Начало Крыша течет, часть 1

Мужчина схватил сержанта за руку и с жаром затряс ее.

- Чего стоишь, дура? - прошипел шеф, покосившись на секретаршу. - Фотографируй давай!

Спохватившись, девушка подняла свой Яблофон и защелкала кнопкой.

- Цветы, цветы где? - прорычал чиновник.

- Где их взять-то? - растерялась Леночка.

- Да хоть с клумб надергай!

- Это в середине апреля? - усмехнулась секретарша.

- Фикус там у тебя на подоконнике, - нашелся начальник. - Давай, его тащи.

- Это герань! - поправила девушка.

- Да мне пофигу! Оттуда надергай! А вы, Степан Ильич, присаживайтесь пока, присаживайтесь. Чаю?

- Ох, нет, сынок, спасибо, - смущенно ответил ветеран.

Старый воин присел в предложенное кресло, вытянув раненную ногу.

- Как ваши дела, как ваше здоровье? - не унимался Олег Анатольевич. - Все ли у вас хорошо?

- Держусь пока, - пожал плечами пенсионер. - Только вот... крыша течет!

- Так это... - хозяин кабинета озадаченно поскреб за ухом. - В вашем-то возрасте - не удивительно. У меня и то крыша подтекать начинает, вот, со склерозником хожу, - мужчина указал на лежащий на столе блокнот. - А мне и сорока нет!

- Да нет, - покачал головой Захаров. - На память-то я не жалуюсь. Дома крыша течет. В бараке. Подлатать бы...

- О, тоже мне проблема! - рассмеялся глава поселка. - Сейчас решим!

Он переместился за компьютер, скрипнул зубами, обнаружив, что его ИС-3, оставленный без присмотра, благополучно забили. Свернул окно, открыл графики, поклацал по клавишам...

- Ну вот! Никаких проблем! Ремонт кровли назначен на 2050 год! Тогда и отремонтируем вашу крышу!

- А пораньше - никак? - поинтересовался Степан Ильчич. - Там делов-то: пару кусков толи бросить...

- Э, нет! - возразил Олег Анатольевич. - Как так можно? Это же прямое неуважение к вам, к вашему бессмертному подвигу! Халатность, так сказать! А вот в 2050 году - отремонтируем, как полагается.

- Сынок, так я и не доживу до 2050 года... - возразил пенсионер.

- А вы постарайтесь! - решительно ударил кулаком по столу чиновник. - Вас, ветеранов, так немного осталось! А вы - народное достояние! Так что, как говорится: денег нет, но вы держитесь!

К этому времени подоспела Леночка с букетом герани. Мужчина вырвал цветы у девушки и вручил их орденоносному сержанту.

- Еще раз благодарю вас, уважаемый Степан Ильич, за ваш подвиг. За все, что вы сделали для Отечества. Если б не вы - то и нас бы не было... низкий вам поклон от всех нас! Не беспокойтесь, осталось немного, в 2050 году ваша крыша будет, как новая! А сейчас, будьте любезны, повернитесь, чтобы медальки на фотографии лучше видно было...

После фотосессии глава поселковой администрации мягко, но настойчиво, выпроводил старика и занялся изучением фотографий в телефоне секретарши, отбирая наиболее удачные.

- Так, давай вот эту, эту и эту, - распорядился Олег Анатольевич. - Пости мою Инсту, в ВК и на сайт администрации. И текст какой-нибудь напиши. Так и так, глава чествовал ветерана, оказал содействие в решении проблемы...

Вернувшись домой, ветеран обнаружил, что тазик, ведро и другая посуда, подставленная под капли, успела заполниться до самого верха и вода начала течь на пол. Сняв форму, бережно повесив ее в шкаф, Степан Ильич вылил талую воду, мутную от штукатурки, в канализацию, протер пол и поставил емкости на место. После опять достал пачку "Примы" и вновь закурил. Вторую папиросу за день! Давно он так много не курил, давно...

Другой, наверно, успокоился бы после визита к главе поселковой администрации, но не таков был доблестный сержант. Уж чего, а стойкости ему не занимать. До Берлина дошел и до райсовета дойдет! Тем более, что до районного центра несомненно ближе - всего пара остановок на электричке.

Поутру старик направился на станцию. Ночью прихватил морозец и протечка остановилась, но это не означало, что можно ждать, сложа руки, когда солнце пригреет вновь и с потолка опять побежит.

Тропинки, хлюпавшие вчера талым снегом, сегодня покрылись льдом, превратившись в скользкую гребенку, серьезно затрудняя передвижение. Даже молодежь ступала очень осторожно, рискуя навернуться, а для пенсионера с больной ногой улицы поселка превратились в почти непреодолимое препятствие.

В вагоне электрички Степан Ильич ехал в гордом одиночестве. Этот вид транспорта в последние годы не пользовался особым спросом. Кому, куда ехать в середине весны? Дачный сезон еще не начался, за покупками в город - тоже не время. Кто может себе позволить скататься в большие магазины - тот сейчас на работе, поедет на выходных. И, скорее всего, не на поезде, а на персональном автомобиле. Машин развелось...

Аварии в райцентре на каждом углу. Казалось бы, городок - тьфу. Пешком из конца в конец за полчаса пересечь можно - нет, все на машинах едут. Раньше, когда на лошадях ездили - и аварий-то не было. Все оттого, что две головы лучше, чем одна.

Ветеран в районном центре давно не был. Лет двадцать. Да и зачем? Все, что было нужно для жизни, он покупал в сельмаге. Многое изменилось в городе. Но многое и осталось прежним. В здании ЗАГСа лишь деревянные окна сменили на пластиковые.

Старик, сбавив шаг возле Дворца Бракосочетания, смахнул невидимую слезу. Здесь он расписался со своей Елизаветой Петровной в 1947-м. Одной из тех бесчисленных девушек, что стреляли глазками в молодого сержанта. И единственной, кто поразил сердце воина снайперским выстрелом.

Здесь же получал свидетельство о смерти своей супруги... и Мишки - сына, погибшего в восьмидесятых "за речкой".

Степан Ильич потянулся к сердцу, которое кольнула игла внезапной боли, сердце, несмотря на все жизненные передряги, еще живое и горячее, не утратившее способности чувствовать, но рука наткнулась на холодный металл орденов. Награды напомнили ветерану, что есть нечто, дороже жизни отдельного человека - Долг. Долг перед Родиной. Потому он сам сбежал на фронт шестнадцатилетним пацаном, приписав себе пару лишних лет, и потому Михаил не мог поступить иначе. Родина - это не кусок земли от границы до границы, и даже не люди. Родина - это право жить по-своему, жить, сохраняя веру в свои идеалы, не позволяя кому-то там, с чужой стороны, и неважно, что это за сторона - Фатерланд или Хоумланд, диктовать свою волю свободному советскому человеку.

- Папаша, куреха есть?

- А? Что?

Погруженный в свои мысли, сержант не заметил, как к нему подошел парень. Среднего роста, в кожаной куртке с меховым воротником, с упитанной круглой физиономией, поросшей трехдневной щетиной, бритой наголо головой. От незнакомца сильно пахло перегаром.

- Курить, говорю, есть?

Пенсионер похлопал по карманам, вынул пачку "Примы" и протянул ее лысому. Тот, завидев угощение, скривился, показав золотую фиксу.

- Не, без фильтра не курю. Дед, дай денег на опохмел? А то трубы горят!

- Молодой еще, - возразил Захаров. - Пойди, сам заработай.

- Так я вместо работы, - оскалился парень. - Не жмоться, пенс. Такое богатство носишь! Почем сейчас медальки, если продать?

Незнакомец ткнул пальцем в награды ветерана, блестящие в разрезе воротника расстегнутого пальто. Старик еле устоял от мощного тычка огромной лапы тунеядца. Как? Продать? Награды? От одной мысли о том, чтобы продать ордена и медали, заслуженные кровью, неимоверными усилиями и лишениями, его обуяло бешенство. Где ему, этому сытому молодому подонку, живущему в мирное время, понять, что такое - спать в окопе в тридцатиградусный мороз, согреваясь лишь деревом приклада ППШ, или лежать на муравейнике, обливаясь потом, пока в кожу впиваются челюсти насекомых, и не сметь не то что пикнуть - даже пошевелиться, чтобы не выдать себя патрулю гитлеровцев, и выполнить поставленную боевую задачу - подорвать склад с топливом для танков захватчиков. Или, попав в окружение, обедать банкой тушенки и черствым сухарем на четверых.

Есть ли этому цена? Нет, цена, конечно, была - жизни миллионов людей, трудящихся в тылу, уповающих на отвагу и выносливость фронтовиков. Но разве можно измерить эту цену деньгами?

Ветеран покрепче перехватил трость - единственное оружие. Орденоносный сержант понимал, что этот бой, скорее всего, станет последним для него. Но отступать Степан Ильич мог исключительно по приказу. Сейчас приказа не было. Бежать - так вовсе никогда.

- Ишь, чего удумал, сволота! - взорвал напряженную тишину звонкий голос.

Незнакомец согнулся пополам, получив сумкой по лысине. Женщина, лет пятидесяти, полноватая, розовощекая, мутузила негодяя своей сумкой, нанося удары со скоростью автоматного затвора.

- Ветерана грабить, падлюка! - не унималась спасительница. - Креста на тебе нет, отморозь!

Сумочкой она орудовала весьма умело, как казак шашкой. Парень был вынужден уйти в глухую оборону, закрыв голову руками.

- Ты чего, бабка? - возмутился он. - Крыша протекла?

- А ну брысь отсюда, нехристь!

Лысый капитулировал. Окончательно и бесповоротно, покинув поле боя, оглядываясь и возмущенно тявкая. Пенсионер поднял выроненную пачку папирос, в которую набился снег, протер картон от налипших ледяных кристалликов и убрал во внутренний карман. Женщина сдула локон волос, выбившийся из-под шапки.

- У вас все хорошо? - участливо поинтересовалась она.

- Да-да, спасибо, - сухо поблагодарил Степан Ильич.

Фронтовику было немного стыдно своей старческой немощи. В 1944 сержант голыми руками победил троих фрицев. Даже лет тридцать назад скрутил бы этого мерзавца в бараний рог! Но что вы хотите? Идет десятый десяток! Конечно, сила в руках давно не та...

- Вы далеко собрались?

- В райсовет, - ответил Захаров.

- В райсовет? - удивилась спасительница. - А! В районную администрацию? Может, проводить вас?

- Нет, что вы, не надо, - смутился пенсионер.

- Да, ладно, бросьте это, тут недалеко...

Женщина, не слушая возражений, взяла старика под руку, и пошла вместе с ним к зданию, еще сталинской постройки, с белыми колоннами и высокими, узкими окнами.

Продолжение следует...

В прошлом году я написал социальную сатиру "Внучок" (черновик выкладывал на Пикабу), в которой высказал осуждение в адрес тех граждан, для кого День Победы является не праздником со слезами на глазах, символом мужества фронтовиков с горечью утраты воинов, кто не вернулся, а лишь поводом, прикрываясь знаменательной датой, употребить без меры алкогольные напитки. Такие псевдопатриоты.

Море желчи в комментариях показали, что я попал в точку - многие узнали себя.

В этом году я пошел дальше и написал социальную драму "Крыша течет" (пока тоже только черновик), в которой осуждающе выступил в адрес чиновников, формально подходящих к решению проблем ветеранов, использующих героев Войны исключительно для собственного пиара. Я согласен с тем, что для чиновника в РФ первостепенной задачей является работа с обращениями граждан, разрешение разнообразных проблем и ни один чиновник не будет спокойно спать, пока остались сироты, бездомные и обездоленные иным образом граждане, однако ходят слухи, что где-то на местах еще остались редкие чиновники, которые пекутся исключительно о своем благе. Рассказ как раз и призван осудить действия таких, пусть и немногочисленных, но недобросовестных чиновников.

Отдельно подчеркну, что рассказ осуждает только социальные пороки, без политической подоплеки.

Да, и мне не хотелось писать плаксивую историю - история, как мне показалось, получилась трогательная, но жизнеутверждающая, подчеркивающая стойкость и мужество фронтовиков, хотя в этом году, году 75-летия Победы, ветераны разменяли девятый десяток лет.

Еще кое-что: с короткой прозой я не дружу, и хотя пытался написать короткий рассказ - получилось под 40 000 символов, так что публиковать буду частями, но кто хочет прочитать все сразу - то рассказ здесь.

Апрель выдался снежным. А после снегопадов резко потеплело. В один день. Это Урал, а не Европа. Тут погода меняется быстро и непредсказуемо. Ночью может быть -25, а днем уже +3.

Степан Ильич проснулся от стука капель. Кровля двухэтажного барака, построенного еще в 1946-м пленными немцами, отчего барак так и называли "немецким", не выдержала испытания временем и климатом. Нет, текло и раньше, но не настолько сильно. Сегодня известка на деревянных перекрытиях потемнела от сырости сразу в нескольких местах и на доски пола, на стол, на газовую плиту и тахту текли целые ручьи воды.

Забыв про больную ногу, про возраст, словно и не было прожито девять десятков лет с хвостиком, старик вскочил с постели, бросился в ванную, схватил эмалированный таз, оцинкованное ведро и подставил посуду под струи. Капли застучали по металлу с недовольным звоном, серчая, что не могут попасть на пол и сгноить и без того трухлявые доски. На тахту, стол и плиту пенсионер установил пару кастрюль и ковшик.

Нет, так нельзя. Нужно что-то делать.

Степан Ильич распахнул окно, впуская в квартиру еще прохладный воздух, в котором, однако, уже витал запах весны. Некий особый аромат, который однозначно указывал на то, что зима, причем зима не календарная, а синоптическая, вывалив всю свою злобу с последними запасами снега, осознала бесполезность сопротивления и капитулировала перед весной. Скоро набухнут почки, полезет зелень листвы, распустятся цветы, зажужжат шмели и комары, полетит тополиный пух, а вот потом, после, попозже, когда деревья покроются багрянцем и золотом, зима снова вернется. Предпримет попытку контрнаступления, заморозив окна инеем и занеся тропинки сугробами. Вот такой дуализм, извечная борьба времен года, которая началась задолго до появления людей на Земле и продолжится, когда от человечества останутся рожки да ножки.

Вынув из-под подушки пачку "Примы" и коробок спичек, старик закурил, по-солдатски пряча огонек в ладонь, затянулся вонючим дымом, закашлялся и затушил папиросину в пустой консервной банке. Врачи давно запретили ему курить, настолько давно, что пенсионер и сам не мог с точностью вспомнить, когда это было - при Брежневе, а то и вовсе при Горбачеве, он и бросил. Почти. Так, баловался изредка. В минуты особого душевного волнения. Как, например, сейчас.

Высунувшись в окно, Степан Ильич задрал голову, чтобы посмотреть, сколько там еще снега на крыше. Снега навалом. И снаружи, как и внутри, текли струи воды. Только там, на парапете, еще и свисали зубастые иглы сосулек, искрящихся в лучах весеннего солнца.

Выругавшись сквозь зубы, старик развернулся... и угодил ногой в таз с талой водой. Посудина, вздрогнув, выплеснув на пол жидкость, сместилась в сторону, и капли вновь забарабанили по полу.

Нет, так нельзя. Пора что-то делать.

Пенсионер отворил шифоньер, такой же старый, как и сам хозяин, да и вся обстановка квартиры, но еще крепкий. Более, чем за полвека, не то что дерево не рассохлось - даже лак не потрескался. Пошерудив, ветеран извлек вешалку с формой. Старой-старой, выцветшей от времени. Галифе, гимнастерка с серыми погонами, с широким желтым просветом и скрещенными киркой и лопатой. Тихо звякнули ордена и медали. Самые солдатские - "За отвагу", "За боевые заслуги", "За взятие Берлина", "За победу над Германией", Орден Красной Звезды. И ряд юбилейных медалей, начиная с "20 лет Победы" и так далее.

Да, были времена. Сколько мостов взорвал Степан Ильич, сколько проклятых фашистских составов пустил под откос! Конечно, тогда он еще не величался Степаном Ильичем, а был просто Степкой из саперного, если уж официально - старшим сержантом Захаровым. И, разумеется, был помоложе на три четверти века. Покрепче, повыше, пошире в плечах. Шевелюра была погуще и черная-черная. Как уголь. Старик давно уж поседел. Даже при самом большом желании он не мог вспомнить, когда в последний раз видел себя в зеркале без седины. Но тогда девушки стреляли глазками при виде бравого солдата, целя прямой наводкой в сердце воина-Победителя.

Пенсионер облачился в форму, ставшую великоватой за прошедшие годы, подпоясался ремнем, отдернул гимнастерку... эх, молодость, лихие времена!

Пилотку Степан Ильич надевать не стал - бережно сложил пополам и убрал во внутренний карман. Вместо нее нахлобучил теплую шапку. Холодно еще. Вот через пару недель, на 9 мая, он, конечно, пройдется маршем по главной площади областного центра, и тогда - в пилотке. Возраст... здоровье беречь нужно.

Ветеран захлопнул дверь квартиры, провернул в замке огромный ключ и заковылял по скрипучему полу, постукивая тростью. Еще с лета 1944-го сержант хранил в ноге осколок немецкой дуры. Не оттого, что осколок был дорог ему как память - вовсе нет. Тогда, в полевых условиях, хирург поостерегся доставать железяку, а после не до того было. Пришла Победа, но страна лежала в руинах. Западнее Волги - одни развалины. Фашисты утюжили Союз бомбами, танками, артиллерией... да чего греха таить - и сам сапер внес свою лепту, подрывая транспортные пути, затрудняя коварному врагу подтягивать подкрепления. Настала другая пора - пора восстановления. Ох, нелегкое это было время... нынешние поколения помнят Войну, но забыли, что оставили за собой отступающие немцы. Страну фактически отстроили заново. В рекордные сроки, на зависть бывшим заокеанским союзникам! И бывший сапер внес в возрождение Отечества свою лепту. Где-то там, в Сталинграде, Смоленске, Воронеже, Ленинграде, наверно, до сих пор стояли дома, к строительству которых приложил руку Степан Ильич. По злой иронии судьбы сам пенсионер проживал в бараке, воздвигнутом пленными немцами. Поди тогда, в 1946-м, никто и не думал, что двухэтажное здание простоит три четверти века! А оно простояло.

Здесь люди рождались, женились, умирали, радовались и горевали.

Давно это было. Кто мог - давно уехал. И не только из барака, а вообще из поселка. Подались в большие города, поближе к интернету, ресторанам, гипермаркетам. Сегодня оставалась заселена едва ли половина квартир, одними стариками, про которых внуки вспоминали лишь в день, когда почтальонша приносила пенсию.

Хрустя валенками по липкому, подтаявшему снегу, орденоносный сержант направлялся в администрацию поселения. В прошлом году, в День Победы, глава администрации заверил, что ветераны могут обращаться по любым вопросам - окажет полное содействие. Только кому обращаться-то? Каждый год на 9 мая ветеранов собиралось все меньше и меньше. Годы... годы никого не щадят. Будь хоть трижды Герой - старость возьмет свое. За каждым придет старуха с косой. Там, на Войне, смерть ощущалась каждую секунду. Ее ледяное дыхание холодило затылок. Тогда костлявая, испугавшись мужества, стойкости, воли к жизни Советского народа, отступила. И коварно возвращалась в мирное время, забирая ветеранов одного за другим. Во всем поселке Степан Ильич остался последним. Единственным.

Мимо промчался автомобиль, грохочущий музыкой из приоткрытых окон. Снежная слякоть, раздавленная шинами, брызнула на галифе пенсионера. Он вздохнул, отставил руку с тростью подальше, чтобы сохранить равновесие, с трудом согнулся и отряхнул грязь со штанов. Негоже форму пачкать.

Несмотря на вчерашний снегопад, перед поселковой администрацией снега не было. Парковка и улица, уходящая в сторону коттеджа главы администрации, выскоблены до асфальта. Кстати, единственная дорога, которая ремонтировалась ежегодно. Покрытие - ровное, как зеркало. Этакий островок европейской щепетильности среди уральского хаоса. И кусочек лета в царстве снега.

На парковке стоял блестящий хромом черный джип Олега Анатольевича, главы администрации. Огромный, как фронтовой грузовик-полуторка, бывший основным транспортом саперов в военные годы. Примечательно, что этот автомобиль появился у чиновника в примерно то же время, что началась нарезка новых участков у реки - там, где Захаров, еще пацаном, еще на заре эпохи коллективизации, ловил пескарей, сидя на деревянном мосточке, свесив ноги в теплую воду. Там же плескалась детвора, выбегая из реки на песчаный пляж, когда кожа на пальцах сморщивалась, погреться на солнышке.

Степан Ильич посмотрел на свою руку. Сейчас, восемьдесят лет спустя, кожа и без того сморщена. Без всякой воды. Годы... в те времена автомобиль-то диковинкой был, разъезжали на лошадях. Появление первого трактора в селе было событием! Техника! Тожество советской промышленности! Сегодня, возле старого колхозного ангара, трактора и комбайны стояли забытые и заброшенные, ржавея под открытым небом.

И автомобилей только перед администрацией стояло целых три штуки - уже упомянутый джип Олега Анатольевича, маленькая красненькая машинка его секретарши Леночки и лимузин бухгалтера с трехконечной звездой на решетке радиатора. Машину с точной такой же эмблемой, трофейную, сержант с боевыми товарищами спрятал в лесах Белоруссии - закидали снегом. Но у бухгалтера-то вряд ли трофейная.

Постучав ногами на ступенях администрации, сбивая с калош налипший снег, ветеран снял пальто, перекинул его через руку, и вошел в здание.

Валерка, охранник, завидев орденоносца, вскочил со стула, отбросив в сторону сканворд, вытянулся в струну, правая рука дернулась к срезу головного убора, но замерла на половине пути. Как раз головного убора-то и не было...

Да и какой он вам Валерка? Сам - ветеран, только уже другой войны, войны XXI века. И званием повыше пенсионера. Офицер. Настоящий боевой офицер, комиссованный по ранению. Валеркой он был разве что для Степана Ильича, который оттаскал мальчугана за уши лет тридцать назад, когда пацанята, играя в футбол, расколошматили окно старику. Для главы администрации поселения он был Валериком. Для прочих - Валерием Ивановичем.

- Здравия желаю, Степан Ильич! - гаркнул охранник.

- Здравствуй, Валерка, здравствуй, - проскрипел Захаров своим старческим голосом.

- Вы к кому? - поинтересовался мужчина.

- К Анатольевичу, - ответил сержант. - Понимаешь, Валерка, крыша у меня течет...

Охранник открыл журнал учета посетителей, полистал страницы.

- Вообще-то без записи не положено, - поморщился отставной военный. - Но вы, Степан Ильич, проходите.

Кивнув, ветеран зашагал по коридору к кабинету главы поселения. Стук трости по гранитной плитке глухо отдавался в узком пространстве. Калоши, оставляя мокрые следы, поскрипывали резиной.

В приемной старика встретила секретарша Леночка. Та самая, чья красненькая машинка стояла на парковке перед зданием. Девушка дула на свежий лак на ноготках одной руки, а пальчиками второй водила по экрану телефона, пролистывая картинки. Когда в помещение вошел посетитель, она даже не повернулась.

- Олег Анатольевич занят, - небрежно бросила секретарша.

- Так он говорил - обращаться в любое время, - произнес ветеран, словно оправдываясь.

Девушка оторвалась от своего занятия. Смерила старика надменным взглядом, с головы до ног, осуждающе покачала головой и подняла трубку селектора.

- Как вас представить?

- Степан Ильич я, - ответил сержант. - Захаров.

Леночка неохотно отложила свой смартфон и карандашом, чтобы не испортить маникюр, нажала кнопку. За дверью приглушенно запиликал телефон.

Глава администрации тоже был занят. Сильно занят. Он как раз обкатывал новый ИС-3 в танчиках. Так что ответил далеко не сразу.

- Я же сказал: до обеда не беспокоить! - раздраженно пробурчал в трубку Олег Анатольевич.

- Тут к вам какой-то Степан Ильич, - уведомила девушка.

- Какое еще Степан Ильич? - скривился чиновник.

- Захаров какой-то. С медалями.

- Захаров? - наморщил лоб, вспоминая, начальник. - А, Захаров! Он еще коптит, что ли? Я уж думал, помер давно... гони его...

И тут на глаза Олега Анатольевича попался календарь. Красная рамка, отмечающая дату, стояла на середине апреля. Это что же получается?! Скоро - 9 мая! День Победы! И тут, так удачно, зашел самый настоящий ветеран! Последний во всем поселке. Редкостная удача! Не нужно будет бегать, выискивать его в канун праздника. Можно проявить заботу о старом воине не выходя из кабинета. Так сказать, без отрыва от производства.

- С медальками, говоришь? - уточнил мужчина. - Так давай, зови его скорей! И сама заходи!

Леночка пропустила пенсионера в кабинет главы администрации. Чиновник, завидев ряды наград на груди старика, прямо затрясся, представив, какие шикарные получатся фотографии в его официальном Инстраграмме.

- Степан Ильич! - воскликнул Олег Анатольевич, всплеснув руками. - Как рад вас видеть! Чертовски рад! Вы представить себе не можете, как много означает для нас ваш подвиг! Мы все в неоплатном долгу перед вами!

Продолжение следует...