Начало в посте Ведьма. Часть 7(1).

в камерах изолятора временного содержания, кормили тем же, что и начальника Энского МВД и прокурора. Такое вот всеобщее равенство и братство наблюдалось в отдельно взятом вопросе служебного питания. Кроме того, в подобном единообразии был определенный смысл. Положа руку на сердце, трудно было сказать, как поведут себя те же сотрудники заводской столовой заранее зная, что например вот эта конкретная порцайка окажется на столе у главного милицейского начальника. Вот и решили не искушать судьбу.

Выждав нужное время, следователь спустился в цокольный этаж и отдал старшему смены ИВС приказ об освобождении работяг. Как только формальная процедура, не занявшая много времени, завершилась, он обратился к мужикам с прощальной речью, в которой указал на необходимость единения народа и правоохранительных органов в борьбе с преступностью а также на необходимость принятия этим самым народом трудностей и лишений, непременно возникающих в процессе этой самой борьбы. И что от лица ранее упомянутых органов он лично и весь коллектив Энской прокуратуры объявляет товарищам устную благодарность за проявленную социалистическую сознательность. Последнее произнес абсолютно искренне, без всякой иронии.

Сотрудники изолятора смотрели на него круглыми от удивления глазами. Чего — чего а подобного раньше видеть не приходилось. Такого, чтобы начальство лично пожаловало, да еще и распиналось. Тем более перед простыми работягами. Сержанты втихушку переглянулись и еле заметно кивнули друг другу, дескать опять новые веяния пожаловали, как же, понимаем. Неужели теперь каждый раз такая политинформация будет? А ну как начальству вскоре надоест вот так приходить и собственноручно разглагольствовать? Тогда что, всё это дело на них повесят? А оно им надо? Да и не умеют они этого, не по этой части обучались.

Следователь насчет работяг был спокоен — эти двое точно никуда жаловаться не будут. Вон с какими рожами довольными стоят и слушают. Если подумать, чего бы им вдруг быть недовольными? Двое суток отдыхали от жен, детей и прочих домочадцев, кто у них там дальше по списку. Опять же отдыхали не просто так, а с сохранением полной заработной платы — вон каждому по справочке соответствующей формы выдано. Дома их будут встречать как героев — великомученников, натерпевшихся лиха почем зря. Опять же стол по этому поводу будет накрыт, непременно с поллитрой а то и не одной. Жены на недельку — другую добрее и сговорчивее станут. Потом мужики на работе и во дворе угостят рюмочкой да не раз — всем ведь интересно послушать будет, чего да как оно там случилось. Ну а то, что в камерах нары жесткие да из отхожего места попахивает — так это совсем ерунда, им обоим по служебной надобности доводилось целыми днями в таких смрадных топях трубы чинить, что камеры эти должны казаться номерами в профсоюзном доме отдыха, не иначе. В общем, как говорится, нет худа без добра.

Иван.

Иван больше не боялся своих снов. Проснувшись сегодня утром в камере, он даже испытал чувства радости и облегчения, казалось бы совершенно не уместные здесь. Ведь что получается? Отрубился он вчера еще до наступления ночи. Так? Так! А проснулся когда милиционер своей луженой глоткой проорал в окошко «Подъем!». Значит всю ночь он спокойно проспал и ничего ему не приснилось. Совсем ничего. Ни хорошего ни, самое главное, плохого. Сейчас ему было даже несколько стыдно перед самим собой, за то, что он вчера устроил. Еще здешнюю простынку хотел рвать на лоскуты и запихивать в дверь. И дырку в унитазе собирался этой же простынкой законопатить. И слив раковины тоже. Вот он придурок! Расклеился. Нюни распустил. Хотя чего это он? Перенервничал просто, было с чего. А кто бы остался спокойным? Поэтому всякая дрянь и приснилась. Ну и черт с ней! О другом надо думать.

Как только Ивана вернули с допроса, место ушедшего страха перед ночным кошмаром занял другой, гораздо более сильный страх. Страх за свою судьбу. Что с ним теперь будет? Почему не отпустили а привели назад в камеру? Подозревают? Или уже что то знают точно? Может Серега и Костян сломались? А сам то он тоже хорош! Увидел на фотографии этого засранца и сразу расклеился, поплыл. Иван вдруг явственно вспомнил, как от наглости и дерзости малолетки потерял в тот вечерконтроль над собой. Вспомнилась овладевшая имзвериная ярость. Вспомнились собственные кулаки, летящие в это лицо. Вспомнилось, как он и его дружки, повизгивая от азарта и отпихивая друг друга, стремились нанести как можно больше ударов. А следователь конечно заметил его реакцию, вон как взъерепенился и давай заново гонять его своими коварными вопросиками. Одно хорошо, быстро смог взять себя в руки и продолжал стоять на своем. А вот дружки его закадычные, смогли ли они? Сейчас он совсем не был в этом уверен. А что если сдали, выставили его зачинщиком а сами вроде как сбоку — припёку? А? Что тогда делать?

Если всё будет совсем плохо, сколько интересно ему дадут? А куда посадят? Точно не в тюрьму. Иван не помнил где, когда и от кого, но слышал, что несовершеннолетних в тюрьме не держат. Значит отправят в лагерь. А в какой? Ивану вдруг захотелось, чтобы его отправили именно в тот лагерь, где работают на лесоповале, то есть деревья в лесу пилят. Ну а что? Парень он здоровый. Вон который год на тренировках в боксерской секции упахивается так, что никакому лесоповальщику поди и не снилось. Так что сдюжит как нибудь несколько лет. Опять же на свежем воздухе а не в бетонном закутке торчать. Тем более что люди там живут, и вполне себе сносно живут. Он сам видел.

Иван вспомнил, как в совсем юном возрасте, когда учился в классе в четвертом — пятом, его на всё лето отправляли в гости к папиному брату — дяде Юре, жившем в одном из поселков, затерянных в лесах на северо — западе огромного Советского Союза. Под тем предлогом, что нечего мальчишке в пыльном индустриальном городке без дела болтаться, пускай чистым воздухом надышится про запас. В те года ровесников Ивана в поселке не оказалось, только взрослые парни и девицы или же совсем малышня. Так что водить дружбу и играть в игры пацану там было просто не с кем. Поэтому дядя Юра почти каждый день брал мальца с собой на работу, на свою лесопилку, расположенную в соседнем, гораздо более крупном поселке городского типа. Поначалу это очень беспокоило его жену, обоснованно считавшую, что лесопилка это вам не краеведческий музей и не картинная галерея, на лесопилке полно опасных острых железяк, тяжелых бревен и больших машин. Угомонить её удалось только клятвенно пообещав, что дальше нескольких метров от конторского здания пацан отходить не будет, в цеха не сунется и на погрузочные межи ни ногой. А если вздумает сунуться, то юный родственник без оговорок согласен на порку пониже спины отходами производства в виде березовых прутков.

Там, на лесопилке, Иван впервые в жизни увидел «зеков» - так называли их промеж собой деревенские мужики. Эти самые зэки приезжали вместе с некоторыми лесовозами, сидя по двое в кабине вместе с водителем. Помогали разгружать привезенный лес — кругляк а взамен увозили уже напиленные доски, придирчиво отбирая их вручную и так же вручную, очень ловко и быстро, загружая на платформы своих лесовозов. Одеты они были всегда в одинаковые темно — синие куртки, кепки и брюки. На ногах имели одинаковые чёрные ботинки. Были они мрачные и молчаливые. Общались зэки только между собой да по необходимости с бригадиром стропалей. В перерывах отдыхали своей кучкой, усаживаясь подальше от остальных. Курили странный, сильно дымящий и противно пахнущий табак.

Иногда во время обеда один или два человека из зэковской братии сами подходили к деревенским мужикам, работающим на лесопилке, и недолго о чем то с ними переговаривались. Затем из рук зэков в руки мужиков переходили разные интересные штучки — например раскладные ножики с разноцветными фигурными рукоятками, металлические зажигалки, резные коробочки разных размеров и другие изделия официального и не очень зоновского промысла. В обратную сторону, соответственно из рук мужиков в руки зеков, обычно передавались пачки фабричных папирос или сигарет, а временами нечаянно мелькали на солнце бока чекушек или поллитровок.

Со временем Иван полностью освоился на новом месте. Тем более что проблем своему дяде он не доставлял — все инструкции, касающиеся того, где можно ходить а где строго настрого запрещено, соблюдались им в точности. Дядя Юра очень нравился Ивану и тот даже в мыслях не допускал подвести его. Другие лесопильщики уже не удивлялись, завидев его, а он, в свою очередь, важно протягивал им руку для приветствия. Мужики степенно здоровались в ответ и жали пацану руку, тем самым признавая за своего.

А еще юному Ивану чрезвычайно льстило, что с ним лично здоровался сам начальник лесопилки — очень полный мужчина с красным лицом, сильно потеющий и постоянно утирающий это самое лицо большим платком. Его кабинет находился на втором этаже, как раз напротив комнаты бригадиров. Дверь к нему никогда не закрывалась и через неё постоянно то вбегали то выбегали назад или сами бригадиры или водители машин, привозящих лес кругляк или увозящих напиленные доски и брусы. Некоторые выскакивали тихонько чертыхаясь, получив нагоняй, а голос начальника, в такие моменты очень громкий и звучный, разносился по всему зданию администрации. Однако, когда он через дверь своего кабинета видел Ивана, то непременно кивал ему, улыбался и подмигивал, дескать вот ты - молодец, вот к тебе никаких претензий нет. От этого чувство собственной значимости у Ивана вырастало многократно.

Всей дядиюриной бригаде тоже была немалая польза от Ивана. Кого, спрашивается, отправить с баклажкой за кипяченой водой, что хранится в большом оцинкованном баке с краником, установленном в углу бригадирской комнаты? Тут и просить не надо, ловкий и быстрый Иван уже вовсю несется между вкусно пахнущих гор сосновых опилок к зданию администрации, а там по гулкой металлической лестнице вверх в бригадирскую. Сам напился, в баклажку воды под пробку и пулей назад, ведь дядя Юра и мужики с его бригады очень ждут. Понимать надо!

Иногда, прямо посреди рабочего дня, размеренное жужжание распилочного стана вдруг сменялось непродолжительным резким визгом и наступала тишина. Ну ясно, опять одно из многочисленных стальных полотен порвалось, сейчас менять будут. В ту же минуту в воротах цеха появлялся дядя Юра, находил глазами Ивана, удобно устроившегося кверху пузом на свежей горе опилок и пальцем показывал на гараж, примыкавший к зданию лесопильской конторы. Это был молчаливый приказ сбегать до главмеха и принести к воротам цеха уже хорошо известный пацану набор инструментов, а он, дядя Юра тут подождет, воздухом подышит вместо того чтоб заслуженные бригадирские ноги топтать.

В этом случае Иван применял совершенно иную тактику, нежели с водой. До калитки в больших воротах гаража он бежал как обычно. Но перед самой калиткой останавливался и затем степенно, не торопясь, заходил уже в сам гараж. В гараже, кроме самого главмеха, как правило ошивалось несколько заезжих водителей, ждущих своей очереди на погрузку или выгрузку. Они обычно стояли кучкой возле главного механика и трепались о своих шоферских делах или сидели с ним за столом в углу, забивая козла или раскинув картишки до тех пор, пока каркающий и булькающий голос диспетчера из громкоговорителя под потолком не приказывал очередному бездельнику покинуть теплую компанию и явиться на оформление.

Иван неспешно подходил к группе взрослых, здоровался конечно со всеми а затем, с важным видом, перечислял главмеху давно заученный наизусть список из десятка требуемых инструментов. Главмех принимал правила игры и глупых вопросов вроде «А тебе зачем, мальчик?» не задавал. Он молча отходил к стеллажу, набирал требуемое в брезентовую сумку и передавал её Ивану. Тот в свою очередь, опять не спеша и со всей возможной важностью, шёл обратно к гаражной калитке, на ходу доставая из сумки то один инструмент то другой, делая вид что внимательно разглядывает, добрый инструмент ему выдали или так, ерунду. В этот момент весь его вид говорил о том, что приехал он сюда за рулем самолично, не меньше чем на КРАЗе трёхоснике, а сейчас ему кой чего подтянуть надо и вообще некогда ему тут лясы точить.

Глазами Иван конечно не видел, но в мыслях был абсолютно уверен, что матерые шофера только присвистывают, глядя ему вслед, да козырьки своих кепок задирают от удивления. А главмех на них посматривает с хитрым прищуром - вот товарищи, пожалуйста полюбуйтесь какую смену вырастили, это вам не хухры — мухры. Но стоило только калитке гаражных ворот захлопнуться за спиной Ивана, как вся его напускная важность и самомнение словно проваливались в пятки, которые с завидной быстротой принимались сверкать в сторону лесораспиловочного цеха.

Вот и сейчас, когда рабочий день катился к концу и бардовое солнце почти полностью скрылось за увешанным пеленой туч горизонтом, как из ворот цеха послышалось хорошо знакомое, громкое и звонкое «пиу — пиу», «бздыньк — бздыньк». Затем резко стих вой электромоторов и наступила тишина. Иван, не без основания считавший себя пусть и внештатным но уже опытным работником, не стал дожидаться распоряжений от дяди Юры, вскочил, отряхнулся от опилок и помчался прямиком в хорошо знакомый гараж.

Как обычно, не спешно зайдя через калитку, остановился на пороге удивленный. В гараже никого не было, не одной живой души. Тишина, запах масла и бензина, еле заметные полосы слабого вечернего света из больших окон да частички пыли в этих полосах кружатся. Странно, даже если главмеха вызвал к себе начальник лесопилки - тот бы непременно выгнал из гаража всех посторонних а калитку и внутреннюю дверь запер. Иван какое то время потоптался в нерешительности у входа а затем решил пройти к столу главмеха и подождать его там. Вдруг тот скоро вернется?

Конечно, он и сам мог взять нужные инструменты со стеллажа, но делать этого никогда бы не стал. Не твой инструмент — вот и трожь! Такое самовольное хозяйничанье было бы проявлением крайнего неуважения к местному гаражному царю. Посидев немного на стуле, приставленном к главмеховскому столу, Иван решил все таки подняться наверх и поискать главмеха. А найдя — вежливо поторопить. В конце концов он тут не просто так, у него важное поручение, бригада инструмент ждет! Тем более что торчать в одиночку в гараже тоже виделось ему как то не по субординации.

Быстро дошел до внутренней калитки, ведущей из помещения гаража прямо внутрь здания администрации лесопилки. Калитка оказалась не запертой, что уже нисколько не удивило. Не мешкая, Иван взбежал по гулкой железной лестнице на второй этаж здания, на верхней площадке тормознул и развернулся к двери кабинета начальника лесопилки. Кабинет этот Ивана очень удивил. Точнее говоря не сам кабинет, что выглядел как обычно, а отсутствие в этом кабинете его грозного владельца. Иван доподлинно не знал, появлялся ли толстый начальник на работе самый первый, но точно знал, что уходил он последним, не спеша и солидно переваливаясь обойдя все помещения администрации, закрыв на ключ входную дверь и обязательно выдав пару ценных указаний сторожам.

Сейчас кабинет был пуст. Ну допустим, главный механик еще мог уйти по необходимости к машине какой или еще куда ему там понадобится. Но начальник лесопилки в представлении Ивана был совершенно неотделим от своего кабинета. Начальнику не было никакой необходимости в рабочее время покидать свой уютный мирок — здесь в его распоряжении было большое окно, сквозь которое он мог видеть всю территорию вверенного ему в управление предприятия. На письменном столе стоял телефонный аппарат, с помощью которого не составляло труда связаться с нужным отделом или вызвать к себе нужного сотрудника. В конце концов, рядом с телефоном находилась еще одна коробочка, позволяющая посредством развешанных на территории тут и там электрических рупоров — матюгальников, позвать к себе нужного человека, не осчастливленного служебным телефоном, ну или просто наорать на него без всякого приглашения. Мелькнула глупая мысль - не под стол ли начальник спрятался? Но тут же ушла - Иван засомневался что начальнику удалось бы физически провернуть этот трюк. Да и не по статусу ему это. От кого ему тут прятаться, когда наоборот, все обычно стараются спрятаться от именно от него.

Еще больше озадаченный ситуацией, он отошел от начальственного кабинета и развернулся к открытой двери хорошо знакомой, ставшей уже чуть ли не родной, бригадирской комнаты. Окна почти не дают света, но можно разглядеть металлические шкафчики по периметру и стол по центру. Ни одной живой души. Тишина. Сумрак. Иван не понимал, что происходит а главное почему. Он вдруг почувствовал накатывающее на него странное чувство, будто кто то приказывает немедленно бежать из этого места куда угодно и прятаться. Пальцы рук похолодели, дыхание сбилось а в животе закрутило. Очень захотелось немедленно выполнить приказ убегать, как вдруг его мечущийся по сторонам взгляд упал на электрический выключатель, установленный со стороны коридора прямо возле двери в бригадирскую. Вот он идиот! Ну конечно! Этот выключатель, сейчас уже до черноты замызганный прикосновениями тысяч пальцев, здесь специально поставили умные люди, чтобы не приходилось шагать в темную комнату и не пялиться туда зазря, силясь что либо разглядеть. Можно же свет включить и будет совсем не страшно! Мама всегда так делала, когда он был совсем маленький и случалось пугаться чего нибудь впотьмах. Она заходила в комнату, щелкала выключателем, расположенным на недосягаемой пока для него высоте и все его страхи тут же исчезали, словно смывались потоком теплого желтоватого света, льющегося с потолка.

Обрадованный собственной догадке, Иван протянул руку и вдавил клавишу. Никакого результата. Все тот же сумрак кругом. Все та же тишина. Он несколько раз пощелкал кнопкой вверх и вниз — без результата. Как ни странно, но ставший вдруг бесполезным выключатель вовсе не вернул его в лапы детских страхов. Напротив, Ивана посетила очередная мысль, успокаивающая и одновременно всё объясняющая. Как никак он уже не тот несмышленый малыш, боящийся темных углов. Он уже ученик четвертого класса, пионер и вообще начитанный мальчик и очень хорошо помнит рассказ учительницы, как вождь всего мирового пролетариата товарищ Ленин торжественно открывал электростанцию. Ту самую, от которой загорелись тысячи и тысячи лампочек в квартирах жителей революционного Петрограда, отчего эти самые жители перестали бояться мрака, распространяемого мировой буржуазией. Точно! Просто произошла авария с электричеством! Что-то где-то сломалось, электричество перестало поступать на лесопилку и все ушли! Вот и всё! А он просто напросто уснул на мягких и ароматных опилках, разморенный теплом летнего солнца. И теперь дядя Юра его ищет, а не найдя будет ждать. А где ждать? Конечно на расположенной недалеко, буквально в пяти минутах ходьбы, автостанции. Вот всё и объяснилось! А он тут раскисать стал.

На ходу обругав себя нюней и парочкой куда менее лестных слов, воспрянувший духом Иван помчался вниз и выскочил на крыльцо. На улице стало уже совсем темно. Огромные грязно-серые тучи полностью заволокли небо, подул ветер. Тот самый момент, когда вечер неумолимо переходит в ночь и пора уже зажечься уличным фонарям. Только сегодня они почему-то не зажглись. Ивана, только что всё для себя разъяснившего, этот факт совершенно не смущал и тем более не пугал. Он решил для очистки совести сбегать и заглянуть в цех, где командовал дядя Юра. А вдруг? Быстро домчавшись до цеховых ворот по темному проезду между светлеющих гор опилок, заглянул внутрь. Никого, только слабо различимые в густой темноте станины пилорам, бочонки электродвигателей, штабеля досок и бревен, свисающие с потолка на цепях огромные крючья. И что это значит? А значит это, что хватит уже здесь бегать туда — сюда без всякой пользы, пока дядя Юра, теперь Иван был абсолютно в этом уверен, ждет его на автостанции.

Выскочив наконец за проходную поселковой лесопилки, Иван что было сил припустил по обочине дороги к виднеющемуся вдалеке зданию, где точно должны быть люди. Они с дядей Юрой приезжали автобусом на поселковую автостанцию рано утром а уезжали поздно вечером и даже тогда станция была полна людьми, ожидающими проходящих ночью автобусов. Иногда им удавалось пристроиться в кабину к знакомому водителю лесовоза и доехать до своего села задарма. В таких случаях дядя Юра бывал очень доволен и заговорщицки подмигивал Ивану — ему опять удалось сэкономить несколько десятков копеек, которые пополнят дядиюрину заначку. А еще это значило, что когда вечером дядиюрина жена привычно спросит как они доехали — отвечать нужно, что доехали они конечно же хорошо и опять таки конечно же на автобусе.

Автостанция приближалась и становилась все более различимой в вечернем сумраке — и само здание станции и главное станционная площадь со стоянкой для автобусов. У Ивана снова, прямо на бегу, стали холодеть руки и ноги, снова где то в животе будто заворочалось неведомое существо. Станция и площадка перед ней были абсолютно пусты и темны. Нет же! Ну нет! Ну пожалуйста! Дыхание сбилось и в нём, вопреки его воле из последних сил боровшейся с паникой, стали проскакивать всхлипы. Ему вдруг захотелось просто упасть в высокую траву, растущую в поле простирающемся вдоль обочины, спрятаться среди высоких зеленых стеблей и остаться там лежать. Пусть теперь взрослые сами его ищут, ему плевать! Хоть с собаками пусть ищут, если сами взяли и все уехали а его тут оставили, совершенно одного в темном и пустом поселке.

Пока поддавшийся панике мозг Ивана раздумывал, как бы получше определиться на постой в зеленых насаждениях кормового назначения, его молодые и сильные ноги без лишних рассуждений пронесли его прямиком через станционные ворота, сквозь которые рейсовые автобусы заезжали и выезжали со стоянки. И сделали это совсем не зря. Очередной лучик надежды мелькнул перед залитыми слезами глазами Ивана. Точнее целых два лучика. Он вдруг заметил две легковушки - жигуленка, стоящие у самого крыльца здания станции и еле видимых в темноте, даже цвет их толком не различить. Плевать на цвет, самое главное что вот они, стоят. А раз есть машины, значит есть и водители. Значит эти не уехали как все. Ведь если бы уехали то на своих машинах а не бросили бы их здесь. Правильно? А значит эти водители остались и дожидаются своих родственников, ну или там знакомых, которые сойдут здесь с ночных проходящих автобусов. Логично? Логично!

Иван по диагонали через большую асфальтовую площадь устремился к припаркованным автомобилям. Еще на бегу, приблизившись на достаточное расстояние, он смог разглядеть абсолютно пустые салоны обеих машин. Очередная спасительная мысль не заставила себя ждать — это потому, что водителям долго ждать и они откинули спинки своих сидений горизонтально и теперь полеживают себе в теплых салонах, дремлют ожидаючи пока звук мотора и свет фар прибывшего автобуса их не разбудит. Он сам много раз видел, как водители так делают. Но надежда оказалась тщетной. Осторожно заглянув внутрь через стекла, он понял — машины пусты, подергал за ручки дверей — и заперты. От злости на весь мир, от ощущения собственного бессилия и полного непонимания происходящего, крупные слезы брызнули из глаз. Плача уже в голос и еле переставляя ноги, Иван добрался до большого крыльца здания автобусной станции, смог подняться на пару ступенек и рухнул, уцепившись в металлические перила мертвой хваткой.

Как ни странно, но эти самые перила, бездушные, металлические, невзрачные на вид, окрашенные облупившейся во многих местах серой краской, помогли юному Ивану. Перила остудили прижавшийся к широкой и холодной стальной полосе лоб, погасив горячку разрастающейся паники. Посидев так некоторое время, он снова поднял голову и огляделся, утирая глаза от слез коротким рукавом рубахи. Небо сплошь покрыто черными клубящимися тучами, висевшими очень низко, бурлящими и постоянно двигающимися в разных завихрениях. Он вдруг почувствовал ранее не замечаемый ветер, завывающий и дующий сильными порывами с разных сторон, при этом очень холодный, совсем не летний а такой, как бывает только зимой. В противоположность небу, на земле царила полная неподвижность. Темные дома вокруг. Темные и абсолютно пустые улицы.

Он чувствовал, как с каждой минутой тот круг, в котором он еще может что либо разглядеть, неумолимо сужается. Мало того, даже внутри этого круга постепенно исчезали все краски, словно устав бороться с пеленой неумолимо надвигающегося сумрака. Иван привык видеть пристанционную площадь яркой в любую погоду — хоть утром, хоть днем, хоть вечером. Здесь всегда стояли разноцветные автобусы, горели фонари и автомобильные фары, когда было нужно. Вдоль забора обычно располагались вездесущие торговки со своими развалами яркой зелени укропа и огурцов, насыщенными краснотой горками томатов и перца, невообразимым разноцветием шапок полевых и садовых цветов в ведрах. Сейчас же абсолютно всё на земле, что составляло собой окружающий мир, было выкрашено очень темными оттенками серой краски — в цвета отчаяния, безнадежности, страха.

Постоянно усиливающийся ветер уже больно бил по лицухолодной водяной моросью. Неотвратимо наступающая тьма буквально выдавливала Ивана и единственное что ему оставалось - прятаться в темном и пустом здании, находящемся прямо за ним. Другого выбора не было. Он с трудом поднялся, цепляясь руками за перила, развернулся и медленно переставляя ноги по ступенькам, почти наугад пошел к большим дверям. Пряча глаза от беснующегося ветра и действуя больше на ощупь, потянул на себя за большую перекладину на двери. Совсем не удивился тому факту, что дверь безропотно открылась — в этот страшный вечер все двери для него почему то открыты. Все, кроме тех, которые ему действительно нужны.

Стоило только двери захлопнуться за спиной, как сразу стало теплее, исчезли давящие на уши завывания ветра и жалящие укусы брызгов воды. Большое внутреннее пространство, сейчас темное и плохо просматриваемое, тем не менее было хорошо знакомо Ивану и поэтому не пугало. Они с дядей Юрой заходили сюда чуть ли не каждый день, чтобы купить билеты. Вот посреди зала, еле различимые в сумраке, виднеютсядлинные ряды деревянных сидений с металлическими подлокотниками между ними, составленные попарно спинками друг к другу. А за этими рядами угадываются белые металлические решетки на окнах билетных касс, своей формой изображающие восходящую над столешницей половинку металлического солнца с металлическими же лучами, расходящимисяво все стороны. В эту самую половинку солнышка, полую внутри, полагалось сначала протянуть деньги и сообщить куда желаешь ехать а потом забрать сдачу и свой билетик, сплошь покрытый розовыми, синими или зеленоватыми волнистыми линиями — тут уж как повезет. Слева от входа угадывались два больших циферблата — это были напольные весы. Иван видел, как пассажиры взвешивали на них свой багаж, прежде чем сдать его. А другие пассажиры наоборот, получали положенный им багаж, протягивая распоряжавшемуся за прилавком мужчине какие то бумажки.

Справа от входной двери … До этого момента Ивананикогда не интересовало, что именно располагалось вдоль стены большого зала ожидания, расположенной справа от главного входа. Не было там ничего для него интересного. Он припоминал только металлическую дверь, тоже еле видимую теперь, в которую то заходили то выходили водители автобусов или сотрудники автостанции. Совсем как у них на лесопилке, только эту дверь не держали постоянно открытой и из за неё никто и никогда не кричал крепкие ругательства в спину выходящим. А что там виднеется рядом с этой дверью? Три кабинки? Какие кабинки? А такие кабинки! Это же самые нужные ему сейчас кабинки! Потому что в этих кабинках висят коробочки самых то ни есть настоящих телефонов — автоматов. И он сможет сейчас позвонить куда надо и все выяснить! А еще лучше - пожаловаться и потребовать чтобы его, Ивана, немедленно забрали из этого пустого и темного здания в пустом и темном поселке. И отвезли прямо в теплый и светлыйдом дяди Юры. Только так и никак иначе!

Воспрянувший духом Иван не мешкая направился к заветным кабинкам. Его совершенно не беспокоило отсутствие в карманах двухкопеечных монет, потребляемых такими телефонами. У него совсем никаких денег при себе не было, без надобности они ему. Вообще, деньги у него в руках появлялись лишь временами и то ненадолго, когда дядиюрина жена отправляла в сельпо закупиться продуктами. Все цены она знала наизусть и выдавала ему точную сумму, вплоть до копейки, чтобы без сдачи было. Нет, она вовсе не жалела чего либо для своего племянника. Её больше заботило, как бы по доброте душевной этого самого племянника, сдача с покупок не перекочевала в заначку дяди Юры. Сейчас же Иван собирался звонить по телефонным номерам, известным каждому советскому гражданину, от детсадовца до глубокого старика. А для тех у кого плохо с памятью, эти номера были выгравированы на блестящих металлических табличках, крепко накрепко закрепленных на каждом советском телефоне - автомате.

Скрип дверцы первой кабинки прозвучал в большом и пустом помещении как раскаты грома, заставив Ивана вздрогнуть от неожиданности. Он испуганно огляделся по сторонам, затем снова повернулся к телефону, снял трубку и осторожно поднес её к уху. В этот момент самым желанным звуком в его жизни было то самое, хорошо всем знакомое, гнусавое непрерывное гудение. Увы, никакого гудения в трубке он не услышал, только тишину. Несколько раз надавил на блестящий стальной рычажок, торчащий сбоку коробки телефона. Бесполезно, никаких звуков в трубке не появилось. Перешел во вторую кабинку — там повторилась история с молчаливой трубкой.

Трубка в третьей кабинке откликнулась слабым, еле слышимымдлинным гудком. Но только Иван протянул руку чтобы набрать заветный номер из двух цифр, как обнадеживший длинный гудок вдруг подло сменился на периодические короткие гудки. Причем каждый следующий сигнал был тише предыдущего, словно эти самые гудки в трубке нарочно дразнили его, появлялись и сразу прятались в неведомой далителефонных проводов. Наконец и в этой телефонной трубке осталась одна тишина. Онснова и снова дергал рычажок, несколько раз подул в трубку, постучал по ней ладонью, пару раз прокричал «Аллё» - все без толку, будто все три аппарата, сговорившись, решили сегодня не соединять его с остальным миром.

Почувствовав прилив невероятной злости, он что было силы кинул трубку прямо в стальную коробку аппарата. Пинком захлопнул фанерную дверцу телефонной кабинки. Ну и ладно! Ну и хорошо! Сейчас он сядет вон на то сиденье, крайнее в самом углу, чтобы видеть все внутри автостанции. А за спиной у него будет стена. И просидит он так до самого утра. Пусть в этом темном мире все люди куда то исчезли, но ведь солнце то никуда исчезнуть не может. А значит рано или поздно оно снова появится над горизонтом и наступит день. Правильно? Правильно! Вот там и разберемся что к чему!

Иван хоть и не имел по малолетству собственного хронометра, однако прекрасно понимал - до восхода солнца нужно прождать не так уж долго, часов пять или шесть. Эта мысль очень и очень обнадеживала его. Злость и твердая уверенность в скором наступлении дня, действуя напару, окончательно прогнали страх и панику. Подумаешь темный и пустой поселок. Подумаешь страшные тучи и буря на улице. Вон ветер вперемежку с дождем как молотят снаружи по стеклам больших окон. А ему хоть бы хны! Он молодец,что устроился на ночь в большом и крепком здании. Ну и что с того, что один? Ну и что с того, что вокруг темнота? Он уже не маленький и никакой темноты не боится. И точно знает, что в этой самой темноте ничего такого страшного нет. Тем более глаза уже привыкли и сейчас он гораздо лучше различает всё вокруг, чем когда только вошел сюда.

Устроившись на сидении, подтянул ноги к себе, обхватил их руками и положил подбородок на колени. Вот так! Отлично! В уголке сижу — по сторонам гляжу. Иван постепенно успокаивался, даже непрерывная дробь яростных атак дождевых капель на стекло уже не раздражала а скорее наоборот, убаюкивала. Засыпать он тоже впрочем не собирался, мало ли что тогда пропустит. Держа веки полуприкрытыми, лениво посматривал то в одном то в другом направлении. Везде густой сумрак и еле заметные очертания знакомых предметов обстановки. Из за окружающей темноты и почти полной неподвижности Иван совсем не чувствовал течения времени и не понимал как долго уже он вот так сидит.

Вдруг он заметил нечто, нарушавшее окружавшее его мрачное постоянство. В глубине помещения касс, за зарешеченными стеклянными окнами появилось и пропало светлое пятно. Иван остановил взгляд, полностью открыл глаза и стал внимательно всматриваться. Точно! Вон оно! Хорошо различимое светлое пятно, чуть светлее всей окружающей обстановки, появилось, потом исчезло, потом снова появилось уже чуть в стороне и затем снова исчезло. В голове закрутился вихрь мыслей — может это сторож пришел и теперь с фонариком обходит помещения станции. Нет, ерунда. Любой фонарик, даже самый слабенький, в такой темноте светил бы как настоящий прожектор. К тому же шаги и звуки открываемых дверей в пустом здании было бы прекрасно слышно. Тогда что это? А он знает что это! Это блики автомобильных фар! Он тут же вспомнил, как засыпая, иногда видел на потолке своей комнаты ползущие пятнышки или искаженные прямоугольники слабого света от удачно направленных фар далеких машин.

Иван тут же вскочил и пробежал несколько метров до окон, выходящих на площадь. Взобрался ногами на спинки установленных под ними сидений и выглянул наружу. Непроглядная тьма, а в ней только яростный ветер и дождь, терзающие оконное стекло, словно испытывая его на прочность. Раз на площади ничего нет, значит машина, мазнувшая светом фар, находилась с обратной стороны здания. Надо обязательно дать знак, привлечь внимание. Но как? Нет, на улицу он не выйдет! Ни за что! Развернулся и побежал к окнам билетных касс. Попрыгал возле них, безуспешно пытаясь разглядеть что либо внутри. И в этот самый момент всё вокруг на короткий миг осветилось ярчайшим белым светом, больно резанувшим по привыкшим к темноте глазам.По ушам тяжело ударил раскат грома, настолько сильный, что жалобно задребезжали стекла в оконных рамах. На улице вовсю бушевала самая настоящая буря. Удары по стеклу тяжелых и быстро летящих водяных капель уже не были похожи на успокаивающий шорох как раньше — теперь это был непрерывный тяжелый гул.

От неожиданной и близкой вспышки молнии Иван буквально ослеп на несколько минут. Но на сетчатке его глаз, словно фотография, отпечаталась картинка большого внутреннего пространства касс за зарешеченными витринами. И главное что он там увидел — это окна, выходящие на другую сторону здания. Значит ему, во чтобы то ни стало, нужно как можно быстрее найти путь к этим окнам. Ведь те люди, которые там на машине раскатывают, могут испугаться сильной грозы и уехать. А как попасть за эти решетки — солнышки? Ответ он уже знал. Служебный вход, та самая дверь в стене рядом с телефонными будками. И она не заперта, он в этом нисколько не сомневался.

Не дожидаясь, пока полностью вернется способность видеть, Иван бросился к заветной двери. Добежал, рванул на себя - дверь послушно открылась. Сразу за ней начинался коридор, в который по обе стороны выходили двери разных станционных помещений. Снаружинепрерывно и часто вспыхивали молнии, хоть ине такие близкие как та, что чуть было не ослепила Ивана, но дающие достаточно света. Часть этого мерцающего света сквозь распахнутые двери кабинетов попадала в коридор — ориентироваться можно было вполне свободно. Его интересуют комнаты, расположенные слева. Заглянул в первую дверь — в маленькомпомещении за ней окон не оказалась вообще. Пробежал дальше и заглянул во вторую дверь — точно такая же маленькая комнатка, сплошь заваленная чем то непонятным. На третий раз повезло — за дверью он увидел довольно просторное помещение с несколькими столами. И самое главное, в этом помещении были так нужные ему окна, расположенные на противоположной от входа стене и выходящие на обратную сторону здания автобусной станции. А еще эти окна были самыми обычными, привычного размера и конструкции, не такие огромные и сплошные как в зале ожидания. И в каждом окне имелись форточки, которые можно при необходимости открыть и кричать в них что есть мочи, привлекая внимание.

Подскочив к вожделенным окнам, Иван принялся выглядывать сквозь них в разные стороны. Сначала из одного, потом из другого, потом из третьего. Никаких машин ни тем более людей разглядеть не удалось. Тогда он решил повторить процесс, но уже забираясь ногами на подоконник и надеясь увидеть чуть больше. Ничего не изменилось. Единственное что он видел вокруг — это не прекращающуюся ни на секунду борьбу всполохов света с завесой тьмы. Молнии периодически били в разные стороны, на мгновение разгоняя черную пелену, высвечивая контуры зданий и деревьев. Но стоило только очередной струйке яркого света иссякнуть, как неистощимая тьма тут же занимала покинутое пространство.

Вдоволь наглядевшись на представление за окном, Иван слез на пол. Разочарования не было. Теперь, снова заметив пятнышки света, так похожие на отсветы фар, он точно знает куда бежать. И то хорошо. Он вдруг почувствовал неимоверную усталость. Ну еще бы. Целый день бегает как ошпаренный, сейчас вот скакал с подоконника на подоконник, словно заправский бабуин в зоопарке или как там они называются. Значит, надо возвращаться на насиженное место в уголке большого зала ожидания и использовать его по прямому назначению — то есть ожидать чего нибудь, наступления утра например.

Только он сделал шаг по направлению к двери, ведущей в коридор, как сразу остановился. На противоположной стене коридора он снова увидел то самое светлое пятно, что заставило его бегать по всему зданию. Сразу сообразил — раз пятно света на стене перед ним, значит источник света прямо за ним, на улице. Быстро развернулся назад но ничего подходящего за окном не увидел. Не было там никаких фар автомобилей или фонарей, только ставшие уже привычными всполохи молний. Повернул голову обратно — пятно на стене никуда не делось, вот оно, даже вроде бы гуляет немного в разные стороны. Что за чертовщина?

Иван направился прямо к проему двери кабинета, намереваясь вернуться в коридор и внимательно рассмотреть, что это тут за пятнышки света такие и откуда они берутся. Но перешагнуть за порог так и не смог, ноги словно вросли в пол. Прямо перед собой он видел наяву оживший кошмар, наполнявший собой детские страхи темноты, но до этого самого момента никогда еще не показывавшийся на глаза. Зрелище, страшное и омерзительное одновременно, необъяснимо притягивало взгляд. То, что Иван принял за пятно света на стене, таковым вовсе не являлось. Это был белесый пузырь неправильной вытянутой формы, размером с футбольный мячик, светящийся в темноте тусклым молочным свечением. Точнее говоря это была половина пузыря, торчащая из поверхности стены. Будто бы внутри этой самой стены ползал какой то огромный белый таракан а его покрытая панцирем спина выпирала наружу. При этом мерзкий таракан былсовсем не один. Их было несколько, они словно бы сидели группкой, прижавшись боками друг к другу и непрерывно шевелились.

Взгляд Ивана помимо его воли сфокусировался на центре жуткого сгустка. Там, среди копошащихся белесых нарывов на темной поверхности стены, постоянно появлялись новые. Они словно просачивались сквозь трещины в кирпичной кладке, затем сразу же вырастали и расталкивали окружавших, чтобы вскоре уже самим уступить место. В голове Ивана вдруг мелькнуло воспоминание о гнезде клопов, обнаруженном родителями в их собственной квартире за одним из ковров, висящих на стене. Такой же мерзкий, шевелящийся, словно живущий своей жизнью, сгусток из множества тварей.

Чем дольше он смотрел на мерзкое скопище, тем больше замечал деталей. Те пузыри, что были с краев, вдруг сами начинали пузыриться, будто закипали изнутри, выбрасывая из себя тонкие нити, такие же белесые и светящиеся в темноте. Каждая из этих нитей секунду - другую висела в воздухе а затем приклеивалась к стене и извиваясь, как будто ощупывая путь перед собой, принималась расти в одном ей ведомом направлении. Вместе нити создавали что то похожее на огромную светящуюся паутину, только не висящую в воздухе, как это обычно бывает, а живую и безостановочно ползущую по потолку, стенам и полу. Вот паутина уже полностью опутала дверной проем кабинета напротив а на потолке оплела висящий светильник — шар и устремилась дальше. Вот множество других нитей добралось по стене до пола и теперь они растекались во всех направлениях, извиваясь и переплетаясь между собой.

Иван, завороженный нереальным и страшным зрелищем, вдруг осознал какую то неправильность движения мерзких ниточек. Аведь они вовсе не куда попало ползут. Они все ползут в одном, вполне определенном направлении. Они прямо к нему ползут! От ужасной догадки тело словно парализовало. Даже закричать не вышло — сквозь сдавленное спазмом ужаса горло удалось проникнуть лишь еле различимым хрипам. Вдохнуть он тоже толком не мог — предательское горло еле пропускало воздух. Сердце колотилось как бешеное. В голове некстати промелькнули воспоминания когда то виденных мух, попавших в паутину, иссохших и скрюченных. Нет, он не будет как те мухи! Он не хочет! Чудовищным усилием воли Иван заставил себя оторвать от пола сначала одну ногу, ставшую вдруг холодной, непослушной и чужой. Затем удалось сделать шаг назад другой ногой. И еще один. И еще. Рука, так и державшая ручку двери кабинета, соскользнула с неё и непроизвольно разжалась только в тот момент, когда закрывшаяся дверь намертво встала в дверном проеме, скрыв копошащийся за ней ужас. Он продолжал отступать назад, не сводя взгляда с временной преграды, пока спиной не уперся в стену на другом конце комнаты ... Продолжение в посте Ведьма. Часть 7(3).

Автор: 1100110011.

Сайт автора: 1100110011.ru