Я встретился с Валерой в центре города, чтобы пригласить его на мою свадьбу. Это дело заняло у меня примерно 15 секунд.

Солнце грело. День перевалил за середину. У нас обоих не было никаких серьёзных планов на вечер. Мы купили пива и не спеша зашагали по улице Восстания.


Мы не виделись примерно месяц. За это время мой друг немного прибавил в весе и оброс бородой. За спиной у него был чехол с акустической гитарой – утром он подрабатывал случайной халтурой.


В конечном итоге поток разговора привёл нас во двор-колодец, где в центре асфальта было разбито что-то вроде крошечного скверика с двумя скамейками. Одна из них была занята хмурой бабкой. На другой расположились я, Валера и его гитара. Мой друг, замявшись, спросил – что будет, если у него к свадьбе не окажется денег на подарок? Я заверил его, что мы с Лидой приглашаем его не в расчёте на подарок, а исключительно потому что хотим разделить важный для нас день.

Мои разглагольствования прервал негромкий презрительный голос.

- Алкашня…


Мы с Валерой переглянулись. Затем перевели взгляд на сидевшую напротив нас бабку.

- Что, простите? – подчёркнуто вежливо переспросил Валера.

- Алкашня! Пьёте прямо посреди рабочего дня на улице. Как вас ещё назвать.

- Творческой интеллигенцией, - не задумываясь ответил Валера.

- Какой ещё творческой интеллигенцией?! – повысила тональность речи бабка, смерив нас презрительным взглядом.

- Он - творческий. А я интеллигент, - вмешался я.


Бабке мой ответ не понравился. Она моментально перешла в режим скандала. Если я правильно понял отдельные реплики, то она устала от постоянных сборищ во дворе с криками, битьем бутылок и драками. И если мы с Валерой не растворимся в горизонте в самое ближайшее время, то грозят нам исправительно-трудовые работы. Потому что участковый – это лучший бабкин друг…


Поток высокочастотного возмущения вдруг прервали гитарные аккорды. Мой друг успел вытащить инструмент из чехла и теперь стоял прямо перед бабкой.

- Как вас зовут? – сурово спросил Валера. Вроде бы не повышая голоса. Но во дворике наступила тишина. Голуби перестали курлыкать возле урны. Чинивший потрёпанные «Жигули» мужчина в трениках отложил инструмент.

- Эсфирь Георгиевна… - растерялась бабка.


- Дамы и господа! – Обратился Валера в пространство двора, - С вашего позволения, мы украдем несколько минут тишины и вашего покоя. Чтобы спеть для… Как ваше отчество ещё раз?

- Георгиевна… Эсфирь…

- …Для Эсфирь Георгиевны несколько песен!


Валера зазвенел струнами и спел нечто похожее на короткую испанскую серенаду. Он безнадёжно коверкал иностранные слова. А часть текста, как мне показалось, вообще не вспомнил, а заменил выдуманной на ходу абракадаброй. Однако его звучный баритон и манера исполнения, которая балансировала между шутовством и искренностью – компенсировали все технические огрёхи.


- Следующая песня – по вашим заявкам! – Объявил Валера, покончив с серенадой, - Разумеется – с позволения Эсфирь Григорьевны!

- Георгиевны… - Машинально поправила бабка.

- Георгиевны!


Двор стеснительно молчал. За стёклами окон виднелись силуэты. Но никто не решался подать голос.

- О любви, - неожиданно бросил мужчина, возившийся с автомобилем.

- «О любви»! – Радостно объявил Валера. И покосившись на трухлявые «Жигули», добавил, - в данном случае – о любви к машине!


Пока он исполнял старый хит Чигракова, во дворик на пение подтянулось некоторое количество зрителей. Они молча стояли, рассыпавшись вокруг скверика. Валера не обращал на них ни малейшего внимания. Но мне казалось, что он как губка впитывает их внимание.


- А теперь! Как мы и обещали - закрываем наш импровизированный концерт! – Объявил Валера, немного отдышавшись после «О любви». – Звучит «Последняя песня»!

Он вдруг посерьёзнел, сосредоточился и запел песню Найка Борзова, глядя в глаза Эсфирь Георгиевны.


Ты слышишь, слышишь

Как сердце стучится, стучится

По окнам, окнам

По крыше, как дождик

Твой нерв на исходе

Последняя капля

Последний луч света

Последний стук сердца


Ты видишь, видишь

Умирает в огне преисподней

Сиреневый мальчик

Он сильно напуган, подавлен

Он пишет картину

Собственной кровью

Своими слезами

И просит прощенья


Я стукну в окошко

Хвостом своим. Пролетая над домом

Яркой кометой

Рассекающей вечность и темное небо

Ты выйдешь из кухни

В ситцевом платье

Чтобы в последний раз повидаться

И попрощаться

Я буду любить тебя вечно…


- Спасибо за внимание. Возвращаем вам ваш покой. – Негромко сказал Валера, снял с шеи гитару и аккуратно убрал в чехол. Во дворе сперва было тихо. Наконец, громко захлопал владелец «Жигулей». К нему присоединились остальные.


Эсфирь Георгиевна сидела на скамейке с непроницаемым лицом. Мы развернулись и зашагали к арке. Когда аплодисменты смолкли, нас остановил высокий надтреснутый голос:

- Эй! Творческая интеллигенция!

Мы с Валерой остановились и обернулись.

- Если нетрудно… - Продолжила Эсфирь Георгиевна, - спой мне, пожалуйста, ещё?