Было поздно. Олеся опять задержалась на работе и теперь думала только о том, как разогреет ужин, примет душ и заснет под серию «Игры престолов». В тонкости сюжета она не вникала, но ей безумно нравился симпатичный актер, который играл Джона Сноу.

От работы она жила недалеко. Это одновременно было и плюсом, и минусом.

Плюсом было то, что она не зависела от пробок. К тому же была освобождена от необходимости вдыхать литры чужого пота по утрам в общественном транспорте.

А минус… Собственно их было два. Первый: ее просили задержаться чаще других («Ну, ты же рядом живешь»). Минус номер два: идти пешком через спальные районы поздним вечером - занятие не самое безопасное.

К ее собственным мыслям стал примешиваться какой-то посторонний шум. Впереди и по сторонам никого не было. Олеся обернулась.

Медленным бегом ее догонял пожилой человек. Посторонний шум, который привлек ее внимание состоял из редкого топота его ног. И очень частого, и шумного, хрипящего дыхания бегуна.

Одет мужчина был не по-спортивному, из чего можно было сделать вывод, что бегал он не в оздоровительных целях.

Обогнав Олесю метра на два, мужчина упал. Вокруг было тихо. Тишину нарушало только хриплое частое дыхание обессиленного человека. Олеся неуверенно подошла ближе. И еще менее уверенно спросила:

- Что с вами? Вам вызвать скорую?

- Помогите… Мне… Он… Идет… За… Мной… - Человек говорил с трудом, буквально шипел. В промежутках между словами он судорожно хватал ртом воздух. Он глядел куда-то за спину Олеси широко раскрытыми круглыми глазами.

При свете фонаря Олеся смогла его рассмотреть получше. Теперь он казался совсем не старым – не старше сорока лет. Но выглядел очень изможденным.

И еще кое-что она не столько увидела, сколько почувствовала носом со встречным дуновением ветра.

Человек буквально истекал потом. Его волосы и одежду можно было выжимать. По лицу текли потоки. Запах пота окутал ее плотным облаком.

- Быстрее… Надо уходить… Он уже близко… Слышишь?

И вдруг человек издал гортанный крик. «Так кричат, когда сердечный приступ» - пронеслось у Олеси в голове. Но приступа у мужчины не было. А если и был, то переносил его довольно необычным образом – стремительно уползал по тротуару.

Олеся обернулась. Вдалеке маячила темная фигура. Темный силуэт высокого и очень худого мужчины.

Очень высокого и очень худого.

Рост темной фигуры Олеся смогла бы оценить примерно в два с половиной метра. Непропорционально длинные руки висят до колен (боже, его руки висят до колен, они не могут висеть до колен). Разглядеть его не удавалось. Когда он проходил под фонарями он словно поглощал свет.

Теперь Олеся слышала его шаги. Мерное «топ-топ». Темная фигура не бежала и не торопилась. Она просто шла.

«На хрен!» - отчетливо сказал инстинкт самосохранения. Олеся резко стартанула вперед. За секунду обогнав ползущего человека, оставляющего на тротуаре влажный след собственного пота.

Только отбежав на порядочную дистанцию, она позволила себе оглянуться через плечо. Увиденное запечатлелось моментальным снимком на сетчатке.

Темное существо стояло под фонарем. Его черт по-прежнему было не разобрать. В одной руке (лапе?) оно держало половину тела мужчины, который две минуты назад обогнал Олесю. Вторая половина лежала на тротуаре. Под ней растекалась темная лужа.

Олеся побежала еще быстрее.

Остановилась она только у своего подъезда. Отдышалась. Стала искать в кармане ключ домофона. В голове была болезненная пустота. Руки дрожали. Мокрая кофточка липла к спине.

Она уронила ключ и нагнулась, чтобы подобрать. «По крайней мере, я жива», - наконец-то вышел из оцепенения рассудок.

И тут она услышала тихий, но отчетливый звук.

Топ-топ.

Я пришел с работы домой раньше обычного. Неделя выдалась тяжелой и пару часов отгула я вполне заслужил.

Дверь мне открыла жена, Светлана. Открыла и сразу ушла на кухню. Мне показалось, что она чем-то сильно недовольна. У нее было такое лицо, как всегда бывает, когда она сдерживает сильный гнев. А еще обычно она ждет пока я сниму пальто и ботинки и спрашивает, как прошел день.

В квартире было тихо. Я прошел на кухню.

- Что-то случилось?

- Нет. – Ответ был резким, отрывистым. Я напрягся и попытался вспомнить – не мог ли я чем-то обидеть Свету. И не забыл ли обещание сделать что-нибудь важное. На ум ничего не приходило. Я сел за стол, на котором меня ждала тарелка с горячим ужином. Отбивные, без гарнира. Рядом стакан воды.

Я снова обратил внимание на тишину.

- А Лидка где? - Лидка – это наша семилетняя дочь.

- У подруги.

Что-то явно было не так. Я разрезал отбивную и принялся задумчиво жевать. Было вкусно.

Светлана стояла рядом с прежним непроницаемым выражением лица. Потом она бросила – отрывисто и резко:

- Я в комнату. – И быстрым шагом ушла в наш «зал». Я, собираясь с мыслями, прожевал еще кусок отбивной.

В замке зашумел ключ. Было слышно, как открывается входная дверь. Я вышел в прихожую и обнаружил там Светлану. Улыбающуюся, раскрасневшуюся с холода и… стряхивающую снег с пальто и зимних сапог, которые были на ней. В руках у нее был пакет из магазина.

Двадцать секунд… Двадцать секунд прошло с тех пор, как она в домашней одежде зашла в комнату.

За двадцать секунд невозможно накинуть сапоги и пальто, спуститься с шестого этажа, припорошить одежду снегом и вернуться обратно. Невозможно и главное бессмысленно. Абсурд.

Я заглянул в комнату. Там никого не было.

Светлана повесила пальто на крючок и наконец повернулась ко мне.

- А Лидка где? Не жаловалась, что я ее в магазин не взяла? Ой, а что ты там такое кушал?

Было самое начало сентября. Второй час ночи. Я по воле случая оказался на остановке. До дома ехать не просто далеко, а очень далеко. Полпитера.

Какие-то деньги на поймать машину были. А вот самих машин не было. За последние сорок минут мимо проехали четыре авто. И все проскочили мимо даже не притормаживая. И не обращая внимания на то, как я вытягиваю руку.

Толстовка, в которой я прекрасно чувствовал себя днем, теперь казалась тоненькой и легкой. Я сел на скамейку, обхватил себя руками и прикрыл глаза, переживая ссору с девушкой. Из-за которой оказался среди ночи на холодной улице.

Так я просидел, наверное, минут 5. Может меньше.

Когда открыл глаза, рядом со мной сидела девочка.

Ей было лет 10 на вид. Одета в неказистый бежевый плащик. На ногах грубые темно-красные колготки и дешевые детские сандалии.

Какое-то время я размышлял. Потом все-таки спросил.

- Девочка, ты одна здесь?

Она посмотрела на меня и медленно кивнула.

- Ты потерялась?

Она нерешительно пожала плечами.

- Помнишь, где живешь?

Опять медленный кивок. Может она немая?

- Проводить тебя до дома?

Снова кивок, но на этот раз решительный и энергичный. Я уже жалел, что заговорил с ней и впутался в эти «проводы». Ведь как назло, пока буду провожать, здесь проедет та самая машина, которая согласилась бы меня подвезти…

- Ну веди, потеряшка… - Со вздохом пробормотал я, поднимаясь со скамейки. Девочка немного помедлила. Потом не спеша зашагала через дорогу. Дойдя до разделительной полосы остановилась, повернулась ко мне и махнула рукой, предлагая следовать за ней.

Кляня судьбу, я ступил на проезжую часть.

Автомобильный гудок заставил мои волосы встать торчком. Слева глаза слепили автомобильные фары. Я инстинктивно, и, наверное, очень нелепо прыгнул назад – на тротуар.

Оказалось, что я мог бы не прыгать – машина стояла на месте. Водитель открыл дверцу со своей стороны и высунулся, глядя на меня.

- Эй, ты под чем-то? Ты зачем под колеса выперся?

- Тут… Девочка… - Вяло пробормотал я, все еще отходя от испуга.

Девочки не было.

- Девочка? – Хмуро переспросил меня водитель. – Так… Тебе куда ехать?

Я сказал. На что он ответил: «Садись». Пока мы ехали я рассказал ему о девочке. А он рассказал мне, что года два назад возле остановки, где он меня подобрал, насмерть сбили ребенка. По описанию точь-в-точь, как та девочка, которую я взялся провожать.

- И с тех пор, - Задумчиво проговорил водитель – На этом месте часто по ночам кто-то под колеса попадает. И кажется теперь я понимаю почему.

Один знакомый поделился занятной историей.

В студенческие годы он познакомился с девушкой. Она ему не то, чтобы сильно понравилась, просто с момента последних отношений уже прошло много времени и женского внимания стало очень не хватать. А девушка была не то, чтобы красавица, но вполне симпатичная. Плюс явно проявляла к нему интерес.

В общем после нескольких свиданий она пригласила его в гости. Посидели, попили чаю, посмотрели какую-то киношку. Дело потихоньку стало идти к сексу.

У моего знакомого, по его словам, было какое-то странное чувство. Что-то в обстановке его слегка напрягало. Какая-то деталь. Все не мог понять, какая.

И в принципе, обычного для таких моментов восторга и эйфории не было.

Но организм молодой, своего требует. Занялись сексом. И где-то в середине процесса мой знакомый чувствует, что не хочет девушку. От слова «совсем». В смысле – стояк есть, процесс идет. А вот желания дойти до заветной точки нет. Хотя девушка вроде не бревно. Стонет и ахает. И ощущения вполне приятные. Но что-то во всем этом пиздец как ненормальное. На каком-то животном, инстинктивном уровне.

Наконец он кончил, стянул использованный презерватив и собрался нести его на кухню в ведро выкидывать. Но тут его перехватила девушка, типа давай я сама отнесу. «Да ладно, я и сам могу», говорит. А она ни в какую: «Ну давай я сама, пожалуйста». И пошла с использованной резинкой на кухню.

Одним разом и ограничилось. Парень сослался на усталость, легли спать. Утром она его разбудила, напоила кофе, накормила бутербродом.

Ему по идее тем утром надо было на учебу ехать – день был будний. Дошел до остановки и понял, что ни о какой учебе и речи идти не может. Самочувствие такое, будто он всю ночь вагоны разгружал. Кое-как добрался до дома. Тело ломит, лихорадит. Температуры нет. Завернулся в одеяло, лег и проспал часов 12 кряду. Проснулся более-менее в добром здравии.

И отчетливо понял, что с этой девушкой дел больше иметь не хочет. Потому что, во-первых, заподозрил, что она что-то сделала с его спермой из презерватива. Во-вторых, ухудшение самочувствия он связывал с ней. Хоть и понимал, что это абсолютно иррационально.

А в-третьих, понял, что за маленькая деталь его смутила в ее доме. В ту ночь, он не знал толком, что это означает. А вспомнив, забил в поисковике и узнал.

У нее в спальне висело распятие. И оно было перевернутым.

P.S. Про девушку он потом периодически наводил справки. Не беременела, не рожала.

Вспомнилась одна довольно криповая история.

Познакомился однажды в далекой юности с девушкой. Симпатичная, скромная, очень улыбчивая.

Сначала пригласил выпить вместе кофе. Потом сходили в кино. В третий раз пошли просто погулять по парку возле ее дома, потому как накануне, она намекнула, что у нее родители уезжают на дачу.

Погуляли по парку, она пригласила в гости. Купили вина, сели выпили, поболтали. Переместились в постель. Раза два занялись сексом. После всего лежим рядом. Болтаем. Меня уже потихоньку клонит в сон. В какой-то момент она гладит меня по щеке и говорит: «У тебя такое лицо красивое… Можно я его отрежу и себе оставлю?». У меня сон как рукой сняло. Вроде слова можно принять за шутку. Вроде сказано с улыбкой на губах. А меня мороз по коже продрал. Как-то не хватило шутке юмора. Отшутился в ответ, мол, «Мне еще самому пригодится».

В общем, легли спать. Где-то через полчаса я стал задремывать. И вдруг резко очухиваюсь. На кровати никого нет. Огляделся – девушка в углу комнаты стоит.

Я летом с двоюродным братом-лунатиком в одной комнате спал. Дело привычное. Аккуратно до кровати довел, уложил. Еще час проворочался, думая обо всякой херне. Потом наконец нормально заснул.

И снова резко просыпаюсь. За окном уже светает. Опять на кровати никого. И в комнате никого. Ну блин думаю, ладно. Опять лунатит. Пошел искать.

Заворачиваю на кухню. Она стоит. Глаза открыты. Смотрит в пол. В руке кухонный нож. Окликнул – головой вертит, но не отвечает. Нож забрал и положил в раковину. Отвел в кровать. Дождался пока закроет глаза и нормально разбудил. Стал расспрашивать – не помнит, что вообще просыпалась.

Короче, оделся, извинился и отправился домой отсыпаться. Пока лицо не отрезали.

Катю однажды отправили из офиса с поручением – отвезти документы клиенту.

Отправили ее в середине дня, и шеф сказал, что как отвезет, может с чистой совестью ехать домой. Ради пары часов смысла нет туда-сюда кататься.

С курьерским поручением Катя справилась быстро. Вышла от клиента. К метро идти через парк. Торопиться некуда. Разгар июня, погода отличная. Шла Катя, не спеша, гуляла.

Купила мороженое, присела на скамейку – хорошо.

И вот сидит она, наслаждается мороженым и полной свободой и слышит голос, причем вроде знакомый. Повернула голову, а на другом конце скамейки сидит действительно знакомый парень. То ли Юрка, то ли Мишка. То ли учились вместе, то ли работали где-то. В общем, вылетело из головы.

Парень симпатичный, одет хорошо, улыбка приветливая. Спрашивает, что да как, про себя рассказывает, про общих знакомых. Катя даже стала припоминать, что он все-таки Мишка, и они вместе все-таки учились.

Рассказывает интересно, шутки шутит смешные. Вопросы задает правильные. Катя довольно быстро в беседу втянулась, увлеклась.

В общем, через какое-то время парень уже как будто сто лет знакомый. И улыбается так обольстительно, и намекает, что на вечер у него планов нет… У Кати и у самой планов не было. Да и одна Катя уже полгода как… А тут такая встреча – судьба можно сказать.

В общем последовало приглашение на бокал вина, отметить встречу. Оказалось, парень живет недалеко, всего лишь через парк пройти. Катя согласилась…

Она уже хотела подняться со скамейки, как в голову ей прилетел футбольный мячик. Прилетел не сильно – мячик уже был на излете и не в лицо, а попал по затылку. Максимум слегка прическу помял. И тут же издалека какой-то подросток крикнул «Извините!». Видимо, футболист.

Катя сперва повернулась взглянуть на прыгающий по траве мячик и маячившую вдалеке фигуру будущего Марадонны.

А потом повернулась к собеседнику, ища поддержки в неловкой ситуации. И пока она вертела головой, до Кати дошло несколько вещей.

Во-первых, во рту у нее очень сухо и страшно хочется пить.

Во-вторых, в висках у нее будто стучат молоточки. И стучат очень давно. Еще до попадания мячиком.

В-третьих, все руки и значительная часть юбки у нее в растаявшем мороженом, а размокший в кашу вафельный стаканчик она все еще держит в руках.

В-четвертых, и пожалуй, самых главных: никакого Юрки-Мишки не было. В смысле такой парень с ней не учился. И не работал. А если бы учился или работал, то с на скамейке с Катей сидел явно не он.

Рядом с Катей сидело завернутое в грязные вонючие лохмотья высохшее создание, с провалившимся носом, лишенное губ. Единственное, что в нем было от живого человека это круглые выпученные глаза, которые не моргая уставились в Катю.

«Как я не замечала эту вонь?» – пронеслось в голове у девушки. «Как я вообще с ним говорила?». И тут же ответила сама себе, подхватывая со скамейки сумочку липкими от мороженого руками: «А ты с ним и не говорила, подруга, он тебя завораживал, а ты просто сидела, пуская слюни». Эту мысль она додумывала уже на бегу – удивительно быстром, учитывая то, что ноги не слушались, а туфли были на каблуках.

С тех пор Катя огибает это место десятой дорогой. И стала любить футбол.

- Дядя Максим приехал! – громко приветствует меня Лола.

Лоле 9 лет. Я улыбаюсь и приветливо смотрю на девочку. Светлые волосы давно отросли до нормальной длины. И если бы не крохотная светлая полоска, самым кончиком выползшая на верхнюю часть лба – я бы и не вспомнил, что они скрывают длинный шрам.

Год назад она попала в аварию. За рулем был ее отец и мой старый друг Вадим. Рядом с ним сидела старшая сестра Лолы – Юля, ей было 16. Сама Лола сидела на заднем сиденье.

Вадим получил повреждение легкого и хромоту, которая, по некоторым прогнозам, останется с ним навсегда. Лола получила серьезную травму головы, из-за которой 2 участка ее мозга плохо взаимодействуют с остальной его частью. Из-за этого у нее проблемы с долговременной памятью и резкие смены настроения.

Юля аварию не пережила.

Наташа, жена Вадима и мать Лолы держалась стойко. Насколько это возможно. Но в свои 35 она стала выглядеть лет на 10 старше.

Мы с Вадимом и Наташей собрались рвануть в Москву на выходные. Сходить на концерт кумиров юности. Я – чтобы развлечься и заодно помочь друзьям – они, чтобы хоть на пару дней забыть о своем горе.

- Привет, - поздоровался я с Лолой. – А где папа?

- Они с мамой собирают вещи, - бойко отрапортовала Лола. – Хотите я их потороплю?

- Буду тебе безмерно благодарен, - улыбнулся я.

Лола затопала по коридору.

Я уселся на диван и ощутил, что сижу не на мягком. Засунув руку под бедро, я почувствовал шершавый картон.

В папке лежала тетрадка и стопка детских рисунков. Это была папка Лолы. Мне было скучно, и я стал просматривать содержимое.

Лола и семья в луна-парке. Солнце улыбается из угла рисунка и шлет всем пунктирные лучи.

Лола и семья гуляют в лесу. Грибы размером с автора рисунка.

Авария. Машина на шоссе. Из капота валит дым. На асфальте лежат черные человечки. Преобладает красный цвет.

Очень светлый рисунок – больницы. Ваза с цветами на окне.

Лист, на котором много раз повторяется один образ – черно-белая спираль.

На следующем рисунке я остановился. В центре была Лола – тот же образ, что и на остальных изображениях. В обстановке угадывалась комната девочки. За окном ярко-голубое небо. И высокая черная девочка с черными провалами глаз в углу комнаты.

Лола спит. Черная девочка на соседней кровати. Вместо глаз и рта – черные провалы.

Лола с папой и мамой обедают. Рисунок более блеклый. Черная девочка стоит в глубине комнаты.

Черная девочка и кот. Она держит его над головой. Юля стоит рядом.

Черная девочка и Юля на маленьком голубом шаре. Вокруг луна и звезды. В углу листа – спираль.

Черная девочка. Во весь лист. Неровные линии. Длинные неряшливые черные волосы. Провалы глаз и рта. От рта исходят волнистые линии.

Я отложил рисунки. Мне стало не по себе. Я знал, что у Лолы травма, но от рисунков веяло жутью.

Все же я решился пробежать глазами дневник девочки (а это был именно он). Дневник посоветовал вести доктор. Сказал, что это может быть подспорьем в лечении проблем с памятью.

Очевидно, что это была не первая тетрадь, исписанная крупным детским почерком за год. И верно – первой датой было 16 июля, месяц назад.

«16 июля. Потеряла 4 часа. Скучаю по школе. Папа опять кричал. Мама плакала»

«20 июля. Они заговорили. Мама опять плакала. Папа подарил ей цветы. Я стала чаще терять время»

«21 июля. Все счастливы. Папа целовал маму»

«23 июля. Кончается июль. Я скучаю по Юле»

«Онаприближается Онаприближается Онаприближается Онаприближается Онаприближается Онаприближается Онаприближается»

«27 июля. Очень много теряю часов. Не помню, как сделала последнюю запись»

«29 июля. У меня появилась новая подруга. Она говорит, что она мне вместо Юли»

«Она заботится обо мне, но она говорит беззвучно и приходит без приглашения. Плохо пахнет»

Три страницы изрисованы черно-белыми спиралями.

«5 августа. Она говорит, что я стану свободна и мы сможем часто играть»

«7 августа. Я встретила котенка на улице и взяла его погладить. Котенок рассердился и стал царапать. Она его порвала»

Еще 3 страницы со спиралями.

«15 августа. Мне никуда не деться. Она сделает меня такой же, если ослушаюсь. Она очень быстрая, другие не видят»

«16 августа. Сказала мне закрыть папу с мамой, когда они будут собираться в комнате и дядю Максима, когда он придет запереть входной дверью.

Она сказала, что сегодня заберет меня»

Я отложил папку. Мне было холодно, и вдруг отчетливо проступила окружающая тишина.

- Вадим?! Наташа?!

Тишина.

- Лола!

Ни звука.

Я подошел ко входной дери и попробовал отпереть дверь. Замок был заблокирован. Будто сломался. Или будто в скважине сломали ключ.

- Дядя Максим, прости! – Послышался из-за двери плачущий детский голос. А мне на плечо легла чья-то вытянутая холодная рука.

У моих родителей были друзья. Что называется – дружили семьями. Они переехали в Карелию, в маленький городок, рядом с заброшенной военной частью. Периодически мы ездили друг к другу в гости.

У них было двое детей. Оба младше меня. Мальчик(Славик) – на 4 года и девочка (Даша) – совсем малышка.

Поселились они в очень старой трехэтажке, на втором этаже. Зато в просторной трехкомнатной квартире с высокими потолками.

Планировка квартиры – от входной двери длинный коридор, который упирается в ванну и туалет. По бокам коридора – комнаты и кухня.

Когда мне было 16, мы приехали к ним на 2 недели в июле. Гуляли по лесу, купались в озере, собирали грибы.

В последний день нашего пребывания все собрались на рынок в центр. Я болтаться по рынку не захотел и меня после небольшого спора оставили в покое. И я остался.

За окном – солнце, в квартире мир и тишина. А я уселся за Славкину «Сегу» и стал задрачивать Алладина. Начало нулевых, компьютер и интернет еще роскошь.

Сижу, играю. Как вдруг по коридору, мимо комнаты громко топая и хохоча пробежал мальчик.

В дверном проеме он мелькнул всего на секунду. Лет 11 судя по росту, белобрысый, в шортах и белой футболке.

Пробежал со стороны ванны, в сторону входной двери.

Когда взрослые вернулись и обнаружили, что я сижу в углу комнаты и глаза у меня как у какающей мыши, стали задавать вопросы.

Услышав мой рассказ, смеялись. Сказали, что кто-то из дворовых ребят похулиганил, а я слишком углубился в «Алладина» и не услышал, как соседский пацан прокрался в ванную.

Может быть, может быть. Я не стал говорить им, что мне это тоже приходило в голову. И что я на цыпочках прошел по коридору. И проверил закрытую на оба замка дверь. И что детский хохот повторился прямо под моим ухом. И как я молниеносно преодолел весь коридор обратно до комнаты.

Больше я к ним в гости не ездил.