за то, что я разбил свой «Сатурн» 2003 года, называя меня безрассудным. Слова звучали правильно - обеспокоенно, даже сочувственно, - но что-то было не так. Выражение лица мамы постоянно менялось, как будто она не могла определиться с тем, что должна чувствовать. А вот отец? Он почти не двигался.

Он сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, как будто повернуть голову было невозможно. Но я чувствовал, что он наблюдает за мной. Его взгляд задерживался в зеркале заднего вида, тяжелый и холодный. Каждый раз, когда я поднимал глаза, я ловил его взгляд всего на долю секунды, прежде чем он снова переводил его на дорогу. Но я знал. Знал, что он в действительности не сводит глаз. После шестого раза я тоже перестал смотреть по сторонам. Зеркало превратилось в молчаливое одностороннее противостояние, когда я ждал, что он снова отругает меня через него. За всю оставшуюся дорогу он ни разу не взглянул в него. Благо поездка была недолгой.

Все это не было поводом для беспокойства. Все последующее не было таким уж безумным. Но когда мы вернулись домой, я почувствовал изменения.

После резкого флуоресцентного света больницы и золотистой дорожной полосы за окном я не был готов к прохладному полумраку дома. Это не была темнота, в общем-то. Мама всегда держала шторы открытыми - ей нравился естественный свет. Но сейчас они были не то чтобы закрыты... просто недостаточно открыты. Как будто кто-то засомневался на полпути и оставил их на месте. Моя семья не сомневалась.

После нескольких любезностей мама скрылась в спальне, папа вернулся к работе, а я остался один на диване в гостиной. Выпил таблетку тайленола, сделал несколько глотков и устроился поудобнее. Остаток дня прошел в тишине, если не считать редких звуков открывающейся и закрывающейся двери маминой спальни.

Я тратил время на скроллинг в телефоне, почти не замечая меняющегося солнечного света, пока луч не протянулся через всю комнату и не ударил мне в лицо. Я перевернулся с подушки на подлокотник - так я выиграл еще 20 минут. Затем подкрался еще один луч, согревая мои ноги, как некое пассивно-агрессивное предупреждение от солнца. Хорошо, сообщение получено. Я вздохнул, соскочил с дивана и, пробормотав «да ну нафиг, ты победил», потащился в свою комнату. И уснул раньше, чем успел об этом подумать.

Последующая неделя была... необычной, если не сказать больше. Это были летние каникулы, и в обычное время я бы занимался складированием товара на полках в Walmart или тусовался с друзьями, но предписания врача были довольно простыми: у тебя сотрясение мозга, не будь идиотом. Никакого долгого стояния, никакого поднятия тяжестей, никакого ненужного риска. Меня это устроило. Я получил справку от врача, пару недель отпуска и временное избавление от радостей труда за минимальную зарплату. Это был не конец света - работа на полставки приходит и уходит.

На данный момент у меня просто болит голова, и я хочу побыть в тишине. Лучше так, чем столкнуться с чем-то похуже, будь то страх перед работой или намеренное попадание баскетбольного мяча в мой череп одним из моих друзей, потому что мы слишком увлеченные соперничеством дегенераты.

Мне не особо хотелось выходить на улицу. Погода не была такой солнечной, как в первый день моего возвращения - тучи висели низко, плотные и неподвижные, словно наседающие на окрестности. Даже когда солнце пробивалось сквозь них, это был слабый, размытый свет, который, казалось, едва касался земли. Это делало необходимость оставаться дома еще более оправданной. И я так и сделал.

Я перенес Xbox из подвала в свою комнату. В обычном случае это было бы нежелательно, но если бы кто-то спросил, я бы просто сослался на «карту сотрясения мозга» и объявил это победой. Никто даже не прокомментировал это, что показалось мне... странным. Как будто они должны были, но не сделали этого. Я просто сидел в комнате, играл, ел, смотрел видео про Skyrim в гостиной и все такое.

Кроме семейных ужинов, я мало разговаривал с родителями. Разговоры за столом были скучными - то есть мы почти не разговаривали. Отец работал дольше обычного, часто ускользая сразу после ужина. Мама была где-то рядом, я это прекрасно понимал. Я слышал ее. Двери спальни открывались и закрывались. Когда она ходила, скрипели половицы.

Но я почти не видел ее. Ни на кухне, ни в гостиной, ни даже когда перекусывал по вечерам.

Если подумать, я вообще не видел ее дома. Кроме ужина. Некоторые продукты портились, что было странно, потому что мама обычно следила за такими вещами. Когда я обратил на это внимание, она взяла меня с собой за покупками, что было даже приятно. У меня было гораздо больше прав на то, чем мы заполним холодильник, чем обычно. И это было победой.

Но пока мы бродили по магазинам, я кое-что заметил.

Люди смотрели на меня.

Не вскользь, мимоходом, а пристально. Как будто они пытались запомнить мое лицо, или, может быть, они не были уверены, на что смотрят. Каждый раз, когда я ловил чей-то взгляд, он отводил голову, словно ничего не происходит. Но ощущение оставалось. Казалось, что ни один человек не может сохранить нормальное выражение лица. Казалось, что самые обычные действия вызывают у них бурные эмоции.

Ощущение опасности не покидало меня. И что еще хуже, я начал замечать кое-что еще: когда мы с мамой проходили мимо людей, я мог поклясться, что слышал, как они поворачивались, чтобы посмотреть на меня. Хотя я никогда не видел, как это происходит, но я чувствовал это. Мягкий скрип наступающего ботинка, слабый шелест сдвигаемой ткани.

Я хотел спросить маму, заметила ли она что-нибудь, но слова застревали в горле. Если она не заметила, я покажусь сумасшедшим. А если заметила... Не хочу этого знать. Я попытался отмахнуться от этого. Последнюю неделю я был совсем как гоблин, едва успевал бриться, и да, волосы на моем лице были чертовски грязными. Может, я просто выглядел неважно. А может, мне все привиделось. Неважно.

Вернувшись домой, я включил Xbox, договорился с друзьями о встрече в конце недели и сказал себе, что к тому времени приведу себя в порядок. Все было в порядке. Все было хорошо.

Прошло два дня. Ничего примечательного - только растущее осознание того, что все вокруг не в порядке. Мама стала больше двигаться. По крайней мере, мне так кажется. Я слышал ее шаги, мягкие шаркающие звуки, которые, казалось, всегда останавливались прямо за моей дверью. Первые несколько раз я отмахивался от этого. Может, она просто проходила мимо. Может быть, она прислушивается к признакам того, что я не сплю. Но чем больше я обращал на это внимание, тем больше это казалось... преднамеренным.

В доме, конечно, было тускло, но у меня в комнате - нет. Шторы на окнах были открыты, пропуская достаточно света, чтобы комната казалась нормальной - по крайней мере, не такой, как весь остальной дом. А вот коридор снаружи? Он всегда был в тени. Лишь в одно время суток свет из высоких окон в гостиной хоть немного падал на мою дверь, но не сейчас.

Вот почему я знал, что не должен был ничего видеть. И все же я увидел.

Я услышал ее. То самое мягкое шарканье. Обернувшись на краю кровати, я ожидал, что ничего не произойдет, что это просто очередной фокус моих нервов. Но на долю секунды я увидел их. Ногти на ее ногах. У самого края двери. Как только я их заметил, они стремительно исчезли. Так быстро, как будто их и не было вовсе. Но я знал, что видел. На ковре, где они были, осталась небольшая ложбинка, которая медленно возвращалась на место. В желудке все перевернулось.

Ладно. Хватит. Больше не нужно убеждать себя, что я не тронулся умом, хотя мне и мерещилось всякое дерьмо. Я ждал. Прислушивался. И услышал, как она удаляется. Затем захлопнулась дверь.

Я выдохнул, потер лицо и встал. Хватит с меня этого. Мне нужно было выбраться из дома. Нужно было увидеться с друзьями: Джеймсом, Ники Ди и Тайлером. Цель была проста: отрезвиться, взять себя в руки и, может быть, рассказать о том, что происходит. На Xbox они все говорили совершенно нормально. Я лишь вскользь упомянул о нескольких вещах, но ничего такого, что могло бы их насторожить. В основном мы разговаривали о девушках из нашей школы, мемах и всякой фигне в лобби Rainbow Six Siege. Может быть, я просто слишком много думал.

Может, все в порядке.

Но когда я взял ключи и направился к двери, меня не покидало ощущение, что где-то наверху мама прислушивается.

Очевидно, что ехать на машине было нельзя. Моя машина была разбита. Родители отдали мне 250 долларов за металлолом, из которого она, очевидно, состояла, и на этом все. Поэтому из сарая на заднем дворе я достал свой старый велосипед. Уезжая, я даже не взглянул на дом. Мне не нужно было видеть, как моя жуткая мамаша выглядывает из окна наверху, словно статист из фильма ужасов. Если бы я это увидел, то, скорее всего, свернул бы прямо в машину, лишь бы не иметь с ней дела. Поэтому я отогнал эти мысли и позволил себе поверить, хотя бы ненадолго, что я просто раздуваю из мухи слона. Так было безопаснее. Так было лучше. Кроме того, вероятность глюков была велика. У меня все еще болела голова. Я все еще был немного под кайфом. И я все еще принимал тайленол. Если сложить все это вместе, то, возможно, мой мозг просто работал как лагающий Xbox.

Минут через двадцать я подъехал к футбольному полю школы и перепрыгнул через ограждение. Все уже были там - Джеймс, Ники Ди и Тайлер. А что было дальше? Это было потрясающе. Поначалу приветственные удары в плечо были немного жестковаты, но как только мы это сделали, все встало на свои места. У нас был насос, футбольный мяч (который продержался около десяти минут, прежде чем ему снова понадобилась подкачка) и фрисби. Впервые с тех пор, как я вышел из больницы, ярко светило солнце, и впервые за несколько дней я чувствовал себя прекрасно. Я побрился, меня окружали друзья, и я начал думать - нет, я позволил себе надеяться, что, возможно, мне просто не хватало настоящего, живого общения.

Мне почти удалось купиться на это.

Я почти позволил себе уверовать, что все в порядке.

Мы играли несколько часов. В конце концов обессиленные и уставшие, мы собрались домой. Я был ближе всех к углу поля, где стояла старенькая водяная колонка, так что решил первым им воспользоваться. Потянул за рычаг, позволив воде хлынуть, подставил ладони и попил. Остальные болтали позади меня, их голоса сливались с тихим бульканьем колонки. Освежившись, я вернулся к месту, где мы играли во фрисби, плюхнулся на траву и достал телефон. Солнце нещадно палило, заливая экран. Наклонив его вниз, чтобы отгородиться от бликов, я прищурился, потянувшись к кнопке включения... И тут же замер.

Потому что в черном отражении экрана телефона я увидел их.

Всех троих. Стоящих у колонки. Смотрящих мне в затылок.

Лица Джеймса и Тайлера были искажены. Их челюсти были открыты слишком широко, за гранью возможного. Они не просто отвисли, они были перекошены. Нижние губы изогнулись вниз настолько, что стали видны зубы. Их головы наклонились вперед, глаза уставились на меня, плечи ссутулились, руки слишком свободно болтались по бокам. Они выглядели как нечто из кошмара. Как «Крик», только хуже.

С Ники все было не так плохо. Он тоже пялился, но его лицо перекосилось так же, как у мамы, когда она забирала меня из больницы. Как будто он не мог понять, что происходит. И все же... Их разговор не прекращался. Их голоса звучали нормально. Но Джеймс и Тайлер не шевелили ртами. Колонка все еще работала. На секунду я поднял телефон. Но тут меня дернуло, как будто от удара ножом. Пальцы дрогнули, и телефон выскользнул у из рук, упав на траву с тихим стуком.

Ники спросил, все ли у меня хорошо. Голова с трудом соображала. Я едва дышал. На висках выступили бисеринки пота. Я тяжело сглотнул и заставил себя улыбнуться.

Выдавив из себя слова.

– Да, да. Все отлично.

И я повернулся к ним. Нормально. Они выглядели нормально. Все было нормально. Но мой желудок скрутило в узел, потому что я знал, что вижу. И впервые с тех пор, как я вернулся домой, я осознал - мне некуда бежать.

– Ты уверен, что все в порядке?

Я даже не помню, кто меня об этом спросил.

– Да, я в порядке, чувак. Просто голова раскалывается. Думаю, пора двигаться домой.

Это была правда. Она и вправду раскалывалась. Ники нахмурился.

– Тебя подвезти?

В голове пронеслось: “Да ну нахуй.” Но губы сказали иное.

– Не, братан. Тебе что, нравится катать чуваков на своей машине или типа того? Тебе нравятся мальчики-подростки? Все ок, я и сам доберусь.

Остальные засмеялись. Напряжение немного спало. Все уже начали готовиться к расставанию, но я тянул время. Ходил вокруг их машин, шутил, перебрасывал футбольный мяч через капоты - все, что угодно, лишь бы потянуть время. Я продолжал украдкой поглядывать на зеркала и окна, в ожидании возможности еще раз взглянуть на то, что скрывается под вуалью.

Но ничего.

Первые несколько раз, клянусь, я видел, как они отводили глаза от меня, как будто знали, что я делаю. Потом они как будто... перестали смотреть в мою сторону. Неважно, как я наклонялся, как быстро переводил взгляд, мне не удавалось поймать их так, как на поле. И все же.

Оглядываясь назад, я не могу избавиться от ощущения, что они точно знали, куда я смотрю. Как будто они просто нашли способ смотреть на меня исподтишка, чтобы я не мог их поймать.

Я просто рад, что мне позволили уйти домой. Не знаю, какова конечная цель, но кажется, будто из меня выкачивают кровь - играют со мной - прежде чем съесть.

По дороге домой мне удалось успокоить дыхание. Подъехав к дому, я свернул в сторону второго гаража - старого, отдельно стоящего строения, которое почти не используется, разве что для хранения вещей. Я решил оставить велосипед там, чтобы не торчать на улице дольше, чем нужно. Я подкатил к боковой двери и взялся за ржавую ручку. Замок давно был сломан, и от сильного толчка дверь со стоном распахнулась.

Пыль и спертый воздух, запах старого картона и забытого хлама. Помещение было тусклым, слабо освещенным уличными фонарями, проникающими сквозь грязные окна.

Я закатил велосипед внутрь, стараясь не споткнуться о разбросанные инструменты и испорченную мебель, как вдруг...

Я замер.

В центре гаража, прямо там, где ее не должно было быть, стояла моя машина.

Совершенно целая. Не разбита.Даже не поцарапана.

У меня перехватило дыхание. Сделав медленный шаг вперед, я коснулся пальцами капота. Холодный. Настоящий. Осязаемый. В последний раз я слышал об этой машине, когда мне сказали, что она разбита. Сдана на металлолом. Родители дали мне двести пятьдесят баксов и сказали, что это все, чего она стоит.

Так почему же она была здесь?

Я обошел машину со стороны водителя и заглянул внутрь. Ключей в замке зажигания не было, но они свешивались с приборной панели. Что-то было не так. Сиденье, обычно отрегулированное под меня, было отодвинуто назад, как будто там сидел кто-то гораздо выше меня.

По позвоночнику поползла слабая дрожь. Машина, несмотря на то что ее не трогали, была покрыта дорожной пылью.

Как долго я пробыл в больнице? Неважно. Уже темнело. Я быстро проверил жидкости, провел руками по шинам, чтобы убедиться, что машина наготове, если понадобится, и трусцой побежал к дому. Но как только переступил порог, меня снова накрыло.

Быстрота. Агрессивное шарканье. Хлопок двери. Затем голос, слишком обычный, чтобы быть реальным.

– Дорогой, ты пропустил ужин. Хочешь, я тебе разогрею?

Нет.

– Все в порядке, мам. Я справлюсь.

Телевизор в гостиной светился голубым экраном, отбрасывая тошнотворное сияние на открытую планировку. Я не решился вмешиваться в планы родителей. На данный момент они наверняка знали, что я их раскусил. И мне не хотелось нарушать их покой.

Я взял несколько снеков из холодильника, отправился в свою комнату и запер дверь. Откопал свой старый iPod Gen 6, оставшийся со времен средней школы, спрятанный в коробке из-под обуви, и поставил его на зарядку. Некоторое время я просто сидел и слушал. Было слишком тихо.

Я позвонил на iPod по FaceTime с телефона, сомневаясь, стоит ли вообще выходить из комнаты. Планировка наверху была простой. Четыре комнаты. Моя была первой слева от лестницы. Комната родителей была крайней справа. В самом конце - кладовка, где хранились стиральный порошок и полотенца. Моя ванная была последней дверью слева.

План был прост: во время очередного похода в ванную стратегически правильно подбросить iPod. План был выполнен безупречно: я дождался следующего цикла патрулирования, прежде чем выскользнуть наружу. Приоткрыв дверцу шкафа настолько, чтобы дать iPod'у обзор на коридор, я воткнул зарядное устройство в розетку под нижней полкой и оставил его там.

Скрытое око.

Способ увидеть, как на самом деле выглядят мои родители, когда они думают, что за ними никто не наблюдает. Я почти жалею об этом решении. Когда я вернулся в свою комнату и запер дверь, все было в порядке. Я тихонько придвинул к ней комод, подставив под ручку кресло так плотно, как только мог.

Слишком много движений.

Послышался звук распахивающейся двери родителей - она врезалась во внутреннюю стену их спальни. К тому времени как я схватил телефон, она уже была там.

Стояла в конце коридора. Лицом к моей двери. Покачиваясь.

У нее уже не было того странного перекошенного лица, которое было у Ники. Что бы это ни было, у него есть стадии. Ее челюсть была не просто выдвинута - она была растянута до предела, кожа натянута так сильно, что дергалась при каждом движении ее тела. Даже отсюда я мог видеть мешки под ее глазами. Не просто темные круги, а рыхлые, обвисшие складки, которые опускались к верхней губе, обнажая излишне сухие, розовые веки.

Ее волосы, тонкие и растрепанные, прилипли к коже головы, покрывшись сальным блеском от сияния телевизора в гостиной и тусклого света, льющегося из спальни. Ее руки были согнуты под жестким, неестественным углом в 90 градусов, плечи сгорблены, запястья как и длинные костлявые пальцы безвольно болтались.

Единственное, почему я понял, что это моя мама - это пижама. Она облегала ее тощий скелетный каркас, натягиваясь на позвоночнике и свободно свисая на хрупких плечах.

Она наклонилась. Прижалась к двери. Голова ее наклонилась - медленно, неторопливо, словно она могла видеть сквозь дерево, отслеживая, где именно я нахожусь. И тут раздался шепот.

– Милый, ты не спишь?

Ее рот не двигался. Губы растянулись, челюсть отвисла и застыла в этом гротескном, безвольном состоянии. Но слова все равно прозвучали совершенно отчетливо, абсолютно по-человечески.

– Я знаю, что ты не спишь, дорогой. Я просто услышала, как ты двигаешься.

– Да. Я просто передвинул мебель. Мне не понравилось, как стоит мой телевизор.

Наступила напряженная пауза.

Затем снова шепот. Совершенно чистый. Совершенно человеческий.

– Могу я посмотреть?

Горло сдавило.

– Давай завтра. Сейчас я голый. И не хочу одеваться, - солгал я.

ПОЖАЛУЙСТА. ПОЖАЛУЙСТА. ПОЖАЛУЙСТА, СРАБОТАЙ.

Я застыл, уткнувшись лицом в экран телефона, не решаясь отвести взгляд от зернистой картинки Facetime. Я едва слышно дышал. Затем, наконец...

– Хорошо. Завтра, значит, завтра.

Пока она говорила, в самом дальнем и темном углу за лестницей что-то зашевелилось.

Сначала я подумал, что это просто тень. Но потом - рука. Тонкая. Хрупкая. Свисающая с потолка, как марионетка на обрезанных ниточках. За ней последовала другая рука, затем тело, медленно и целенаправленно спускающееся по стене. Мой желудок покрылся льдом.

Папа.

Выходил ли он вообще из дома? Был ли он уже в таком состоянии, когда забирал меня из больницы вместе с мамой? Все это не имело значения. Он двигался абсолютно бесшумно, поднимаясь по лестнице, когда мама в последний раз прошептала:

– Спокойной ночи, сынок. Я люблю тебя.

Затем отец прошмыгнул мимо нее. С той же скованной, неестественной походкой, с которой мама двигалась уже несколько недель. Если бы я не смотрел прямо на отца, я бы поклялся, что это все еще голос мамы.

Он прошел в спальню. Закрыл дверь. Затем, не издав ни единого звука, вернулся. Если бы я не наблюдал за ними все это время, я бы точно купился на эту уловку.

Он оказался прямо за тем местом, где стояла мама. И вот я здесь. Вот уже два часа они стоят за дверью моей комнаты. Отслеживают каждое мое движение. Сквозь деревянную дверь. Сквозь тишину.

Сейчас 3:02 утра. Если мне удастся дотянуть до дневного света и не потерять сознание, думаю, я смогу открыть окно и спрыгнуть. После этого - сразу в запасной гараж, забрать машину и свалить из города. Не знаю, насколько далеко распространилось это дерьмо, но я не могу здесь оставаться.

Блять.

Они опускаются. Пригибаются. Заглядывают под дверь. Возможно, мне придется уйти прямо сейчас. Так. черт.

Я сообщу подробности, когда буду в безопасности.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

– Прошу прощения? – недоверчиво переспросил я.

– 200 фунтов стерлингов в час, – повторила Сьюзан.

– Да, – ответил я, – но вы сказали, что я буду няней… Нет, должно быть, я плохо расслышал. Где ребенок?

– Ребенок? – засмеялся Стивен. – У нас нет детей.

– Вы услышали правильно, Джордж. Просто присмотрите за машинкой несколько часов, – сказала Сьюзан. – Вот и все, правда, Стивен?

– Конечно, Сьюзан, – хмыкнул Стивен. – Честное слово, ох уж это новое поколение. Как думаешь, они способны присмотреть за стиральной машиной, не так ли?

– Точно! – засмеялась Сьюзан. – Может, написать ему на бумаге?

– Наверное, ему нужно записать TikTok, – сказал Стивен.

Они рассмеялись, и я едва сдержал раздраженный вздох, чуть не сорвавшийся с плотно сжатых губ. Они были невыносимы, но 200 фунтов в час за работу няней – это сказочное предложение. Это сказочно даже за обычного человека, но стиральная машина?

“Пусть повеселятся”, – подумал я, уверенный, что буду смеяться последним.

Итак, я прикусил язык.

– Нет, – ответил я, улыбаясь, – все понятно.

– Молодец, – сказал Стивен, по-отцовски взъерошивая мои волосы, – могу я взять твою куртку?

Я пожал плечами, но Стивен стянул ее с меня прежде, чем я успел ответить. Он исчез наверху, что показалось немного странным, учитывая, что вешалка была у двери, но я не стал задавать вопросов.

– Увидимся в одиннадцать. Хорошо? – спросила Сьюзан.

Я кивнул, помахав им на прощанье. И как только дверь за ними захлопнулась, поднял средний палец.

Я почти получил самые легкие 800 фунтов в жизни.

“Даже больше, если они задержатся” – подумал я.

Стивен и Сьюзан Холл всегда были чудаками нашей улицы. Никто не был с ними близко знаком. И, несмотря на то, что они утверждали обратное, я готов был поклясться, что у них были дети – Тим и Рейчел. Мама с папой, похоже, так не думали, и были растеряны, когда Холлы предложили мне поработать няней на рождественских каникулах.

Глядя на стиральную машинку на кухне, я понял, что возможно, родители были правы. Здесь не было Тима или Рейчел. Но я не жаловался на странное предложение. Одна мысль о том, чтобы заработать за одну ночь огромные деньги, заставляла бедного студента исходить слюной. Как только Холлы появились со своим предложением, я не раздумывая помчался к их дому в конце улицы.

Однако, после грубого разговора с Холлами, я не планировал беспокоиться о “присмотре” за стиральной машиной. Но был так рад, что в конце концов все же заглянул в овальное окошко, потому что заметил кое-что неожиданное.

В грохочущем барабане крутилась гора миниатюрных нарядов.

Там, должно быть, были сотни вещей, и все слишком маленькие для человека. Некоторые были гораздо меньше остальных, коллекция совсем не совпадала. “Конечно они стирают кукольную одежду”, – подумал я, громко смеясь. – “Абсолютные психи”.

Естественно, я немедленно скинул фото друзьям.

“Не может быть, – ответил Джонни. – Эти двое такие странные”.

“Не могу поверить, что ты присматриваешь не за людьми… Разве мы не играли с их детьми, когда были маленькими?” – спросила Сара.

“Это я и сказал родителям! – ответил я. – Но они так не думают. Стивен и Сьюзан сказали, что у них нет детей”.

“Но они есть! – сказал Джонни. – Их чудесная маленькая машинка”.

Я фыркнул.

“А еще, я только что подумал о фото, которое ты скинул, – продолжил Джонни. – Думаю, я узнал крошечную футболку на второй картинке. Ту, с зеленой черепахой. Видишь?”

“Боже мой, ее носил Тим! Ну, такую же, только больше” – написала Сара.

“Да, припоминаю это имя” – сказал Джонни.

Сердце ушло в пятки.

“Подожди… Тим? Так, это становится странным. Я отчасти пошутил, что у них есть дети, но именно это имя пришло мне в голову”.

Прежде чем мои друзья успели ответить, раздался звонок в дверь. Внезапный шум напугал меня, и телефон с грохотом упал на пол, экран разбился вдребезги.

Я застонал.

– Ну конечно…

Подняв раненный гаджет, я вздохнул, глядя на экран, на котором больше ничего нельзя было прочесть, и положил павшего солдата на стол.

Я рванул в переднюю часть дома, готовясь обругать того, кто невольно стал причиной поломки моего телефона, но за дверью никого не оказалось. Хотя сквозь ветер я точно слышал тихий вой – как будто далекий крик пытался привлечь мое внимание.

С тяжелым вздохом я закрыл дверь и вернулся на кухню, расстроенный тем, что значительную часть сегодняшнего заработка придется потратить на починку телефона. Я прищурился на разбитый дисплей, но бесполезно – прочитать, что ответили друзья, было невозможно.

Внезапно мое внимание привлек необычный шум из стиральной машины. Звук было трудно различить, но он оказал на мое тело какой-то подсознательный эффект: кожа покрылась мурашками, а волосы встали дыбом, как от завывания ветра у входной двери.

Это звучало как хор пронзительных криков.

Я опустился на колени на кухонную плитку, вздохнув, когда в джинсы вдавились осколки от экрана, и взглянул в водоворот миниатюрной одежды, заполнявшей барабан. Грохот барабана, шелест одежды и плеск воды почти заглушали загадочный звук. Но он был. Я его не придумал. Хоровой вопль отчаяния. А потом я увидел то, что привело меня в ужас, какого я никогда не испытывал.

Существо из плоти размером с половину мизинца проскользнуло между двумя предметами одежды.

Я закричал и откинулся назад, не в состоянии осознать, что увидел, но абсолютно уверенный, что это не насекомое. И не животное.

Я стал лихорадочно нажимать все кнопки на машине, пытаясь закончить стирку. Не знаю, почему я не сбежал, повинуясь инстинкту, мой мозг работал неправильно.

Несколько минут я ждал, пока уйдет вода, наблюдая за неподвижной кучей крошечных нарядов. В ожидании движения под одеждой меня сильно трясло. Но ничего не происходило. Ни одно чудовище не набросилось на меня.

И тут раздался ужасающий звук, означавший, что дверь можно открывать.

Куча мокрой одежды лежала неподвижно, и чтобы порыться в ней, я несколько минут собирался с духом. Непрекращающийся пронзительный звук стал громче. Это был приглушенный шум, доносившийся из-под груды вещей. Я едва осмелился посмотреть.

Одежда скользила между пальцев и только при ближайшем рассмотрении я понял, что она запачкана кровью и еще каким-то неразличимым месивом. К горлу подступила тошнота, и сняв последний слой одежды со дна барабана, я наконец опорожнил желудок.

В барабане простерлось кладбище плоти.

Там были сотни сморщенных тел, изуродованных, кровавых и раздавленных. Но самое худшее заключалось в том, что некоторые из миниатюрных жертв все еще двигались. Неразличимые существа персикового цвета были людьми. И пронзительным хором были их крики.

Один из наименее изувеченных людей начал карабкаться по куче одежды. 

– Спаси нас! Спаси нас! – кричал он.

Парализованный страхом, я пытался решить, безопасно ли будет засунуть ладонь внутрь барабана, чтобы вытащить тех немногих, кто еще двигался. Мужчина, выбравшийся из-под груды тел казался раненным и беспомощным, но мне было страшно прикасаться ко всему этому.

С глубоким вздохом я протянул руку и положил ее ладонью вверх на одежду. 

И когда крошечный человек с другими выжившими карабкались по моей коже, я попытался подавить дрожь, охватившую все тело.

Первый мужчина продолжал кричать, и я поднес руку к уху. И понял, что ослышался.

Не “спаси нас”.

“Спасайся”

– Что происходит? – тихо прошептал я.

– Что? Ты не видел Грейс снаружи? – прокричал мужчина мне в ухо.

Я задрожал, поняв, кто, должно быть, звонил в дверь, завыванием был тоненький голосок. 

– Это сейчас не важно! Просто найди свою куртку и проваливай отсюда! – тихо провизжал он.

– Зачем мне куртка? – спросил я, сглотнув.

– Потому что они уменьшат его, чтобы уменьшить тебя! Я не знаю, как и почему они это делают, но… это случалось со всеми нами.

Я приблизил ладонь к глазам, рассматривая шестерых выживших, пятеро из которых корчились от боли. Только главный из них, казалось, был в нормальном состоянии.

– Ты… Ты Тим? – тихо спросил я.

– Что? О… мальчик, – он вздохнул. – Нет, они… Холлы держат своих детей где-то в особенном месте. Это сейчас неважно! Тебе нужно найти свою куртку!

Я посмотрел на часы.

– Расслабься, сейчас только 8. Они вернутся не раньше 11.

– Они никуда не уходили! – прокричал мужчина.

И в эту секунду в доме погас свет.

– О, нет… – прошептал маленький человечек. – Они знают.

– Я ухожу отсюда, – сказал я, спотыкаясь в темноте.

– Если ты уйдешь, твою куртку постирают в следующий раз, и ты станешь как мы, – предупредил мужчина, – или еще хуже…

Мне не нужно было спрашивать, что он имел в виду. Я видел расплющенные тела в барабане. Учитывая необъяснимую природу крошечного человечка на моей ладони, у меня были основания верить каждому его слову.

Итак, я пересек темную прихожую, открыл входную дверь и поставил миниатюрные фигурки на тротуарную плитку.

– Идите, – сказал я.

Мужчина сказал мне что-то неразборчивое, прежде чем помочь своим раненым товарищам, но я расслышал лишь слабые стенания. Вернувшись в темный дом, я вытащил разбитый телефон, чтобы подсвечивать фонариком, к счастью, экран все еще реагировал на прикосновения.

Я поднимался по скрипучей лестнице, и неподвижный дом наполнял меня абсолютным ужасом, поскольку где-то внутри скрывались Холлы. И когда я достиг верхней площадки, в конце коридора открылась дверь. Темная спальня манила меня.

Я знал, что это ловушка, но по словам маленького, спасенного мной, человека, выбора не было. Впрочем, не факт, что я мог ему доверять.

– Стивен… Сьюзан? – позвал я. – Мне нужна моя куртка. И я уйду.

Я ступил в большую неосвещенную детскую. Здесь было две кровати и, что приводило в ужас, на каждой лежала кукла. Куклы выглядели в точности как двое детей, которых, я никогда не выдумывал – Тима и Рейчел.

Только это были не куклы. И они не были живыми.

Они выглядели усохшими и набитыми чем-то.

Меня вырвало на пол, в доме внезапно зажегся свет, и Стивен со Сьюзен вошли в комнату через боковую дверь.

– Люди в наши дни стали такими слабыми, – прорычал Стивен, – меня тошнит от этого поколения.

Сьюзан всхлипнула. 

– Но не наши дети. Они были чистыми.

Я закричал:

– Зачем вы делаете это с людьми?

– Зачем? – Стивен нахмурился, на губах у него выступила пена, он размахивал моей курткой. – Чтобы спасти наших детей, ты, неотесанный идиот! Наконец-то твоя жизнь будет что-то значить. И поскольку ты даже не смог дождаться конца стирки, думаю, нам стоит спуститься вниз и начать прямо сейчас.

– Вы… Вы сумасшедшие… Спасти? Ваши дети мертвы! Смотрите, что вы сделали с ними! – закричал я, указывая на бледные кукольного размера трупы на кровати.

Сьюзан вскрикнула. 

– Тише, ты, мерзкая тварь! Мы их не убивали. Это был единственный способ спасти их.

– Побереги силы, дорогая, – сказал Стивен, кладя руку на плечо жены. – Теперь его очередь. Ему и друзьям некуда бежать. Мы их поймаем. Как и всегда.

Сердце заколотилось, и мне в голову пришла идея. Идея настолько ужасная, что я не хотел верить, что она возникла в моей голове.

Я отступил назад и захлопнул дверь спальни. Затем развернулся на каблуках и рванул к лестнице, не обращая внимания на рев за спиной.

Я сбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, подбежал к вешалке и схватил два пальто – Стивена и Сьюзан. Услышав медленные шаги на лестнице, я метнулся на кухню, понимая, что у меня есть всего несколько секунд, прежде чем меня поймают.

Я бросил пальто в машинку, игнорируя кровь и внутренности, и закрыл дверцу.

– Это бесполезно, Джордж, – прокричал Стивен, спускаясь по лестнице, – ты не найдешь оружия в этом доме. Но ты можешь бежать. Действуй.

Внезапно в дверном проеме появился Стивен с курткой в руках и изменился в лице. 

– Что ты… – он прервался на полуслове и бросил куртку на пол. – Нет… Сьюзан!

Я подумал, что мне придется драться с ними, дав циклу достаточно времени, чтобы магия сработала, но ужас начался, как только пальто начали крутиться в стиральной машине.

Стивен развернулся в дверном проеме, и его конечности начали выворачиваться, уменьшаясь в считанные секунды. Он закричал от мучительной боли, как и Сьюзан, которая спускалась по лестнице. Их кожа лопалась и кровоточила, как и у большинства жертв в машине, и с лестницы донеслось несколько глухих ударов.

Стивен, изувеченный и уменьшившийся вдвое, выбежал в прихожую, и я последовал за ним.

– Нет, Сьюзан! СЬЮЗАН! – кричал он, прижимая к себе уменьшающуюся жену, которая упала на пол и разбила голову. – Что ты наделал? Ты МОНСТР!

Стивен отпустил ее и переключил внимание на меня, бросаясь в атаку с яростным блеском в глазах. Со смесью облегчения и ужаса я наблюдал, как он рванулся вперед, съеживаясь на ходу, и упал к моим ногам, превратившись в усохшую, размером с мизинец, безжизненную оболочку, покрытую кровью и внутренностями.

Я опустился на пол прихожей, разглядывая миниатюрные трупы Холлов. Убеждаясь, что они действительно мертвы.

А потом, через какое-то время, я как в тумане прошел на кухню, разлил бутылку водки по обеденному столу и чиркнул зажигалкой.

Огонь распространился быстро.

На пути к открытой двери я заметил на комоде бумажник Стивена. Внутри было 80 фунтов. Недостаточно для покупки нового дисплея, и определенно недостаточно для компенсации пережитого ужаса. Но мне хватит.

Я не хотел больше ни секунды оставаться в этом доме.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Знаете такой городок, где каждый знает каждого? Где в местной закусочной подают кофе в кружках с вашим именем, и каждый протянет руку помощи нуждающемуся соседу? Место, где несколько поколений семей выросли вместе?

Что ж, именно в таком месте я живу. Конечно, оно немного провинциальное, и здесь почти нет интернета. Но нам и этого хватает. Это такое место, где время как будто стоит на месте, за исключением одного - ночи. Ночи здесь немного иные.

Я прожил здесь всю свою жизнь, и нет другого места, где я хотел бы быть. По крайней мере, так я думал раньше. У этого места есть свои причуды, как и у любого маленького городка, но есть одна, которая выделяет нас среди других.

Видите ли, каждый вечер, непременно в 23:38, город... закрывается.

Я говорю не о том, что здесь просто закрываются магазины и меньше людей выходит на улицу. Я говорю о настоящей блокаде. Двери захлопываются и закрываются на засов, окна с грохотом закрываются, и все знают, что должны быть дома и не выходить, по крайней мере, до тех пор, пока не наступит момент.

Дальше происходит нечто странное: никто никогда не видит, как что-то движется снаружи, но все понимают. Все просто знают, что что-то снаружи пытается проникнуть внутрь.

На улицах воцаряется жуткая тишина. Как будто весь город затаил дыхание. А потом ровно через двенадцать минут все заканчивается.

Мне всегда было интересно, почему это происходит ровно в 23:38. Люди не часто говорят об этом, а когда говорят, то шепотом. Они говорят, что это так принято, что так было всегда, сколько себя помнят. Но я знаю больше. Я видел это. Что бы это ни было.

Впервые я увидел это, когда был еще маленьким. Думаю, мне было десять или одиннадцать. Я засиделся допоздна, читая свои любимые комиксы. Родители предупредили меня, как и многих других детей в городе, что ложиться спать нужно рано, а если уж проснулся, то ни в коем случае не выходить из дома и не оставлять открытыми окна или двери.

Я не спал, но следовал правилам, когда услышал странный звук. Низкий, гортанный гул, который, казалось, проходил сквозь стены. Я выглянул в окно и увидел это. Улицы были пусты, но там было... нечто. Это трудно описать словами. Это не был человек или животное. Это было нечто иное.

Оно двигалось странными, дергаными движениями, словно не совсем контролировало свое тело. Оно излучало тревожное чувство искажения, от которого у меня заболела голова, а глазам было трудно сфокусироваться на нем. Я ощутил непреодолимое чувство голода, от которого по коже побежали мурашки. Не успел я опомниться, как все закончилось. Он прошел мимо нашего дома, и я понял, что смотрел в окно словно в гипнотическом оцепенении. Была уже почти полночь, я лег спать и не стал рассказывать родителям об увиденном.

Я больше не видел его несколько лет, но то чувство не покидало меня. Каждый вечер в 11:38, когда город закрывается, я знаю, что оно там. Мы все стараемся вести себя так, будто ничего не происходит. Ведем себя так, будто у нас строгий комендантский час и что на самом деле на улице ничего нет. А те, кто слишком смел или глуп и думает, что это ерунда, долго не живут.

Те из нас, кто еще живет здесь, знают: что бы это ни было, оно где-то рядом. Преследует, охотится. Ищет что угодно - открытое окно, покосившуюся дверь.

Исчезновения происходят часто, особенно для такого маленького городка. Полиция устраивает пляски с песнями для тех, кто пропадает извне, но когда это местный житель, то, как правило, семьи жертв получают порицание за то, что не досмотрели.

Никто не знает, почему этот промежуток времени так милосердно короток. Почти так же внезапно, как все начинается, так же внезапно все и заканчивается. К 23:50 на улицах снова тихо, и город становится нормальным. Но это не норма. И никогда не было.

Здесь люди научились жить с этим. Они запирают двери, закрывают окна и делают вид, что ничего не происходит. Я спрашивал родителей, почему мы просто не переедем, но они так и не дали мне достойного ответа. Все, что они сказали: «Ничего хорошего из этого не выйдет. Нам нужно терпеть. Мы должны быть здесь. Так будет безопаснее для всех». В этом не было смысла. Я знаю, что люди могут привязываться к местам, но это казалось мне безумием. Я не мог просто притвориться, что это нормально, не после того, что я видел. Не после того, что я почувствовал. Там что-то было, и это было хуже, чем все думают.

Совсем недавно я снова увидел это. Это была самая обычная ночь, по крайней мере настолько обычная, насколько могут быть обычными ночи в моем городе. Я готовился ко сну, когда заметил, что мой кот Квинси пропал. Осмотревшись, я не смог найти его. Потом я что-то услышал, и, посмотрев в окно, увидел знакомую фигуру. Квинси был на улице!

Должно быть, он выскочил на улицу, когда я вернулся домой раньше, и прогуливался по тротуару, не подозревая о надвигающейся опасности. Время было 23:36. Я понятия не имел, делает ли это чудовище что-нибудь с животными, но выяснять не хотелось. Раньше я никогда не выпускал Квинси на улицу, поэтому он не отзывался на мои отчаянные призывы вернуться. Я должен был что-то сделать, что-то опасное и глупое, чтобы спасти его. Я бросился на улицу, стремясь схватить его и затащить в дом, пока не стало слишком поздно.

Мне удалось добраться до него и поднять. И сразу же замер, почувствовав чье-то присутствие, когда я возвращался к двери. Уши Квинси откинулись назад, и он зашипел. Меня словно парализовало, а потом мне почудилось, что я снова вижу его. На этот раз оно было другим. Более крупное и всепоглощающее, чем раньше. Казалось, его присутствие заполнило всю улицу, давя на дома, словно невидимая сила. Я попытался бежать, но ноги не двигались. Я застыл на месте, дыхание перехватило.

К моему ужасу, казалось, что он наконец-то обратил на меня внимание. Квинси выскочил из моих рук и побежал к дому. Он, к счастью, избежал любого интереса, который могло проявить это существо.

Голова существа неестественно повернулась в мою сторону, и его искаженные черты сложились в более узнаваемые формы. При взгляде на гротескную фигуру у меня вырвался крик, поскольку я увидел богохульную невозможность. Я развернулся и помчался прочь, крича как полоумный. Сердце билось о грудную клетку с такой силой, что казалось, будто от каждого удара оно может лопнуть. Позади меня раздавалось эхо его преследования - влажный шлепающий звук, словно чудовищная медуза скользила по земле. Оглушительный рев наполнил воздух, сотрясая землю под моими ногами, пока я бежал, спасая свою жизнь. Я не знал, удастся ли мне спастись, никто из тех, кого я знал, не оказывался снаружи и не выживал.

Я нырнул в проулок, руки дрожали, когда я прижался к стене. Дыхание сбилось на короткие резкие вдохи, по лицу стекал пот. Я не осмеливался выглянуть из-за угла. Я не смел пошевелиться.

И тут послышались истошные крики. Они прорезали воздух, пронзительные и полные ужаса. Сердце бешено колотилось, когда я попытался разглядеть, кто их издает, но все, что я смог разобрать - это тени, застигнутые врасплох. Крики были короткими и резкими, а затем их поглотила ночь. Последовавшая за этим оглушительная тишина только усилила страх, навалившийся на меня.

Прижавшись к стене, я старался стать как можно меньше и незаметнее. Темнота, казалось, оживала с каждым скрипом и шорохом, усиливая мой страх. Я затаил дыхание, пока не услышал звук удаляющегося существа. И вдруг оно исчезло.

Но жуткая тишина осталась, преследуя меня даже после того, как часы пробили 23:50.

На улицах снова стало тихо, но нервы по-прежнему были на пределе. Спотыкаясь, я вернулся к дому, каждый шаг казался мне гонкой со временем. Квинси с тревогой ждал у двери и вместе со мной заскочил внутрь, в поисках укрытия.

Эта ужасная ночь потрясла меня, но в то же время я был благодарен за то, что остался жив. Что бы это ни было, ему не место в этом мире. Оно не принадлежит ни этому времени, ни этому месту, и его присутствие настолько пугает, что от одного взгляда на него мутится разум. Никто не может поведать о его происхождении, возможно, оно затерялось в глубинах истории. Но какова бы ни была его история, оно остается. Оно всегда там, скрывается в тени каждую ночь, не переставая.

В этот день я сделал то, что, по вашему мнению, уже должен был сделать каждый - покинул свой родной город. Переехал в самый большой город, до которого смог добраться, чтобы убежать от всего этого. Мои родители не одобрили этого, более того, они пытались убедить меня, что я не могу уехать. Но я так отчаянно хотел убраться оттуда, что мне пришлось убегать ранним утром, когда они не могли помешать.

Я никогда не понимал, почему мы все оставались там и старались не обращать внимания на кошмар, преследовавший нас по ночам. Все казалось таким простым, и поначалу мне стало легче. Город казался живым: гул транспорта и отдаленная болтовня людей днем - какофония, которая заставляла меня чувствовать себя в безопасности.

Мне казалось, что я оставил в прошлом этот кошмар, что это существо - всего лишь воспоминание, пережиток прошлого, который я могу похоронить.

Новая квартира - уютная студия на пятом этаже с видом на шумные улицы внизу. Достаточно высоко, чтобы смотреть в окно по ночам без страха.

К сожалению, прошлой ночью произошло нечто, что разрушило хрупкую иллюзию моего мирного переезда.

В первую ночь на новом месте я сидел на краю кровати и перелистывал журнал, чтобы отвлечься от подкрадывающегося беспокойства, поселившегося в груди. Часы на тумбочке показывали 23:28. Я говорил себе, что это паранойя, что существо исчезло, что теперь я в безопасности. Но груз прошлого оставался тенью в уголке моего сознания, от которой я не мог избавиться.

В 23:38 в городе за окном стало жутко тихо. Привычные звуки транспорта и далекой музыки стихли, сменившись тревожной тишиной. Я попытался сосредоточиться на журнале, но взгляд все время устремлялся к окну, и темнота за стеклом давила. И тут я услышал его - тихое, осторожное постукивание по стеклу.

Сердце заколотилось. Я замер, журнал выскользнул из рук и упал на пол. Звук был легким, почти незаметным, но от него по венам пробежал холодок. Я сказал себе, что ничего страшного, что это просто паранойя. Но потом звук повторился - еще одно постукивание, на этот раз более настойчивое.

Я не двигался. Не дышал. Мои глаза были прикованы к окну, а темнота за ним, казалось, жила своей собственной жизнью. Стук прекратился, и на мгновение воцарилась тишина. Затем раздался слабый царапающий звук, словно когтями по стеклу. Сердце мое сжалось. Я знал этот звук, знал, что он означает.

Медленно, с дрожащими ногами, я поднялся с кровати и подошел к окну. Рука потянулась к занавеске, замешкалась, а затем, глубоко вздохнув, я отдернула ее. То, что я увидел, заставило меня замереть от ужаса. Существо сидело на пожарной лестнице за моим окном, его искривленная форма вырисовывалась силуэтом на фоне лунного неба. Его глаза светились неестественным светом, и казалось, что его присутствие заполняет всю комнату, давя на меня невыразимым ужасом.

Я попытался закричать, но звук застрял в горле. Голова существа наклонилась в сторону, его взгляд остановился на мне, и я почувствовал, как меня захлестнула волна ужаса. Оно было здесь. Оно последовало за мной. И тут, словно в замедленной съемке, его пасть раскрылась, обнажив ряды зазубренных зубов, и оно издало низкий гортанный рык. Этот звук разбил паралич, сковавший меня. Я попятился назад, и голос мой наконец вырвался на свободу в истошном, испуганном крике. Форма существа, казалось, расплывалась и менялась, его присутствие наполняло комнату невыразимой тьмой. А потом все стало черным.

Я пришел в себя и понял, что это еще не конец. От этой твари, преследующей меня, нет спасения. Я думаю о том, что сказали родители, когда я спросил их, почему мы никогда не переезжали. С ужасом осознаю истинность их слов: «Здесь безопаснее для всех».

Они не имели в виду, что так безопаснее для нас. Они имели в виду, что так безопаснее для всех остальных. Они знали об опасности, и они остались, чтобы удержать ее. А теперь, по своему невежеству, я совершил огромную ошибку. Каким-то образом оно узнало, что я ушел. Оно последовало за мной сюда, в место, где о его существовании скоро узнают более миллиона человек, а может, и больше, если оно выйдет за пределы этого места. Мне очень жаль, что я привел его сюда, я не знал.

Пожалуйста, для вашей же безопасности, оставайтесь внутри с 23:38 до 23:50.

В это время может быть небезопасно и там, где вы находитесь.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я практически не вылажу из интернета. Когда мне скучно, я гуглю разные штуки и различных людей. Я и до этого гуглил свое имя, а также друзей, знакомых, теории заговора и всякие случайности в интернете.

Но сегодня вечером я впервые набрал в «Гугле» имя своей жены.

И я нашел то, что никогда не забуду.

Первым результатом оказался некролог. Конечно, я предположил, что это человек с таким же именем. Мою жену зовут Эмили, а фамилия довольно распространенная (я не собираюсь делиться ею здесь, потому что не хочу, чтобы нас вычислили), но я все равно нажал на ссылку, просто из любопытства.

Сердце сразу упало в пятки, когда я увидел фотографию моей жены.

Светлые волосы. Темные глаза. И даже даты совпадали - 1986-2012.

Согласно некрологу, она умерла в 26 лет.

А я познакомился с женой, когда ей было 27.

Этого не может быть, подумал я. Должно быть, это просто кто-то похожий на нее. С ее именем. С ее годом рождения.

Но я понимал, что было слишком много совпадений, чтобы это было простым совпадением.

Прочитав некролог, я лишь сильнее поверил в это. В нем упоминались любовь Эмили к лошадям, волонтерская работа в столовой при церкви и работа в качестве аспиранта-биолога. Так много деталей совпадало, что это никак не могло быть случайностью.

– Что смотришь?

Не заметив как Эмили вернулась из кухни, я подпрыгнул на месте, когда она села рядом. Инстинктивно я захлопнул ноутбук.

– Ничего, - сказал я. Затем, осознав, насколько подозрительно это выглядит, добавил - выбирал подарки на твой день рождения.

На секунду ее лицо застыло, что заставило меня забеспокоиться о том, что она не купится на мою ложь. Но затем она улыбнулась. Той теплой улыбкой, которую я так любил, с морщинками у уголков глаз.

– Это так мило! - сказала она, устраиваясь рядом со мной.

Я сглотнул.

– Ага.

Эмили прижалась ко мне, но я чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Тепло ее кожи больше не казалось мне уютным и манящим. По спине пробежал холодок.

– Что-то мне нехорошо, - солгал я, высвобождаясь из ее объятий. - Пойду прилягу.

– Оу, ладно, - сказала она, недовольно надувшись.

Прежде чем она успела сказать что-либо еще, я поспешил уйти наверх. Оказавшись наедине, я вновь открыл некролог, уставившись на зернистое изображение ее лица. Это определенно была она. Таже теплая улыбка, теже загадочные темные глаза. Это никак не мог быть кто-то другой.

Я пролистал другие результаты поиска. И понял, что некоторые из них тоже связаны с ее смертью. В соцсети была, посвященная ей, мемориальная страница. На ней писали друзья, имена которых я не узнавал, оплакивая ее потерю более десяти лет назад. Университет, в котором она работала, тоже опубликовал заявление с соболезнованиями.

Но потом я обнаружил кое-что, от чего сердце заколотилось еще быстрее. Новостная статья, расположенная в самом конце страницы с результатами поиска.

Эмили не просто умерла.

Она была убита.

У меня отвисла челюсть, пока я читал статью. В голове запечатлелись фразы: «Нет следов взлома», «Частично расчленена», «Убийца все еще на свободе». В статье не было фотографии Эмили, что дает мне надежду, что это была другая Эмили. Так и должно быть. Это не могла быть моя Эмили, которая сидела на диване в гостиной и смотрела телевизор...

Резкий звук вывел меня из задумчивости.

Дверь в спальню со скрипом открылась.

Эмили стояла в дверном проеме, странно неподвижная. Свет в коридоре был выключен, из-за чего ее лицо скрывала тень.

– Э-эмили? - спросил я дрожащим голосом.

– Я пришла проведать тебя, - сказала она мягким, прохладным голосом.

– Спасибо, очень мило с твоей стороны, - сказал я, быстро выключая телефон и пряча его за спину. - Мне уже намного лучше.

– Рада это слышать, - сказала Эмили, и ее голос стал ниже.

Стараясь сохранять спокойствие, .я наблюдал как она забирается ко мне в постель. И вот лежа в постели, скованный и холодном поту, я не мог думать ни о чем другом как о том, что она прижимается ко мне все сильнее.

– Я люблю тебя, малыш, - прошептала она.

– Я тоже тебя люблю.

И вот мы здесь. Я пишу этот пост со своего телефона, а Эмили спит рядом со мной. Я не знаю, безопасно ли здесь. Я не знаю, с кем или с чем я имею дело. В голове проносятся всевозможные безумные сценарии. У Эмили был идентичный близнец, который умер, и она взяла на себя его личность? Неужели она... какое-то ужасное существо из древних сказок, которое убило Эмили и приняло ее облик?

Чем больше времени проходит, тем более дикими становятся мои теории. Но ни одна из них не имеет смысла.

Я уверен только в одном.

Кто бы ни спал рядом со мной, это не настоящая Эмили.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.